Sanctum

Джемин бежит по мокрому асфальту, не замечая ни людей, ни машин, которые периодически проносятся мимо. Дождь как назло начался в тот момент, когда он уже отошёл от дома на приличное расстояние, а зонт в спешке взять забыл. Лёгкие горят от нехватки кислорода, а голова болит так, будто кто-то без передышки бьёт по ней молотком, причём с обеих сторон. Но Джемин не останавливается, даже когда чуть не падает, поскользнувшись на лестнице. Сегодня Ренджун будет защищать свой диплом, и присутствие Джемина, как его лучшего друга, даже не обсуждалось. Джемин звонил другу, когда ехал в автобусе, но тот её не взял, видимо, защита уже началась. Это было полчаса назад. Джемин бросает короткий взгляд на часы. 11:37. Отлично, он чертовски опаздывает. В какой-то момент ему кажется, что уже слишком поздно, что Ренджун уже всё рассказал и ему нет смысла идти. Но Джемин знает, насколько важен для него этот диплом. Он учился семь лет в художественной школе, дольше своих одногруппников, и наконец-то выпускается. Джемин не может его подвести. Пусть у него и осталось каких-то десять минут. Он забегает в здание, где на входе впопыхах объясняет вахтерше причину своего появления и, получив разрешение на вход, преодолевает холл, оставляя после себя влажные следы, и начинает подниматься на второй этаж. Буквально за несколько шагов до аудитории он окидывает себя взглядом и кривится, подмечая прилипшую к телу футболку и полные воды, хлюпающие кроссовки. Русая чёлка наверняка сосульками свисает со лба, а букет розовых лилий, нелепо лежащий в дрожащей от напряжения руке — единственный выглядит вполне сносно во всей этой ситуации. Джемин зачёсывает мокрые волосы назад, поправляет ветровку и тихо заходит в аудиторию, в которой царит мёртвая тишина, если не учитывать один единственный звук, её разбавляющий, и Джемин уверен, что его можно сравнивать не иначе как с пением самой прекрасной птицы на земле. Ренджун стоит за трибуной и активно жестикулирует руками, объясняя жюри то, в чём Джемин вообще не разбирается, несмотря на многократные попытки влиться во всю эту художественную атмосферу, которая всегда царила в воздухе, когда друг садился за мольберт и спрашивал совета у него по поводу выбора красок для предстоящей картины. Джемин тогда включал режим «юного Пикассо» и начинал с умным видом твердить Ренджуну, что «чёрный только для похорон», а «красный не подходит под твой характер». Друг всегда смеялся над его кривляниями и, бывало, прислушивался к его словам. Джемин тогда шутил, что он теперь обязан отдать ему всё своё хозяйство — кисточки, краски, карандаши и холсты, и Джемин тогда прославится на весь мир благодаря своему творческому видению. Ну, пока не обзаведётся хотя бы базовыми навыками рисования. Джемин осторожно придерживает дверь, чтобы не побеспокоить других выпускников и преподавателей своим присутствием, но у судьбы свои планы, поэтому как на голову свалившийся сквозняк с коридора ставит дверь на место с таким хлопком, что Джемин подпрыгивает от неожиданности. Все присутствующие оборачиваются на нарушителя спокойствия и сверлят его недовольными взглядами, недолго правда, сразу же возвращая своё внимание Ренджуну. Тот растерянно смотрит на друга, который не может придумать ничего лучше, кроме как с глупой улыбкой показать ему палец вверх, мол, все путём, продолжай. Ренджун лишь устало вздыхает и продолжает речь. Точнее заканчивает. — Я хотел бы поблагодарить своего преподавателя, Ким Донёна за то, что вложил в