Хроники Пятого Мора

Айвэ и рад бы соврать, что все вышло случайно, практически без его участия и вообще по пьяни, да вот беда – такое даже выхлебанным бурдюком самогона не объяснить. День начался с визита к Вейлону и сожалений: Дженитиви разминулся с ними буквально на неделю. Потом столкнулись с городской стражей, и когда Лелиана готовилась уже выхватить из подсумка сонную бомбу, оказалось, что не так уж сильна народная ненависть к Серым – а может, попросту ненависть к трущобным группировкам больше. Потом выгнали из «Жемчужины» Белых соколов – чудом, раз все решилось мирным путем. Потом они выпили, не то чтобы в честь такого дела, но потому, что нельзя в компании Зеврана заявиться в таверну, бордель или самую захудалую лавку и не проверить, какое вино здесь в наибольшем почете. Примерно с этого момента Страж начинал хмуриться, пытаясь припомнить. Два чуда за день многовато, но Изабелу он все же обыграл, хотя даже после долгих ее объяснений никак не мог взять в толк, только ли картинками на картах отличаются «Розы» от «Рыцарей». Зевран после партии расхохотался – пока не пьяно, но очень к тому близко, – и сказал, что крайне благородно со стороны Стража договориться об индивидуальных тренировках таким хитроумным способом, который не скомпрометирует даму, и что он, Зевран, был бы отнюдь не против присоединиться, потому что Изабела, очевидно, не будет возражать. Айвэ, который старательно всю игру убеждал себя, что ему только кажется подтекст в сальных шуточках пиратки, сконфузился и попытался перевести тему куда-нибудь еще, хотя бы – к Дженитиви, Килоуну и денеримской архитектуре. Вышло у него отвратительно, судя по зеврановой ухмылке. «Так ты никогда не..?» – вскинул бровь Ворон, дождался суровой стражевской отповеди, что это ничего не значит, потряс приятно полным кошелем и исчез. И вот четверть часа спустя Айвэ сидит в кресле, на его коленях сидит весьма симпатичная эльфийка, покрывающая поцелуями узор валласлина на лбу, и он – хоть убейте, хоть живым режьте, на тысячу крохотных кусочков, – понятия не имеет, как позволил уговорить себя на это безумие. Особенно если учесть, что Зевран и слова лишнего не произнес, просто привел Сангу, отшутился в своей манере и исчез, мол дальше, mi amigo, разберешься сам. Душой он, впрочем, кривит изрядно – пусть все это странно (в прямом смысле, пряными травяными духами и благовониями) пахнет, процесс кажется скорее приятным. У эльфийки раскосые, подведенные золотистой краской глаза, точеный изгиб шеи с трепещущей в предвкушении жилкой, шустрые ласковые пальцы, которые неожиданно сильно дергают, распутывая шнурок на затылке и распуская буйный ворох стражевской шевелюры. Айвэ нравится смотреть на ее затянутый поволокой взгляд и чувствовать расслабляющее тепло ладоней на плечах, но ровно до тех пор, пока эльфийка не стонет гортанно, потираясь о его бедро стояком. Разум то ли просыпается, то ли трезвеет. Это все – с самого начала, от встречи с Изабелой до нынешнего мгновения, – забавная история, которая должна была произойти не с ним, и Айвэ не знает, смеяться или сердиться, что Ворон так умело, веселья ради, взял его фактически на «слабо». – Довольно, – хрипло, чувствуя прилив предательски горячей крови в ушах, говорит он. Подхватывает эльфийку – эльфа? Боги, как сложно! – под мышками, без особого труда, с таким-то ягнячьим весом, ссаживает с коленей на подлокотник кресла, сконфуженно пялится на ковры. – Прости. Я не думаю, что это удачная идея. – А, так тебя не предупредили, – скучнеет на глазах эльфийка, беззлобно, но с каким-то затаенным раздражением отпихивая его руки. Садится на край постели напротив, перебросив ногу на ногу, сверлит долгим изучающим взглядом и, наконец, развеивает все сомнения. – Санга обычно не устраивает сюрпризы без необходимости, наверное, твой дружок подсуетился. Мне сходить привести кого-нибудь другого? Подмывает ляпнуть, что какой из Зеврана друг, но очень быстро