Тис и Черт

Рука Майкла соскользнула, и скрипка пронзительно взвизгнула, будто протестуя. Антихрист раздраженно выдохнул, и сжал инструмент в руках. Джулия посмотрела на него, и Майкл ответил ей хмурым взглядом голубых глаз. ― У меня никогда не получится, ― пробормотал он, тем не менее не спеша выпускать инструмент из рук. Джулия слабо улыбнулась, отложила свою скрипку, и подошла к юноше. За последний месяц Антихрист прибавил в росте ― теперь девушка смотрела на него снизу-вверх. Встав на носочки, она поцеловала Майкла в уголок губ и рассмеялась. ― «Нет большей неудачи, чем перестать пытаться», ― она на несколько секунд прижалась щекой к плечу Антихриста; бросив быстрый взгляд на часы, которые мирно отмеривали время, девушка вздохнула. ― Давай попробуем еще раз. У нас есть время до обеда. Мрачные, свинцовые тучи нависали над городом, и Джулия могла по пальцам одной руки сосчитать, сколько дней не шел дождь. И при этом в их доме было почти обжигающе жарко. Даже воздух, казалось, был раскален, по крайней мере каждый вздох давался Джулии с трудом. Лишь в ее собственной комнате, где она сейчас и занималась с Майклом, было более-менее прохладно. ― Кто сказал это фразу? ― поинтересовался Майкл. ― Элберт Хаббард, ― Джулия передернула плечами. ― Но мне ее сказал другой человек. ― И кто же? Малкахей вздохнула, и Майкл хорошо знал, что значит такой ее вздох. Джулия не хотела говорить о человеке, который произнес эту фразу. ― Майкл, помнишь, ты как-то спросил, есть ли у нас друзья? ― Да. Джулия села прямо на пол, на мягкий ковер цвета индиго, и Майкл, отложив скрипку, сел рядом с ней. Ему нравилось, когда Джулия что-то рассказывала ― не только сюжеты каких-то книг, или очередную историю этого мира, а что-то свое, личное. Нечто, что пережила непосредственно она. Так, Лэнгдон как-то узнал, что где-то в самом далеком уголке Испании есть могила с покосившемся крестом, на котором высечено два имени ― единственная девушка, которую Джулия могла назвать подругой, и маленький ребенок, который так и не увидел свет. Подруга Джулии была девушкой из низшего сословия, понесла от какого-то мужчины, и хотя все врачи твердили о том, что роды ей не пережить, она была уверенна, что родит этого ребенка. Она родила. Ребёнок родился ужасным, одна из повитух бросилась из окна, другая сошла с ума. Девушка так и не поняла, что случилось с ней и ее дитя, она даже его не видела. Лишь на последнем издыхание просила: «Помоги ему… помоги…», сжимая испачканной рукой запястье Джулии. Когда Джия пообещала, страх оставил глаза роженицы, и единственная подруга семьи Малкахей умерла. Ее чудовище-ребенок скончалось через три часа. Джия сказала, что оно не плакало, лишь смотрело на Иветт, Джию и Дайону широко раскрытыми глазами. Дайона помогла захоронить ребенка и его мать в удаление от и так неизвестного города, которого даже не было на карте, где-то в монастыре, на освещённой земле. Джия рассказала эту историю сухо и быстро, и лишь благодаря этому Майкл понял, что сейчас он узнает еще одну историю из жизни девушки, которую безумно любил. ― Однажды, наша мать влюбилась, ― внезапно призналась девушка, и Майкл удивленно изогнул брови: миссис Ангхарад была меньше всего похожа на женщину, которая была готова строить какие-то отношения. ― Впервые за все время. Его звали Дезмонд Дагон. Английский поэт, черный маг и сатанист, один из идеологов оккультизма и сатанизма. Несмотря на это он любил нашу мать, и очень сильно полюбил нас. Как родной отец. Родной отец тоже любил нас, однако Дезмонд… Он был особенным. Наставник, друг, опекун… ― Джулия любовно погладила скрипку, на которой Майкл заметил гравировку «D&D». ― Он сделал мне эту скрипку. Дезмонд вообще любил нас баловать, меня, мать и Иветт, но эта скрипка была самым особенным и дорогим мне подарком. До этого я не умела играть ни на одном музыкальном инструменте. Но после скрипки освоила почти все. Поэтому она так важна для меня. Она как напоминание о том, что