Ненависть, подарившая мне тебя

      «Чон» — доносится до ушей уже достаточно пьяного мужчины, который инстинктивно оборачивается по зову. Перед ним возникает девушка в длинном зеленом платье, украшенном вышивкой, поэтому казалось, что ее талия утопает прежде в огромных цветах, нежели пышной юбке. Парень вопросительно буравит ее взглядом, отстраненно раскачиваясь из стороны в сторону от спиртного.         — Твоя рана снова сочится кровью. — девушка протягивает руки, окатывая ласковым движением щеку. — Останется шрам.       — Одним больше, одним меньше… — мечтательно протянул Чонгук, рассматривая между теней ее лицо.       — Значит это правда? — она берет его за руку, после чего направляется в густой туман — к домам.       — Правда, что? — Чон недоумевает, а мысли вертятся сейчас вокруг Арчи, внезапно разум окатывает подозрение. Неужели кто-то узнал о ней?       — Что не мой зять сегодня забил оленя? — она не успевает договорить.       — Это был лось. — утверждает Чон тем самым подтверждая слухи.       Она вмиг оборачивается восхищенно озираясь только на парня, который от ее взгляда цепенеет. Какое-то предчувствие или даже напряжение окатывает тело так, что невозможно двинуться ни на шаг, Чонгуку льстит ее похвала, ведь впервые за долгий и мучительный вечер хоть кто-то оценил то что он сделал для сегодняшней свадьбы. Они подошли к низенькому деревянному дому, который судя по окнам состоял лишь из одной комнаты. Нита кивнула, пропуская его вперед в темноту. Парень замялся у порога в сомнениях.       — Я храню тут лекарства, сюда никто не ходит. — предвосхищая его вопрос произносит девушка, обходя его в узком проеме и протискиваясь вперед. Через минуту комната преобразилась под тусклыми зрачками свечей, Чон разглядел кушетку и стол, уставленный сушеными травами; на полу из хитроумной конструкции из трубок и нескольких емкостей капала вытяжка из каких-то цветов, распространяя едва заметный медовый и горький на вкус запах. Окна были зашторены плотной тканью, из-под них вываливались рассаженные на подоконниках вьюны, которые обматываясь вокруг специальной решетки создавали ощущение дикости леса.       — Садись туда, я подготовлю все.       Чон молча наблюдал как девушка раскрывает одну за другой банки, принюхиваясь и иногда пробуя на вкус. Наконец-то найдя нужное средство, она промокнула кусок ткани в какой-то жидкости, и придерживая его направилась к Чону.       — Облепиховое масло. — до ушей донесся шепот, а рука нежно скользнула по волосам, обнажая ссадину. — Больно не будет.       Боли действительно не было, Чон лишь чувствовал своеобразный аромат, иногда ему становилось щекотно от ее невесомых прикосновений.       — Ну вот, как новенький. — рассмеялась она. Ее руки протянулись вперед, обхватывая в маленькие ладони скулы парня, заставляя посмотреть вверх — на лицо. Прижав его плечи к груди девушка неожиданно рассыпает по высокому лбу поцелуи, оцеловывая переносицу, разглаживает пролегшие морщинки, спускаясь все ниже. Ее отрывистое дыхание окатывает горячим воздухом иссохшие губы Чона, а взгляд бегает по лицу, пытаясь угадать его реакцию. Осторожно прикоснувшись к нижней губе, она подминает ее своими, чувствует как рот парня открывается, позволяя усложнить действия. Обхватив его за шею, она садится ему на колени, ощущая как рука парня обхватывает в тугом объятии ее спину, прижимает к себе так, что она чувствует его напряжение. Тела людей сейчас настолько близки, что между ними не остается ни одного сантиметра, желание овладевает затуманенным разумом, от нехватки кислорода горят легкие, и приходится судорожно вдыхать кислород, словно после долгого нахождения под толщей воды. Чон мгновенно трезвеет, перекатывается на спину, укладывая девушку на кушетку и нависая над ней. Мужская рука блуждает поверх платья, очерчивая округлости груди, нагло скользя по обнаженному бедру.         — Чонгук — протяжно стонет девушка извиваясь в под его руками с громкими стонами. — Посмотри на меня, Чонгук.       