Пленница волчонка

Прошла неделя. Короткая, совсем незаметная неделя. И за эту неделю изменилось многое, как я считала, думая об этом. Убийства в городе продолжались — я узнавала это по школьным газетам, разбросанным по школьным коридорам. Подбирая их, сердце взволнованно билось внутри. Но страшное было не это, а то, что все вели себя подозрительно, и говоря о «всех» не могу не упомянуть про стаю Скотту, в которой меня, конечно же, нет. Понятно, можно предположить, что они обвиняют меня, но не хотят говорить в лицо, и скорее всего за спиной действуют. Я пыталась учиться, и словом говоря уходить в учебу с головой у меня получалось неплохо: каждый день проводился в огромной свалке учебников, испачканных черновиков и толстых тетрадях. Но я успевала не только учиться: вечером я наблюдала за родителями, дедушкой и родственниками и пыталась поймать их на чём-нибудь ненормальном; на чём-нибудь, что докажет мои озабоченные мысли или же опровергнет их. Мне нужно было знать причастна ли моя семья к этому всему или же нет. Я была уверенна, что да. Не до конца, но была. Мама продолжала делать вид, что ничего в городе не происходит, и получалось у неё это слабовато. Её настороженный и пугливый взгляд глаз выдавал её, когда в поле её зрения появлялась я. Отец пропадал на работе, и сколько бы я не просила взять себя с собой, то отец отказывался, а шанса проследить за ним не было. Лестат, являющийся моим братом, молчал. В свободное время он подкатывал к Лидии, улыбаясь пламенной улыбкой, и складывалось ощущение, что его вообще ничего не заботит. Дедушка исчезал, поэтому застать его дома было трудно, и невыносимо сложно. Дедушка был умён, и если бы я случайно «наблюдала за ним» он бы раскусил. Раскусил, поймав с поличным. Цедрелла и Ксавьер, стоящие у меня в огромных подозрениях, уехали. Собрали вещи, и просто уехали. Я гадала почему: именно они были настроены против оборотней больше всех. Это было, пожалуй, самым странным. Они даже не попрощались; просто уехали и словно их здесь и не было. Эти раздумья не давали мне покоя. Зачем уезжать, когда построен план? Даниэля, впрочем, я тоже не замечала, но знала точно, что он где-то в городе, и как бы усердно не прятался, я чувствую это. Стая Скотта подозревала меня по-тихому: Лиам обходил меня стороной; я старательно не обращала на это внимание, но всегда могла заметить тайные взоры, кинутые от него. Прожигающие, и такие будоражащие, что тут же вспыхивала, и тут же гасла, ведь секс с парнем, который младше тебя — просто секс. А теперь он ещё и испепеляет взглядом. Или неловкость так сыграла на нем или тот факт, что он не принимает себя ещё оборотнем, отыгрываясь на мне. Стайлз, обычно весело махающий, изменился. Он кривил улыбку, и подзывал к себе, но я мотала головой, а затем уходила, ощущая недосказанность. Он продолжал быть дружелюбным, но, кажется, все тайны, которые он рассказывал, теперь просто тайны. Больше он не делился со мной секретами стаи; иногда просил ручку, спрашивал задание, но не больше. Скотт был напряжен, и словно сговариваясь с Малией, бросал на меня едкие взгляды; следил в коридорах, и скажу вам, что он не умеет прятаться, прислоняясь к шкафчикам или стенам. Его сердцебиение билось так быстро, что сердце вот-вот выпрыгнет у него из груди. Часто я слышала язвительные комментарии Малии, когда напрягала слух. Она хотела пытать меня, а ещё запереть в подвале и вытащить из меня информацию. Да уж, стае и вправду не пришлось долго думать и смекнуть, что обескровленные тела, имеющие прикус зубов, и тела мертвых оборотней, имеют связь. Первое было непосредственно связано со мной — я пила кровь, и они знали об этом. Им осталось всего лишь узнать кто убивает оборотней, и думаю они нападут. И если я не ошибаюсь на счёт своей семьи, то это будем мы. Радовало, что Кира продолжала улыбаться на тренировках, и беспокоиться о моем самочувствии; Лидия одаривала меня чутким взглядом, пробирая меня до костей. Целую неделю я почти стою на месте, не предпринимая ничего, и именно сегодня я решила действовать, а то есть напрямую спросить у мамы, которая не имела способность врать в лицо, а если и старалась, то получалось у неё отвратительно. Последний урок на котором я страдала бездельем успел закончиться. Я подхватила рюкзак, и направилась на выход школы, чтобы