***
Мужчина выхаживает свою подопечную целую неделю. Елена отказывается есть, активно хлещет кофе кружку за кружкой, курит не переставая и совершает редкие прогулки от спальни до дивана в гостиной, чтобы уткнуться в телевизор безразличным взглядом и лопотать что-то неразборчивое себе под нос. Покрасневшая на спине и ягодицах наливается синевой, расцветая причудливыми цветками-гематомами, ожог медленно образует огроменный волдырь, любое прикосновение к которому причиняет невообразимую, простреливающую боль. Мори временно ставит на свое место выписанного из больницы Дазая, не оставляющего попыток связаться с рыжей. Он настырно звонит каждый час, заваливает ее СМС-ками и голосовыми сообщениями. Мужчина забирает телефон и прячет в ящик стола рабочего кабинета, чтобы не исходить злостью и ревностью каждый раз при очередном оповещении. Мафиози как можно чаще меняет повязки, ставит капельницы, чтобы очистить кровь от наркотического вещества, и старательно пытается накормить исхудавшую девчонку, но та лишь воротит нос и капризно отпихивает ложку ото рта. На исходе второй недели во время просмотра вечерних новостей Елена вдруг вскакивает с дивана, заставляя Мори от неожиданности уронить тарелку с супом. Девчонка извлекает иглу катетера из руки и бежит по направлению к лестнице. Мужчина откладывает опустевшую тарелку на журнальный столик и спешит за подопечной, успевает дернуть ее за воротник футболки, когда Елена уже хочет взбежать по ступеням. Вакареску ощеривается, забываясь, бьет ступней по левому колену Огая, вкладывая в удар всю силу. Мори готов ей это простить — сейчас она солдат, готовый к атаке боец, и вставать у нее на пути опасно — он разжимает пальцы, и Елена, восстановив равновесие, бежит в спальню. — Куда это ты собралась? Твой ожог еще не до конца зажил, — запыхавшись, наставляет Мори, когда все же нагоняет подопечную в спальне. — Плевать на ожог! Я слишком долго сидела без дела — пора приводить задуманное в действие, — шипит она, стоит ткани джинсов наждачкой пройтись по ожогу. Невооруженным глазом заметно, что Елену потряхивает от предвкушения, зрачки лихорадочно расширяются и сужаются. — О чем ты вообще говоришь? Тебе нужен покой и постоянный присмотр. — Мне нужно убить отца, — возражает Елена и отталкивает мужчину с прохода, устремляясь в его кабинет. Глава Портовой мафии настроен серьезно. Он ловко огибает ее, переграждая путь в тесном коридоре. Елена замахивается и едва касается его живота, пока кулак Мори стремительно приближается к ее лицу. Она отлетает к стене в конце коридора, болезненно врезается лопатками в бетон и стонет, когда шлепается на отмеченное ожогом бедро. Она вскакивает, рычит, как разъяренная кошка, и бросается на мужчину, но стоит ему вытянуть руки, чтобы поставить блок, Елена ныряет вниз и, проскользив коленями по гладкому ламинату, проникает между расставленных в стойке ног Огая. Он рычит от досады, сетует на утраченную с возрастом быстроту реакции и бежит в сторону кабинета, куда юркнула девушка. Елена забирает сотовый из ящика и, замерев всего на мгновение, задумчиво прикусывает губу. Мори пользуется моментом, меняет тактику и сокращает расстояние, чтобы аккуратно обнять ее за плечи и успокаивающе погладить по макушке. — Тебе нужно успокоиться, Елена. — Я и так ждала слишком долго! — в нетерпении вскрикивает девчонка и, оттолкнув от себя мужчину, требовательно вперивается в него глазами. — Мне нужны билеты на самолет. — Елена… — предпринимает он еще одну попытку, но рыжая лишь раздраженно закатывает глаза и дует губы, показывая, что не намерена сдаваться. Злость и решительность, страх и отчаяние мешаются в нем в равной пропорции. Он до зубовного скрежета боится потерять эту сумасбродную девчонку на чужой земле, где он не имеет власти и не сможет помочь. Елена сбила его с толку своим резким оживлением, но, но сейчас цель четко высвечивается перед мысленным взором: «Остановить». Но стоит лишь бросить мимолетный взгляд на горящие решительностью глаза, подсвеченные азартным румянцем щеки, и все внутри Мори делается мягким и податливым. Елена вся светится, как новогодняя елка, горит жизнью и энергией. Именно в этот момент она живет, когда готова броситься в пугающую неизвестность, и У Огая рука не поднимается ее остановить. Ни живая, ни мертвая, она пугала его эти две недели апатией и безразличием, и такая разительная перемена выбивает у Мори почву из-под ног, но отступает под решительным напором выпученных гляделок своей любовницы, вынимает телефон из кармана брюк и звонит кому-то, заказывая билет до Китакюсю. Он заканчивает разговор и сообщает Елене номер ночного рейса. Это противоречит его инстинктам защищать и оберегать, и бурлящая восторгом Вакареску усиливает ощущение диссонанса — она не будет счастлива, если останется сидеть без дела. — Тебе нужно будет подойти к стойке регистрации, назвать номер рейса и получить посадочный талон, — сухо сообщает Огай, чтобы скрыть дрожащие от разочарования нотки в голосе. Он отворачивается, не желая больше смотреть на сияющую восторгом мордашку. Девчонка налетает на него ураганом, приподнимается на носочках и, окольцевав шею руками, тянет на себя. Мори нехотя подчиняется, сдается под напором чужих губ и языка, проникающего в рот. Елена лучезарно улыбается впервые после случая в отеле, на прощание еще раз чмокает его в губы и убегает, напоследок крикнув, что забирает его водителя. Огай усмехается, позволяет себе отдышаться пару минут и уходит обратно к Элис.***
Елена нервно курит в открытое окно автомобиля, просит водителя поторопиться и набирает номер Одасаку. Тот быстро берет трубку. — Одасаку-сан, Дазай сейчас дома? — не предоставляя и шанса мужчине начать разговор, выпаливает Елена. — Нет, он сейчас у меня. Что-то случилось? — У меня все хорошо. Спасибо Вам за все, — прощается она и выключает телефон. Одна ее половина отчаянно хочет, чтобы прямо сейчас Осаму был дома, остановил ее, запретил ехать куда-то одной и предостерег от возможной смерти, но вторая говорит, что так будет лучше для всех. Нет гарантий, что она сама не умрет при осуществлении своих планов, но то, что отец умрет в самое ближайшее время, Елена может гарантировать точно. Водитель паркует машину около крыльца дома Дазая. Елена просит подождать, выбирается из салона и бежит к подъезду. Игнорирует лифт и устремляется по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Сердце лихорадочно заходится в груди, грозясь пробить грудную клетку, но Елена старается не слушать собственный пульс, набатом звучащий в ушах, и оказывается на нужном этаже. Достает из-под коврика запасной ключ и дрожащей рукой открывает дверь. Забегает в квартиру и сразу же направляется в спальню, где в небольшой рюкзак скидывает скромные пожитки, надевает белобрысый парик с двумя дурашливыми хвостиками, но вдруг натыкается взглядом на блестящий кожаный ремень Дазая. Руки сами тянуться прикоснуться к гладкой коже, провести пальцами по увесистой бляшке. Перед глазами сразу же проступают картины того, что Осаму мог бы вытворять с ней и этим ремнем. В животе сладко ворочается горячее желание, скручивается спазмом под пупком. Елена гулко сглатывает и не может отказать себе в желании прихватить вещицу с собой. Она смаргивает минутное наваждение и уходит в сторону кухни, где в просторной клетке беснуется ворон. Елена распахивает створку окна и, открыв дверцу клетки, выпускает наружу кричащую птицу и закрывает за ней окно. Ворон беспомощно бьется о закрытое стекло, наблюдая, как хозяйка уходит дальше по коридору. На пороге девушку останавливается, чтобы обвести квартиру потерянным взглядом, прикусывает щеку изнутри, не позволяя отчаянному вздоху сорваться с губ, и решительно выскакивает прочь из помещения, шарахнув дверью.***
По пути в аэропорт заканчивается пачка сигарет — после каждого пропущенного звонка от Дазая выкуривается до фильтра очередная. Елена мельком читает присланные СМС — от ужасающих угроз до слащавых приступов раскаяния — и игнорирует их все. Может быть, стоит ответить хоть на одну из них, написать, что все хорошо и она обязательно вернется, но противный голос в голове твердит, что стимулов жить после выполнения задуманного больше не будет. Вся ее жизнь наполнена мыслью о сладостной мести, план кропотливо взращивался в плодотворной почве ненависти и самоуничижения и, наконец, расцвел пышным цветом. Он застилает глаза, застревает в горле стухшей водой, заполняет легкие без шанса на вдох. Без этого плана она пустая ваза, склеенная и уродливая в своей опустошенности. Елена не должна отступать, не должна сдаваться, она делала это все не для того, чтобы опустить руки при виде возвышающегося над ней богоподобного Осаму, решающего ее судьбу с особой жестокостью. Горящие фонари мелькают перед глазами, смешиваются перед размытым от подступающей влаги взглядом. Живот скручивает в тоскующем спазме, стоит машине остановиться напротив входа в нужный терминал. Елена прощается и стремительно идет в стеклянным дверям, проходит досмотр, регистрируется на своей рейс и проходит в зал ожидания. Металлическая сидушка жесткая и причиняет легкий дискомфорт, голова отчаянно пухнет от мыслей, а подступающая головная боль мешает расслабиться и отпустить ситуацию. В конце концов, именно ей приспичило в начале первого ночи уехать в родной город, чтобы, наконец, прикончить папашу — никто не торопил. Но подкидываемые разыгравшимся сознанием образы опечаленного Дазая, возвращающегося в пустую квартиру, рвут ее до основания безвыходным