Правила Всемогущества

      Прошло три месяца.       Никакой трагедии.       Честно.       Вернувшись из Медины, я весь тот вечер обдумывал ситуацию. Вариантов вырисовывалось всего два: я мог потратить уйму денег, нервов и душевного здоровья на поиски Матиаса. И не найти его, потому что если он не хочет этого — я его не найду: в этом я не сомневался. Раз Мати не оставил ни одной подсказки — мои усилия будут напрасны. А тратить драгоценное время, гоняясь за ним по всему миру, я не собирался. Поэтому оставался второй вариант: отпустить ситуацию и заняться воплощением в жизнь свежих планов.       Я не знал, чем мотивировано внезапное исчезновение Матиаса и как ему удалось отделаться от сделки века и главного события года. У Бергера, понятное дело, я спросить не мог, а по Лондону гуляли слишком противоречивые слухи, свидетельствующие только об одном: никто понятия не имел, что произошло. Почему влиятельный бизнесмен Кристофер Бергер по прозвищу Барон со спокойствием удава отменил свадьбу, и при этом никто не умер. Более того, он вел себя так, словно это событие вообще не заслуживало внимания. Астрид продолжала развлекаться в ночных клубах в ожидании очередного выгодного жениха и брошенкой не выглядела. Отнюдь.       Севани-старшего в Лондоне так же, как и сына, не наблюдалось, но проверять, с ним ли Матиас, я не стал. Решил последовать совету Лили: не вмешиваться. Если Мати намерен вернуться — то вернется и объяснится. Если же это новая игра — я пас, на меня может больше не рассчитывать. Я его люблю, и мое сердце все три месяца сопротивлялось решению разума бездействовать в отношении него, но…       Мне нужен не просто затейливый любовник с фантазией — мне нужен напарник, партнер, близкий и родной человек, суть от сути моей, на которого я могу положиться, но не тот, на кого я буду отвлекаться, пытаясь разобраться в игре «Правда или ложь». Поэтому я бережно запрятал драгоценное чувство в шкатулку, спрятал ее подальше в закоулках сердца и с головой ушел в новое дело.       Первый месяц со мной жила Лили, решившая, что мне нужна поддержка друга. Но ее грустные глаза тоскующей по хозяину собаки откровенно не давали мне сосредоточиться на будущем бизнесе. Поэтому я позволил себе вмешаться в ее жизнь, чтобы она перестала лезть в мою. Я не девочка-подросток, и плакаться ей в жилетку… Нет, спасибо, увольте.       Но мое деятельное настроение и спокойный вид заставляли Лили без конца напоминать мне о Матиасе — она не верила, что я могу так просто, без стенаний, месячного запоя и битья посуды отпустить его. Мне пришлось в крайне жесткой форме объяснить Лили, что я не отказался от Матиаса и от любви к нему, но бегать за ним не буду.       Лили пыталась растревожить меня предположениями о том, что с ним могло что-то случиться, что его исчезновение — происки Бергера, но я был уверен, что это не так. Нутром чуял. Кстати, забавный момент: Барон через месяц после моего возвращения в Лондон вызвал меня к себе — дать очередное задание в обмен на весомую сумму. Я его послал к черту по телефону. Как посылал всех прочих с их просьбами. Извините, отныне учитесь решать свои проблемы самостоятельно.       Так вот, насчет Лили. Я подстроил ей случайную встречу с тем самым стопроцентным вариантом, и в расчетах не ошибся. Уже через две недели моя ненаглядная позабыла про Матиаса, про меня и нашу мелодраму — у нее своя полным ходом началась.       Парень, о котором я ей говорил, работает фотографом, имеет собственную студию. Габи Химинес, испанец по происхождению. Красивый, жгучий брюнет, но при этом скромный и как будто не осознающий своей привлекательности. Открытый, простой, тонко чувствующий людей и очень мягкий — самое оно для моей детки, которая мгновенно взяла над ним верх, что просто необходимо ее натуре. Но я точно знал, кто кого в результате построит и сделает образцово-показательной женой. Лили и Габи съехались месяц спустя после знакомства, и теперь я звонил напарнице узнать, как у нее дела. Она отвечала междометиями и быстро отключалась от разговора.       Я был доволен собой!       Оставшись наконец-то наедине с собой, я сделал три вещи.       