Парень мотает головой, зубами распутывая шнуровку на груди, но не выдержав разрывает ее руками, обнажая прекрасную молочную кожу и небольшую, но упругую грудь. Закрыв глаза он водит по ней пальцами, прикасается губами, но когда пальцы тянутся к изящным линиям ключиц, Чонгук понимает насколько идеально ее молодое тело. Внезапно перед глазами возникают такие же линии плеч, только украшенные пожелтевшими кровоподтеками, исполосанные линиями еще даже не спекшихся шрамов, дряблая грудь. Почему он помнит это, ведь как ни старайся украдкой увиденное тело, сейчас никак не выходит из головы, контрастно изобличая несовершенства рядом с здоровым телом Ниты? Чонгук останавливается, осматривая как девушка в истоме пытается сцрапать с него одежду, в безумном желании выгибается навстречу, сводит и разводит ноги, совсем не беспокоясь о задранном платье. Горло окатывает изжога, и мужчина совсем не понимает, почему эта картина противна ему сейчас. Ее пошлость и распутность бросается в глаза, раздражая и оскорбляя его. Голос звучит фальшиво высоко, и даже то как она зовет его по имени выводит его из себя. И сколько мужчин она соблазнила так? Он предпочел бы слушать хриплые стоны Арчи, которая не может никак свободно вздохнуть от накатившей боли, но не эти грязные причмокивания ее губ.       «Я вернусь до наступления темноты» — вспоминается утреннее обещание, которое он не выполнил. Чонгук вообще был плох в исполнении обещаний, которые касались девушки. Ведь сначала он пообещал ей смерть, но сейчас она умирает, и он никак не решается прекратить ее мучения. Он пообещал бабушке заботиться о ней, но вспоминая как в первые дни он принципиально игнорировал ее существование, становится ясно, что и тут он облажался. А сегодня было дано еще одно обещание, которое он не исполнил. И почему все идет наперекосяк?       Мысли сковало напряжение, потому что все было неправильно. Он находился сейчас в неправильном месте с неправильным человек, и вот-вот совершил, то о чем наутро пожалеют они оба.       — Я ухожу. — констатировал он, сбрасывая с себя ее руки.       — Что? Куда? — девушка вмиг пришла себя, растерянно и смущенно поправляя платье. — Что-то не так, Чон?       Ее окрики слышались в густой темноте, свежий воздух приятно лизал лицо, освежая и придавая бодрости. Все заполонил густой дым, тянущийся с поляны, и пока Чонгук дошел до дома, он встретил запозднившихся друзей, которые звали его с собой, но он отказался. Стараясь не шуметь, Чон прошел в комнату, где слышалось сонное дыхание девушки, и стянув с себя провонявшую рубашку, приблизился к столу, чтобы зажечь лампу. Он подкидывал дров в остывающие угли камина, когда услышал копошение за спиной, но оказалось, что Арчи просто перевернулась на бок, удобнее обхватив рукой подушку. Чон опустился на колени, пристально разглядывая ее бледноту, не удержался, чтобы провести большим пальцем по еле заметным щекам. Промычав что-то она отвернулась, видимо прикосновение щекотало ее кожу.       — Арчи — мужчина склонился над ней, пытаясь мягко достучаться, но та лишь сонно причмокивала. — Ты выпила лекарство?       Она помотала головой, не открывая глаза, тяжело вздохнула. Глупо притворяться, что не заметила его прихода. День тянулся ужасно медленно и одиночество будто иголками впивалось под кожу, заставляя содрогаться от страха. Только сейчас она испытала облегчение от того, что наконец не пребывала одна. Сама того не замечая, она целый день прислушивалась с голосам и шорохам, обнаружив в конце концов, что ожидает лишь шагов парня.       Он терпеливо разглядывает ее, попутно решая, разбудить ее, полусонную и отчего-то притягательную окончательно или уйти. Как бы его не прельщал первый вариант, он понимал, что будить ее в разгар ночи не будет правильным, она потом попросту не уснет. В конце концов он задувает свечку внутри стеклянной чаши лампы, и бесшумно разворачивается на пятках, намереваясь уйти на кухню, где обычно спал.       — Чонгук. — как то жалобно доносится до ушей парня оклик по имени.       Он мычит в ответ, оборачиваясь, замечает, как шея Арчи вытянулась в попытках разглядеть в его в тусклом свете камина.       «Не уходи».       