Правила Всемогущества

      С того момента, как Аши приехал в ресторан Ларри, он не отпускает меня от себя ни на секунду, постоянно удерживая в поле зрения. И мне почему-то кажется, что этими глазами цвета горького шоколада за мной неотступно следит Матиас.       Перед отлетом мы заезжаем в мою квартиру, где я наспех кидаю в дорожную сумку вещи первой необходимости. Аши просит ни о чем не беспокоиться: все что нужно — он предоставит, поэтому сборы занимают ровно пятнадцать минут. Последней я прихватываю с кровати полосатую футболку Мати, чувствуя себя жалким и зависимым, но… Видимо, если после стольких лет одиночества влюбляешься с такой силой — строить из себя гордого и состоявшегося мужчину бесполезно.       Мы вылетаем рано утром.       В бизнес-джете родителей Аши я некоторое время наблюдаю через иллюминатор за бескрайними просторами, проглядывающими сквозь дымку облаков. Но назойливая необходимость поговорить с приятелем берет вверх и над усталостью, и над обещанием самому себе молчать.       — Думал, ты уже уехал, — замечаю осторожно, завязывая непростой именно для меня разговор. Я и хочу хоть что-нибудь узнать о Мати, и одновременно с этим не хочу, памятуя о том, что в его случае порой лучше оставаться в неведении.       — Уехал. Три недели назад. Так и есть, — подтверждает Аши. Он сидит в кресле напротив меня, что дает ему возможность смотреть мне прямо в глаза и чутким радаром улавливать малейшие эмоции на моем лице. Аши всегда только так разговаривает с людьми, которые ему симпатичны — глядя в глаза. Если человек ему антипатичен, он займет такую позицию, что виден будет только его недосягаемый, точеный, как у античной статуи, профиль. — Но вернулся ненадолго в Лондон. Придумал целую легенду, чтобы получить три дня на прощание с Сашей, — задумчиво договаривает он.       — Как он? — спрашиваю не из вежливости. Саша — хороший парень. Солнечный. На кого смотришь и думаешь, что у такого обязательно все должно быть замечательно, потому что он из того типа людей, кто воспринимает жизнь как великий дар и искренне наслаждается каждым днем. Думаю, он этим зацепил Аши — умением жить.       — Очень плохо, Леррей. Я переживаю за Сашу, — с болью в голосе произносит мой восточный друг. — Я всегда утешал себя мыслью, что наши отношения нужны больше мне. А Саша просто позволяет любить себя. Как же я был не прав! Но я не в силах что-либо изменить. Наши традиции — это не интриги западного мира, это незыблемые устои, — Аши неосознанно гладит простенькое тонкое серебряное кольцо на мизинце — подарок Саши. И это, наверное, была одна из самых трогательных вещей в их закончившемся романе: Саша из простой семьи, не богат, но засыпал Аши подарками, которые тот принимал с каким-то наивным удивлением и трепетом, привыкнув, что обычно ему приходится быть тем, кто одаривает. Я подаюсь вперед и ободряюще сжимаю ладонь Аши, этим жестом высказывая, что мне очень жаль. Но, увы, у этой истории любви изначально был свой ограниченный срок.       — Я рад, что Матиас, выбрав тебя, лучшего человека во всем Лондоне, не сдался и не пошел на поводу у обстоятельств, — неожиданно говорит Аши, ответно сжимая мою ладонь. — У меня изначально не было и нет такой привилегии. Несмотря на всю мою любовь к Саше, я не могу предать свой род и не сдержать данные мною обеты.       — Я знаю.       — Да. И Саша знает. Он… просто понимает, что значит для меня семья, — не без гордости, но грустно договаривает Аши.       И в этих словах тоже сквозит проявление настоящей, сильной любви Саши и Аши: не давить, не требовать, отпустить. Мы некоторое время молчим, разделив на двоих печальные мысли.       — Это Матиас попросил тебя увезти меня из столицы? — наконец тихо спрашиваю у Аши.       — Да, — кивает он и обласкивает меня с головы до ног этим своим мягким, обволакивающим взглядом. — Я удивился его звонку. Мы общались единожды, но я сразу понял, что его звонок как-то связан с тобой — даже будучи дома, в Медине, я не мог не следить за новостями Лондона. Это уже привычка — быть в курсе. Я слышал, что вас видят все время вместе. Честно, поначалу даже не поверил тому, что ты подпустил кого-то к себе так близко. Но рад, что ты смог это сделать.       Я хмурюсь, но молчу.       — Леррей, — Аши накрывает мою руку ладонью. — Когда до меня дошли отвратительные слухи о тебе и Матиасе, я не поверил им ни на секунду. Я знаю тебя. И думаю, что никто из тех, кто имел честь узнать тебя так же, как и я, не обратил внимания на сплетни.       — Спасибо, Аши. Но меня они не задели, если ты беспокоишься об этом, — слабо улыбаюсь ему. — Гораздо сильнее меня тревожит совсем другое. Я понимаю, что из одного поверхностного знакомства трудно сделать выводы о человеке, но… Что ты думаешь о Матиасе? — я задавал уже этот вопрос Аши, но сейчас хочу услышать снова его ответ. Спустя время. Его мнение мне дорого.       — Я уже говорил тебе, что прежде всего меня поразило в Матиасе отчаяние, застывшее в его глазах, — неторопливо отвечает Аши, и его речь журчит как ручеек. — Словно он потерял последний ориентир в этой жизни и вот-вот рухнет в пропасть. Думаю, по сути, Матиас страшный и сложный человек. То, как он подчиняет себе людей… Впечатляет и пугает одновременно. Я видел это на примере Лили. И, возможно, я попросил бы тебя не связываться с ним, но… Когда Матиас общался с Лили на той вечеринке, я подметил одну чудесную вещь. Она с жаром рассказывала о тебе, какой ты удивительный человек. И я мог, кстати, подписаться под каждым ее словом, потому что все время находился рядом и слушал мерное течение их беседы. Матиас внимал ее словам предельно внимательно и с каждой минутой светлел. Душой светлел, — я уже говорил, что Аши выражается очень образно. Он иначе видит людей. Думаю, этим он очаровал Сашу. — Под конец разговора лицо Матиаса изменилось — мне показалось, будто в тот момент он обхватил счастье руками. И тогда я увидел совсем другого человека — того, кто достоин твоей дружбы, любви и внимания. Но ему важна твоя честность, Леррей. Поэтому я просил тебя не фальшивить с ним.       Я молчу, никак не реагируя. Аши не закончил — я слышу это в его интонациях, и лишние слова — ни к чему.       — Матиас позвонил мне из ресторана Ларри, пару дней назад, сказал, что у него есть ровно минута, — продолжает Аши после небольшой паузы, которую он дал мне, чтобы обдумать услышанное. — Все телефоны в зоне его доступа прослушиваются Бергером, поэтому Матиас дал указания четко и быстро. И просил ни в коем случае ему больше не звонить.       Я возвращаюсь к созерцанию облаков. А идея разбить телефон была актуальной. Интуиция?       — Матиас спросил меня, что ты для меня значишь, — пересказывает Аши разговор с Мати. — Я ответил, что ты друг, и в моем понимании это самое высокое звание. Тогда он спросил, что значит для меня Саша. Я честно ответил, что он — моя единственная подлинная любовь, которой я вынужден пожертвовать. Матиас на это заявил, что ты для него — гораздо больше, чем друг, и любовь, которой он ни при каких обстоятельствах не намерен жертвовать. Поэтому попросил об услуге. Он объяснил, что тебе ничто не угрожает, но твое нахождение в поле его зрения может все испортить. Что именно — пояснений не дал. Попросил увезти тебя. И не отпускать от себя ни на шаг. Кстати, у меня дома, в Медине, тебя уже ждет Лили.       Я вздрагиваю и перевожу недоверчивый взгляд на Аши.       — Тоже просьба Матиаса, — поясняет мой друг. — Он сказал, что рядом с ней ты сможешь оставаться спокойным.       — Матиас ничего не просил передать? — с надеждой спрашиваю я, не сводя глаз с Аши.       — Нет, — качает головой он и пожимает плечами, словно просит прощения за то, что больше ему рассказать нечего. Я киваю и заказываю себе виски.       