***
В воскресенье у Кайлера выходной и лёгкая попойка. Он окончательно путается и не понимает, почему эмоционально залип на Мике и Сэме, почему такая желанная сексуальная разрядка настолько загрузила голову? Кая качает от напускного пофигизма в духе: «Мне никто не нужен, уволюсь и уеду в Сан-Франциско» до лёгкой депрессии и осознания, что он был всего лишь развлечением для, видимо, очень крепкой пары, которой стало скучно в постели. Всю неделю Кай берет себе и дневные и ночные смены, потому что комната, которую он снимает, кажется теперь совсем чужеродной и неуютной. Прожил полгода и не заметил, как мало тут солнца, какая неудобная постель и невзрачная обстановка. Начинает раздражать всё, от искрящей розетки до уродских, серо-голубых обоев. Он дрочит в душе чаще, чем в подростковом возрасте, потому что горячий шепот Сэма так и звучит в голове, а перед глазами стоит образ ладной задницы Мики. К началу второй недели Кай изводит себя настолько, что готов пойти в рабство к этой парочке, лишь бы периодически встречаться с ними, но понимает, что не знает номера телефона, машины и даже адреса. Никки на работе делает вид, будто ничего не было. Кай сначала злится, потом радуется, потом снова злится и подходит с разговором сам. — Рассказывай, — перекрывает он проход в узкой официантской. — Чего? — растерянно смотрит Ник, совершенно не понимая, что от него ни с того, ни с сего требуют. — Тот парень, который спрашивал обо мне через тебя, — Кайлер злится. Не на Никки, а просто так уже, потому что эмоции просто некуда девать. — Что ты о нём знаешь? — Они что-то плохое тебе сделали? — Ники напуган, но больше растерян. Он впервые видит флегматичного Кайлера таким злым и нервным. Да, черт, возьми, плохое. Поселились в голове и влажных фантазиях. Настолько крепко, что любая порнуха теперь кажется чушью и бредом. Но вслух: — Нет. Просто расскажи всё, что о них знаешь, — Кай хочет пригрозить, но думает, что это уже будет слишком. — Да я особо и не знаю ничего. Никки теряется, и в голову Кайлера забредает совсем параноидальная мысль, он хватает друга за грудки и, встряхнув, вжимает в стену. — Так ты что же, тоже с ними спал? — в ответ он только ошалело округляет глаза. — Ты рехнулся? Я не по этим делам, чокнутый извращенец, — кричит и бьёт Кайлера ладонью по голове, не больно, но отрезвляюще. — Я знаю, что эти двое не местные, как и все чёртовы ублюдки в Вегасе! — поправляет он помятую рубашку, вырвавшись из цепкой хватки Кая. — Приезжают сюда не то развлечься, не то по работе. Приходили сюда периодически вместе, пили, развлекались как все нормальные люди, пару раз с кем-то уходили. Мика всегда оставляет щедрые чаевые, я только поэтому его и запомнил. — Номер? Адрес? — пытается схватить Кай ускользающие от него ниточки. — Ты ещё спроси данные его кредитки. Понятия я не имею. Что-то ещё? — теперь бесится Никки. Кай только отрицательно качает головой и Никки, выругавшись напоследок, уходит. Точно хлопнул бы дверью, не будь она пендельтюром*. Одиночество и осознание собственной помешанности сваливается большим снежным комом, и даже злиться не на кого, эти двое ведь ничего не обещали. Только удовольствие. Получено? Получено. А ещё через пару дней мысль о Сан-Франциско не кажется такой глупой. Там он, вроде, ещё не был. Только написать заявление, отработать положенный срок и в путь. Там ведь залив и куча парков, не то, что эта грёбаная пустыня. — Мы можем отпустить тебя уже через пару дней, если ты торопишься, — говорит Кайлеру менеджер, к которому он приходит писать заявление по собственному. Он едва старше самого Кая, но в искусственном свете ламп и очках выглядит тридцатилетним и очень уставшим. — Да, тороплюсь, — крайне решительно отвечает он, протягивая листок. С коллективом прощается тепло. — Жаль, конечно, — говорит Рик обнимая крепче всех. — Таких толковых чуваков ещё поискать надо. — Ничего, найдёте, — обнимает Кай в ответ. — Шейкер крутить много ума не надо. Всё оказалось куда проще. Проверенная схема: не успеваешь пустить корни и, когда уезжаешь, не приходится вырывать себя из этого места с мясом. У него билеты на вечерний рейс и неизменный коричневый, повидавший уже не один аэропорт, рюкзак. У него почти закончившаяся пачка сигарет и привычка не таскать с собой всякий