нас когда-то любил кто-то, кто не был членом нашей семьи. Вот, видишь ― «D&D», его инициалы. Поэтому она была так важна для меня. Я хочу научить тебя играть на скрипке. Как знак такого, что я люблю тебя, ― почти шепотом закончила она. ― А что потом случилось с Дезмондом? Джулия усмехнулась. Болезненно, видно, эта тема действительно было ― Он был колдуном. Ему отрубили голову, и отрезали ноги в коленных суставах, чтобы он не сбежал из могилы. Это очень практичный ход. Мой кровный отец запер его душу, чтобы мы не вернули его. ― А почему? ― Мой отец долго хранил равновесие в мире, как и твой отец ― для этого нужны Свет и Тьма. Чтобы однажды разрушить это равновесие нужен ты, ― Джулия взяла Майкла за руки и переплела их пальцы. ― А для тебя нужна я. Но если бы я попыталась вернуть Дезмонда, то отдала бы свою жизнь ради него. Мой отец не мог так рисковать. ― А кто твой отец? Джулия Малкахей загадочно улыбнулась. *** Иветт была единственной, кто более-менее смог полностью посвятить себя мыслям о том, что Майкл не находится в безопасном для него месте. Его не окружают только те люди, которые его любят. Конечно, в этом была простая правда жизни, актуальная даже для Антихриста ― невозможно быть любимым каждым человеком на земле. Для Антихриста, наверное, это было даже актуальнее всего, ведь кому, как не сыну Сатаны, придется сталкиваться с ненавистью и злобой, превращая это в собственную силу? Этой ночью Иветт не спалось. Она сидела на кухне, включив ночник, и пила горячее молоко с медом, которое ей любезно предложила и сделала Мойра. На коленях девушки лежал толстый, увесистый сборник германо-скандинавской мифологии. Мифы интересовали семью Ангхарад, скорее, как явление человеческого творения, нежели что-то достоверное. Нет, существовали колдуны и маги, похожие на тех богов, что люди описывали в своих мифах, существовали сущности, делающие похожее, но Иветт до сих пор не встретила никого, кто подтверждал бы древние мифы, с какой страной они бы не были связаны. Девушки иногда читали их, чтобы вспоминать языки, потому что неизвестно ― особенно теперь ― когда мир рухнет, и на каком языке тогда придется говорить. Кроме того, древние и мертвые языки были по-своему красивы, завораживающие, и было в них какое-то волшебство. Иветт читала про Бальдра. Один из асов, бог весны и света. Сын Одина и Фригг, он так красив и чист душой, что от него исходит сияние. Бальдр — самый светлый среди асов, с его приходом на земле пробуждается жизнь, и всё становится краше. Миф гласил, что неожиданно юноше стали сниться зловещие сны, предвещавшие смерть. Обеспокоенный Один оседлал своего восьминогого жеребца Слейпнира и отправился в царство мёртвых. Колдунья-провидица поведала ему, что Бальдр погибнет от руки собственного брата, слепого бога Хёда. Опечаленный новостью, Один вернулся в Асгард, но его мать Фригг придумала, как спасти Бальдра. По легендам, Фригг взяла клятву с каждого металла, с каждого камня, с каждого растения, с каждого зверя, с каждой птицы и с каждой рыбы в том, что никто из них не причинит вреда Бальдру. Но Локи, узнав, что Фригг ещё не взяла клятвы с омелы, сделал из этого растения стрелу и хитростью заставил Хёда выстрелить в Бальдра. Стрела попала точно в сердце. » ― Видела я на севере Митгарда, в лесах Норвегии, маленькую зеленую веточку растения, которое люди называют омелой, ― ответила Фригг, мудрейшая из богинь. ― Эта веточка была еще так юна, что ничего не понимала, и я не стала с ней разговаривать. Позже, когда она вырастет, я попрошу также и ее не губить моего сына. Бог огня Локи еле удержался, чтобы не вскрикнуть от радости. Поспешно покинув дворец Одина, он надел на ноги крылатые сандалии и, не теряя времени, помчался в Норвегию. К этому времени веточка омелы уже подросла и стала длиннее руки. Локи сорвал ее и, сделав из нее стрелу, вернулся в Асгард». В доме было тихо. Иветт задумалась. Она уже было занесла руку, чтобы перелистнуть страницу, но снова перечитала