Тело девушки скользит на простынях, освобождая место для еще одного человека. Мужчина неуверенно мнется на ногах: должен ли он сейчас послушаться ее? Она больше не произносит ничего, удовлетворенно закрывает глаза, будто и вовсе не обращает внимание на него. Всего два этих слова будоражат сознание мужчины, он мучается от неопределенности, сомнений и к удивлению желания. Отчетливо осознает, что несмотря на все хочет остаться рядом с ней этой ночью, в до вес ко всему контрастом чувств отзываются воспоминания о Ните. О ней, конечно, совершенно неприятно думать, но все же, проскальзывает мысль, что если вместо нее на той кушетке была Арчи, то Чон ни за что бы не остановился. У него бы даже мыслей таких не возникло, согласись она принадлежать ему. И с ней не хочется прятать глаза стыдливо, будто они занимаются чем-то неправильным и постыдным, а наоборот хочется смотреть не отрываясь, любуясь как в глазах ее растекается желание и истома. Хотя, зная Арчи, он скорее увидит нежность и преданность, чем что-то пошлое и животное. От этой мысли по рукам пробежала едва заметная дрожь. Сколько он знал ее, все больше убеждался, что девушка, покладистая по характеру, была озлоблена его жестокостью, но стоило ему извиниться и проявлять к ней заботу, как она словно цветок, тянущийся к солнцу изо дня в день раскрывалась все больше.       Но все это было неправильно, глупо и безрассудно. Оставаться с ней наедине, будучи полностью уверенным в провале своих чувств неверно, думал Чонгук. Ему стало страшно от накатившего желания узнать ее ближе, защитить и обогреть в своих лучах, а после безжалостно избавиться. И все же набравшись решимости он вновь треплет ее за плечо, легонько постукивая пальцами, так чтобы она проснулась:       — Хочешь пойти на праздник? — глаза парня горят отражаясь от огня, он теплит надежду, что она согласится на это безрассудное предложение не задавая лишних вопросов.       Вопросы и вправду пугали его, потому что пришлось бы признать, что ее общество ему по душе, раз он хочет отвести ее на свадебное пиршество, которое к этому времени уже заканчивалось. Но как ни странно Арчи не стала задавать вопросы, лишь коротко кивнув, протянула руки, чтобы Чон смог ее усадить. Он надел на нее свой костюм, в котором она безудержно тонула, теряясь в своих тонких линиях в широких рукавах и горловине. Мужчина требовательно оглядел ее, Арчи заметила как по лицу парня скользнула недовольная улыбка. Ничего не говоря он направился к шкафу, откуда из самых глубин достал небольшого размера тряпичный сверток, перехваченных коричневой веревкой. Быстро расправившись с узлами, он развернул темное синее льняное платье, показывая его Арчи.       — Оно твоей мамы? Как и гребень? — спросила она не удержавшись и позволив любопытству возобладать верх.       После короткого ответа Чон положил ткань на постель, проводя рукой, чтобы разгладить складки. Расшитый золотом низ переливал под блеском тусклого камина, создавая ощущение звездного небосвода под молодой луной.       — Я не справлюсь с ним, — задумчиво отметила девушка, проводя пальцем по крупным пуговицам и тяжелой юбке. — давай лучше я останусь в том, что на мне надето.       — Нет. — еле заметно качнул головой парень, напряженно выжидая пару минут после ответа. — Закрой глаза.       Стон вырвался из груди девушки, когда через минуту ее груди коснулись шершавые пальцы мужчины, которые как можно аккуратнее пытались распутать пуговицы на воротнике. Затаив дыхание, парень наблюдал, как ребра вздымаются и опускаются, кожа покрывается мелкими мурашками по линиям, по которым скользили его пальцы. Арчи почувствовала, как теплые ладони нежным бризом окатывают предплечья, стягивая рукава рубашки.       Чон не удерживается от соблазна, подтягивается вперед и едва заметным поцелуем касается сгиба локтя, где только что прошлись его пальцы. Он надеется, что сейчас ее дрожь пройдет или она его остановит, но от его действий она лишь молчит и тяжело вздыхая; ее ладони раскрываются и сжимаются в надежде ухватится за что-то, но руки Чон сейчас слишком заняты — он держит ее, обнаженную в своих объятиях. Взглянуть на нее нет сил, и все что сейчас ему доступно — медленно оглаживать живот и талию, прижавшись с силой к груди, словно маленькое дитя.       От оцепенения его пробуждает девичий сорванный голос, который неуверенно просит разрешения одеться. Чон распахивает глаза, чтобы помочь ей забраться в брошенное платье, но не может отвести взгляда — синие пронзительно глубокие глаза сейчас не видят ничего, кроме его собственных зрачков, неотрывно следят за ним, в них плещется благодарность и что-то еще, что-то о чем Чонгук догадывается, но не решается признаться самому себе. Это кажется какой-то замысловатой игрой на отгадывание полутонов их чувств, которые противоречием врываются в сердца. Эти эмоции неконтролируемы, нежны и откровенны — они обжигают сразу насквозь, но стоит лишь предаться мысли о них, как те боязливо тают под критикой разума.       