хлам, вроде памятных мелочей, подаренных медведей, фляжек и зажигалок. Ни о чем не жалеет, только всё ещё грустит по доброй улыбке Мики и нечитаемому взгляду Сэма. Так ведь и не определился, кто больше понравился. Он доходит до угла дома, понимая, что это последнее место, где можно будет спокойно покурить. Нет, пожалуй, подаренную зажигалку можно было и потаскать в кармане куртки, потому что сейчас ему нечем прикурить. Оглядывается в поисках кого-то, кто может дать ему огонька и видит того, кого и не узнает сначала без жизнерадостной улыбки, да и с рассеченной губой вдобавок. От подъезда, по выложенной плиткой дорожке, в сторону парковки, у которой и стоит Кай, шагает Мика. Какой-то уставший и растрёпанный. Больше похожий именно на Михаэля, взрослого офисного работника, вроде того, что подписывал Каю заявление пару дней назад. Он чувствует на себе чей-то взгляд и вскидывает опущенную голову, сразу становясь тем самым жизнерадостным Микой, у которого пусть и рассечена губа, но он всё равно улыбается. — Не найдётся сигаретки для меня? — он не подходит близко, будто боится спугнуть. Кай открывает пачку, где осталась одна, не считая той, что он держит во рту. — Но зажигалки нет, — говорит он с безысходностью ракового больного. Как-то слишком больно видеть явно побитую мордашку Мики и гадать, что у него случилось. Мика достаёт зажигалку из брюк и даёт прикурить сначала Каю, а потом уже и сам. Первую порцию сизого дыма он выдыхает тяжело, как побитая жизнью собака. — Я так боялся, что ты уехал, — говорит он после паузы. — Чего же раньше тогда не пришел? — в коктейле из эмоций у Кая бурлит и злость. На сердце щемит примерно так же, как если бы врач сообщил о четвертой стадии. — Не мог, мне многое нужно было сделать и по работе, и в личной жизни разобраться, знаешь, непросто такие решения даются, — Кай уже начинает на что-то надеяться, как слышит со стороны подъезда голос Сэма. — Соседи сказали он уже уе… — он запинается и резко меняется в лице с расстроенного на очень строгого. — хал. Вот же блядь! Кай замечает сечку на его брови и скуле. С кем эти двое сцепились? Ладно субтильный Мика, но какому кретину пришла мысль лезть к Сэму? — А я тебя жду как раз, — улыбается ему Мика и видно, что каждое растягивание губ доставляет ему боль, потому что сразу после этого он непроизвольно морщит нос. Кай окончательно путается, и злость на этих двоих берет верх. — Какого чёрта вам надо? У меня скоро самолёт, на потрахаться времени нет. — Поехали с нами, — начинает Мика, почти так же уверенно, как предлагал ему секс втроем. — Я узнал, тебя ничто не держит ни тут, ни где бы то ни было ещё. — Кто это тебе такое сказал? — не унимаются бурлящие эмоции. — Никки, — усмехается Мика, опять непроизвольно морща нос. — Он, знаешь, мать родную за двадцатку продаст. Рассказал мне, что ты вроде странствующего пилигрима. Ни семьи, ни близких друзей. Только вот что ищешь, непонятно, — он делает паузу, а потом добавляет будто в трансе. — Поехали с нами. — В смысле «с нами»? — недоумевает Кай, подавившись дымом. — В прямом, — отвечает уже Сэм. — Бред бредом, соглашусь. Но ты нам чертовски понравился. Обоим. Мы сначала долго собачились, чуть не разошлись, потом подрались и решили, что никто из нас тебя не хочет отдавать другому. Но и друг друга мы терять не хотим. — Просто попробуем, — вскидывается Мика. И Кай вспоминает его, стоящего в такой же полутени, с немного шальным взглядом предлагающего поделить койку на троих и «если тебе не понравится третий или что-то пойдёт не так, мы не станем ничего требовать». Ему определенно подходит, когда от него ничего не требуют. Ему определенно подходят эти двое, стоящие рядом, потрёпанные и смотрящие так, будто от него зависит, идти ли им на гильотину утром. Мика ещё что-то говорит резво и убедительно, пока истлевшая сигарета не обжигает ему пальцы и он не замолкает, дернувшись и выкинув окурок. Смотрит на обожженный палец, а потом на Кая, обиженно и грустно. — Куда едем? — спрашивает он у этих обиженных глаз. — В Сан-Франциско, — отвечает ему Сэм и позади мигает фарами снятая с сигнализации машина. Проверенная схема: не успеваешь пустить корни и уезжаешь, чтобы попробовать пустить их в другом месте, где дожди случаются чаще, почва плодороднее и расти легче.Часть 2.
