Гэвин Рид и все-все-все

– Чо как, ушлепок? Коннор тяжело вздохнул, вентилируя перегревающуюся под жарким июльским солнцем систему, и честно попытался игнорировать навязчивое присутствие рядом с собой. – Я с тобой разговариваю, жопа ты полипропиленовая! Попытка привычно провалилась, и Коннор с еще одним вздохом перевел взгляд на вальяжно развалившегося на поваленном дорожном указателе ("до Детройта 60 миль") Рида. А ведь казалось бы, что за столько лет можно было и привыкнуть, но чертов Рид отличался редкостной изобретательностью в составлении оскорблений. – А я с вами нет, детектив. Коннор не знал, почему продолжает звать его детективом, несмотря на то, что их звания и даже само понятие полиции Детройта уже давно не существовали, но их обоих это устраивало. – Значит, и ту хероту, что у тебя на семь часов, ты уже заметил? Коннор мгновенно развернулся, вскидывая винтовку, но херота, поняв, что была обнаружена, только обшипела его, широко раззявив утыканную иголками зубов пасть, и скрылась в кустах, выискивая жертву поневнимательнее. Коннор опустил ружье и повернулся к осклабившемуся не хуже дурацкой ящерицы Риду. – Благодарю, детектив. – Сочтемся, жестянка, – буркнул тот, спрыгнул со своего насеста и потянулся. Сказал почти примирительно: – Ну что, попиздовали дальше, пока не стемнело? Вздохнув еще раз, Коннор послушно двинулся дальше по остаткам шоссе. Ночной режим линз начал сбоить несколько месяцев назад, и он регулярно об этом забывал и, если бы не Рид, мог запросто повредить себе что-нибудь, продолжая идти после заката. Тот привычно пристроился сбоку, оставляя Коннору наиболее расчищенную часть дороги, легко подхватил темп и только изредка сбоил, когда нависшие над дорогой ветки пролетали прямо сквозь лицо. Коннор уверенно шел вперед, наслаждаясь редкими лучами солнца, пробивающимися сквозь густую листву, иногда вздрагивая от прикосновений к его плечу или спине невидимого и неосязаемого для всего остального мира фантома. Последнее проклятье Элайджи Камски оказалось по-настоящему изобретательным и продолжало действовать даже спустя сорок пять лет после конца света. И через два дня, в городе, ставшем самым грандиозным надгробием в истории человечества, Коннор собирался в сорок пятый раз сказать его создателю спасибо.