поскорее добраться домой. Меня мучило любопытство, скрытые мотивы семьи, недоверие Скотта, и даже Лиам, который вывешивал меня до такой степени своим милым личиком, что хотелось свернуть ему шею. И раз речь зашла про Лиама, то именно его друг остановил меня на парковке, положив руку на плечо. До машины матери оставалось около десяти шагов, и я подумала уже проигнорировать его, но повернулась, остановившись. Подошва скрипнула об сухой асфальт. — Я Мейсон, — представился парень, и выставил ладонь вперед, выражая дружелюбность. Помешкавшись, я неуверенно пожала её, и задумалась о том зачем ему со мной говорить. — Белла. — Я знаю, — ответил он и незаметно вытащил ладонь из рукопожатия, спрятав её в карман брюк. Я сощурила глаза. На одном плече у него болтался рюкзак. — Неудивительно, — пожав плечами, я постаралась быть спокойной, и более менее вежливой с этим парнем. Я переминалась с ноги на ногу, и ожидала момента, чтобы пойти к машине. Главное, не думать об этих жутких событиях в этом городе. — Что с Лиамом? Я удивилась, и неосознанно приоткрыла рот, рвано вздыхая. Несколько секунд упорно смотрела на Мейсона, нахмурив брови. Он явно был в замешательстве; в принципе, я тоже. — А что с ним? Насколько я помнила, то видела Лиама буквально двадцать минут назад; он вполне был жив и здоров, и отличался бодрым настроением. — Я думал ты знаешь, — Мейсон поправил рюкзак на плече, и руками поправил лямку. Я заметила, что от него запахло дружеской печалью и переживаниями. — О чем ты? — Ну, — Мейсон замялся, посмотрев на ботинки на ногах, и явно не хотел смотрел мне в глаза, — Между вами что-то есть, и ты его друг. — Мы не друзья, — отрезала я резко, но тут же смягчилась, добавив, — Мы соседи. Да, мы соседи. — Но… его новые друзья ничего не говорят, и мне кажется, что мы больше не… друзья, — он замолчал; Мейсон перевел взор куда-то в сторону, задумавшись, — Он сказал, что вы целовались. Что? Лиам ещё и маленькая сплетница, рассказывающая друзьям с кем целовался. Видимо, что да. На одно маленькое мгновение я разозлилась, и по привычке закатила глаза, избегая взгляда Мейсона. Может я и виновата, что мы целовались, но я не треплюсь на каждом шагу об этом. Я приняла стойкий вид, хотя мелкая дрожь остановилась на руках. Господи, пусть Мейсон сам разбирается со своей проблемой. Лиам не моя проблема. — Я не знаю, — бурчу я, — У меня с ним ничего нет, — сделала я паузу, главное — доказать, что Лиам мне безразличен, — И почему тебе просто не поговорить с ним? — я увидела, что за спиной парня открылась дверь школы. Упомянутый ранее Лиам перебирался через несколько ступней сразу, направляясь в нашу сторону, — Он прямо за твоей спиной. Мейсон обернулся, встречаясь взглядами с Лиамом, и я чувствуя себя лишней, ушла как можно быстрее. Взгляд в спину нутром прошёлся по мне. Я ненавижу Лиама Данбара, и одна из причин — его тяжелый взгляд. Дома я сбросила рюкзак с плеч, швырнув его в пыльный угол комнаты, к слову, туда полетели и грязные носки, и потная футболка и даже штаны. Таким образом моя комната снова стала в «беспорядке» и «хаосе», а я осталась довольна. Я затянула резинку на длинных шортах, предназначенные для Лакросса (мне не мешает чувство чистоплотности играть в них на поле), и накинула домашнюю майку чёрного цвета, которая, кстати, сидела на мне хорошо. Моей целью было поговорить с мамой. Понятие не имею откуда во мне накопилась смелость, уверенность и силы, чтобы подойти к маме и потребовать честность и правду, но главное, что решилась. Говорить с мамой уже было для меня чем-то страшным; во-первых, потому что она всегда навязывает своё мнение. Вообще-то, так делает почти каждый мама, но моя имела особую способность добиваться своего, отстаивать только своё мнение, и тыкать в свою правоту, неважно права она или нет. Во-вторых, врать она не умела и уж тем более мне — вампиру с усиленным слухом, и едким обаянием эмоций. И в-третьих, я боялась услышать правды. Возможно, что в душе я отрицаю варианты такого исхода; отвергаю попытки совести и логики достучаться до меня. Они уже во всю кричат, что моя семья — убийцы. Жестокие убийцы, лишающие жизни невинных людей. Ничего нету страшнее правды, и это говорю вам я — подросток со сверхъестественной силой. Маму я нашла в гостиной: она расслабленно попивала горячий чай