отчаянием. Елена искренне пробует успокоиться, немного поспать и даже покупает снотворное в аптеке, но не выпивает ни одной таблетки. По телевизору на одной из колонн, крутят отвратительную мелодраму, где главная героиня неубедительно плачет на плече своего возлюбленного, прося не покидать ее прямо сейчас. Елена горько хмыкает — их собственная игра с Дазаем попахивает мазохизмом и дешевой драмой с отвратительным сюжетом. Только в детских сказках бракованных девочек чинят бракованные мальчики; в жизни же — сломанные девочки возвращаются к тем, кто их сломал. Вот и она возвращается к тому, кто разобрал ее до последнего винтика и собрал по собственному соображению, не подумав, что механизм больше не сможет функционировать. И уже никакой идеально сопоставимый с ней Дазай не сможет порвать порочный круг цикличности, когда все возвращается туда, откуда началось. Испорченная Елена возвращается к своему отцу, а испорченный Осаму — с отчаянной решимостью желает покончить с жизнью. Это лежит в основе, заложено в структуре ДНК и образует все их существо. С этим бесполезно бороться, так будет всегда. Когда до посадки на рейс остаются считанные минуты, Елена все-таки открывает сообщения и быстро строчит текст, надеясь, что попадает по буквам. Перечитывает, загнанно дыша, будто только что пробежала марафон, и удаляет текст к чертям. Она искренне хочет что-то написать, но буквы не складываются в слова, а те — в предложения. Небольшая очередь быстро продвигается, и девушка подхватывает рюкзак под лямки и спешит к стойке, протягивая посадочный талон работнику аэропорта. Звук оповещения выбивает почву из-под ног, Елена открывает диалог и смотрит на контрольную, как выстрел в голову, попытку Дазая до нее достучаться:Я убью себя, если ты не вернешься.
Елена усмехается, забирает билеты и идет по телескопическому трапу к самолету, быстро печатая на ходу короткое: «Мне плевать». Прячет телефон в карман джинсов и, улыбнувшись стюардессе, усаживается на свое место в бизнес-классе. Удобное сидение тут же обволакивает своей мягкостью и запахом новой кожи. Осаму предпринимает еще одну попытку, но Елена отключает сотовый и, пристегнув ремень, закидывает таблетку снотворного в рот. Прикрывает глаза, прислушиваясь к усиливающемуся шуму турбин, и представляет, как сейчас бесится Дазай. Это странным образом придает сил и действует, как успокоительное, и, когда самолет взлетает, Елена спит спокойным сном.***
Родной город встречает Вакареску проливным дождем и тяжелыми свинцовыми тучами, нависшими над Китакюсю молчаливой угрозой. Елена подставляет лицо холодным каплями, улыбается незатейливой мелодии дождя по козырьку над выходом из здания аэропорта и дает себе небольшую передышку. Курит две сигареты подряд, наслаждается безвкусным кофе из ларька, сидя прямо на ступеньках, как какая-то бродяжка. Когда пронизывающий ветер окончательно пробирается под куртку, разгоняя стаи мурашек по коже, Елена тушит окурок в специальной урне и садится в такси, ожидающее любого пассажира, готового отдать тройной тариф за поездку в центр города. После кофе и долгожданной порции никотина голова работает отлично, и план моментально выстраивается в мыслях. Поэтому она командует таксисту, чтобы тот сворачивал с главной улицы. Когда Елена оказывается на брусчатом тротуаре и оглядывает изменившееся здание, сомнение показывает свою отвратительную голову. Если тот, кто ей нужен, просто взял и переехал сразу после ее отъезда, то в считанные секунды придется подстраиваться под ситуацию и искать место для ночлега. Но Вакареску отмахивается от волнующих мыслей и заходит в подъезд без особого труда, ведь домофонный аппарат давным-давно выломали бродяги и алкоголики, чтобы беспрепятственно греться долгими холодными вечерами и справлять нужду прямо на потресканный кафель. Елена поднимается на нужный этаж и стучит в дверь с облупившейся белой краской. Через пару минут тревог и переживаний, ей открывает высокий молодой человек в круглых очках и с длинными волосами, сейчас напоминающими птичье гнездо. Он сонно растирает лицо ладонями, и, когда мутный взгляд проясняется, хозяин квартиры быстро хватает ее за руку и грубо заталкивает внутрь. Парень запирает дверь и смотрит в глазок, чтобы вычислить возможных свидетелей этой встречи. — Расслабься, Пауль, никто за мной не следил, — фыркает Елена и, сбросив обувь, проходит в квартиру, будто бы к себе домой. — Ты сейчас смеешься надо мной? Как ты вообще здесь оказалась? Елена, ты хоть в курсе, что тебя ищет весь Китакюсю? — истошно кричит Пауль, активно размахивая руками. Елена плюхается на диван и закидывает ноги на журнальный столик. Пауль Шад — личный секретарь ее отца, талантливый хакер и просто хороший человек, относившийся к Елене не как к