Первая — купил недвижимость на Лазурном берегу. Долго искал подходящий вариант — мне нужно было нечто роскошное, но не китчевое, непретенциозное, уютное и комфортное, с продуманным дизайном и небольшой площадью. Подсознательно я искал дом на двоих и даже не стал себя оправдывать. Решил, что если история с Матиасом закончилась в ресторане у Ларри, обязательно заведу любовницу. Может, двух. Одну в Лондоне поселю, вторую — на Лазурном берегу, и буду менять их время от времени местами. Так себе план, не про чувства, но я сомневался, что они у меня останутся, если Мати не вернется.       Дом в центре отдыхающей элиты мне необходим как база для старта нового дела. Лазурный берег — место, где проводят время люди, принадлежащие к сильным мира сего, и на отдыхе они расслабленные и ни о чем не думающие. И я хотел получить к ним постоянный доступ именно в таком пространстве и при таких обстоятельствах.       Второе — я обновил список контактов. Удалил больше половины за ненадобностью, оставшуюся часть поделил на три категории.       Первая — для дела. Вторая — мой личный список достойных людей, которым я планировал и дальше помогать безвозмездно: их не так много — время обязательно найду. Третью категорию обозначил емко — «Уничтожить». И возглавлял список Бергер.       Я мечтал не просто скинуть его с пьедестала — я собирался не оставить камня на камне от его незаконного бизнеса. В тот же список попали остальные четыре семьи — Лондону не помешает смена кукловодов. Не много ли я на себя беру? А смысл довольствоваться малым?       Играть — так по-крупному и в масштабах целого мира. Такие, как Сирилл Вонг, в мой персональный «блэк лист» не попали. Он и сам себя через пару-тройку лет на помойку загонит.       Третье — я нашел первую цель, с которой хотел начать, ибо мой мини-переворот в столице — дело не одного дня и даже не одного года. Для того чтобы набрать обороты, мне требовалось покорить Европу и Штаты. У меня были связи в Париже, Барселоне, Дублине, Эдинбурге, Риме, Нью-Йорке, но Берлин — вот отправная точка.       Несколько месяцев назад ко мне обратился глава крупного немецкого автомобильного концерна (не будем называть имен) с просьбой посотрудничать с его компанией. Он был наслышан о моих способностях находить нужных людей, слышать, впитывать в себя информацию, сортировать ее и извлекать нужные контакты. Ему требовалось пробить несколько новых привлекательных рынков сбыта для автомобилей люкс-класса, но дело стопорилось. И он никак не мог понять, на каком уровне идет сбой — политическом или деловом. Глава концерна приглашал меня какое-то время поработать у него в качестве независимого консультанта. Я обещал подумать, но на самом деле только сейчас всерьез рассмотрел перспективу стартануть именно в Берлине — Германия всегда вела активную политическую и деловую жизнь, а меня интересовала перспектива действовать именно в этих двух сферах.       Я хотел самым непосредственным образом менять мир…       Стать серым кардиналом.       Стать человеком, который может решить проблему не отдельно взятого человека, а целой страны. На меньшее я не согласен.       Мне нечего терять, я ничего и никого не боюсь, и у меня есть волшебный список контактов и дар слышать людей.       Конечно, с умением Матиаса играть и манипулировать я могу достигнуть своих целей гораздо быстрее, но… Как я уже сказал, я не собирался стопорить свою жизнь из-за томительного ожидания одного хитрого, обаятельного и безбашенного авантюриста.       Сам справлюсь.       И у меня есть Лили. Главное, чтобы у нее гормоны откипели… Но мне не к спеху — пусть наслаждается безумием первой настоящей любви.       Погруженный в свои грандиозные планы, я практически не заметил, как пролетели эти три месяца. Понимал только по убегающим в календаре дням, что надежда на возвращение Матиаса становится все более призрачной. Но я запретил себе думать о нем — момент справлять поминки по разбитому сердцу еще не настал.       Три месяца спустя Матиас дал о себе знать.       Я как обычно, поздно вечером возвращаюсь домой от Ларри — в последнее время я проводил у него каждый вечер за ужином. Пришла его очередь помогать мне с контактами. Я выспрашивал шефа о людях, которые могли быть мне интересны — Ларри с удовольствием рассказывал, надиктовывая мне их адреса, электронную почту или номера телефонов. И ни разу не спросил, зачем мне это нужно.       