Ненависть, подарившая мне тебя

      Арчи открывает глаза, но ничего не видит — вокруг темнота. Чернота абсолютно везде, будто ее ослепили. Она чувствует, как напряжено ее тело, но как ни старайся — не повернуться. Жива ли она? Сквозь червоточину высокого неба слышно, как что-то в округе звенит и нещадно бьет по нервным окончаниям. Проходит время и девушка осознает, что звук похож на звон ковки оружия. Она вспоминает кузницу, и как огромный молот, соприкасаясь с раскаленной сталью, деформирует металл и чисто звенит. Значит ли это, что она жива? Арчи чувствует боль, где-то вдалеке пронзает грудь, расползая по нервным окончаниям недомогание. Пальцы сковал холод, а запястья узким обручем заключены друг к другу. Чтобы поднять тяжелые кандалы потребовалось усилие, но спустя несколько попыток девушке удалось стащить с глаз повязку.       Она огляделась: покрытые плесенью каменные стены освещало узкое окно, сквозь которое было видно лишь кусочек неба, разорванный прутьями решетки. В дальний угол, где она лежала, набили сухого сена, из которого был сделана ее лежанка. Девушка с тяжелым вздохом перевернулась на здоровое плечо и простонала:       — Кто-нибудь? Помогите.       Казалось, что голос звучал отчаянно громко, однако частое сипенье девушки терялось в ворохе звуков, заполонявших подвал. Время тянулось медленно, унося по каплям из еле живого тела волю к сопротивлению. Она пару раз прохрипев в мольбе о помощи, обмякла.       Становилось тише, а пробиравшиеся случайные лучи закатного солнца хмуро освещали каменную клетку.       Отчаяние душило с каждым часом все сильнее, не давая ни единого шанса на то, что, возможно, все еще все наладится. Спустя часы тело начало ломить от невероятной боли, которая расходилась по позвоночнику, терзала заживо. Как она ни пыталась дотянуться пальцами до ворота кафтана и развязать тугие завязки на нем, это оказалось куда труднее, чем казалось.       — Пытаешься распутаться, ведьма? — внезапно появившийся в дверях мужчина испугал ее.       Высокий, крепкого телосложения, он раскачивался вперед и назад, играя мышцами, словно каменное изваяние. Улыбка белых ровных зубов была злобной и угрожающей, но глаза оставались серьезными и сосредоточенными. Он смотрел с какой-то глупой ненавистью и отвращением, но ей этого не разглядеть — несмотря на уверенный вид мужчина держался у самой двери, готовый в любую секунду захлопнуть железную решетку.       — Очнулась? — раскатистым басом вокруг распространился голос Чонгука.       — Помогите! — взмолилась девушка, вытягивая цепи вперед. — Почему вы так со мной?       — Через три дня наступит день летнего солнцестояния, твоя судьба уже определена старейшинами. — строго произнес он вместо ответа.       — И что со мной будет? Меня отпустят? — она пыталась вглядеться в его темные глаза, но вокруг все будто плыло в цветных пятнах.       — Узнаешь позже. Постарайся не умереть раньше времени. — его измывания выводили Арчи из себя.       Миссис К., она спасет ее. Ей нужно продержаться пять дней, и тогда госпожа отправит за ней кого-нибудь из слуг. Но как ей выжить? Она злилась на себя, вспоминая разговор с Себастьяном, который когда-то в далеком прошлом призывал ее к осторожности. А если ее съедят? Вокруг дикарей ходило много слухов, поговаривали даже, что их воины обретали свою силу через растерзания жертвы и обескровливания.       — Вы убьете меня? — внутри все сжимается от страха, но сейчас нельзя его показывать, нельзя чтобы он узнал, что на дне ее глаз плещется отчаяние. — Миссис К. уже послала людей за мной. Вас выследят и накажут!       Парень лишь ухмыльнулся от явной лжи:       — Ты служанка, и тебя никто искать не станет. А если и найдут, то сожгут на костре, ведьма! Боги уготовили тебе смерть, где бы ты ни была.       — Б-боги? — удивленный вскрик разрядил напряжение, и девушка рассмеялась, — И ты-то веришь в Бога?       Парень явно удивленный, подобной дерзостью злобно прошипел, животным рыком:       — Ты еще пожалеешь обо всем, воровка!       Одарив пленницу долгим взглядом, мужчина удалился. Как же его раздражает эта мерзавка, он видит насквозь ее двуличность и лживую душу. Надо было прикончить самому, а не давать волку шанса ее коснуться.       — Эй, Чонгук, — окликнул того старый друг. — Я посмотрел волчонка, он здоров. Не слушается чуток, одичал наверное, слишком долго ты его на волю отпускал одного.       — Да, учту, — задумчиво почесал макушку парень, — Чит, а ты не слышал от старика про воровок?       — Воровок? — переспросил он, смерив друга удивленным взглядом. — в смысле тех, что крадут души?       Чон просто так интересоваться не станет, значит ли это, что он напал на след ведьмы? Вспоминая события прошлого, худощавый Чит ссутулился:       — Дед рассказывал, когда я был маленьким, что в их общине, как-то поймали воровку, но к тому времени как все обнаружилось, она успела украсть волка. После ее казни животное сошло с ума и одичало. Знаю, что все, кто был причастен к казни ведьмы исчезли, а их детей отравили неизвестным ядом.       — А как они проворачивают это? — Чон нахмурился от напряжения, слова друга взбудоражили его.       — Не знаю, думаю, что используют внушение или что-то в этом роде. Это было очень давно, ни в одной книге про это не сохранилось.       Ночь прошла отвратительно, Чон не мог уснуть, а если это и удавалось, то сознание терзалось кошмарными сновидениями, в которых ведьма приказывала Форту убить его. И волк набрасывался на него, безжалостно смыкая массивную челюсть на его глотке. Мужчина просыпался в конвульсиях, ощущая как постель становится сырой и холодной от покрывшегося испариной тела. Окончательно проснувшись, он несколько минут лежал на боку, наблюдая как тонкую щель ставен пронизывает синее предрассветное небо.       Чонгук задумался о своем детстве. Он, как и все, рос в попечении отца и матери, которые учили его жить в соответствии с традициями его народа. Единственное, что его отличало от других — это возраст, когда он повзрослел. Формально, конечно, повзрослел, но ранняя встреча с Фортом, очень быстро изменила его. Он нашел волчонка, когда ему самому было семь лет, чудом как остался жив, ведь годовалый зверь мог попросту растерзать ребенка. Однако животное разнюхав с нескольких метров Чонгука, убежало. Парнишка сильно удивился, узнав, что обычно взрослые волки, подобно тому, которого он повстречал, едят людей. Несмотря на все запреты, он вновь убежал в лес — в самую гущу, где прятался дикий зверь. Он помнит, как не мог оторваться от этих умных синих глаз, которые с какой-то болью рассматривали его, пытаясь разглядеть в нем что-то запрятанное глубоко внутри.       Чон пропал на десять дней. А когда вернулся ободранный, исхудавший и побледневший, родители насчитали на его теле семнадцать царапин и укусов. Несколько дней сын находился на волосок от смерти, лихорадка съедала юное тело безжалостно, заставляя корчится от жара и рвоты. Все закончилось на третий день, когда у ног мальчика черным пятном взгромоздился огромный волк, утробно рыча на всех и не подпуская к хозяину никого, даже его собственную мать. Тем же днем все раны чудесным образом затянулись, а волк, будто прилепленный магнитом, таскался за своим хозяином, куда бы тот не шел.       «Невыносимо» — пронеслось в мыслях мужчины, вскочив на ноги, он принялся одеваться. Он хотел убедится, что их дружба, привязанность и преданность все еще существует, мысли Чона крутились вокруг волка и ведьмы, которую он в нарушение приказа хозяина защитил. Не может же она и в прям быть ведьмой? Терзаемый внутренним страхом, он пошел к вольеру, куда на время спрятал животное. Волк почуяв появление человека, встрепенулся, раскрыл пасть и недовольно облизнулся. Мужчина знал, что проявление слабости недопустимо, животное сразу почувствует в нем страх, поэтому подавил в себе неуверенность и отрыл дверь.       — Форт, — голос звучал твердо и требовательно, будто Чон был опаснее хищника, — иди сюда.       Встряхнув косматой гривой, волк прошагал несколько шагов, и просунув голову под пятерню Чонгука остановился. Он хотел ласки, со свистом мотал головой, заставляя пальцы оглаживать шрамы под толстым слоем меха.       — Ты ведь не подведешь меня, дружище? — опустился на колени парень и заглянув в глаза напарнику, улыбнулся. — Мы одна команда, помнишь?       Достав свободной рукой припрятанное угощение, он сунул ладонь в раскрытую пасть, позволяя шершавому языку слизать кусок вяленого мяса.       — Пора поохотится.       