из кружки; в руках она держала старую книгу на которой скопился толстый слой пыли. Она внимательно бегала глазами по строчкам, и не обращала на меня внимание, занятая чтением. Пришлось негромко кашлянуть, чтобы обратить её внимание на себя. Я присела на стул, таким образом теперь оказавшись напротив матери; — Мам, — голос дрогнул, но мама не обратив на это внимание, смотрела мне в глаза, — Я хотела поговорить. — Что-то случилось? Хотелось язвительно усмехнуться, и спросить саркастически, будто ты не знаешь, но я подавила в себе это чувство. — Мам, что ты скрываешь? Мама прикрыв глаза, потёрла переносицу, и этот жест оказался настолько банальным, что я заерзала на стуле. — Почему ты думаешь, что я что-то скрываю? — Потому что вы всегда что-то скрываете от меня, — я сглотнула от волнения, и получив глоток свежего воздуха, продолжила, — А ещё это не я по ночам разговариваю о своих мерзких планах. Мама подавилась, и тут же в ее глаза я увидела проблеск догадки. — И на сколько много ты знаешь? Я задумалась. — А на сколько можно узнать? Я нервно постучала пальцами по столу, и поправив прическу, взглянула на маму. — Ты не должна в это вмешиваться, — мама взяла себя в руки, и тембр голоса принял стальные нотки, — Это только наше дело. — А если я уже вмешалась? Мама подвела глаза к потолку, и я заметила, что она уже не была спокойная; она сжимала край скатерти, теребя ее в руках. — Поговорим потом. Я фыркнула, и мама неодобрительно посмотрела в мою сторону. — А если я хочу сейчас? Я поднялась из-за стола, и сделала это решительно, с вызовом посмотрев на маму. Она тоже поднялась. — Что ты хочешь узнать, Бел? Если ты хочешь сказать, что убивать — плохо, то не трать время на нотации, и поверь мне, мы знаем, что делаем. Мы — монстры, порождение тьмы и оборотным ни чуть не лучше нас, но не мы переступили границу. — О чем ты говоришь? — я перебила маму, и прикусив язык, стала дышать учащенно, — Что ты говоришь? — То, что все измениться И эти слова, пожалуй, до сих пор крутятся в моей голове, и не дают мне покоя. Хочу ещё раз поговорить с мамой, спросить к чему это, и многое другое — бессмысленно. Хочешь ответы — ищи сама. Я нервно дергаю губой, и открываю шкаф, чтобы достать фонарик. Чувствую как пересохло в горле, и чувство волнения не покидает меня. Раздраженно хмыкаю, и облизываю нижнюю губу; перекидываю волосы на одну сторону. Не могу успокоить сердцебиение. И в голове лишь одно слово — семья. Бессонница — болезненное отсутствие сна. Которое, впрочем, посетило меня сегодня. Знаю, что приключений у меня в жизни и так предостаточно, но усидеть дома практически кажется невозможным. Когда начинается позднее время, а затем слышится хлопок двери, я бегу к подоконнику; неуклюже запрыгиваю на него, свесив ноги. Приземляюсь, прислушиваюсь к шагам, и прячусь за беседку во дворе. Слышу, как лает собака в соседнем дворе. Крепко сжимаю пальцы в кулак, сосредоточиваюсь на одном сердцебиением, и следую за ним. Крадусь бесшумно, лишь иногда наблюдаю как мама подозрительно оборачивается, словно подозревает, и шумно вздыхает. Выпрямляюсь, и прибавляю шаг, потому что отстаю от матери. Шнурки болтаются на кроссовках, и я запихиваю их поглубже. Поправляю кофту, и вижу, что мама следует в лес, сжимая в руках большую корзинку, сделанную из газетных трубочек. Когда мне было восемь лет, то я сама подарила её маме на день рождение, ужасно гордившись собой. В сердце неприятно екнуло. На секунду теряю самообладание, но сохраняю невозмутимость, и снова прячусь в тени. Мама останавливается на небольшой поляне, заросшей колючками и диким кустарником, осматривается по сторонам и садится на колени. В шоковом состоянии приоткрываю рот, и могу поклясться, что вижу, как мама начинает собирать возле себя цветы, отдалённо напоминающие пионы. Тревожно сглатываю, и облокачиваюсь на кору дерева. Очень хочу успокоить себя тем, что мама — ведьмы и ей под силы ведьминские штучки, приступ нарастающей паники не покидает меня. Тело покрывается мелкой дрожью и, сдавленно душу, прижимая ладонь ко лбу. Она хочет убить оборотней, но как?! Ещё пару минут слежу за тем, как она читает странные заговоры, а затем разворачиваюсь, и подавленно иду домой, задевая острые ветки деревьев. Дома сажусь на кровать и, мучаюсь вопросами. Может пора искать ответы?