Все, что мне остается, ждать. И надеяться, что Матиас действительно знает, что делает. Одно радует — со мной будет Лили. Я впервые за двенадцать лет покидаю пределы вымотавшего меня до предела Лондона. И в этот момент твердо решаю, что та жизнь, которую я вел до встречи с Мати, закончена.       Матиас освободил меня. От условностей, от рутины, от брони, от одиночества. Как и обещал. Раскрыл мне глаза, пробудил чувства и эмоции — от ненависти до любви, контрастным душем окунув по очереди в каждое из них. И за это я ему благодарен, но когда он окажется в зоне моей досягаемости, мне придется решить с ним еще несколько жизненно важных вопросов.       В частности, расставить приоритеты и распределить роли. Потому что марионеткой в руках Матиаса я больше быть не намерен.       Медина — яркий мегаполис будущего и хранитель древнего прошлого. Второй по значимости город для последователей ислама и Мухаммеда после Мекки. Белый город, объединяющий в себе все особенности восточной жизни и инновационные достижения западного мира. Богатый, красивый, неописуемый.       Пока мы едем до дома Аши — современного дворца, построенного по канонам исламского стиля, я, погрузившись в изучение скользящего мимо городского пейзажа, забываю обо всем. Здесь белый, золотой и синий — основные цвета, которые словно поглощают и забивают собой остальные краски. Но отсутствие разнообразия цвета компенсируется футуристичностью и одновременно классичностью построения зданий, а также многочисленностью людей на улицах, стиль одежды которых также совмещает в себе дань вековым традициям и следование новомодным трендам. Пожалуй, да, больше всего меня здесь поражает тонкий баланс между прошлым и будущим.       Первой, кого я вижу, въехав вместе с Аши на территорию владений его семьи, — это Лили, несущаяся навстречу лимузину. На ней длинное свободное платье, прикрывающее щиколотки, и легкие сандалии. Она загорела, карие глаза горят восторгом, а лицо светится от радостной улыбки.       Проявив излишнюю эмоциональность, несвойственную восточным женщинам за пределами дома, Лили вешается мне на шею. Я подхватываю ее в объятия, целомудренно целую и получаю в ответ такие же деликатные, нежные прикосновения к щекам, лбу и подбородку. Лили старательно обходит мои губы стороной, но я, понимая, что могу себе это позволить, ловлю их на лету. Мы долго целуемся, и в этом поцелуе — всё наше отношение друг к другу: ее долгая безответная любовь ко мне и моя искренняя привязанность к ней.       Еще я знаю, что это наш первый и последний поцелуй.       Нехотя выпускаю Лили из крепких объятий.       — Как же я соскучился по тебе, — шепчу ей, немного смущенной, на ухо.       — Леррей… — выдыхает она. — Но ведь мы снова вместе?       — Да, малыш. Вместе. И это неизменно.       Лили смеется.       — А если я все-таки выйду замуж? — лукаво спрашивает она.       — Твоему мужу придется делить тебя с одним назойливым собственником, — улыбаюсь, заправляя выпавшую прядь волос за ее маленькое ушко.       — Одним? — уточняет Лили, бросая на меня обеспокоенный взгляд.       Пожимаю плечами.       — Детка, мне надо многое тебе рассказать. О себе и о Матиасе, — говорю я. — Сделаешь сама выводы. Но я искренне надеюсь, что в скором времени тебя будут допекать два самовлюбленных кретина.       Лили снова смеется.       Мы, увлекаемые Аши, расцветшим от наших ненаигранных чувств, направляемся во дворец. Территория вокруг представляет собой фантастический сад с фонтанами и свисающими сверху деревьями, словно иллюстрация к сказкам из «Тысячи и одной ночи». Не хватает разве что россыпи драгоценных камней под ногами. Очень красиво и атмосферно. Мне уже нравится.       