вещи. Он помогал обрабатывать раны, успокаивал после личных встреч с инвесторами и просил бросить наркотики. При виде давнего знакомого в груди на долю секунду разливается приятное тепло, но Елена, передернув плечами, сгоняет ностальгию. — Да, знаю. Я здесь с дипломатической миссией, — поясняет она. — О чем ты? Ты сбежала, а сейчас объявляешься и говоришь, что вернулась с какой-то миссией? — Ну, я больше не принадлежу Мафии своего отца, — Елена приподнимает бедра, стаскивает джинсы и демонстрирует крупное пятно ожога. Глаза Пауля расширяются, и, самодовльно усмехнувшись, Елена возвращает штаны на место. — Я здесь для того, чтобы убить своего отца и отдать здешнюю Мафию под руководство Мори Огая, главы Портовой мафии Йокогамы. Пауль подбирает челюсть, захлопнув рот, и разминает переносицу пальцами, сняв очки. Елена видит, как рука парня тянется к сотовому телефону на рабочем столе, и, резко бросившись вперед, она хватает с журнального столика увесистую книгу и точным движением запускает ее в лицо знакомого. Пауль вскрикивает, прижимает ладонь к рассеченной губе и обиженно глядит на гостью. — Не стоит играть со мной, — предупреждает Елена. От стального блеска в горящих глазах парню делается не по себе. — А что тебе нужно от меня? — стараясь придать голосу твердости, спрашивает Шад. — Мне нужно знать все о расписании отца: когда, с кем и где он встречается, о чем говорит. Я хочу знать о каждом его шаге и вздохе. Мне нужно тебе рассказывать о том, что твое поведение не должно отличаться от обычного? С вкрадчивым «нет» Пауль швыряет перед ней тяжелый ежедневник и уходит на кухню, чтобы обработать губу. Елена скалится и, закурив, внимательно изучает страницы, заполненные на следующие два дня. На завтрашний день в обеденное время назначена встреча в одном из фешенебельных ресторанов с каким-то Жидом. — И что из себя представляет этот Андре Жид? — спрашивает Елена, когда Пауль садится рядом и заглядывает в свои записи. — Ничего особенного. Обычный контуженный вояка. Он руководит организацией «Мимик», которую нанял твой отец, чтобы найти тебя. — И встречаются они, чтобы… — Завтра Жид должен отчитаться о проделанной работе. Если я правильно понял, то он тебя нашел, — поясняет Шад. Елена моментально делается темнее тучи. Анализирует события с того самого дня, как Мори принял ее в организацию, и не может найти момента, когда могла бы проколоться. — Этого просто не может быть, если только у нас нет «крота». Елена вскакивает с дивана и, выудив из кармана джинсов телефон, звонит Мори. Тот берет трубку сразу и пробует пробиться сквозь поток слов Елены. Она рассказывает о возможной крысе, о «Мимике» и своих опасениях. Огай прощается, обещает разобраться с угрозой и просит не отвлекаться от поставленной цели. Помассировав переносицу, Вакареску возвращается к дивану и, усевшись обратно, думает. О том, где и как могла себя раскрыть, кто может быть предателем и как с этим разобраться. Желание набрать Дазая и притвориться маленькой глупышкой, чтобы он, большой и сильный, разобрался со всем и забрал ее под своей крыло, возникает, но моментально гасится, когда Пауль сует ей под нос свежескурченный косяк. Елена усмехается, ради забавы прикуривает сразу ему и себе от пальца. — Ты точно этого хочешь? — спрашивает парень, делая первую затяжку. Сомневаться в контексте вопроса не приходится. В ответе тоже. Все кристально чисто, как родниковая вода, где-то в горах Норвегии. — Больше всего на свете. Остаток вечера проводят без разговоров, но зато от души объедаются чипсами и всякими сладостями, и пытаются придумать план, пока Елена не засыпает под боком у парня. На фоне шумит телевизор, а сны вязкие и тяжелые, наполненные вкрадчивым голосом Бессердечного пса Портовой мафии. От них хочется избавиться, стряхнуть невидимые руки со своего тела и, свернувшись клубочком в уголке, тихо умереть, но Вакареску лишь поскуливает и крупно дрожит, переживая хлипкий кошмар.***
Пасмурным утром с раскалывающейся головой Елена, выпив кофе и вооружившись безлимитной банковской картой Мори, уходит на прогулку по магазинам. Она не спеша прогуливается по прохладным залам бутиков, трогает различные ткани и примеряет один наряд за другим, пока на глаза не попадается платье из воздушного тюля небесно-голубого цвета. Консультант, заметив ее пристальный взгляд, предлагает отнести наряд в примерочную. Елена лишь кивает, приглаживает волосы и идет следом за девушкой-продавцом. Когда это буйство ткани оказывается на ней, Елена бережно расправляет объемные складки, вертится, разглядывая свое отражение в зеркале, и понимает, что просто обязана его купить. Собирает высоко волосы, демонстрируя изящную шею — воображаемая ладонь Дазая тут же безжалостно окольцовывает ее тугим кольцом