бросавшийся в глаза отрывок. «Ход, не подозревая коварства Локи, послушно натянул лук и выстрелил прямо перед собой. В тот же миг Бальдр вскрикнул и мертвым упал на землю. Стрела Хода пронзила ему сердце». Девушка встала и отложила книгу. Плотнее запахнув халат и туго завязав ремень на талии, она бесшумно тенью поднялась по лестнице и, пройдя мимо своей комнаты и комнаты сестры, задумчиво остановилась напротив комнаты Майкла. От нее веяло жаром, будто внутри полыхал настоящий пожар, или же внутри была жарко натопленная печка. В его комнате всегда было невыносимо жарко, Иветт это почти нравилось, она не любила холод. Иветт сжала ручки двери, и чуть не отдернулась ладонь ― та была будто раскалена до предела. Антихрист был делом Джулии больше, чем ее или матери, но оставаться равнодушной в подобном положение она не могла. Майкл был… нужен. Иветт не могла объяснить это чувство. Но она чувствовала, что если с ним что-то случится, то жизнь поменяется, и далеко не в лучшую сторону. Даже если она ревновала сестру к этому мальчику ― пусть и осознавая всю смехотворность своего чувства ― Иветт ее должна была допустить его смерти, его исчезновения. Она открыла дверь ― спокойно и степенно, будто пришла просто пожелать доброй ночи. Вивьен, занесшая над Майклом нож, ее почти не удивила, даже если и разочаровала ― миссис Хармон представлялась женщиной умной. Неужели, догадавшись о сущности ребенка, что был несколько лет назад в ее утробе, она решила избавиться от него простым, кухонным ножом, даже без какой-либо атрибутики святой церкви? Это было глупо. ― Стой! ― приказала рыжеволосая, и в этот самый момент, когда Вивьен испуганно повернула голову на звук, она вдруг вспыхнула. Вспыхнула, точно деревце, политое бензином, в которое кинули спичку. Миссис Хармон закричал, нож с громким стуком упал на пол, но в след Иветт приоткрыла рот, но рефлексы были сильнее нее: она выставила вперед руку, и сильный поток ветра затушил огонь, но Вивьен уже была спасена ― Тейт, метнувшийся вперед быстрой стрелой, вытащил миссис Хармон из огня. ― Во имя Архангела Михаила и всех святых, ― зашипела влетевшая в комнату Дайона. ― Что тут происходит? Ее всегда аккуратные волосы были растрепаны, сама она без макияжа была немного моложе, чем обычно, а синяя шелковая кружевная сорочка придавала ей почти пикантный вид. Почти ― потому что сверкающие от злости зеленые глаза скорее отталкивали, нежели привлекали. Мисс Ангхарад была похожа на хищника, который готов разорвать всех, кто ему не нравился. ― Она пыталась убить Майкла, ― безжалостно кинула Иветт, с презрением глядя на поднимающуюся с пола Вивьен. ― Вы не можете ее в этом обвинять, ― кинулся на защиту женщины Тейт, но Дайона заткнула его одним взглядом. ― Миссис Хармон, ― холодно обрубила она. ― Если такое повторится, я вас уничтожу. Ваша душа сгорит. Тейт помог Вивьен подняться. Его осуждающе, холодные мертвые глаза скользнули к Иветт, но девушка смотрела на него так же, как и в первый день своего появления здесь ― с легким презрением и недоумением, как нечто подобное еще может существовать. ― Все это неважно, ― внезапно сказала Джулия, входя в комнату, и осматривая ее. В отличие от матери, поверх сорочки она успела накинуть халат. ― Где Майкл? Где он? *** ― Майкл! Майкл, стой, подожди! ― Антихрист действительно остановился. Джулия выбежала за ним в одном халате, накинутым наспех, босая, и, догнав, повисла на его плече. Дыхание у нее даже не сбилось, но зрачки в глазах были расширены, ― То, что произошло, это… ― Что? Недоразумение? Ошибка? ― Майкл схватил Джулию за руки и с силой сжал запястья. Наверное, выглядела они забавно ― девушка в дорогом халате и юноша в пижаме. ― Вивьен пыталась меня прирезать, моя мать пыталась убить меня! ― Успокойся, ― холодно обрубила девушка, но не поспешила вырывать руки из почти железной хватки. Наоборот, она ласково накрыла пальцами запястья юноши и ласково погладила. ― Можно подумать, ты не чувствовал, что