Аши проявляет невероятное гостеприимство, на деле доказывая, что для восточного человека понятие «гость» имеет сакральное значение. Я погружаюсь в мир фантастической роскоши, в которой нет бахвальства или искусственной бравады — она естественная, гармоничная, если можно так выразиться. И жутко расслабляющая.       Все это внимательное отношение, угадывание любых желаний с полувзгляда, комфорт и размеренность… Для полноты картины не хватает только, чтобы перед нами постоянно бегал мальчик и бросал под ноги лепестки роз. Честное слово. Матиас знал, кому сдать меня на хранение. Кстати, в этот момент я улыбаюсь вам с довольным лицом разнеженного жарким солнцем и прохладительным лимонадом человека.       По правде говоря, я не заметил, как пролетела неделя — мы с Лили, словно два туриста в эйфории, объездили уже всю Медину. Сегодня посетили базар, и моя напарница до сих пор пребывает в восторге от каких-то нереальной воздушности шарфиков… Она разложила перед собой свои сокровища, состоящие из бус, браслетов, кованых колье, кусков пестрой ткани, и перебирает их с тем восхищением, что доступно только женщине.       — Ты сорока, — констатирую я факт, лежа на подушках, как заправский шейх.       Дело идет к вечеру. Мы расположились под укрывающим от солнца навесом, являющимся логичным продолжением дворца, и беззлобно подкалываем друг друга. Аши сидит рядом, пьет горячий чай и с молчаливой улыбкой наблюдает за нами.       — Спорить не буду, — соглашается Лили, примеряя очередной, звенящий монетами браслет. — Но знаешь, Рей, ты лучше помолчал бы. Твой пижамный стиль заставляет задуматься… О многом, — она хихикает и хитро косится на меня.       Да, по приезде сюда я с наслаждением влез в белые бесформенные льняные брюки и рубашку с запахом, на ноги нацепил шлепанцы, и не меняю эту форму одежды, даже выбираясь в город. Мы постоянно перемещаемся на лимузине Аши, поэтому мой внешний вид мало кого может задеть. А там, где мы бываем, нас воспринимают как гостей Аши, а значит, и своих гостей, поэтому по большому счету прощают западную раскрепощенность, скажем так. Хотя, на мой взгляд, я очень гармонично вписываюсь в окружающую обстановку. Особенно в эти подушки.       Мы с Аши лениво курим кальян и цедим дорогой коньяк. Лили, устав от игры с побрякушками, перебирается ко мне под бок, и я с радостью принимаю ее в уютные объятия. Последнюю неделю я чувствую навязчивое желание обнимать Лили — мне просто необходимы ее позитивная энергетика и упрямая убежденность в том, что все будет хорошо. А главное — ее святая вера в Матиаса…       В тот же вечер, по приезде в Медину, я рассказал Лили нашу с Мати запутанную историю отношений, но она и глазом не моргнула. С непробиваемой уверенностью Лили обругала меня за сомнения и спросила:       — Ты что, правда, не видишь, что Матиас все делает только ради тебя? Какая разница, что он рассказал или недорассказал тебе? Знаешь, будь у меня такое прошлое — я тоже побоялась бы сразу выложить карты на стол. Ты принял бы его, изначально зная о нем всю подноготную? Сомневаюсь. А так Мати дал тебе возможность сначала оценить его личность, принять его любовь… И, кстати, ты правильно сделал, что не стал до последнего копаться в его биографии. Может, и вообще не стоило этого делать. Я уверена, Мати в конечном итоге все тебе расскажет сам. Как есть.       — Почему ты так уверена в этом, Лили? — разозлился я. Потрясающая наивность.       — Леррей, знаешь, какое однажды фото прислал мне Мати?       — Ну? — я напрягся, вспомнив сто тысяч вариаций на тему моей задницы в разной степени обтягивающих ее брюках и джинсах.       Лили достала телефон, нашла нужную фотографию и протянула мне. На фото я спал — лицо смято подушкой, рот приоткрыт, разве что слюнки не текут, на глаза налезли спутанными прядями волосы. Я бы сказал, романтики в ней не было вообще, но подпись гласила: «Я его люблю даже таким».       — Рей, только искренне любящий человек будет фотографировать свою половину спящей, любуясь каждым моментом, проведенным рядом. Ну, неужели это непонятно? — Лили всплеснула руками, глядя на меня, как на тупого.       Я сдался.       — И много еще фотографий присылал тебе Мати? — между прочим поинтересовался я.       — Не скажу, — вдруг поджала губы Лили. — Это наше с ним дело.       — Лили, как такое может быть! Мы с тобой семь лет вместе, а его ты знаешь только по телефонным разговорам! И у тебя есть секреты от меня? — возмутился я. Почти искренне. Хотя нет, конечно.       — Да, — она еще и руки на груди сложила. — Матиас — единственный человек, с которым я могу обсудить твою задницу. Смирись с этим.       Понятно. Вот и до пятой точки дошли. Я махнул на нее рукой. Но на душе потеплело оттого, что на этом свете есть два человека, которые любят во мне все, вплоть до помятой рожи. А, и еще мама.       И вот мы продолжаем бездельничать под навесом. Аши, извинившись перед нами, покидает наше общество.       — Как думаешь, что задумал Мати? — спрашивает Лили тихо, перебирая пальцы моей обнимающей ее за талию руки.       — Не знаю, — пожимаю плечами. — И понятия не имею, как долго нам еще пользоваться гостеприимством Аши. Но… В любом случае, свадьба должна состояться через пару дней, так что… Так или иначе все разрешится в ближайшее время.       — Ты узнавал об обстановке в Лондоне? — Лили беспокойно ерзает, устраиваясь удобнее. Я целую ее в макушку.       — Нет. Зачем душу травить?       — Ты очень по нему скучаешь? — с женской дотошностью допытывается Лили. Для нее мы с Мати по-прежнему разыгрываем удивительную мелодраму о вечной любви.       — А ты как думаешь?       — Хочу услышать лично.       — Очень, Лили. Я не просто скучаю. У меня ощущение, что я живу в вакууме: вокруг все так замечательно, пестро, красиво, а в душе — пусто.       — Рей… А ты действительно решил закрыть бизнес? — мы уже вскользь обсуждали эту тему с ней.       — Да, малыш. Я вижу перспективы совсем иного плана. С Матиасом или без него, но я хочу попытать счастья на поприще настоящего вершителя судеб. С мировым размахом. Как-то так, — скромно заканчиваю я.       Лили оборачивается ко мне, задумчиво трет висок и спокойно, уверенно произносит:       — Я с тобой.       — А по-другому и быть не может, детка.        На следующий день мы втроем завтракаем в огромной светлой гостиной, когда нам приносят утреннюю лондонскую газету. Аши действительно не может отпустить от себя Лондон — там без него страдает Саша. Читая свежую газету, которую ему доставляют авиарейсом, Аши таким образом будто становится к нему ближе. Но в этот раз мой друг долистывает лишь до светской хроники, останавливается и поднимает на меня глаза.       — Что? — встревоженно бросаю я.       Аши протягивает мне газету…       Главной статьей в разделе светских сплетен идет сенсационная новость, претенциозно гласящая, что по непонятным причинам самая ожидаемая свадьба года между Астрид Бергер и Матиасом Джеймсом Севани отменена. Обе семьи отказываются давать комментарии. Но факт, что не далее, как вчера бывшая невеста была замечена на шопинге с подружками и выглядела вполне счастливой. А вот что касается жениха — то его никто не видел уже несколько дней. Поговаривают, что Севани-младший уехал из столицы еще неделю назад, практически сразу после приема в честь бракосочетания несостоявшихся молодоженов. И дальше — перечень гаданий на кофейной гуще: что могло произойти между этими двумя.       Я пробегаюсь взглядом по домыслам, надеясь выцепить хоть одно здравое зерно в рассуждениях журналистки, но это полная чушь. Откладываю газету в сторону — ее сразу же перехватывает Лили, с жадностью начиная вчитываться в текст.       — Что это значит, Рей? — взволнованно восклицает она, вперившись в меня требовательным взглядом.       — Это значит, что план Матиаса сработал, и мы возвращаемся в Лондон, — тихо отвечаю я, пытаясь заглушить поселившийся в глубине души страх, связанный с внезапным исчезновением Мати со всех радаров папарацци и светских хроникеров.       — Я закажу вам самолет, — подает голос Аши. — Будьте готовы через три часа.       Я благодарно киваю ему. Смотрю на Лили. И она сразу улавливает причину моего беспокойства.       — С ним все в порядке, Рей. Я уверена. Скорее всего, он ждет тебя в Лондоне. Это же Матиас! Помнишь, как мы вылавливали его по всей столице? — Лили успокаивающе улыбается.       Я не успеваю ответить — у Лили трезвонит телефон. Она бросает взгляд на экран, и ее лицо внезапно вытягивается от изумления.       — Это Бергер, — почему-то шепотом произносит Лили.       Я забираю у нее мобильный.       — Доброе утро, Кристофер! — приветствую я Барона.       — Хм, отлично. А я уж было решил, что ты прячешься от меня, Шаркез. Что с твоим телефоном?       — Я на каникулах. Не доступен для зоны действия сети, — нагло отвечаю.       — Угу, понятно, — сухо бросает Бергер. В целом, я бы сказал, что он спокоен и общается в привычной манере — сухо, безэмоционально. — Думаю, ты уже в курсе, что наш деловой альянс потерпел крах.       — Только что узнал из газеты. Сочувствую. Такая пара… — не могу не ерничать — поводов масса.       — Заткнись, — грубо обрывает меня Барон. — Короче, нет сделки — нет гонорара. Верни мои деньги.       — С чего бы вдруг? — у меня, наверное, девять жизней в запасе, но если я хочу осуществить задуманное, то должен обуздать свои страхи перед сильными мира сего. Потому что, по большому счету, они такие же люди, как и я, только с раздутым самомнением.       — Не понял… — подвисает Бергер. — Ты сейчас договоришься — я с тебя еще и компенсацию за моральный ущерб вытрясу в размере суммы гонорара.       — Кристофер, это вы мне должны компенсацию за моральный ущерб — не ваша задница пострадала, — издевательски заявляю я. — И меня не волнует, по какой причине не состоялся ваш чудный альянс — свою часть сделки я выполнил. Или слово Кристофера Бергера — пустой звук? — здесь я выдерживаю паузу, чтобы он смог оценить высказанное. — Кстати, я забыл чек у вас на вторую половину суммы — будьте добры, переведите ее на мой личный счет. Лили скинет вам реквизиты. Всего хорошего, Кристофер, — твердо завершаю я разговор и отключаюсь.       — Рей… — с каменным лицом бормочет моя помощница. — Что это сейчас было?       Я кидаю взгляд на прилетевшее только что сообщение, высветившееся на экране. От Бергера:       «Без компенсации обойдешься, кидай реквизиты. Блядь ты блондинистая!»       Хмыкаю. Кажется, мне не стоит больше оставаться с Бергером наедине. По ходу, Матиас прав — Барон явно не против поставить меня на колени. Всегда считал, что все гомофобы — латентные гомосексуалы. А Лили отвечаю:       — Новая жизнь начинается, детка.       Я возвращаюсь в свою квартиру в необоснованной надежде застать Матиаса у себя. Понимаю, что это глупо — мой адрес слишком хорошо известен светским хроникерам, и они вычислили бы Мати на раз. Но то, что я вижу дома, приводит меня в замешательство.       Квартира идеально прибрана, и в ней не осталось ни одного следа присутствия Матиаса. Ни зубной щетки, ни бритвенных принадлежностей, ни его цитрусового парфюма, ни ношеных «конверсов» с разноцветными джинсами. Ничего. Его вещей и так было немного, но теперь исчезли и они. На столике в холле лежат дубликаты ключей, которые я дал Мати — и от квартиры, и от офиса, и от моей машины.       Матиас приходил сюда и навел тщательный порядок, уничтожив доказательства того, что он жил здесь.       Я несколько раз обхожу квартиру в поисках записки или хоть какого-то знака, что мне делать дальше, где его искать и искать ли вообще…       Потому что теперь я в этом не уверен.