и, дразнясь, придавливает сонную артерию. Елена прикрывает глаза, прижимает ладонь к горящему лбу и прикусывает щеку изнутри. Наваждение пропадает, оставляя после себя горчащую на корне языка пустоту. Вакареску распахивает глаза и вперивается взглядом в свою зеркальную копию, бледную и несчастную без руки Дазая на шее. Она, настоящая, впивается короткими ногтями в кожу лицу, царапает щеки до кроваво-красных полос, чертит успокаивающие полосы до самых ключиц, чтобы не сорваться на жалобный крик. Пробует выровнять загнанное дыхание, прижимается лбом к прохладной поверхности стекла и тихо-тихо зовет того, кто мог бы помочь ей одни лишь присутствием. Но он так беспощадно далеко, что становится страшно не дожить до следующей встречи. Поддавшись импульсивному желанию, Елена дрожащей рукой вынимает телефон из кармана брюк и набирает единственно-важный номер. Дазай отвечает быстро, но каждый гудок отдается болезненным ударом сердца о ребра. Парень начинает что-то быстро тараторить, спрашивает ее о чем-то, но Елена лишь облегченно улыбается и сползает вниз, облокотившись спиной о стенку примерочной кабинки. Ее всю колотит от хриплого прокуренного голоса Осаму, просящего ответить ему хоть что-то. — Ты единственный, кто меня понимал и принимал, — говорит она невпопад, и это пробирает Дазая до самых костей. Обреченный надломленный голос, будто она готова попрощаться с ним навсегда. Он слышит дрожь от подступивших слез в словах, неровное дыхание и истеричные смешки, готовые сорваться с губ. Ему непозволительно страшно за незнакомую девчонку, что въелась под кожу за столь короткий срок. Распущенная по самому шву, с вывернутыми наружу оголенными нервами и страхами Елена впивается в сознание колючками-иголками и отпечатывается на изнанке век. — И если я действительно умру, то Мори знает, где меня найти. Я хочу, чтобы ты кремировал мое тело и развеял на закате в заливе Йокогамы. Там чертовски красиво в это время! А после сходи и поешь черничного пирога, а потом никогда не вспоминай меня. Елена не знает, что Дазай еще не успел сказать самого важного. Она бросает трубку, прижимает ладонь ко лбу и хочет просидеть в этой кабинке вечность, чтобы никто и никогда ее больше не трогал. Сердце разрывается от той щемящей жалости к самой себе, что делается дурно. Девушка срывает с себя платье, переодевается и идет оплачивать покупку. Наряд влетает в копеечку, но для Мори это не проблема. Вечером она обязательно вышлет ему фотографию, где тонкий тюль натягивается на острых сосках. Такую же она отправит Дазаю, но с затянутым на шее ремнем, принадлежащим ему. К платью Елена покупает грубые солдатские ботинки и, когда уже направляется к месту встречи отца с незнакомцем, натыкается на антикварный магазин. В помещении пахнет пыльными страницами и краской. Она прогуливается вдоль стеклянных витрин, зацепившись взглядом за позолоченную китайскую палочку для волос, которыми девушки закрепляют в пучки свои пышные гривы. Цветочный орнамент, россыпь крошечных сапфиров и бритвенно-острый конец. Елена подзывает подслеповатого старика — хозяина лавки — и просит показать заколку. Тот бережно, облаченной в перчатку рукой, снимает украшение в бархатной подушечки и протягивает покупательнице. Солнечный свет, проникающий в щели между тяжелыми парчовыми занавесками, бросает красивые блики на золоченое основание опасного украшения. Хватает легкого нажатия, и на указательном пальце расцветают пышным цветом капельки крови. Вакареску тянет палец в рот и просит упаковать покупку.***
За пятнадцать минут до назначенной встречи отца и лидера «Мимика» Елена удобно устраивается в теньке козырька над летней верандой и заказывает молочный коктейль. У нее выгодное расположение — она скрывается за густо разросшимся кустарником в кадке, но ей видно всю площадь веранды, словно на ладони. И пока остается время, Елена представляет, как в какой-нибудь альтернативной вселенной они с Дазаем — самые обычные и скучные, вот так сидели бы в летнем кафе на берегу океана и наслаждались теплым солнцем и прохладными напитками. Они бы уж точно не держались за руки, но длинные ноги Осаму непременно задевали бы ее колени под столом, он бы улыбался озорно и радостно, а Вакареску — морщилась от слепящего солнца и сетовала бы на выступившие веснушки. Поток загустевших от жары мыслей прерывают двое мужчин с возрасте: один высокий с затянутыми в хвост седыми волосами и неброской одежде, а Сергей Вакарсеку — в безупречно отглаженном черном костюме и зачесанными назад рыжими волосами. Они занимают место за три столика от Елены и делают заказ. Хватает одного взгляда, чтобы определить, кто здесь действительно хозяин положения — рыжий мужчина вальяжно откидывается на плетеном кресле с таким выражением на