Между делом мы обсудили с Ларри возможность открытия ресторана на Лазурном берегу — я обещал помочь ускорить процесс, так как не хотел менять рацион питания. Ларри предложил мне стать совладельцем. Я почесал затылок и согласился. Почему бы и нет? Если из меня не выйдет второго графа Калиостро — то, по крайней мере, я всегда буду правильно и рационально накормлен моим шефом. И у меня будет особняк на Лазурном берегу.       На дворе стоит октябрь, и я основательно промерзаю, добираясь до дома. Какого-то лешего меня дернуло пройтись пешком — вышел из такси за несколько кварталов от дома и сто раз пожалел о своем решении. Когда постоянно ездишь за рулем — забываешь о временах года.       Наконец-то мой дом! Торопливо открываю дверь, мечтая первым делом принять горячий душ, и внезапно вижу на пороге белый конверт. Замираю… Стою и смотрю на него, потому что знаю наверняка, от кого он.       И в одно мгновение все мои тщательно отложенные до лучших времен чувства вырываются наружу, словно из ящика Пандоры, и накрывают ураганом. У меня дрожат руки, появляется дикая слабость в теле — я не могу просто наклониться и поднять конверт. Прислоняюсь к стене, пытаясь перебороть бешеную тахикардию. Но, в конце концов, решаю, что, видимо, пора принять как данность любой поворот событий и двигаться дальше в соответствии с намеченными планами.       С Матиасом или без него.       Вложенный в конверт белый лист бумаги хранит в себе лишь три слова:       «Я жду тебя».       И всё. Где находится это «жду» — не указано.       Я несколько раз перечитываю послание от Матиаса, чувствуя, как во мне закипает гнев. Почти ярость.       Блять! Ни разу не поставил меня в известность о своих планах, месяц морочил голову историями в духе плутовского романа, три месяца черт знает где пропадал без всякого обещания на продолжение и вот!       Я жду тебя!       Где?       Где ты меня ждешь? Я опять должен решить ребус, сломать мозг, поставить на уши Интерпол? И по первому щелчку пальца приехать к тебе на встречу?       Я скидываю пальто, нервно прохожусь по комнате.       «Скарборо, пляж, Габриэль» — вдруг всплывают в памяти слова, переданные мне через Ларри. А что если?.. Что если это не просто напоминание о сути наших отношений, что если это четкое указание места?       Маленький, незаметный городок, наполненный туристами, которым неинтересны подробности жизни местных жителей. Вполне логично назначить встречу там.       Я присаживаюсь на диван — рука тянется за сигаретами. Выехать прямо сейчас? И вновь объявить о своей слабости, капитулировать…       Ну уж нет! В моей новой жизни Матиас усвоит несколько уроков, главным из которых станет — научиться смирению. Я раздеваюсь и спокойно ложусь спать.       Засыпаю с чувством собственного превосходства, потому что, дорогой мой Мати, теперь все будет по-моему.       Выезжаю в Скарборо неделю спустя. Почему так долго?       Испытывал не только терпение Матиаса, но и тренировал свое. Если я хочу быть счастлив с Мати, то должен научиться контролировать чувства и эмоции, вызываемые им. Не могу сказать, что это далось мне легко. От одной мысли, что я смогу наконец-то увидеть его, от моего сердца протягивалась тоненькая ниточка к беспокойному морю, на берегу которого вибрирующий хрипловатый голос пел о моей ангельской сущности. Но…       Все эти три месяца я засыпал с потаенной надеждой, что следующий день принесет мне желанные новости — и их не было. Возможно, это к лучшему, потому что сейчас, обозлившись, я на сто процентов готов диктовать условия.       Приезжаю в обеденное время, снимаю номер в той же гостинице, где останавливались мы с Мати. Но другой. Одноместный. Переодеваюсь — в Скарборо влажно и прохладно. Заматываю горло шарфом, натягиваю теплую куртку. Не тороплюсь.       Отправляюсь на побережье, которое в будний день в эту промозглую осеннюю погоду выглядит пустынным. Медленно прохожусь вдоль берега по направлению к тому кафе, где мы с Мати дегустировали коктейли.       