злиться начинает Айвэ на себя. Сам дурак, пошутил в растерянности, чтобы посмотреть дали на всех… И вообще дурак, что согласился! Видите ли, интересно ему стало, правда ли у шемлен любовь покупается и продается за так, а эльфийку выбрал специально: с сородичем легче найти язык и дотошно расспросить обо всем, что показалось странным за последние часы. Мог ведь прислушаться и понять, что у немногословной девушки голос, иногда прорывающийся стонами, низковат, да растерялся как–то, стоило ей обвить руками шею и утянуть за собой… Айвэ трет гудящий висок и резко, чтобы уже никаких разночтений не случилось, мотает головой. – Нет, не стоит, – он тянется к кувшину на миниатюрном столике, хлебает из горла, морщась – даже тут все с потайным секретом, в сосуде щедро разбавленное кисловатое вино, заменяющее сок. Впрочем, после становится легче, и долиец без пелены перед глазами замечает сразу много новых вещей. Что пальцы эльфа напротив, впившиеся в колено, расслабляются. Что в уголках его губ зреет насмешливая кривая улыбка. Что в запахе благовоний отчетливо слышна пряная нотка хрустальных лесных лилий – Мерриль со смехом рассказывала однажды, зачем, оказывается, Хранительница подмешивает ее сок в питье молодоженам. – Что, вот так уйдешь? – вздергивает бровь эльф, перестав напрягать голос, и таким, избавленным от фальши, он кажется Айвэ много более симпатичным. – Оплату не возвращаем, имей в виду. – Ну и хрен с ней, – бурчит долиец, отставляет кувшин и, подхватив с пола обрывок шнурка, пытается связать хотя бы в низкий хвост взлохмаченные ласками пряди. Чувствует себя до крайности нелепо, но хотелось бы уйти достойно, а не на дрожащих ногах, поэтому – пусть простится ему эта минута заминки. – Какая неловкость, – хмыкает собеседник, с рассеянным праздным любопытством наблюдая за безуспешной возней, покачивает ногой, играя с повисшей на носке туфлей. – Мне даже интересно, что ж ты так заторопился. Я не понравился? На дружка обиделся? Или… Не можешь? Айвэ достаточно навидался подавальщиц в шемских тавернах и скромных подмастерьев, чтобы понимать – в таком большом городе за работу даже шлюх будет держаться всеми руками и ногами. Так и подмывает спросить, а не больно уж он нагл в своих расспросах, но эльф, как назло, именно в этот момент, перебрав кучу причин, попадает в яблочко, и Айвэ, который даже в лицо логэйновых шпионов не может солгать, не скривившись или не покраснев, вздрагивает, выпуская из пальцев кое–как присобранную в общий хвост прядь. – Или есть кто-то у тебя? Обалдеть! Ух, расскажи, что ли, раз потрахаться не вышло. Интересно, на кого мог запасть Страж. – Да откуда ты… – Ой, да ладно, это же «Жемчужина», – отмахивается шлюх, показывая зубы, и, навалившись на колени локтями, подается вперед. – Здесь все про всех знают. Не бойся, ты заплатил Санге, а клиентов никто не выдает. Скажи лучше, она красивая? – Ага, – выдыхает Айвэ мечтательно, косится в потолок, словно видит в его белизне резкий, будто вычерченный угольным карандашом профиль, и окончательно плюет на попытки скрутить волосы огрызком шнурка. Запоздало смеется в мыслях – вопрос звучит так, что подумать стоило и о бордельной хозяйке, хотя он может думать только об одной... и еще о том, что собирался уходить. Пары минут продыху хватает, он поднимается на ноги, неловко тормозит – попрощаться или как? – но эльф вдруг вскидывает на удивление виноватый взгляд и заговаривает контрастным ухмылкам робким тоном. – Слушай, тут такое дело… Я подумал, если ты ебаться не хочешь, может, я тебе хотя бы спину помну или станцую? Хотя бы совсем чуть-чуть, если ты сразу уйдешь, Санга ни медяка не выплатит, мол, не заработал. – Но ведь какая ей разница, что я с тобой делал, если оплата есть, – тут же хмурится Айвэ. – Это нечестно. – Это «Жемчужина», – так, словно это все объясняет, разводит руками эльф. Вопросительно вскидывает бровь, выжидая, всем видом пытаясь показать, насколько ему все