лице, будто весь этот мир принадлежит ему с потрохами. Трудно расслышать то, о чем говорят эти двое, но Жид преувеличенно громко говорит о том, что может отправиться за ней — Еленой — прямо сейчас, а Вакареску-старший светится, как новогодняя елка. Мерзкая кривоватая улыбка, перекошенная вправо, режет Елене по глазам, выбивает почву из-под ног. С такой улыбкой отец наслаждался незабываемым зрелищем, как очередной толстосум втрахивал его дочь в матрас, и остервенело водил рукой по возбужденному члену. Сергей доволен, он достает из внутреннего кармана пиджака туго набитый крафтовый конверт. Жид кивает и, не пересчитывая, пихает конверт в карман своей куртки, допивает кофе и уходит. Вакареску-старший чрезвычайно доволен собой, он подставляет бледное лицо под палящее солнце и потягивается всем телом, будто уставший от долгого лежания громадный кот. Ее отец всегда решал проблемы легко и играючи, тыкал лицом врагов в свои деньги, связи и убийственную армию солдат за своей спиной. Они с Дазаем очень похожи: им плевать на чужое мнение и оба прекрасно вытирают об нее — Елену — ноги. И схожестей у них значительно больше, чем отличий, и от этого делается окончательно тошно. Вместо того, чтобы выбраться из этого токсичного круга зависимости, Елена нашла себе более молодую и жестокую версию собственного отца. А с такими людьми уж точно не может быть никакого летнего кафе и беззаботной жизни. Они выжигают все вокруг себя, а тех, кто все-таки сумел выжить, убивают своей своеобразной любовью. Тем временем Сергей оплачивает счет и уходит по направлению к роскошному спортивному автомобилю. Машина рвется с места с оглушительным ревом и скрывается в конце улицы. Он оставляет после себя чувство опустошенности и привкус рвоты на языке. Хочется стереть его мерзкое присутствие, сделать лоботомию и залить кислотой глаза, чтобы больше никогда не видеть мерзкого лица. Елена долго курит и тянет из трубочки вязкую жижу на дне стакана. Потребуется много времени, чтобы успокоиться и упрятать до вечера кровожадное желание искромсать на самые мелкие кусочки лицо родного отца.***
Отперев дверь запасными ключами, которые ей не без сожаления выдал Шад, Елена заскакивает в квартиру и, бросив пакеты с покупками, бросается в комнату, где из рюкзака выуживает свернутый ремень Дазая. Она прижимает его к щекам дрожащими пальцами, ведет по губам и тихо скулит от разливающегося жара между ног. Девушка запирается в ванной и доводит себя до нескольких оглушительных и ярких оргазмов, затянув ошейником ремень и представляя вместо собственных пальцев длинные и умелые руки Осаму. А потом, осознав собственную ничтожность, плачет, свернувшись калачиком на прохладном кафеле. Хозяин квартиры, все это время наблюдавший за странными перемещениями по его жилплощади и слушающий надрывные стоны и плач из ванной, лишь равнодушно ведет плечами и затыкает уши наушниками. В конце концов, Елена всегда была помешанной. Елена долго приводит себя в порядок и тщательно готовится: принимает в ванну с самой ароматной пеной, которую только нашла в доме парня, моет голову и, просушив волосы, собирает их в аккуратный пучок за затылке, который закрепляет той самой убийственно красивой заколкой из антикварного магазина. Слегка подкрашивает ресницы тушью, щиплет себя за щеки, чтобы создать естественный румянец, и надевает платье. Гладкий шелк подкладки ложится, как вторая кожа, а легкий тюль создает ощущение воздушности и беззаботности. Наверное, такое можно было бы одеть на встречу с Дазаем в летнем кафе где-то на берегу Средиземного моря. Елена внимательно осматривает свое отражение в зеркале и, не найдя изъянов образе, улыбается самой себе. Она складывает телефон, кредитную карту и пачку сигарет в потайной карман в складках платья, а нож с зазубренным лезвием — в голенище ботинок. Когда Пауль замечает ее, выходящую из темноты коридора в пятно света на полу гостиной, его накрывает волна убийственно обворожительной энергии, заставляющей дрожащего зайчонка самому идти в раскрытую пасть питона. Сколько он помнил эту рыжую девчонку, она всегда была такой — с невинным лицом ангелочка и доброжелательной улыбкой убивала тех, кто посмел встать на пути. Это ее игра, и Елена — лучшая на этом поприще. Она изобретательна, к каждому убийству подходит с особым трепетным подходом, разрабатывая в своей хорошенькой головке очередное представление, способное поразить зрителей своей кровавой зрелищностью. Но сейчас особый случай — ее величайший спектакль, который она заботливо взращивала долгие годы. Елена вся горит и искрится от нетерпения и захватывающего азарта, выбрасывающего в кровь запредельное количество адреналина. — Почему ты ничего не рассказал моему отцу? — вдруг спрашивает Елена, выбивая почву