меня этот навык и подарил веру в себя. Своих родителей, что поддерживали меня на протяжении всего творческого пути. Своих одногруппников, которые делились со мной опытом, — Ренджун делает паузу и переводит взгляд на вытянувшегося по струнке Джемина, благодарно улыбаясь. — Ну и, конечно же, своего лучшего друга, который вдохновил меня на эти дипломные работы. Без тебя я бы не справился. Спасибо. Ренджун кланяется, как только аплодисменты разряжают обстановку в помещении, и покидает трибуну. По пути он подходит к своему наставнику, Ким Донёну, который вдобавок является его старшим братом, и радостно обнимает, пока тот усыпает его похвалой. — Результаты ваших работ будут объявлены через десять минут, просьба не опаздывать, — говорит кто-то из толпы. Люди покидают свои места, разбредаясь кто куда, пока Джемин терпеливо ждёт. Ренджун успевает подойти ко всем, к кому не лень, оставляя друга напоследок. Спустя пять минут старший, закончив разговор с кем-то из одногруппников, подходит к уставшему Джемину. — Ты опоздал, — складывает руки на груди и впивается в младшего взглядом, требующим объяснений. — Но всё равно же пришёл, — Джемин не собирается оправдываться, потому что не хочет, чтобы друг считал себя виноватым за то, что тот проспал из-за бессонницы, мучившей его всю ночь, которая как раз была вызвана волнением из-за предстоящей защиты Ренджуна. — Это тебе, кстати. Он протягивает чудом сохранившийся букет, надеясь, что это утихомирит старшего, и тут же не сильно получает по руке. — Джемин, придурок, — Ренджун хоть и пытается скрыть свой внезапно нахлынувший восторг, у него это плохо получается. — Ты бы ещё сто одну розу мне подарил. — Могу устроить в следующий раз, — без тени сарказма отвечает Джемин. Ренджун заливается краской и забирает букет из рук. Его смущение — это самое милое, что только может быть на свете, считает младший. — Кретин. Они заливаются смехом, который тут же прерывается одним из судей, приглашающим всех обратно в аудиторию, где будут оглашены результаты. Старший начинает заметно нервничать, заламывая пальцы и то и дело оглядываясь на Донёна. Тот кивает ему и едва заметно улыбается. Уже знает. Результаты не заставляют себя долго ждать. Один из судей громко озвучивает оценки по рисунку, живописи и основной работе, и всё то время, пока он не называет Ренджуна, тот крепко держит Джемина за руку, периодически то расслабляя её, то напрягая. Джемину это не доставляет особого дискомфорта, поэтому вырвать ладонь он не пытается. Хотя, даже если бы ему было больно или неприятно, он бы всё равно этого не сделал. Потому что Ренджун. Старший облегчённо выдыхает, высвобождая руку Джемина из плена, как только слышит, что у него по всем критериям высший балл, и довольно улыбается. Джемин не может не смотреть на его мягкий профиль, не может не радоваться успехам друга, словно своим собственным, не может не похлопать его по плечу легонько, подбадривая. — Вот видишь, а ты переживал. Сам выпускной состоится через неделю, где им как раз вручат дипломы об окончании художественной школы. Джемин, конечно же, приглашён. Ренджун хватает его за руку, держа во второй букет, и тянет на выход, пока другие люди не начали устраивать столпотворение у дверей. Младший не сопротивляется и покорно следует за другом, от внимания которого не удается скрыть звук хлюпающих кроссовок. Ренджун поджимает губы и, ускорив шаг, выводит Джемина на улицу, сразу же вталкивая в подъехавшее такси, которое, вероятно, заказал Донён. — Если