Правила Всемогущества

      Три дня я провел в состоянии намеренного забытья: опустошал бар, спал, курил на балконе.       Думал о Матиасе.       Ходил по квартире в его тельняшке, в ней же спал, в ней же заливался виски, чтобы хоть на несколько часов отключиться и не думать о нем. Открывал глаза, смирялся с пустотой на соседней половине кровати, с отсутствием шума в квартире. Смирялся с мыслью, что, возможно, черная полосатая футболка — все, чем мне придется довольствоваться оставшуюся жизнь.       Да, я пребывал в расстроенных алкоголем чувствах, и вся палитра моих эмоций представляла собой американские горки: будучи на первой половине бутылки я вдохновлялся мыслью о том, что при долгожданной встрече Матиасу, конечно, придется объясниться, но он все равно мой, и все, что было — не имеющая права на сомнения истина. Но уже к середине я плыл в страну разочарования и безнадежности, с молчаливой тоской думая о том, что оказался в дураках. Приближаясь ко дну, я видел себя заключенным в недрах бутылки, превратившись в человека, которому вообще ничего больше не нужно.       И отключался.       Мобильный я перевел в беззвучный режим. Время от времени просматривал список пропущенных звонков и полученных смс в надежде увидеть хоть какую-то весточку от Матиаса, но нет.       Вместо этого я наблюдал на экране шквал просьб жаждущих моего внимания людей. И вдруг понял, что могу быть ангелом, могу быть шлюхой, но поток ищущих моего внимания не уменьшится и не остановится. Людям плевать на репутацию, если они нуждаются в помощи. Но ни на один из звонков я не ответил. Кажется, я дошел до той стадии, когда мне требовался настоящий отдых.       Я устал.       Очень устал.       Не хотел извлекать из памяти информацию, не хотел делиться контактами. Более того, вся эта работа в целом мне осточертела. Наверное, в моей жизни наступил переломный момент, когда в любом случае произошли бы перемены. Просто Матиас стал их бешеным катализатором.       В том, что слухи обо мне гуляют по столице не самые приятные, я убедился не выходя из дома. Среди ряда стандартных приглашений на встречу то и дело проскакивали недвусмысленные сообщения и от женщин, и от мужчин с вопросом: сколько стоит мое персональное внимание? Хотя бы на одну ночь. Черт, а я востребован! И как я раньше не додумался сделать состояние на своей симпатичной мордашке, как выразился Матиас.       Леррей Прелестный.       От одной смски я даже расхохотался. «Я куплю тебя на месяц. Только скажи, сколько?» — гласило заманчивое предложение. Блять, дорогой, денег не хватит. Отложил телефон в сторону. Месяц… Это высший знак моего качества, что ли? Отсмеявшись, я подхватил мобильный и швырнул его о стену — тот разлетелся на куски.       К черту! Никаких больше звонков. Вообще. Матиас знает, где меня искать.       На четвертый день я просыпаюсь в обед и решаю, что с меня хватит добровольного затворничества. Надо прогуляться. Надо что-то делать. Привожу себя в порядок и еду к Ларри — компания вменяемого человека мне не помешает.       В ресторане шефа ни одного посетителя — заведение закрыто, но меня пропускают без слов. Зал украшен с излишней торжественностью, столы поменяли расположение, официанты носятся, как ужаленные, расставляя посуду. В углу установлена импровизированная сцена, где репетируют музыканты. По центру с лицом Наполеона, идущего на Ватерлоо, командует Кристина, известная в столице владелица лучшего агентства по организации великосветских мероприятий. Под ее руководством помощники таскают стулья, огромные корзины с цветами и разнообразные мелочи для декорирования помещения. Понятно, ресторан арендован под сиятельный банкет. Интересно, и кто гуляет?       Узнав о моем приходе, Ларри выходит ко мне, без слов приобнимает за плечи и уводит в тихий закуток зала, где несколько столов стоят нетронутыми. Шеф, не спрашивая меня, кивает головой администратору с просьбой организовать нам ланч.       — Ты придешь сегодня? — спрашивает Ларри после того, когда мы расположились с удобством за столом.       — Что намечается? — интересуюсь равнодушно.       — Как что? — брови Ларри приподнимаются. — Прием в честь предстоящей свадьбы Астрид Бергер и твоего Мати. Ты, вероятно, должен быть шафером?       Я застываю. Просто смотрю на шефа и молчу. Прием, значит… Оригинальный у Мати план — следовать задуманному Бергером. А еще меня поражает, что Ларри назвал Матиаса не другом, не приятелем, не как-либо еще, а именно «моим Мати». С шумом выдыхаю. Соображаю, что Ларри все это время пристально на меня смотрит.       — Нет, я не буду шафером на его свадьбе. И думаю, в списках приглашенных на это мероприятие меня нет, — отвечаю как можно более спокойным, безэмоциональным голосом.       — Значит, все действительно настолько плохо, — бормочет Ларри и добавляет:       — Леррей, ты всегда есть в списке моих персональных гостей, право приглашать которых я оставляю за собой при организации любого торжества. Таковы неизменные условия договора для тех, кто хочет воспользоваться моим рестораном и моими услугами.       — Спасибо, Ларри, но думаю, я все-таки воздержусь от приглашения. Я и Мати… — замолкаю, чувствуя, что едва могу сдерживать эмоции. Но перед этим человеком я могу не играть. Поэтому и приехал к нему.       — Леррей, — шеф накрывает мою руку ладонью. — Я не поверил ни одному слову из той мерзости, что на каждом углу треплют о тебе и Матиасе своими погаными языками эти злобные, скучающие от безделья крысы. Ты меня прости за откровенность, но дружбой ваши отношения даже с большой натяжкой трудно назвать. Это любовь. Я знаю, как она играет и светится в чужих глазах. Вижу каждый день на протяжении вот уже двадцати восьми лет этот свет в глазах жены. И мне искренне жаль, что вы с Мати не можете быть вместе.       Вскидываю голову и охрипшим голосом спрашиваю:       — Вы видели его?       — Да, — отвечает Ларри, и у меня внезапно пересыхает во рту. — Это Матиас настоял на проведении приема в моем ресторане. Приезжал вместе с охранником оформить и оплатить заказ по двойному тарифу. За срочность.       — Как… Каким он был? — задаю я мучительный вопрос, потому что Ларри знакомился и общался исключительно с моим Мати. Матиаса, которого я ненавидел, он не знал.       — Другим, — честно отвечает Ларри. — Но у нас была пара минут наедине.       Я задерживаю воздух в легких, с надеждой глядя на него.       — Он что-нибудь сказал? — спрашиваю полностью севшим от волнения голосом.       — Да, — Ларри кивает, а мое сердце ухает вниз. — Пока нас никто не видел, Матиас на несколько мгновений превратился в измученного и несчастного парня.       Я сжимаю ладони и, прикусив верхнюю губу, утыкаюсь взглядом в изумительную фарфоровую салфетницу итальянской работы.       — Леррей, он просил тебе кое-что передать, — почти шепотом говорит Ларри.       Я продолжаю разглядывать нежный в своей изящности фарфор.       — Три слова — Скарборо, пляж, Габриэль. Наверное, это что-то значит, — договаривает шеф, а я в этот момент забываю, как дышать. Резко встаю и бросаю:       — Я поеду.       — Леррей, сейчас принесут обед… Твое любимое блюдо. Куда ты подорвался? — Ларри хмурится, участливо лаская мое разволновавшееся лицо успокаивающим взглядом.       — Мне надо побыть одному, — сдержанно объясняю я. Потому что мне действительно срочно необходимо остаться наедине с собой. И переварить услышанное.       Скарборо, пляж, Габриэль… Вряд ли можно более точно передать суть наших с Мати отношений. Тот чистый и искренний поцелуй, смиренно-восторженное «Мой ангел» и правильное ощущение того, что у нас одна душа на двоих.       Я пожимаю Ларри руку на прощание. Он, задумчиво разглядывая меня, бросает напоследок:       — Если хочешь его увидеть — приходи, Леррей. Мои двери всегда открыты для тебя, даже если тут сама королева-мать пир горой устроит.       Я киваю и устремляюсь на выход, к своей машине.       Почти подъехав к дому, решаю, что пойду на прием. Неважно, что увижу там ненавистного мне человека, но я буду знать: под его личиной скрывается мой Мати. И, возможно, хотя бы на одно короткое мгновение, я сумею поймать в его глазах отсвет любви.       И в этой своей безрассудной надежде, рискуя заслужить серьезное неодобрение Бергера, я, право слово, еще хуже восторженной Лили с ее верой в чудеса и счастливые случайности. Подозреваю, что на этом приеме моему приходу будет рад только Ларри, для остальных же я стану шикарной мишенью для бурных сплетен и выражения тихого неодобрения. На громкое кишка тонка — а вдруг еще понадобятся мои услуги?       Но мне откровенно плевать на них на всех вместе взятых. Мой бизнес в том виде, в котором он существовал до сего времени, меня больше не интересует. И я уже четко знаю, чего хочу. После всех этих переживаний, игр, манипуляций… Но об этом потом.       