14 марта 2020 г. в 15:25
Приятно, на грани щекотки и удовольствия. Кто-то выводит замысловатые узоры пальцами на его животе, так ласково и нежно. Наверное, это даже не попытка разбудить, а личный порыв. Кай с тихим стоном открывает глаза, и его тело сразу даёт понять, что не простит просто так вчерашних приключений. Зад яростно саднит, и ломит спину.
Он открывает глаза и первым делом видит Сэма, он лежит с боку, подперев голову рукой и смотрит. Так внимательно, будто завтра ему нужно будет составить фоторобот.
— Доброе утро, — и улыбается, вроде, первый вообще раз с момента их встречи. — Надеюсь, ты ничего не проспал?
Кай вспоминает, что у него смена. Но смена только вечером и даже на неё он вряд ли пойдёт, потому что ходить — это не про него сегодня. Поэтому только отрицательно мычит.
Он пытается наскрести в своей памяти конец вчерашнего вечера. Опять становится немного стыдно, чувствует, что розовеет и отворачивается от Сэма, натыкаясь взглядом на Мику, стоящего в дверях. Абсолютно голого и ещё немного влажного после душа. Его грудь украшают засосы, а на бёдрах синяки и царапины, но выглядит он крайне довольным.
— Ты проснулся! — опять улыбается, смотря на Кая, но смурнеет, переведя взгляд на Сэма. — Чего разлегся, иди готовь завтрак, сегодня твоя очередь.
Сэм глумливо смеётся сквозь губы, но встаёт и удаляется из комнаты.
— Всё в порядке? — Мика садится рядом, гладит его по голове.
— Да, — удивляется хриплоте своего голоса Кай. — Всё отлично.
Мика ещё какое-то время гладит его по голове и разметавшимся по подушке светлым волосам, а потом выуживает какие-то шмотки из шкафа и уходит вслед за Сэмом.
Из кухни за стеной доносится шипение и шкворчание. Два мужских голоса сливаются в один монотонный гомон, и Кай опять проваливается в сон. Ему тепло и хорошо, солнце нагревает одеяло, а простыни приятно пахнут порошком и смесью запахов нескольких тел. Через какое-то время его снова будит поглаживаниями Сэм и протягивает небольшой тюбик, напоминающий смазку.
— Это гель, он отлично заживляет. Смажь себя им, заодно снимет все неприятные ощущения, — деликатнее не сказал бы даже доктор. — Мы ждём тебя на кухне. Ты ведь ешь мясо? — Кай только кивает.
К удивлению, его не выпроваживают после завтрака, и весь день они проводят втроём: лениво и размеренно. Разговаривают и валяются на всех подряд горизонтальных поверхностях, решают, кто будет готовить обед и, в итоге, под ворчание Сэма Мика заказывает пиццу.
Сэм вообще оказывается крайне ворчливым, но Мику это почему-то только веселит. Он смеётся на все его строгие замечания, а тот смотрит на него с плохо скрываемой нежностью. Кай ловит себя на странном ощущении, будто знаком с ними тысячу лет: никаких неловких пауз в разговорах и напряжённого молчания.
Вечером перед сменой Мика подкидывает его до дома и крепко целует на прощанье. Ощущение пустоты и совершенно детская обида обрушиваются лавиной, когда дверь машины захлопывается.
Он ещё как-то проживает рабочие часы, то и дело вспоминая горячий шепот Сэма и резвую решимость Мики в постели, и никак не может понять, кто же всё-таки запал ему в душу? Или никто не запал, и это был просто хороший секс?