ты из-за меня заболеешь, я буду винить себя всю оставшуюся жизнь. Завтра мой День рождения, только попробуй не прийти, — раздражённо бурчит старший после того, как автомобиль трогается с места. — Ты же знаешь, что я крепкий орешек, какому-то дождю не сломить мой иммунитет. — Давай, накаркай ещё. Джемин усмехается и отворачивается к окну. Ренджун всегда такой. Хоть и часто прибегает к использованию сарказма, злится и ругается из-за беспорядка в джеминовой комнате, где-то в глубине души он понимающий, максимально робкий и неуверенный человек, чуть что заливающийся краской и отводящий взволнованный взгляд. Джемин всегда выводит его на чистую воду и каждый раз, когда старший прячет лицо в ладонях и шепчет тихое «дурак» на слишком двусмысленные фразочки, не может не радоваться своей победе и не умиляться столь редкой картине. Завтра у Ренджуна День рождения. В полночь, через тридцать шесть часов, решится его судьба. После наступления совершеннолетия под сердцем у каждого человека высекается имя его родственной души, с которой ему предстоит провести всю жизнь. Не то чтобы Джемин сильно волновался насчёт этого — он уверен, нет, знает, что является соулмейтом лучшего друга, просто не может им не являться. Они провели всё детство вместе — в одной группе в садике, за одной партой в школе, теперь поступают в один и тот же университет на один и тот же факультет. Они практически никогда не ссорились, чуть ли не каждый день устраивали друг у друга ночевки, вместе готовились к экзаменам, вместе ходили по магазинам и кафе. Словом, всё вместе. И всегда. У Джемина ближе Ренджуна нет никого (не учитывая семьи), поэтому он просто не может представить себе тот исход событий, где у них на рёбрах высекаются абсолютно незнакомые имена. Он старается лишний раз не забивать себе голову дурацкими мыслями и просто верит, что у них всё будет хорошо. Парни выходят из машины, как только та подъезжает к дому, и поднимаются на седьмой этаж. Джемин благодарен лифту за то, что тот не сломался, потому что, кажется, отдышка после долгого бега всё никак не хочет исчезать, ровно как и головокружение, которое он всё старался подавлять. Ренджун открывает квартиру и просит его снять мокрые носки и обувь, чтобы не намочить пол. Пока Джемин стягивает с себя ветровку и расправляется с кроссовками, Ренджун готовит ему ванну и приносит полотенца. — Не торопись только. Отогрейся, а я пока поесть чего-нибудь приготовлю. За это Джемин и любит Ренджуна. Он предпринимает жалкие попытки обнять его, но старший вталкивает его в ванну, ворча что он мокрый и противный, поэтому пока не высохнет, никаких «всплесков радости». Пока Джемин греется, Ренджун развешивает на балконе его одежду, надеясь, что та просохнет до того, как наступит вечер, чтобы друг не решил остаться у него на ночь под предлогом мокрых джинсов, и ставит воду для лапши. Через полчаса они уже сидят на кухне, обсуждая недавно вышедшую дораму, пиная друг друга под столом и периодически разбавляя атмосферу смехом. Джемин готов отдать всё за то, чтобы эти безмятежные деньки не прекращались. Он готов вечно слушать никогда не надоедающий голос Ренджуна, наблюдать за тем, как тот торопливо отводит взгляд, пытаясь скрыть смущение, когда Джемин слишком долго любуется на его профиль, как начинает наигранно возмущаться и строить из себя недотрогу, когда друг начинает позволять себе больше, чем нужно, но никогда не отталкивает. Это то, что у них есть сейчас, и будет всегда. У них всё ещё будет.