Легкие разрывало от свежего воздуха, утренний туман еще не рассеялся, когда Чон и еще пять мужчин с его села выдвинулись в чащу. Они рассчитывали, завалить лося или хотя бы лань, после чего отпустить волков на самостоятельную кормежку. Лося было бы конечно лучше, жесткое мясо питательнее, да и на церемонию хватило бы, но сейчас было трудное время, поэтому поймай они и менее крупную дичь, им повезет. Леса сжигали и рубили городские ищейки, животные погибали или мигрировали, а в их лесах не оставалось добычи. Охотникам приходилось подниматься все выше в горы, чтобы загнать какого-нибудь горного козла, но упрямые и ловкие животные слишком проворно прыгали по ущельям, куда волки с наездниками не могли добраться.       Но в этот раз Чонгуку повезло, как только они преодолели реку, окружавшей полупетлей село, он напал на след огромного кабана. Судя по ямкам от его копыт на мокрой траве, животное всю весну и лето откармливалось, было жирным и неуклюжим. Они направились на восток, стараясь неслышно пробираться сквозь сухие заросли кустарников и мокрой травы. Наездник еще плохо видел — предрассветная темнота делала его уязвимым, но волк не был ослеплен, а его чувство обоняния было напряжено так сильно, что Чон слышал как хищник изредка фыркает, пытаясь отстраниться от душных запахов лекарственных трав, которые в самом цветении дурманили всю округу своим ароматом.       Но даже их осторожность была раскрыта — за десяток метров, кабан озадаченно тявкнул, разбрызгивая грязь с пятачка, и пугливо осмотрелся по сторонам. Наконец, уловив запах Форта, зверь кинулся в побег, семеня короткими ножками и на удивление развивая стремительную скорость. В радостной эйфории, Чонгук орет на волка, и они кидаются в след за убегающим животным. Им нужно подойти достаточно близко, чтобы наездник смог швырнуть в бок животного кинжал со снотворным ядом. Но в нарушение приказа, едва завидев дым кострищ в селе животное резко меняет траекторию, убегая с открытой поляны снова в чащу, и Чонгук яростно впивается руками в загривок волка, маневрируя им. Форт отчего-то встает на дыбы, и непослушно мотает головой. Замедляя шаг, хищник полностью останавливается, утробно рыча, заставляя Чонгука содрогаться от вибраций и клокотаний. Чонгук в пылу погони гневно кричит на зверя, и резко бьет кулаком по бокам, аккурат между ребер, заставляя его подчинится. Но от резкого прыжка, Чон падает на спину, и воспользовавшийся слабостью хозяина, Форт запрыгивает на него, мощными лапами наступая на руки и ноги, обездвиживая. Хищно скалится и облизывается, принюхиваясь к запаху потного тела мужчины. Чонгук видит, что взгляд волка таит в себе что-то недоброе, он облизывает клыки, и пялится на его шею, и где-то он уже видел этот взгляд. В его сне, перед тем как набросится на него Форт смотрел также — ждал команды ведьмы. Волчок озирается, бросая взгляд назад на поляну, за которой деревня.       — Форт! Слезь с меня, быстро! — Чон очнувшись от охватившего мандража, попытался возобладать над разумом животного, но тот лишь дико оскалился, рыча. Выругавшись на неповиновавшееся животное, Чон, кое-как высвободил руку из-под когтей, и мертвой хваткой вцепился в морду, чуть ниже глаз. Животное упрямилось, но и парень приложив все свои силы, в конце концов наполовину стащил его с себя. Форт звонко клацал клыками, угрожающее разрезая воздух и внимательно рассматривал сопротивлявшегося Чона, мешкаясь и решая, как поступить. Он отчетливо не понимал, в чем дело, но его будто магнитом притянуло к дому, казалось, что, только вернувшись обратно в селение, волк будет в безопасности, находясь поблизости с… чем? Форт испытывал невероятное смятение. Лес казался для него чуждым, опасным, а к Чонгуку он испытывал противоречивые чувства — запах, поведение хозяина вдруг стало раздражающее доминантным. Он превалировал над его волей, и если раньше это было чем-то естественным, то сейчас хотелось перегрызть нахалу глотку.       Протяжный вой заполонил долину, после чего Форт, бросив прощальный взгляд на ошарашенного Чонгука бросился на зов крови.       Не на шутку разъяренный Чонгук, бросился вслед за непослушным Фортом, напрочь забыв про охоту, и желая лишь бросить того в клетку, а девчонку заживо сжечь, упиваясь ее криками и страданием.