Хотя по большому счету, мною движет тоска. За эти пять дней, проведенные без Мати, растревоженный противоречивыми фактами и собственными сомнениями, я просто хочу его увидеть.       Швейцар на входе даже не спрашивает моего приглашения. Вымуштрованным движением он распахивает передо мной двери, и я в своем великолепном смокинге, при бабочке, вступаю на запретную территорию. Ловлю удивленные взгляды и чувствую себя Золушкой на балу. От этого моя голливудская улыбка сияет еще ярче.       Любуйтесь, суки! Думается, вы имеете эту возможность в последний раз.       С независимым видом я прохожусь по залу, с кем-то здороваясь, кому-то просто кивая. Матиаса вижу сразу. Он стоит с бокалом шампанского в обществе Астрид, Бергера и седовласого мужчины, в котором я узнаю Севани-старшего. На лице Матиаса застыла очаровательная маска презрительного самодовольства. Дорогой костюм по фигуре, элегантные туфли, белая рубашка — все в соответствии с дресс-кодом. Волосы нагелены и убраны назад. Матиас что-то говорит, иногда смеется. Меня не замечает. Или делает вид, что не замечает. Я, прихватив бокал с игристым напитком, занимаю такую позицию в зале, что он вынужден натыкаться на меня взглядом.       Я не хочу портить игру Матиаса или срывать планы, но с мстительным удовольствием думаю о том, что за сцену в гостиной Бергера он еще долго будет расплачиваться со мной. И начнет это делать прямо сейчас. И хотя ни один мускул на лице Мати не дрогнул, более того, он успел насмешливо на меня посмотреть и цокнуть языком, кивая на меня Бергеру, я замечаю, как его пальцы впились в бокал и побелели от напряжения.       Барон, увидев меня, извиняется перед будущими родственниками и направляется в мою сторону. Его лицо, как обычно, ничего не выражает, но я знаю, что он идет ко мне не с целью справиться о моем здоровье.       — Какого черта ты здесь делаешь, Шаркез? — цедит Бергер сквозь зубы, подхватывая меня под локоть и отводя в тихий угол.       — Тусуюсь, — отвечаю с наглой ухмылкой — такие и у меня в запасе есть. — Кристофер, вы, кстати, забыли прислать мне приглашение. Но я вас прощаю. Понимаю, вся эта предсвадебная суета…       — Я не забыл. Это закрытое мероприятие, и тебя нет в списках. По-моему, я тебе ясно дал понять, где твое место, — надменно произносит Бергер.       — Пфф… Не смешите меня, Кристофер. Я есть всегда и в любых списках, — борзею с каждым произнесенным словом, одним махом уничтожая все свои страхи перед этим человеком.       — Да? А я слышал, что не так давно тебя не пустили в один милый особняк в Хайгейте, — произносит Бергер, скривив губы в ядовитой усмешке.       — Кристофер, если бы я захотел туда попасть — то попал бы, не переживайте, — парирую я и делаю глоток шампанского.       — И с чего ты так осмелел, Шаркез? — Барон, похоже, заинтригован моим поведением.       — А чего мне бояться, Кристофер? Кстати, после нашей сделки мое всемогущество выросло в несколько раз — я теперь официально вершитель судеб, этакий Купидон с меткими стрелами, — хамлю дальше. — Или… Вы на себя намекаете? И что вы мне можете сделать? Потому что фокус с репутацией не сработал — и даже наоборот, — издеваюсь я.       — Закопаю, — зло выплевывает Бергер.       — Ну, закопайте, — пожимаю плечами. — Только когда решитесь на такое свежее и оригинальное решение — подумайте раз пять: не понадобятся ли вам опять мои услуги?       Я фамильярно хлопаю Бергера по плечу и направляюсь поприветствовать вышедшего в зал Ларри. Он в образе дивы — ох, как много лицемерия вокруг, поэтому не затягиваю общение, чтобы не сбивать шефа с нужного тона. Просто здороваюсь и благодарю за честь находиться в списке его самых желанных гостей. Сомневаюсь, что Бергер, который все еще прожигает меня взглядом насквозь, обладает такой привилегией.       Но кроме мутного взора Барона я чувствую на себе еще одну пару внимательных синих глаз — я добился своего. И хотя я не стремлюсь разрушить игру Матиаса, заставив его хоть как-то выдать себя, меня приободряет этот факт.       Я оборачиваюсь к нему, и на секунду мы встречаемся взглядами. Матиас придерживается образа богатого и избалованного наследника — то же выражение, та же усмешка. Но глаза его выдают. Я уверен, что окружающие не могут этого заметить, но я замечаю…       Тоску. На одно короткое мгновение она изливается на меня со всем возможным откровением. Мати тоскует без меня. Так же, как и я, без него. Мне этого достаточно.       «Скарборо, пляж, Габриэль», — повторяю я про себя и решаю, что на этом светский раут можно закончить. Я готов ждать дальше.       Но почти у выхода меня прихватывает за талию один широко известный в узких кругах товарищ — Сирилл Вонг.       Англичанин китайского происхождения. Молодой парень, недавно вступивший в наследство, оставшееся ему от погибших в автокатастрофе родителей. Неприлично богат, потрясающе испорчен и развратен. Он спускает состояние на беспрецедентные вечеринки, где алкоголь льется рекой, а кокаин в лучших традициях второсортных боевиков раскатывается на животах у дорогих проституток. Сирилл несколько раз обращался ко мне с просьбами помочь ему, но я всегда отказывал. Такой тип людей я презираю, если можно презирать пустое место. Потому что при всей своей испорченности он еще к тому же нестерпимо глуп.       Это Вонг прислал мне смс с предложением купить меня на месяц.       Меня передергивает от его объятия — я резко скидываю его руку и с отвращением на него смотрю. Сирилл в ответ лишь облизывает и без того влажные, распутные губы, жадно скользит по мне раскосыми карими глазами и, не пряча возбуждения, произносит:       — Леррей, я слышал, твой статус несколько изменился, и теперь ты не брезгуешь некоторыми вещами… — он бросает быстрый взгляд на Матиаса, который, не скрывая повышенного внимания к нашей беседе, смотрит на нас в упор. В его глазах полыхает адское пламя, и даже усмешка стерлась с его лица. Опасно, очень опасно. — И я рад этому больше всех. Потому что такой мужчина, как ты… Сколько, Леррей? Просто назови цифру.       Я знаю, чем закончится наш разговор — мои сжавшиеся до боли кулаки рассказали. От бешенства у меня картинка плывет перед глазами. Сука! Тебе не жить! С ласковой улыбкой я беру его под локоть, следуя одному отчаянному желанию — вывести его из ресторана и отработать на этой мрази боксерские навыки. Подходящий человек, подходящий случай. Потому что накипело во мне так, что мозг взрывается.       Я бросаю последний взгляд на Матиаса. Тот отставил в сторону бокал. Его глаза сузились. Ревность, сумасшедшая ревность открыто читается на его лице.       «Убью того, кто прикоснется к тебе…» — всплыли в памяти слова Мати. И судя по выражению его лица — это было правдой. Черт, Матиас может сейчас из-за какого-то ублюдка обнаружить свои истинные чувства по отношению ко мне. Потому что в них я уже не сомневаюсь. Хочу попросить проходящего мимо Ларри отвлечь Матиаса — сам разберусь, но он наконец берет себя в руки и с трудом отворачивается.       Я в темпе вальса выволакиваю Сирилла на улицу и протаскиваю за собой пару сотен метров. До ближайшей темной подворотни. Этот придурок решил, что мы уходим подальше от любопытных глаз, чтобы обсудить сумму.       Сейчас обсудим мой гонорар. Не дав Сириллу опомниться, я бью его коленом в пах, одновременно дергая за волосы вниз. Он со стоном сгибается пополам, оседает на асфальт, из его носа хлещет кровь.       — Так сколько ты мне готов заплатить? — меня рвет на части от злости.       — Леррей… Просто прошел слух… — скулит этот сученыш, но его жалкий вид еще больше раззадоривает меня. Но сделать я ничего не успеваю. Слава богу.       На мои плечи со спины в успокаивающем жесте ложатся теплые ладони. Матиас?       Я резко оборачиваюсь, но передо мной стоит… Аши.       — Оставь его, — обволакивающим, вкрадчивым голосом произносит он. — Пойдем.       — Аши… Что ты тут делаешь? — честно говоря, я думал, что он уже давно уехал с родителями в Саудовскую Аравию.       — Друг мой, я приехал за тобой. Завтра с утра я возвращаюсь домой. Покидаю Лондон. Наверное, надолго. И ты летишь со мной, — Аши берет меня за руку и мягко, но настойчиво ведет за собой к своему лимузину, ожидающему нас у входа в ресторан.       — Что? Но… — я смотрю на него непонимающим взглядом.       — Леррей… Ты. Едешь. Со мной, — произносит он, делая акцент на каждом слове. Распахивает передо мной дверцу и вдруг повторяет слова Матиаса:       — Отключи эмоции, друг мой.       Я запускаю руки в волосы и замираю. Сквозь огромные стеклянные витрины ресторана нахожу взглядом Мати. Это твой план, любимый? Таков план — я должен уехать?       Словно услышав мой молчаливый призыв, Мати оборачивается, некоторое время с любовью смотрит на меня сквозь бликующее электрическими вспышками стекло и… кивает.       Больше ни о чем не думая, я сажусь в машину.