***

На Дне рождения Ренджуна непривычно шумно. Джемин был очень удивлён, когда, зайдя в квартиру, услышал посторонние возгласы и ругань. Которые были ему знакомы до звона в ушах, и парень бы предпочёл, чтобы ему показалось, но нет. Это определённо Чэнлэ и Донхёк. — Идиот, кто так торт режет? — возмущается на высоких частотах Донхёк, и Джемин непроизвольно кривится. — Если тебе что-то не нравится, тогда сам режь, дубина! Донён, открывший ему дверь, одаривает Джемина ангельской улыбкой, смиренно покачивает головой на споры младших, и натягивает пальто. — Ребята, я ушёл! Удачно провести время! — говорит он напоследок. Под чужие благодарности он выходит из квартиры, но его останавливает внезапно подлетевший Ренджун, который обнимает его на прощание и желает хорошего дня. После того, как закрывший дверь Ренджун поворачивается, чтобы вернуться обратно, Джемин отлипает от стенки, с которой ему пришлось слиться, чтобы друг не сбил его с ног, и старший дёргается, явно не ожидая увидеть нового гостя. Джемин заливается смехом, наблюдая за его реакцией. — Ну вот и что ты смеешься, На Джемин? Да, я испугался, как смешно, — Ренджун закатывает глаза и берёт вешалку, протягивая другу. — Ты выглядел очень мило, — младший берёт вешалку и снимает куртку, сразу же отправляя её в шкаф. Ренджун делает вид, что ничего не слышал, и покорно ждёт, пока гость закончит. Крики с уходом Донёна возобновляются, к двум голосам прибавляется ещё один, более тихий и скромный, который пытается их успокоить, Джемин сразу понимает — Джисон. Пока на кухне творится хаос, парень решает воспользоваться моментом и вручает введённому в ступор Ренджуну пакет, на котором как бы случайно изображены розовые лилии. Старший замечает это и хмыкает, заглядывая внутрь и вытаскивая завернутую в яркую упаковочную бумагу небольшую коробку. Он одаривает Джемина нерешительным взглядом, но тот кивает ему на подарок и просит открыть. Ренджун переводит дыхание, молясь, чтобы оттуда не выскочила какая-нибудь мышь или, боже упаси, ещё один Джемин, и аккуратно разворачивает бумагу. Он издает удивлённый вздох и дважды хлопает глазами, глядя на подарок. — Ну как, нравится? — Джемин знает, что вопрос был не обязателен, поскольку сияющие глаза напротив передают полный спектр эмоций. — Ты давно пускал на него слюни, так что я решил облегчить твои страдания. — Господи, Джемин, это прекрасный подарок! — Ренджун уже вытащил графический планшет и вертит его в руках, рассматривая со всех сторон. Брат давно предлагал купить его, но парень всегда отказывался, объясняя это тем, что иначе он не только испортит зрение, постоянно сидя за компьютером, но и разучится рисовать на холсте. Донён не спорил, но попытки предложить брату купить планшет не прекращал. — Я чертовски рад! — Там ещё диск с фотошопом. Я знаю, что у твоего брата он есть, но это обновлённая версия. Ренджун достаёт из пакета ещё одну упаковку, ранее незамеченную, улыбается, а затем складывает это всё обратно, чтобы затем в спокойной обстановке со всем разобраться. Он подскакивает к Джемину и крепко обхватывает его за шею, не переставая довольно урчать и шептать благодарности. Младший устраивает свои руки на чужой талии и довольно прикрывает глаза, радуясь, что не прогадал с подарком. Через несколько секунд Ренджун отстраняется, но ему не дают далеко отойти, хватая за руку и притягивая обратно. — Мне этого недостаточно, — Ренджун вскидывает бровь, упираясь руками младшему в грудь, будто не понимая о чём тот говорит. — Поцелуй меня. Старший делает вид, будто поперхнулся воздухом, и отворачивается, глядя в сторону кухни, лишь бы не Джемину в глаза. Его раздражает, что он постоянно краснеет, стоит тому сказать что-то, что уже не должно смущать его в таком возрасте, но ничего не может с собой поделать, чувствуя, как к щекам приливает жар. Он прикрывает глаза и морщится, всем своим видом