Матиаса примечаю издалека. Он сидит за одним из столиков на открытой террасе, доживающей последние дни перед тем, как будет закрыта на зимний период. Кутаясь в теплое пальто, Мати, словно нахохлившийся воробей, смотрит безотрывно на море, прижав подбородок к груди. Его волосы ерошатся ветром, кончик носа покраснел. Очевидно, что так он сидит уже долго.       Я присаживаюсь за его столик, не здороваясь. Достаю сигареты, неспешно прикуриваю, в упор глядя на Матиаса. Он молча смотрит на меня в ответ. Протягивает руку за сигаретой — я отдаю ему свою, недокуренную. Мати глубоко затягивается и хриплым, простуженным голосом произносит:       — Я думал, ты не приедешь.       — Почему? — забираю из его ледяных пальцев сигарету и докуриваю ее в несколько затяжек.       — Неделя, Леррей! Я жду тебя здесь неделю! — вспыхивает Матиас.       — Я был занят, — спокойно отвечаю я, с независимым видом пожимая плечами.       — Занят? — Мати кривится с раздраженным видом и импульсивно взмахивает руками. — Понятно. И чем таким важным ты был занят? — конечно, с весомой долей сарказма.       — Расскажу позже. Если посчитаю нужным, — бросаю я, никак не реагируя на его эмоции. — Сначала ты мне дашь кое-какие разъяснения.       К нам подходит официант. Я не спеша, вдумчиво делаю заказ. Матиас ворчливо отмахивается от меню.       — Что тебя интересует? — выждав, когда уйдет официант, спрашивает Мати. Он трет ладони и приподнимает воротник пальто.       — Многое. Во-первых, объясни мне, пожалуйста, почему ты все время лжешь? Ты знаешь, я ведь проверил кое-какие факты из твоей биографии. Ни хрена они не сошлись с теми, что ты мне рассказал, — замечаю ровным голосом, пристально сканируя Мати въедливым взглядом.       Матиас вздрагивает и немного напрягается.       — Я не мог рассказать тебе всей правды, — упрямо произносит он.       — Почему?       — Потому что ты, узнав мою подлинную биографию, вряд ли продолжил бы мне доверять! — восклицает Мати. — А мне твое доверие было жизненно необходимо!       — Зачем? — о, задавать подобные однотипные вопросы я могу до бесконечности — и Матиасу придется на них ответить.       — Затем, Леррей, что я не смог бы действовать, зная, что ты мне не доверяешь, — Мати насупливается и отворачивается, снова уставившись на море.       — Мати, я тебе так скажу: сейчас самое время рассказать все как есть. Всю правду, — с нажимом говорю я, намекая, что иначе — это наша последняя встреча.       — Хорошо, — бурчит он. Зябко ежится и беспомощно оглядывается. — Может, перейдем в крытое помещение? Я замерз, как собака.       — А я хочу подышать воздухом, так что потерпишь, — с елейной улыбочкой бросаю я, закидываю ногу на ногу и с удобством откидываюсь на спинку стула.       Матиас сердито поджимает губы, изучающе на меня глядя. Затем, заметно расслабляясь, хмыкает.       — Что конкретно тебя интересует? — сдавшись, спрашивает он.       — Всё, — улыбаюсь еще шире. — Можем начать с университета — эти года мне представляются наиболее интересными. Так чем именно удерживал тебя отец в пучине разврата? — уверен, мой сарказм только что победил в конкурсе «Язва года».       — Ничем, — выдыхает Матиас, поморщившись от моей ослепительно-ернической улыбки. Он садится за столом ровно, снова трет ладони друг о друга. — В Оксфорде я стал сыном своего отца — беспринципной, наглой сволочью, которая с легкостью манипулировала людьми, подминала под себя каждого, кто смел рот открыть против, унижал и уничтожал любого, кто мне перечил. Я полагаю, ты уже выяснил, что моей матери ничего не угрожает.       Я согласно киваю.       — Что еще ты узнал? — уточняет Матиас.       — Ты мне расскажи. Хочу сверить факты, — отвечаю с усмешкой.       — Ладно! Вот тебе монолог потерянного человека! — выплевывает зло Матиас и на секунду отвлекается, выискивая в карманах бесформенного пальто пачку сигарет.       — В университете я понял, что сопротивляться отцу бесполезно — он всегда найдет способ удержать меня рядом, поэтому решил не противиться судьбе, — начинает Матиас очередную исповедь, версия 3.0. Вроде бы. Я уже сбился со счета. — Буквально, в течение двух лет я доказал отцу, что смогу стать достойным наследником, смогу управлять его империей. Я двигал в университете людьми, как пешками на шахматной доске. И спустя какое-то время папаша выказал мне высший знак доверия — отпустил с поводка. Я мог делать все, что хочу. Но я хотел одного — управлять. И верно шел по этому пути. Я постигал с жадностью не только науки, но и систему игры человеческими жизнями. Поэтому к окончанию университета отец направил меня в дублинский филиал, который на тот момент загибался. Я быстро понял, где слабое звено, и устранил его. Тем способом, который устроил отца, — Мати наконец закуривает, с наслаждением выпуская в небо колечки дыма.       — Лоуренс Карлайл, — с удовлетворением киваю я.       — Да, — фыркает презрительно Матиас. — За год я поднял этот филиал. Мне нечего было терять — все моральные тормоза во мне отказали, поэтому я с легкостью мог продавить любого человека. Независимо от его статуса и положения, поэтому проще было уступить мне, нежели лезть на рожон, — Мати курит, задумчиво глядя на колыхание волн. Но в какой-то момент яростно закашливается. Я делаю вид, что мне все равно, хотя состояние его здоровья, возможно (!), меня несколько беспокоит. Но с этим разберемся позже — однозначно. — Но однажды… Однажды, следуя единственной привычке, сохранившейся у меня от прошлого, я играл в своей роскошной квартире на рояле. Инструмент стоял в светлой просторной комнате, где не было ничего, кроме него. Играл и на середине одного из произведений Дебюсси вдруг остановился. Со мной случился приступ панической атаки. Я, буквально, дышать не мог. Хватался пальцами за крышку рояля и едва не валился на пол от удушья и бешено колотящегося сердца. Я вдруг понял, кем стал и какого человека в себе потерял только потому, что не захотел бороться, — Матиас выдерживает паузу, хмуро взглянув на меня. Я пожимаю плечами с равнодушным видом, мол, продолжай. Если он ждал сочувствия — то не в этот раз. — Тогда я поехал к отцу. Мне нужен был шанс. Найти самого себя. Найти цель в жизни. Ее оправдание. Конечно, я не раскрыл папаше своих планов. Просто объяснил, что слишком быстро ушел с головой в деловую жизнь, не нагулявшись и не посмотрев мир. Отец это понял. Я нашел себе достойную замену на время моего отсутствия и пообещал вернуться, когда буду нужен. Папаша отпустил меня… А я отправился искать тебя. И тут я не соврал тебе ни в одном слове.       Матиас тушит сигарету, передергивает плечами от холода и бросает на меня вопросительный взгляд, мол, может, уйдем уже с террасы, продуваемой всеми ветрами. Я с независимым видом втягиваю морской воздух полной грудью и расправляю плечи. Мати с досадой качает головой, но продолжает рассказ.       — Леррей, когда я говорил, что у моего отца есть слабое место, я имел в виду себя, — неожиданно заявляет Матиас. — Я его самое слабое место. Он доверился мне полностью. Настолько, что допустил до святая святых — всех своих дел, всей явной и тайной бухгалтерии. И перед отъездом в Европу я обнаружил одну интересную вещь — его империи грозил скорый крах. На тот момент я еще не понимал, зачем мне это знание, но искал любые зацепки, чтобы в будущем подстраховать себя на тот случай, если все-таки смогу найти свой смысл жизни.       — Как грозил крах? — удивленно переспрашиваю я.       — А вот так, — хищно усмехается Матиас, и в его лице проступают черты того человека, что я ненавижу. — Оказалось, что скважины, которые принадлежали моему отцу, находятся на грани истощения, а бороться за новые у него нет сил и былой хватки. Поэтому ему нужен был я, чтобы удержать бизнес на плаву. Моя сила, мой ум. И отец верил, что рано или поздно я нагуляюсь и вернусь. Четыре года. Мы договорились, что он даст мне четыре года. По моим подсчетам существованию империи отца оставалось лет шесть-семь, а дальше — конец. Можно объявлять себя банкротом и распродавать недвижимость. И я решил, что вернусь и исправлю положение, если не найду тебя. Но я нашел. Нашел в самый последний момент, когда готов был уже сдаться. Я не сразу поверил своему счастью, поэтому еще какое-то время присматривался к тебе, проверял…       — Да уж заметил! Еще врал все время, — вставляю я.       — Леррей, я… Я не буду просить за это прощения, — уперто бросает Матиас. — Я хотел быть уверенным на все сто. Хотел знать, что ты мой правильный человек. И здесь, в Скарборо, я осознал это до конца. Осознал с такой мощью, что мне на мгновение стало страшно. Я боялся потерять тебя. Рей, ты единственный, кто может держать меня в узде. Если один раз почувствовать власть над людьми, то потом очень трудно удержаться от того, чтобы не пользоваться ею все время… — Мати замолкает, ожидая реакции на его слова. Я понимающе киваю — да, полагаю, от этой болезни сложно излечиться.       — Леррей, после знакомства с тобой, на самом старте нашего общения, я хотел уничтожить отца, — зло и едко говорит Мати, кривя губы в отвратительной усмешке — демонической. — За то, что он сделал со мной, за то, что я сделал с собой, едва не превратившись в отвратительное чудовище. Я никогда не был марионеткой, я всегда сам был кукловодом, — признание звучит тихо, вымученно, но честно. — Ведь на самом деле… Весь этот союз с Бергером — сплошная профанация. Этот альянс с Бергером нужен был для того, чтобы получить дополнительное вливание средств и поддержку в лице такого мощного оружия, как Барон. Приняв все дела, при таком тыле, я быстро расставил бы все на свои места. Но я уже не хотел! Я хотел послать и Бергера, и собственного папашу на все четыре стороны, и никто из них ничего не смог бы сделать. Потому что в действительности зацепить меня уже было нечем. Я мог в любой момент уехать и со злорадством наблюдать, как рушится империя моего батюшки.       — И почему ты этого не сделал? — спрашиваю, пристально вглядываясь в Мати. Ведь если это правда, то к чему тогда все эти сложно выдуманные интриги?       — Из-за тебя, Леррей, — с таким чувством, так проникновенно и искренне произносит Мати, что у меня под сердцем поджало. — Здесь, в Скарборо, я понял, что месть — такое же поганое чувство, как и одержимость властью. Ты изменил меня, пробудив все самое лучшее, что во мне было. Каждый день, проведенный с тобой, менял меня. И во мне проснулась жалость к отцу. Странное чувство по отношению к человеку, которого ненавидишь. Я вспомнил о его дочерях — моих сестрах, хороших, достойных девушках. Их воспитывала мать, не отец. Добрые, неиспорченные — и я не хотел портить им жизнь. Ни одна из них не злоупотребляет положением, обе активно занимаются благотворительностью, путешествуют по миру в качестве волонтеров. Ради них, ради себя я должен был исправить ситуацию должным образом. И тогда я решил поступить совсем иначе.       Я напряженно слушаю Мати — он подходит к сути разворачивавшейся уже на моих глазах интриги.       — Как только я принял решение — сразу нарисовалась главная проблема. Я должен максимально дистанцироваться от тебя, потому что… Леррей, я так увлекся тобой, что перестал себя контролировать. И ты сам это увидел по тем фотографиям, что дал нам тогда Бергер, — виновато и с досадой признается Мати.       — Значит, ты не провоцировал меня? — задаю я постоянно тревоживший меня до этого момента вопрос.       — О чем ты? — не понимает Матиас.       — Эти фото… Я подозревал, что ты намеренно меня провоцировал.       — Боже, Рей! Нет, конечно! Я просто болван, который теряет голову от одного твоего присутствия. Вот и всё, — Мати хмурится и поджимает губы. — Там, у Бергера… Я просто хотел разыграть карту ничего не значащего для меня приятеля Шаркеза, но когда увидел фото, понял, что это серьезный прокол. По легенде я человек, у которого нет привязанностей и слабых мест, поэтому ему нечего бояться. А тут — неувязочка. В общем, ладно. За ту сцену в гостиной прости. Но так нужно было. Твои эмоции и злость должны были быть настоящими. В тот момент я молился только об одном — что ты помнишь мою просьбу верить мне при любых обстоятельствах и любишь достаточно сильно, чтобы следовать ей.       — С трудом, Мати, мне далось это с трудом, — уточняю я.       Матиас вдруг перегибается через стол и обхватывает ледяными пальцами мои ладони.       — Леррей, поверь, все дальнейшее мне далось с еще большим трудом. Единственная мысль, что держала меня все это время на плаву, — я рано или поздно вернусь к тебе.       — Я все равно пока не понимаю твою логику… — торможу его, высвобождая ладони — предлагая вернуться к рассказу. Матиас, помрачнев, садится на место, зарываясь носом в ворот пальто. — В чем заключался план?       — Хорошо. Рассказываю, — Мати зыркает на меня синими глазищами с обиженным видом. Но пока мы не договорим — никакого тактильного контакта, иначе у меня крышу сорвет, а мне надо, чтобы сначала мы поговорили. — От Бергера я мог избавиться легко и непринужденно — достаточно сказать ему, что Севани-старший почти разорен, и весь его интерес к браку сразу пропадет. Собственно, так и произошло. Но прежде чем распрощаться с моей будущей женой, я должен был с глазу на глаз переговорить с отцом и расставить точки над i — сначала папаша должен был принять мое предложение. А для этого я должен был оставаться все тем же Матиасом без тормозов и моральных устоев и готовиться к свадьбе. Потому что я не мог выехать к отцу — меня держал возле себя Барон, и не мог даже позвонить, потому что все телефоны прослушивались им. Он же гребаный параноик! Единственное место, где я мог переговорить с отцом конфиденциально, без чужих ушей, как ни странно, это ресторан Ларри. Я выбрал его заведение для проведения банкета в честь предстоящей свадьбы, и Ларри пообещал, что предоставит мне свой кабинет для беседы с отцом. На виду у толпы мы могли это сделать незаметно, не привлекая внимания. Тогда же у Ларри я позвонил Аши с просьбой увезти тебя, потому что тоска уже рвала меня на части — я мог наделать глупостей раньше времени. Одного не учел — что сердобольный Ларри включит тебя в список своих гостей. Леррей, если ты думаешь, что тебе было трудно, ты не понимал, что происходит, то мне было сложнее, потому что я знал, что происходит, но не мог слова тебе сказать. Я очень верил, что мое послание, переданное через Ларри, тебя образумит. И еще эта сволочь Вонг… Как я не сорвался — не знаю.       Мати тяжело дышит, находясь в крайней степени взволнованности.       — Ладно. Вернемся к плану. Я улучил момент, и мы уединились с отцом для приватного разговора, не вызывая подозрения. Я ошарашил его тем, что нахожусь в курсе положения дел его компании — кроме него о надвигающемся банкротстве никто не знал. А я просчитал будущее бизнеса, исходя из имеющихся у меня на руках документов и отчетов. Я рассказал ему, как сильно его ненавижу. И в то же время жалею. Я объяснил, что никогда не стану продолжателем его дела, но если он согласен меня отпустить с миром, не настаивая на браке с Астрид Бергер, то сделаю все возможное, чтобы уберечь его от разорения. И сделаю это только из-за сестер. Папаша слушал меня, открыв рот, теряя достоинство и спесь. Потому что понял, как сильно ошибся во мне. Я пообещал, что о положении его дел никто не узнает. И ему пришлось согласиться, потому что он видел перед собой человека, у которого нет слабых мест… Я переиграл его на его же собственном поле.       Матиас трет ладони, подносит их ко рту и пытается согреть дыханием. Я достаю из карманов перчатки и кидаю Мати — заморозить его до смерти в мои планы не входит. Он бросает на меня сердитый, недовольный взгляд, но перчатки забирает.       — Не знаю, в курсе ты или нет, но особняк на Хайгейт — моя собственность, и на счету у меня была приличная сумма, — говорит он, выдержав паузу.       — В курсе.       — Даже не сомневался, что если ты полезешь проверять меня — докопаешься до всего, — хмыкает Матиас — я в ответ пожимаю плечами. — Так вот, все деньги я вывел на офшорные счета, чтобы иметь возможность спокойно заплатить Бергеру за молчание, не привлекая внимания. Прямая перегонка такой суммы на его счета могла вызвать много вопросов, и информация просочилась бы за пределы банка. Также он потребовал особняк в обмен на то, что будет молчать о причинах отмены свадьбы. Думаю, в какой-то мере Барон был даже рад, что не получит такого чудесного человека в зятья, потому что это еще большой вопрос, кто и под чью дудку в итоге плясал бы, — самоуверенно фыркает Мати. Нет, определенно, вдвоем мы горы свернем. — Как только я уладил все вопросы с Бергером, мне пришлось вылететь в Африку. Эти три месяца я потратил на ведение переговоров с правительством