из-под ног. Она нависает над парнем и расправляет объемные складки на платье. — У тебя была тысяча и одна возможность, но ты ничего не рассказал. Почему? Хозяин квартиры захлебывается от сокрушительной силы, спрятанной в крошечном теле. От Вакареску-младшей смердит опасностью, жаждой крови и жестокостью. Хочется убежать и спрятаться там, где не найдут, но у Елены поразительная способность находить то, что прячут от ее глаз. Как охотничья собака, поймавшая след, она не остановится, пока челюсти не сомкнутся на плоти жертвы, а язык — не окропит горячая кровь. — Потому что тебя я боюсь больше, чем твоего отца. Елена расплывается в довольной усмешке и похлопывает его по голове, как послушного пса. Самодовольство выплескивается из нее чередой истеричных смешков, которые она даже не старается подавить. Она кружится по комнате, обхватив себя руками и напевая под нос только ей известную мелодию. Счастье впервые за долгое время наполняет ее, словно живительная влага чая — китайский чайничек. Елена просыпается, будто от долгого сна, когда Шад аккуратно прикасается к ее плечу и просит поторопиться, если она действительно хочет успеть к нужному времени. Она криво улыбается ему, кивает в знак благодарности и выскальзывает из квартиры, словно призрак, оставляя после себя незатейливый запах свежести и грядущих перемен.***
Когда Сергей Вакареску выходит из ванной, подгоняемый удушливым ароматным паром, он никак не ожидает увидеть на узком диванчике напротив кровати собственную дочь. Та с горящими от нахлынувшего возбуждения глазами следит за последними вздохами рыжего мальчишки, старающегося закрыть ладонями пересекающую горло рваную рану. Мужчина понимает, что любовника уже не спасти — крови так много, что пропитались сбитые простыни и, наверное, матрас. Мальчишка преданно глядит в глаза и умоляет спасти, едва приоткрывая губы, но Сергей отворачивается, потому что ему глубоко плевать. То единственное, что способно взбередить и всколыхнуть в его теле хоть какую-то эмоцию, сейчас сидит и наблюдает за предсмертными судорогами. Елена закусывает губу, хихикает себе под нос и выламывает пальцы от захватывающего представления. Вакареску-старший бросает взгляд на экран ноутбука, транслирующего записи камер видеонаблюдения в реальном времени — двое охранников на первом этаже дома свалены друг на друга в коридоре, еще двое — на втором. Не трудно догадаться, что то же самое скоро будет и с ним самим. Когда самый последний всхлип разрывает тишину в комнате, Елена поворачивается к отцу всем телом и приглашающе похлопывает по месту рядом с собой. Сергей мог бы предпринять попытку сбежать, но Елена найдет его и вытащит даже из-под земли. Поэтому он приближается к дивану и садится рядом с дочерью, ощущая накатывающие волны парализующего страха. Он старается держаться, выпячивает грудь и напрягается, чтобы продемонстрировать силу, но девушка лишь смеется ему в лицо. — Прекрасный вечер, да? — спрашивает Елена и тянется к ведерку со льдом, в которое погружена бутылка шампанского. Она срывает защитную фольгу и выкручивает пробку, выстреливающую в потолок с оглушительным хлопком. Жемчужная ароматная пена выплескивается на ковер. На столике рядом тарелка с фруктами и десертный нож с не самым острым лезвием, но Сергей, решив попытать удачу, резко бросается вперед и, схватив оружие, целится дочери в висок. Елена, боковым зрением заметив резкое движение, выпускает фужеры, с протяжным звоном бьющиеся об пол, ныряет вниз, выуживает из голенища ботинка нож и приставляет к горлу отца. Острое лезвие оставляет на коже неровную царапину. — Мы, конечно же, можем подраться, но ты быстро устанешь, — прикидывает Елена, оценивающим взглядом проходясь по фигуре отца. — Мне станет скучно. А ты знаешь, что люди умирают, когда мне скучно. Сергей разжимает кулак, и нож падает к бокалам. Елена, усмехнувшись своей победе, ловко убирает оружие и, подцепив яблочную дольку, отправляет себе в рот. — Ты же понимаешь, что это ненормально? Спать с парнем, похожим на твою дочь, как две капли воды, — поясняет она. Сергей думает, что вся его жизнь не была нормальной. Он делал много отвратительных вещей, включая превращение родной дочери в кровожадного монстра. Именно Вакареску-старший повинен в том, что из милого ребенка вырос жестокий садист, который, без сомнения, сейчас пришел именно по его душу. Он достаточно умен, чтобы знать, как именно работает мир — за каждым действием следует расплата. Поэтому родная дочь сейчас с сытым удовлетворением в глазах любуется, как бывший любовник ее отца остывает на простынях. — Есть хоть что-то, способное тебя остановить? — спрашивает Сергей, ощутив, как голос дрожит. Как в замедленной съемке, Елена поворачивает голову и, сожалеюще надув губы, качает