Поэтому сейчас они стыдливо прячутся друг от друга, пока Чон несет ее на руках во двор. Внезапно у него рождается идея и он предавшись царившей целый день глупости звонко свистит, так что Арчи поеживается от громкого звука. Но не успевает она понять, к чему было такое действо, как на пороге двора возникает пара глаз, а после проступают лохматые очертания волка, который фыркая приближается к паре.       — Тихо, дружище, контролируй себя. — успокаивающе гладит по голове, оглаживая на голове запекшиеся шрамы волка шепчет Чон.       Форт тихо скулит, вплотную приближаясь к стоящим в обнимку людям, и пристально обнюхивает обувь Арчи. Он поворачивает голову на хозяина непонимающе моргает и вертит пастью, обнажая белоснежные клыки под тусклым лунным светом.       — Это просто прогулка, Форт. — произносит Чон, оглядываясь на затаившую дыхание Арчи. — Слушайся меня, ладно?       Но волк демонстративно отворачивается, склоняя огромную пасть к голове девушки, пока та наконец не произносит:       — Ролло… — она задумывается над словами, пока волчок ластится к ногам и отдаленно рычит. — Слушайся Чона.       Перемены в поведении хищника очевидны, стоило только ей произнести пару слов, как животное с умным взглядом уставилось на мужчину, будто бы ожидая приказа.       — Лежать.       Чон помог Арчи сесть верхом, показывая где и как можно хватать хищника за гриву, чтобы он не возмущался. Но отчего-то волк юлил, то и дело выворачиваясь из некрепких пальцев Арчи, мотая головой и неожиданно припадая к земле.       — Просто держись меня за руку, я все равно пойду рядом. — в конце концов Чон был вынужден протянуть Арчи свою ладонь, чтобы та не раскачивалась верхом из стороны в сторону.       Они шли медленно, с каждым шагом их лица освещали кострища, которые хоть как-то воодушевляли Арчи на столь утомительное путешествие. Чонгук пытался придумать, как подступиться к этому молчаливому созданию, которое изредка оглядывалась на то как темное небо озаряет одна за другой звезды, будто расшитой золотыми светилами юбки ей было недостаточно.       — Почему Ролло? — наконец-то отважился спросить он, пока они проходили главные ворота.       — Папа часто говорил, что истинный волк никогда не предаст хозяина, поэтому посоветовал назвать его так. — чуть крича сообщила она, ощущая власть над животным. Честно говоря рука Чонгука ей больше не требовалась — она чувствовала каждую мышцу хищника, интуитивно могла предугадать его следующий шаг, и теперь вовсе не требовалась чья-либо помощь, чтобы она ездила верхом на нем. В конце концов этот волк до момента ее смерти принадлежит ей, и он сам чувствует интуитивно ее желания. Но Арчи нравилось, как их пальцы тепло сплетены между собой, и иногда Чон касается его корпуса своим плечом. На поляне оставалось не больше пятнадцати человек, многие костры были затушены и поздние гости были вынуждены ютится вокруг центрального огня, и который, к сожалению, тускло дотлевал. Арчи постоянно озиралась на лица, пытаясь в них кого-то признать, но они все были незнакомы ей.       Их появление не осталось незамеченным, и вскоре Чонгуку пришлось отбиваться от уймы вопросов, которая могла прийти в голову подвыпившей молодежи. В конце концов, уставший от беспрерывной болтовни, он закатил глаза и шутливо отсмеивался, но все-таки представил Арчи окружающим.       — И где ж ты ее прятал? — хохотнул кто-то, и вокруг начались сыпаться одобряющие возгласы. — Хотя, я тебя понимаю брат, показывать такую красотку окружающим я бы тоже не стал.       — Да ну вас, вы ее смущаете, так что заткнитесь. Не пора ли вам всем опустошить свои стаканы?       Чон вмиг по-собственнически оттолкнул какого-то парня, который плюхнулся на скамью рядом с Арчи, после чего уселся на его место сам.       — Ну и как тебе? — чуть спустя он повернулся к ней в пол оборота, наблюдая за тем, как мальчишки зовут его на кулачный бой.       — Все такие веселые и счастливые, должно быть свадьба удалась. — Чон отчетливо слышал в словах Арчи грусть.       Парень задумчиво огреб свои волосы пятерней, раздумывая с чего она так себя чувствует. Официальная часть хоть и была окончена, но атмосфера веселья и непринужденности даже усилилась, сейчас они сидели в ворохе смеха и песен, поднимающий настроение, но Арчи печально гладила себя по локтям, замкнувшись в собственных объятиях.       — Я думал ты обрадуешься. — разочаровался мужчина, отворачиваясь куда-то вбок.       — Я однажды гуляла на свадьбе. — ее слова прозвучали слишком резко. — Было весело.       У ног примостился волк, протяжно завывая и требуя к себе внимая. Арчи вытянула руку, касаясь влажного и липкого носа животного, отчего тот широко распахнул пасть и шершавым языком прошелся по костяшкам пальцев. Хищник принюхался утыкаясь в колени девушки, после тяжело вздохнув начал на нее фыркать.       — Тебе не нравится запах? — ласково проговорила она, пряча руку за спину. — Прости, малыш.       Чон рассмеялся в голос от вида как огромный хищник внимательно слушает сюсюканья девушки и подвывает ей в голос.       — Он раза два тебя больше, какой он малыш? — обратился парень, хватаясь за густой загривок.       — В детстве он был не больше моих ладоней. — она сложила руки в форму напоминавшую полушар. — Был таким крохотным, что другие его обижали. Кто бы мог подумать, что он станет таким красавцем.       — В детстве? — Чон округлив глаза слушал.       — Его принесла мне мама, нашла еле живого в лесу рядом с нашим домом, я за ним ухаживала. Папа был против, говорил, что держать щенка опасно, так и вышло. Ролло сбежал, когда солдаты ворвались в наш дом, маму заставили отдать волка какому-то старику, отца казнили как предателя. А я оказалась на рынке для рабов, откуда меня выкупила госпожа К.       — Что значит отдать? — непонимающе проморгал мужчина, склоняясь к девушке чуть ближе.       — Волк убивает хозяина и перестает подчиняться. Тот, кто отдает приказ и становится для него хозяином. Это происходит не сразу, лишь после смерти, когда все воспоминания сотрутся. Ролло поэтому и помнит меня, ведь раньше я была его хозяйкой. — она вновь протягивает к зверю руку и тот с удовольствием подставляется под ласковые объятия.       Чон на миг затихает, переваривая полученную информацию, так что даже Арчи замечает, как он нервно перебирает пальцами по коленке. Значит лишь после смерти Арчи Форт полностью подчинится Чонгуку, от этой мысли неприятно защемило где-то внутри, обжигая сердце непонятно откуда появившимся сожалением. Но Чон ведь примерно догадывался, он хоть и временами отчаян, но не глуп и сложить все обстоятельства и получить примерную картинку для него составило труда, уже на первой недели их совместного времяпровождения. Только вот проблема заключалась в том, что сам мужчина с каждым днем отчего не все меньше и меньше желал ей смерти и даже мучения, которые теперь были ненавистны его взгляду не приносили никакого удовлетворения, а скорее наоборот.       Он что и вправду такой дурак, что влюбился в ведьму? Нет, этого не может быть, это всего лишь наваждение, которое она наслала на него в надежде защитится. Держи друзей близко к себе, а врагов еще ближе — кажется именно это она сейчас с ним проворачивает. С чего вдруг Чонгуку, который жил двадцать четыре года и ни разу не испытывал к кому-либо нежных чувств влюбляться в кого-то? Ведь все в округе знают, что он нелюдим и груб и рассчитывать на что-то большее, нежели пара-тройка ночей не стоит?       Но может она особенная? Глядя в правде в лицо, Чон понимал, что Арчи видела его во всех ипостасях: невероятно расчетливым и жестоким, равнодушным и холодным и наконец заботливым и любящим. Но несмотря на все она сейчас говорит с ним, и даже пытается улыбаться. Он анализировал, анализировал, анализировал. Нет, не может быть так, что она ведьма, но она определенно заворожила его. Знать бы чем, как Чон в тот же миг вырвал бы эти ростки глупых чувств и изничтожил, хотя уже наверное слишком поздно.       Она тоже заметила его необычайно трепетное отношение, хоть, он уверен, и старалась списывать на сожаления о причиненной боли.        - Чонгук? - обратилась наконец Арчи, не выдержав давящей пустоты между ними. - Ты расстроен?        Сердце чертовски защемило, хотелось прокричать всему свету о том, какой тяжелый груз на себя взвалил этот неопытный в любви парень. Он обернулся на нее, тихо наблюдая как девушка скользит по его лицу, и видит как ее лицо удивленно замирает, стоит им только пересечься взглядами.        - Нет, все в порядке. - моргает он и Арчи отчетливо видит, как по щеке скользит одинокая прозрачная капля. - Пора домой.