Лесото, чтобы компании отца разрешили продолжить разрабатывать новые, не так давно обнаруженные рудники. Там была настоящая бойня, но нам удалось поглотить одну из компаний-конкурентов, получить грант от правительства… И хотя месторождение скромное, этого достаточно, чтобы отец смог обеспечить будущее дочерей, достойно выйти из бизнеса и закончить дни свои в роскоши. Кроме того, я посоветовал ему доверить дела корпорации старшей дочери — Розали. Она очень умная и хваткая. И смогла бы продержать на плаву бизнес гораздо дольше, трансформировав его в нечто иное. С такими оборотами это можно сделать. Младшую я потребовал вообще не трогать и дать ей спокойно выйти замуж за парня из обычной семьи, которого она давно любит. Сам подписал бумаги об отказе от наследства. На этом мы расстались. И вот я здесь. У меня нет ни копейки за душой, нет никаких планов на будущее, и я полностью свободен. Неделю сижу и жду тебя на этом промозглом и холодном пляже! — заканчивает эмоционально Матиас.       Я перевариваю услышанное. Передо мной давно стоит тарелка с супом, но он уже успел остыть и покрыться жирными, маслянистыми пятнами. Матиас рассказал мне правду — в этом я уверен. Одно меня смущает — да он гений интриг! Который всегда и все привык решать за других. Где гарантии, что Мати остановится на этом и не продолжит манипулировать мною?       А они мне нужны.       — Почему ты просто не приехал ко мне? К чему эта патетика с записками? — ответ на этот вопрос крайне важен для меня.       — Хотел проверить, насколько сильно ты любишь и чувствуешь меня.       — Проверить, значит… — во мне вновь поднимается гнев. — А что там насчет твоей марионетки?       — Рей, я сказал, что обрежу нити, когда придет время. Считай, обрезал.       — Да? И каким ты видишь наше будущее?       — Ну, есть два варианта: первый — ты можешь вернуться в Лондон и продолжать вести прежний образ жизни, но, конечно, без меня, потому что я в столицу не вернусь, — безапелляционно ставит ультиматум Мати, глядя на меня пронзительным взглядом синих глаз. — Второй: ты можешь остаться со мной. И мы отправимся путешествовать по Европе, пока не придумаем клевый новый план на жизнь.       От его вариантов меня тряхануло. Ах ты ж, самоуверенный ублюдок! Посмотрите на него — все решил уже! Что я могу делать, а что — не могу.       Я резко встаю.       — Знаешь, что, дорогой! — бросаю я в бешенстве. — Нет ни первого, ни второго варианта. У меня имеется свой, третий. Я не вернусь в Лондон, у меня есть клевый новый план на жизнь. Если хочешь — можешь попробовать туда вписаться! Заплатишь, кстати, за обед, — добавляю напоследок и выхожу с террасы.       И шагаю прочь, в сторону гостиницы. Матиас остается сидеть, прикованный к своему месту. Я не вижу его лица, но подозреваю, что решительности в нем поубавилось.       Да к черту тебя!       Я не могу не восхищаться способностями Матиаса, его умом и умением пойти ва-банк. Но мне нужен покорный Мати — тот, который готов на равных участвовать в игре, на равных принимать решения. Пока же он до сих пор ведет себя как одиночка и эгоист. И даже любовь ко мне не выбила из него эту дурь!       Значит, так тому и быть! Путешествуй по Европе вольным ветром без меня. Свистульки ты вырезать умеешь — по жизни пригодится.       Я аж вскипаю! Три месяца ожидания ради того, чтобы услышать бескомпромиссные варианты Матиаса, где мое мнение даже не учитывалось. И он все еще меня проверяет!!! Господи, ему достаточно было просто ответить на мой вопрос:       — Так романтичнее, Леррей! — ну, или что-нибудь в этом роде. Но не про проверку чувств. Потому что проверять больше нечего!       Прояви Мати сейчас по отношению ко мне свою слабость не на словах, а на деле, выказав хоть какие-то эмоции… Я бы простил ему всё: и сцену в гостиной Бергера, и его ложь, и мое неведение, и это ожидание. Ведь он мог дать о себе знать в любой момент! Черт! Да я мог поехать вместе с ним в Лесото, если уж на то пошло! Всё! Он уже выиграл! К чему было мурыжить меня еще три месяца? Лишь бы ни перед кем не показать свою слабость?       Проверял…       Нет, Матиас, на этом проверки закончились.       Считай, ты доигрался!