головой. Ничего уже не изменит постоянных попыток самоубийства, наркозависимости и психических расстройств. Не смоет кровь с ее рук, не оживит всех тех людей, что пали по ее воле. В горящих неоном глазах нет ни капли сожаления — в них никогда ничего не было. Ни сочувствия, ни живого огонька, ни раскаяния. Он, конечно, мог бы предпринять еще одну попытку остановить дочь, но чутье подсказывает, что в этот раз Елена уже не пойдет на попятный. Она пришла сюда не для того, чтобы вести с ним праздные беседы, а все происходящее — просто ее персональная арена цирка, где все делают то, что она прикажет. — Тебе будет легче, если я скажу, что это произойдет быстро? — интересуется дочь, подливая ему и себе в бокалы алкоголя. — Но почему я должна жалеть тебя, если ты без всякой жалости продавал меня, как племенную кобылу? У Сергея нет ответа на этот вопрос — у него в голове одна сплошная каша из накрывающего страха, бесконечных молящих просьб и желания поскорее убежать в безопасное место. Но когда Елена допивает шампанское одним большим глотком и забирает его бокал, с губ мужчины срывается пораженный вскрик. Елена выгибает бровь и разочарованно хмыкает. — Давай сделаем хотя бы одну нормальную вещь, что делают родители и дети, — просит Елена и тянет к нему руки. Вакареску-старший понимает, что дрожит от неконтролируемого ужаса, но подается вперед и позволяет тонким рукам дочери обвить свою шею. Он обнимает в ответ, всхлипывает и накрывает узкие лопатки большими ладонями. Кристально ясное осознание приходит к нему только сейчас — другого выхода никогда и не было. Он никогда уже не искупит того, что натворил, а она — никогда не простит. Такое вообще не прощают. И, наверное, есть в нем еще что-то хорошее и родительское, если по доброй воле Сергей Вакареску решает позволить своей дочери убить себя. Им не место на одной земле — кто-то должен уйти. Это его расплата за всю ту грязь и боль, что терпел маленький ребенок. Он не испытывает любви и раскаяния, поэтому отдается на жестокую волю своей дочери с спокойным сердцем. Елена раскачивает их, будто укачивая ребенка перед сном, укладывается подбородком в соединение плеча и шеи. Вдыхает сладковатый запах геля для душа, гладит мужчину по влажной от пота спине и искренне старается что-то почувствовать. Но внутри так спокойно, будто давным-давно все, что могло чувствовать, вымерло. Она равнодушно вздыхает и, заведя руку за голову, достает заколку, распустив волосы. Сергей зарывается в них носом, прячется, будто это действительно поможет избежать неминуемого, и старается не казаться таким жалким. Одним уверенным и точным движением, крепче стиснув заколку в кулаке, Елена вгоняет бритвенно-острый конец украшения аккурат в сонную артерию. Мужчина крупно вздрагивает, вхолостую хватает воздух ртом, но Вакареску-младшая с влажным чавканьем извлекает заколку, и кровь брызжет на кофейный столик крупными толчками. Сергей заваливается на спину, силится зажать рану, но кровь сочится сквозь пальцы, пропитывает обшивку дивана и стекает на ковролин. Елена закусывает от нетерпения губу и старается не моргать, чтобы не пропустить сладостных мгновений, в течение которых жизнь медленно покидает тело отца. Она следит жадным взглядом, считает напрасные попытки сделать вдох, и ей моментально делается грустно. Жажда этой мести наполняла ее до краев, делала значимой и давала смысл, но, сейчас, когда план осуществлен, ей нечего больше делать. Елена кричит от досады и пинает со всей силы журнальный столик. Бокалы улетают прямо на пол, но бутылку она успевает поймать и тут же прикладывается к ней, делая большие глотки. Вся ее жизнь в одно мгновение скатывается в пропасть, на дне которой ждут обломки острых скал. Комната горит вместе с внутренностями Елены, плавится и забивается в ноздри тошнотворным запахом. Внутри отчаянно печет смесью из раскаленной обиды и несправедливости. Она откидывается назад, царапая кожу лица обломанными ногтями, смотрит в отупелые глаза отца и смеется, пока голос не садится окончательно. Все, что имело значение до этого момента, стирается серной кислотой, растворяется и исчезает. Ничего уже не будет, как прежде, надо привыкать. Да, больше не будет жесткого тирана, но вместе с ним безвозвратно исчез и папа. Теперь она осталась одна, и никто в целом мире не сможет заполнить эту удушливую пустоту внутри. Желание моментальной смерти накатывает погребающей заживо волной, и Елена, выгнувшись всем телом, опускается на расслабленные колени умирающего отца и сворачивается клубочком. Горячие слезы скапливаются в уголках глаз, и только усилием воли Елена не позволяет им скатится вниз. Она должна быть сильной. У нее еще есть важные дела и обязательства перед Мори, а после этого уже можно и умереть.