она хочет это сделать. ― Чувствовал, но не думал, что решится, ― горько и зло произнес он. Майкл обреченно наклонил голову, упираясь лбом в девичье плечо. Джулия вырвала руки из хватки, но только для того, чтобы обнять его, зарываясь в кудрявые светлые волосы. Майкл был теплым, почти горячим, но Джулия этого не чувствовала. Она лишь ощущала, как быстро бьётся его сердце, и как медленно стучит в груди ее собственное, уже не испытывающие таких ярких чувств, как когда-то. Майкл был живым, а она ― мертвой. Он был горячим, а Джулия ― холодной. Но Майкл был ее, а Джулия его. ― Ты попытаешься меня убить? ― глухо спросил он. ― Никогда, Майкл. ― Почему тогда моя родная мать пыталась? Джулия вздохнула. Что она могла на это ответить? Что Вивьен была права, считая сына порождением зла? Как там ― «И стал я на песке морском, и увидел выходящего из моря зверя с семью головами и десятью рогами: на рогах его было десять диадим, а на головах его имена богохульные. Зверь, которого я видел, был подобен барсу; ноги у него — как у медведя, а пасть у него — как пасть у льва». Зверь, вышедший из моря, Первый зверь — один из зверей Апокалипсиса. Вивьен знала, кем был ребенок, выращенный в ее чреве, возможно, именно поэтому и хотела его убить. Она сразу отдалилась от него, потому что было больно, а потом… потом она просто не собиралась его понимать. ― Потому что она не знает тебя, Майкл, ― аккуратно произнесла Малкахей. ― Она была уверена, что ты монстр, и не хотела видеть обратного. ― Ты злишься, что я чуть не сжег ее? Джулия вздохнула и покачала головой. ― Майкл, нельзя… ― Вы все время это говорите! ― внезапно вспылил Антихрист, отскакивая от нее, как от огня. ― Что все нельзя! ― Мы это говорим, чтобы помочь тебе! ― зашипела Джулия, искренни возмущенная таким поведением. ― Ты же хотел быть хорошим! Что, сейчас это прошло? Вопрос был чисто риторическим, потому что Джулия знала, что прошло. Тейт и Вивьен уничтожили все, что она, Иветт, Дайона и Бен возводили долгие месяцы. Они пытались сделать Майкла хорошим, или хотя бы более милосердным. Но его собственные родители уничтожили абсолютно все, и Джулия не знала, плакать ей или смеяться. Она все это понимала, даже если сам Майкл нет. Они медленно подходил к точке невозврата, и Джулия не знала, как это остановить. ― Нет, ― наконец медленно произнес Майкл. ― Но как можно быть хорошим, если все твердят обратное, когда все хотят убить за то, кто ты есть? Твоя мать пыталась тебя убить? ― Нет. Никогда. Дайона любит нас больше всех на свете, ― коротко ответила девушка. Этот вопрос стоил всей ее жизни, как и ее ответ, ведь до сих пор, в чем Джулия была уверена точно так же, как и в том, что солнце светит днем, была любовь матери к своим детям. ― И еще она любит тебя, ― добавила Джулия. Это было… почти правдой. Дайона не могла полюбить Майкла, как родного ребенка, потому что своих девочек считала совершенством, но при этом смогла ценить юношу и понимать, какие его чисто человеческие потребности не смогла удовлетворить Констэнс. — Ты с нами Майкл, мы не оставим тебя. Я клянусь тебе. Майкл довольно улыбается. Джулия обнимает его за плечи, невесомо прикасаясь губами к линии подбородка юноши, чувствуя при этом гладкость его кожи. ― Кто такие соулмейты? ― Что? ― Я услышал это от Иветт. Кто это? ― Это родственная душа ― твоя или моя, ― сказала Джулия неуверенно, спустя время. Она не знала, как объяснить это, она лишь знала, как это чувствовать. Сочные губы изогнулись в кривоватой полуулыбке. ― Другой человек, к которому ты чувствуешь глубокую и естественную близость. ― Ты мой соулмейт? ― Майкл… ― Ответь мне! ― потребовал Антихрист, и от него ощутимо полыхнуло жаром. Если бы Джулия могла бояться, она бы испугалась. Но в этот момент она лишь ощутила, насколько слабым и разбитым был тот мальчик, которому в будущем надо было бы уничтожить весь мир. Майкл был почти ребенком ― раним и уязвимым, он отчаянно хотел быть хорошим, и хотел, чтобы его любили. И