показывая, что ему неприятно и он не хочет. Особенно с лучшим другом. — Да ладно, хён, мы уже сто раз это делали! — Джемину уже невтерпёж, обстановка не располагает, да и неизвестно, когда за пропавшим именинником заявятся друзья. Он кладёт руку на щёку Ренджуна, разворачивая его к себе лицом и встречаясь с затуманенным взглядом. Парень мысленно усмехается, потому что старший всем своим видом кричит, что хочет, но продолжает играть в непокорного. Джемин не спрашивает разрешения и не предупреждает, просто касается своими губами чужих, сразу увлекая в глубокий поцелуй, не уделяя времени прелюдиям. Ренджун сжимает его плечи, поражаясь чужой наглости, но не сопротивляется. Он мгновенно слабеет в сильных руках, держащих его крепко и не позволяющих скатиться на пол от внезапно нахлынувших чувств. Конечно они делали это с Джемином много раз, но каждый раз всегда ощущается, как первый. Джемин отстраняется и устанавливает с Ренджуном зрительный контакт, пока тот аккуратно касается его щеки и водит по ней пальцем, рисуя невидимые линии. Джемин не даёт им много времени на передышку, поэтому снова дарит старшему поцелуй, более лёгкий, но чувственный, и сразу же отрывается от ренджуновых раскрасневшихся губ, когда слышит рядом негромкое покашливание. Джено с усмешкой переводит взгляд с одного на другого, что отскочили к противоположным стенам, будто это не они секунду назад стояли, прилипнув друг к другу. Джемин успокаивается, потому как Джено знает об их чувствах, поэтому перед ним не стыдно. Его больше удивляет, что брат тоже был приглашён, хотя они с Ренджуном не так хорошо общаются. — Я ничего не видел, — Джено подмигивает и кивает им в сторону кухни, намекая на то, что все уже заждались. Как только он уходит, Джемин облегчённо выдыхает и ему ничего не остаётся, кроме как под смущённое ворчание Ренджуна направиться к остальным.

***

День рождения Ренджуна прошёл слишком громко. К тому моменту, как парни пришли на кухню, от торта осталась лишь воздушная каша, потому что у Чэнлэ всё никак не получалось нормально его порезать, в итоге Донхёк пытался исправить его творение, но сделал ещё хуже, поэтому им пришлось вшестером есть ложками прямо из упаковки. Они открыли оставленное Донёном вино и большую часть дня провели играя в различные игры и смеясь до слёз. Чэнлэ был вымазан в шоколаде, Джено заставили раздеться чуть ли не догола, бедного Джисона закрыли ради шутки в ванной и забыли о нём на целый час, пока Донхёк не осознал, что кого-то не хватает. Под конец дня все были вымотаны, поэтому Ренджун отправил друзей убирать беспорядок, что они натворили, а сам пошёл стелить всем постели. Через час Чэнлэ с Джисоном мирно посапывали в родительской спальне, Джено с Донхёком согласились делить гостиную, хотя Донхёка было чертовски сложно уговорить — тот хотел ночевать с именинником, но под пристальным взглядом Джено сдался. Джемин лежит на спине, только что проснувшийся от короткого сна, и мысленно отсчитывает минуты до того, как на Ренджуне появится его имя. Старший сидит рядом, облокотившись о спинку кровати. Джемин с братом спустя час мучений установили ему драйвера и саму программу, так что Ренджун сейчас полностью увлечён рисованием. До полночи осталось каких-то жалких двадцать минут, и младший уже не может терпеть. Внешне он не выдает своего волнения, но внутри у него всё остановилось в ожидании. Они никогда не обсуждали эту тему, потому что могли ошибиться и сделать друг другу больно, если на них будут высечены разные имена, но всегда старались верить в то, что предназначены друг другу судьбой. В какой-то момент Ренджун, видимо, чувствуя чужое беспокойство, закрывает ноутбук и выходит из комнаты, говоря одно единственное «я скоро вернусь». Его нет пятнадцать минут, как раз столько же, сколько осталось до полуночи. Джемин зажмуривает глаза, когда три стрелки сливаются в одну, и ждёт. Ждёт. Но