равно, но надежда так и брезжит в немой просьбе одним лишь взглядом. Айвэ вздыхает – вот какого демона ему не плевать, – и садится обратно, смиренно, будто на уроках в хранительском аравеле, сложив ладони на колени. Ни массаж, ни танцы ему не нужны; может, воспользоваться случаем и расспросить про запертый эльфинаж, в который – как ни вертелся он вокруг стражников, пытаясь уже чуть ли не подкупить их, – попасть не удалось, но шлюх опять опережает. Наверное – смиренно думает Айвэ, – его профессия учит вертлявости языка. – Расскажи еще что–нибудь про нее. – Да тебе какое дело… – Интересно и все тут, – вскинув упрямо голову, смотрит прямо в глаза собеседник, и растягивает губы почти детским капризом. – Ну пожа-а-алуйста. Ждать просто так и в самом деле скучно. Лениво Айвэ прикидывает, не сотворит ли этим еще одну глупость, но, кажется, худшее, что может случиться – шлюх посмеется над ним, а это вполне можно пережить. – Ну… – тянет он задумчиво. – Что бы такого важного… Она правда очень красивая. Говорят, у нее глаза волчицы и такие же повадки, и что это пугает, хотя мне кажется, она просто одной крови с лесом. У нее белая кожа, черные волосы, и она закалывает их такими… Штуками, вроде толстых игл. – Шпильки? – Да, наверное, – кивает рассеянно Айвэ. Он увлекается, потому что думает – и в правду, а что важного можно рассказать о Морриган, чтобы тот, кто никогда ее не видел, смог представить ее. Что постороннему первым бросится в глаза? Ее откровенный вырез? Осторожная поступь хищника, плавная линия бедер, резкий росчерк отведенного в атакующей стойке посоха? Янтарный пронзительный взгляд? Он помнит, что сам в первую очередь обратил внимание на запах – путанный, многосоставной, аромат застарелой кожи, мокрой шерсти, лекарских трав и мха, – и на мурашки от прикосновения холодных, с крепкими звериными ногтями пальцев на своем лбу. Правда, он тогда только оправился от гарлочьих стрел и, наверное, то тоже была часть бреда – чтобы Морриган и заботилась о незнакомом долийце… Да, действительно, бред какой-то, только все равно терять это воспоминание не хочется до дрожи. – Она решительная. Знает чего хочет и еще лучше – чего не хочет. Свободолюбивая, у нас в клане говорят про таких – родилась вместе с ветром, с ветром и умрет. Ее считают опасной… – Опасные женщины, – эльф понимающе хмыкает, – у тебя есть вкус. А в чем соль? Срезает кошельки или любовников, может? Айвэ мнется. К Стражам в Денериме относятся не так однозначно, как пытается выставить дело Логэйн, но здесь замешана политика. А магию не одобряет не какой-то тейрн, а все шемское общество. – Она довольно рьяно помогает мне в… стражеских делах, – уклончиво, решив не рисковать, отвечает Айвэ, улыбается, едва ли чувствуя вкус этой улыбки. – Сам понимаешь, это сейчас требует много отваги. Хотя… Хранительница всегда говорила, что большая храбрость рождается от желания скрыть большой страх. Я не думаю, что так со всеми, но она… Эта опасность – кажущаяся. Вздох эльфа выходит тяжелым и, одновременно, скептическим. Он наклоняет голову, разглядывая долийца словно впервые, не видит, должно быть, чего хотел – хмыкает и жмет плечами, скрестив предплечья на колене. – А внутри она, по заветам сопливых романов, нежная ромашка, жаждущая любви принца, толпу детишек и мирной покойной жизни в сельской глуши? Сначала Айвэ хмурится, потом смеется – Зевран тоже любит пожаловаться на то, как скучны становятся истории любви, едва за них берутся писаки небольшого ума. – Нет, что ты. Она хочет свободы, знаний и никогда не ошибаться. Я понимаю, о чем ты. Я иногда смотрю на нее и думаю – как можно быть такой жесткой, или холодной, или бессердечной, или почему она так злится, когда мы спасаем очередных котят, или каких-нибудь путников, или еще куда-нибудь лезем без приглашения или по просьбе. Просто… – вдохновенный порыв сбивается, Айвэ спотыкается на середине слова, разом растеряв ощущение безграничного понимания – скорее инстинктивного, чем сознательного. Мучительно медленно, подбирая каждое слово тщательнее, чем когда-либо, пытается он поймать ускользнувшее вдохновение. – У нее правда волчьи глаза, красивые и опасные. Но иногда я смотрю на нее, когда она рассказывает о детстве или сидит у своего костра одна, и вижу маленькую девочку, и глаза эти представляю только напуганными и заплаканными. Она не боится ни гарлоков, ни разбойников, ни пещерных пауков, представляешь, но вот эту девочку – не боится может, но очень, очень опасается. И я… – он стряхивает головой, окончательно понимая, как глупо и безнадежно звучит все это со стороны, но ведь еще глупее будет не закончить. Вздыхает, опускает взгляд на сцепленные крепким замком пальцы и тихо договаривает. – Я так хотел бы, чтобы было наоборот. От гарлоков я смогу защитить. А маленькую девочку – только обнять. Тишина пахнет все теми же благовониями – слишком приевшимися, чтобы обращать на них внимание. Эльф раскачивает туфлю на носке и, поджав пальцы, без рук нацепляет ее на ногу, распрямившись, с удовольствием хрустит затекшей шеей и с довольной улыбкой, как у нашедшего заветную кринку кота, совсем неожиданной фразой подводит итог. – Ясно все с тобой, Страж, – на лице читается сочувствие. – Первая влюбленность, это не лечится. – Ч-что? – долиец, вскинувшись, ошарашенно вылупляется на собеседника. – Да какого… – Легко. Ты столько говорил про глаза и страхи, но ни разу – о сиськах, скажем, это очень показательно для благородных порывистых натур… Айвэ сухо кашляет, обрывая ответ на незаданный – вообще-то, о другом! – вопрос. – Эй. Звучит, так-то, оскорбительно. – Ладно, ладно, замолкаю, только не кипятись, – рассмеявшись белозубо и как-то натянуто, сквозь задумчивость, поднимается на ноги эльф, вскидывает обезоруживающим жестом руки. – Прости, не хотел обидеть ни тебя, ни твою женщину. Допустим, о рассказе я не пожалел, только… Кхм, как ты там сказал, в наши времена помощь Стражам требует отваги? «Если он просто издевался и все-таки решил сдать нас», – на миг мелькает и тут же утихает в голове долийца. Шлюх тянется не к клинку под подушкой или колокольчику, но к вороту зашнурованного платья, слишком скромного для его работы – наверное, чтобы не так бросалась в глаза тряпичная грудь. – Драться я не умею и денег лишних нет, но зачесалось мне помочь тебе, Страж. Как умею, – оттопырив локти, эльф жмет плечами и добродушно скалится. – По тебе, прости Создатель, видно, что ты девственник, а женщина твоя по рассказу – весьма с характером. Давай объясню, что там как там… Надеюсь, маленьких долийцев учат хотя бы про пестики-тычинки? Малодушно Айвэ думает, что лучше бы эльф оказался предателем или подставой, чем таким помощником доброй воли. Бежать некуда, за неимением путей отступления он вжимается как может в кресло, отпрянув, пялится на замершего в ожидании шлюха, сглатывает. Странно как-то все это. Шемская придурь или его индивидуальная? – Ты же не женщина… – неуверенно бормочет он, оттягивая время, чтобы подобрать слова отказа. – Вряд ли ты… – Зато я их на своем веку столько повидал, что лучше некоторых расскажу, – хмыкает, стрельнув насмешливым подстегивающим взглядом. – Да успокойся ты так, ромашка, не собираюсь я ни показывать, ни лапать, просто платья придумали демоны. Позволь сменю на что-то поудобнее, раз ты такой… Клиент с причудой. Ну так что? Идем сдаваться Санге, или примешь мой скромный дар? Демоны, кажется, придумали не только платья, но и таких вот искусителей. Как поразмыслить – бред пострашнее лихорадки, но это только на первый взгляд, если же позволить себе задуматься хотя бы секундой больше… Айвэ задумывается, и не на одну. А потом вздыхает обреченно – мол, валяй, ради Морриган, в конце концов, можно и не такое стерпеть, – и заржавший совсем уж неприлично шлюх стягивает через голову платье, кутается в одеяло вместо плаща и с места в карьер начинает увлекательное повествование.