как бы Джулии не было больно осознавать, он не смог бы изменить свою судьбу. Ни Дайона, ни Бен, ни Иветт не могли бы повернуть мироздание с намеченной дороги. И она тоже. Как бы они не стремились, спасти мир ― точно так же, как и придушить натуру Антихриста ― они не смогли бы. Это была изначально проигрышная попытка. Но для Джулии это мало что меняло. ― Да. Да, Майкл, я твоя родственная душа. Поэтому я всегда буду рядом. И если что-то случиться, то я попытаюсь помочь тебе, а не сбегу от тебя. Карие глаза Джулии померкли. У той были самые необыкновенные глаза из всех, которые он когда-либо видел. Они были небом, таким же бушующим и непредсказуемым. ― Поцелуй меня, ― не мальчишеское желание и потребность в успокоении своего либидо, а безграничная любовь и нужда в женщине, которая была его всем. Джулия спокойно прищурилась и приподнялась на мысочках, чтобы проложить дорожку поцелуев от скулы Антихриста к уголку губ, а затем, припадая с желанным губам, запечатлеть быстрый и разжигающий интерес поцелуй. Он был терпким и вкусным, как и то вино, которое девушка выпила сегодня утром. «Цена твой любви ― ты сам», ― вспомнила Джулия выражение Святого Августина. ― В этом мире тебе будут твердить многое самые разные люди, ― Малкахей посмотрела на него так, как могла только она — шутливо и одновременно предельно серьезно. ― Но ты должен запомнить кое-что, что никогда не изменится, одна непреложная истина на все время, хорошо? Ты ― часть меня, а я ― часть тебя. И будут моменты, когда только это будет важно. Лэнгдон улыбнулся и понятливо кивнул, будто Джулия напомнила ему какую-то простую истину, которую он и сам неплохо знал. В этом мире все меркло от силы его чувств к ней. Его пальцы чертили на девичьем предплечье холодные узоры, от которых появилась гусиная кожа. *** ― Какая девка у парня… Любую ночь можно с легкостью назвать ленивой и сонной, но сегодняшняя показалась Джулии отчего-то особенно умиротворённой, несмотря на то, как она началась. Хоть на улице и сверкал яркий серп полумесяца, а тускло-белые фонари освещали, на душе, словно бесполезный груз, висела тревожность. Девушка босиком ступала по едва теплому асфальту, держа под руку светловолосого юноши. Они оба выглядела донельзя нелепыми ― она в сорочке и в халате, и он в пижаме, но при этом оба шли по улице, гордо приподняв головы, будто на прогулке с королевой Великобритании. Услышав кинутую фразу, Джулия вцепилась в руку Майкла, показательно не смотря в сторону говоривших. Их было трое ― два высоких, поджарых парня, и один чуть ниже. Он кинул на говорящего друга предупреждающий взгляд и пихнул его под ребра, старательно отводя взгляд. Кажется, он единственный был адекватен ― двое его друзей были то ли под наркотой, то ли под алкоголем, но Джулию это не волновало. Намного сложнее было игнорировать то, что под ее рукой напряглись мускулы юноши, подпитанные сверхъестественной силой. ― Классная соска, ― проговорил второй из парней. ― Не обращай внимание, Майкл, ― прошипела девушка, но Майкл остановился, и медленно развернулся к парням. Низкорослый покачал головой, но двое других находились в нездоровом угаре. Ветер начинает шуршать в верхушках деревьев. ― Эй, чувак! ― крикнул тот, который первый и привлек внимание, развязано сжимая руку на паху. ― Не поделишься? Все происходило как в замедленной съемке. Джулия считала удары сердец ― своего и Майкла. Впервые за все время их знакомства, девушка видела его леденящую душу ярость, настоящую ярость. Она читалась в каждой клеточке его организма, прослеживалась в тонкой линии его губ. А в глазах плясали голубые языки пламени. ― Майкл, нет! ― успела крикнуть Джулия, прежде чем со всей силой была откинута едва ли не на пять метров назад. Она перелетела через голову, и приземлилась на жесткий асфальт, больно ударившись, но совсем не это было причиной ее испуга. Она вскочила, но исправить уже ничего не смогла ― парню, который посмел кинуть непотребный комплимент в ее сторону, Майкл