Ренджуна всё нет. Когда он уже было решает пойти на поиски друга, тот появляется в дверном проёме весь бледный и с нечитаемым выражением лица. Его губы мелко подрагивают, а глаза рывками носятся по комнате, избегая взволнованного взгляда Джемина. У того внутри всё холодеет. В голову закрадываются мысли, которые он тут же старается отогнать. Он списывает состояние Ренджуна на побочку. Родители говорили, что даже если ты знаешь, кто будет твоим соулмейтом, шок от внезапно появившегося на рёбрах имени обязательно будет. Буквы въедаются под кожу, становятся частью тебя, негласным решением судьбы, иногда огромной радостью, а иногда приговором. Это всегда больно. — Хён, всё хорошо? — неуверенно спрашивает Джемин, сминая в руках одеяло. Ренджун заторможенно кивает, но его выражение лица тут же сменяется счастливым: он улыбается губами и глазами, но младший сразу же понимает, наигранно. — Давай ложиться спать, Джемин-а, — протягивает тот и забирается на свою сторону постели, тут же откатываясь к самому краю и молча выключая лампу. Джемин некоторое время продолжает сидеть, сканируя взглядом стену, а затем ложится рядом. Как бы он не старался, как бы не вертелся на кровати, он не мог уснуть. Настольные часы показывали два часа ночи. Джемин откинул одеяло и сел на кровати, оборачиваясь на друга. Ренджун уснул почти сразу. Сейчас он лежал, обняв руками подушку, и не давал никаких намеков на пробуждение. Как бы Джемину не было совестно, он решил проверить. Иначе бессонница его станет хронической. Он тихо придвигается к старшему, осторожно стягивая с него одеяло, и, убедившись, что Ренджун не проснулся, осторожно тянется тонкими пальцами к его майке, так удачно задравшейся во сне. Аккуратно приподняв её, он замечает на месте появившегося имени приклеенный к телу пластырь, поэтому берёт телефон и, сведя яркость к минимуму, направляет на него свет. Джемин понимает, что отклеивать пластырь очень опасно, потому что у друга сон ближе к чуткому, поэтому просто приподнимает нелипкую часть, заглядывая глазами под пластырь. И тут же облегчённо выдыхает, потому что видит три выведённые тонким резким шрифтом буквы. «Дже». В его имени тоже есть этот слог, поэтому у Джемина словно камень с души падает. И как он только мог сомневаться? — Дурак, — шепчет себе Джемин, с улыбкой опуская голову. Он решает ещё раз взглянуть на частицу собственного имени, но как только заново приподнимает пластырь, тот с характерным звуком отлипает от ренджуновой кожи, заставляя сердце Джемина пропустить удар. Кровь в жилах моментально стынет, по телу пробегает противный липкий холодок. Джемин чувствует, как начинает задыхаться, как пальцы выпускают проклятый пластырь, как телефон летит за ним же, как в глазах образуется влага, которая редкими, но тяжёлыми каплями начинает срываться вниз, утопая в простынях. Джемин на онемевших ногах покидает комнату, чувствуя, как воздуха в лёгких становится всё меньше, как глаза начинает затягивать мутной пеленой, как рыдания вырываются у него из груди. Он добирается до ванной, как ему кажется, слишком долго. Поворачивает кран, упирается в края раковины и пустым взглядом следит за стекающей вниз водой. Такой же прозрачной, как и его испарившиеся надежды. — Джемин, с тобой всё хорошо? Джемину не нужно поднимать взгляд, чтобы понять, кто это. Его лицо сейчас ненавистно ему так же, как и его имя. Он до побелевших костяшек сжимает раковину, собирая последние силы на то, чтобы успокоиться и не разукрасить стоящего позади в красный. — Убирайся, Джено. Джено его просьбу, которая пока что не приказ, не выполняет. Он стоит позади, облокотившись о дверной косяк, видимо, ждёт, пока Джемин ему всё объяснит. Вот только объяснять тут нечего. Всё предельно ясно. Его брат — предназначенный его лучшего друга. — Ты меня не понял? — цедит Джемин, всё же оборачиваясь через плечо и смеряя Джено пронизывающим до костей взглядом. Тот сглатывает, но не отступает. Брата практически невозможно довести до такого состояния, а если это всё же случилось, Джено обязан быть рядом. — Джемин, ты можешь рассказать мне всё, что случилось. — Вали отсюда, хён! — Джемину удержаться становится всё труднее, а причиной тому толстолобость его брата. В гостиной загорается свет, видимо его крики разбудили Донхёка и, возможно, остальных тоже, но это сейчас меньшее, что волнует. Джено подходит к нему, и Джемин чувствует, что если тот сейчас его коснётся, он просто сломает ему челюсть. Его догадка оказывается правдивой, потому что брат сжимает его предплечья, заглядывая в глаза и требуя ответа. Джемин начинает вырываться, злость уже невозможно сдерживать, и в какой-то момент ему удаётся вырваться и ударить Джено в живот. Воздух разрезает громкий вскрик Донхёка, который заглушается нахлынувшей ненавистью ко всем — к Джено, к Ренджуну, к нему самому, к несправедливой судьбе, что так жестоко с ними обошлась. На плечи Джемина ложатся родные руки, потряхивающие его и пытающиеся привести в чувство. — Джемин, очнись! — молит Ренджун, и Джемин моментально остывает, начинает видеть людей вокруг себя и ощущать неприятный железный вкус во рту от прокушенной губы. Перед ним лицо плачущего Ренджуна, бесконечно повторяющего его имя и зачесывающего выбивающуюся прядь волос Джемина за ухо. Джемин дважды моргает, приходя в себя, пытаясь понять кто он и где находится. Как только лицо Ренджуна становится чётче и принимает краски, ему самому невообразимо хочется взять и заплакать. Попросить прощения за то, что ударил Джено, за то, что дал им надежду, за то, что появился в его жизни. — Ренджун-хён прости меня за всё, пожалуйста. Я такой идиот, боже… — О чём ты говоришь, глупый? — смеётся сквозь слёзы Ренджун. Джисон вопросительно моргает, рассматривая непривычно виноватое выражение лица Джемина, и задаёт почти тот же вопрос вслух. — Не обращай внимания, у него пьяный бред, — чеканит Чэнлэ, по-хозяйски открывая холодильник и доставая оттуда бутылку вина, оставленную родителями Ренджуна. Джемин громко вскрикивает от навалившейся сверху туши, которая прижала к нему Ренджуна так, что они ударились носами. — Джемин, придурок, ты всё проспал! — разочарованно выдыхает Донхёк и слезает с них только потому, что лицо Джемина принимает ярко-красный оттенок. — Ч-что проспал? — пытается отдышаться. Ему на лоб ложиться сухая шершавая рука, что заставляет Джемина резко приподняться на локтях, впиваясь испуганным взглядом в растерянного Джено, который тут же отвечает на его вопрос. — Метку Ренджуна ты проспал. Джемин не сразу понимает, что спутал реальность со сном. Осознание окончательно приходит только тогда, когда сидящий на нём Ренджун приподнимает край футболки, показывая всем аккуратно выведенное на рёбрах имя. На Джемин. — Фу, меня сейчас стошнит, — кривится Донхёк, изображая тошноту. Джисон тем временем поздравляет их, хлопая в ладоши, как ребёнок, радуясь почти так же, как и Ренджун. Джено хлопает брата по плечу, а Ренджуна треплет по голове и, схватив младших за руки утаскивает в сторону комнаты Ренджуна, где уже скрылся Чэнлэ с бутылкой. Джемин боится пошевелиться, боится, что всё это снова сон, что человек напротив него сейчас распадётся на кусочки и исчезнет. Боится, что ему показалось и имя не его. — Эй, ну ты чего? — Ренджун прислоняется лбом к родному, больше не чужому, заметив скопившиеся в уголках шоколадных глаз слёзы. — Всё хорошо, Джемин. Летом у тебя появится моё имя. Джемин крепко обхватывает его, утыкаясь в плечо и пытаясь сдержать рвущиеся наружу эмоции, пока старший целует его в макушку. Рядом с Ренджуном он становится слишком слабым, слишком уязвимым, но единственно счастливым. Он мысленно даёт себе пощечину за то, что смел сомневаться. За то, что не верил. И благодарит судьбу за то, что та дала двум одиноким душам шанс.