одним движением вырвал язык, у Антихриста это не заняло и одной минуты. Он хрипел, захлёбываясь кровью, и его последний взгляд был брошен на Джулию. Взгляд человека, который сожалел о своих словах, но не мог их исправить. Двое других пытались бежать, но как можно убежать от такого? С одним Майкл не стал заморачиваться ― тот, который стоял молча, принял быструю и почти безболезненную смерть. Лэнгдон рассек ему голову об асфальт одним ударом. Звук был отвратительным, намного страшнее, чем сама картинка. И настала очередь последнего. Того, который так неосмотрительно предложил Антихристу «поделиться». Картина была почти комичной ― Майкл, в серой пижаме, почти еще юноша, держал за горло этого почти двухметрового подростка. На его лице читалось выражение дикого и всепоглощающего ужаса. Видимо, в его глазах читались все казни, которые Антихрист только мог предложить пареньку, но выдумывать что-то новое не стал ― одним сильным движением он пробил грудную клетку и вытащил сердце. Разжав руку, Майкл проследил, как с глухим стуком упало на землю тело, которое было человеком еще несколько секунд назад. После этого он развернулся к Джулии. Лэнгдон сжимал чужое сердце в руках, как какой-то трофей, смотрел на Джулию, как победитель, и ждал, что она его поблагодарит. Это обесценивало все, чему Джулия его учила. Желудок болезненно сжался. Девушка с трудом поднялась, будто на ее плечах была тяжесть всего мира. Однако, в отличие от Майкла, по лицу Джулии сложно что-то понять. Если Антихрист первые пару минут источал холодный гнев и желание поквитаться, то по лицу Джии проблемно что-то понять. Она хладнокровна и безучастна так, словно не ради нее убили трех людей, не в нее влюблен тот, кто разрушит мир. ― Проклятье, Майкл, ― прошипела она. Бравада медленно ушла из глаз Антихриста. Он отбросил сердце юноши ― который, возможно, мог стать известным спортсменом, или изнасиловать женщину и сесть в тюрьму, или стать хорошим отцом, или ограбить банк и быть застреленным; у которого было тысячи возможностей, но от которого сейчас не осталось уже ничего ― как ненужную игрушку, с минуту смотрел на Джулию тяжелым, пронзительным взглядом, а потом поднял окровавленную руку, и сжал ее вокруг служат девушки. Малкахей буквально подбросило. Она почувствовала, как ледяная рука сжимает ее горло, грудь, ребра, бедра, оплетает, будто большой ядовитый змей. От земли ее немного оторвали, Джулия едва ли чувствовала кончиками пальцев прохладный асфальт. Челюсти Майкла были стиснуты, в горле клокотал звериный рык. Боже, он что, совсем не дышит? Оцепенение длилось всего минуту. Джулия и Майкл смотрели в упор друг на друга, несмотря на расстояние почти в пять метра, и, без сомнения, видели друг друга прекрасно. Джулия утробно зарычала ― точно дикая пантера перед прыжком, собственной, в темном халате и с распущенными каштановыми волосами, она примерно так и выглядела. Ей хватило небольшого кругового движения запястьем, чтобы оборвать невидимые путы. На асфальт она приземлилась грациозно, почти на самые носочки. В темных глазах ее бушевала буря. Мама будет в ярости. Джулия быстро выкинула вперед руку, из-за чего Майкл отлетел на несколько метров, а потом в два огромных прыжка подскочила к нему, и сжала руку на вороте домашней рубашки. В его голубых глазах она увидела страх, страх и непонимание, будто Антихрист не до конца понимал, как именно здесь оказался и что именно сделал, но Джулии было все равно. «Плох тот родитель, что жалеет розги на дитя», ― гласило священное писание, а кем была Джулия Малкахей Ангхарад, чтобы идти против него. От запаха крови кружилась голова, в ушах звенело. ― Никогда, ― прошипела она в лицо сыну Сатаны. Вопреки всему, голос ее прозвучал невозмутимо и властно, видимо, сказались века практики. Она была холодной, как айсберг, а Майкл явно рисковал стать «Титаником» в этой расстановке ролей. ― Никогда так больше не делай. Никогда! И говорила она точно не про убийства невинных.