Автобус, который должен был подойти к 19.45, почему-то опаздывал уже на пятнадцать минут.
Теруки хмурится как-то даже обречённо, посматривая на время.
Надо было выходить значительно раньше. Он так и знал.
Благо жара уже спала и стоять на улице даже как-то приятно, не так душно, как тем же днём.
Ханадзава устало зевает, потирая глаза и всё ещё не понимает, зачем согласился на всё это.
Впереди наконец-то виднеется нужный автобус и Теруки даже как-то приободряется.
Наверное, потому что такое предложение бывает лишь раз в жизни и в другой раз ему никто такого уже не предложит. Не предложит приехать в гости, лично к Рё Шимазаки.
Ханадзава заходит в автобус, отдаёт деньги за проезд и садиться у окошка на первый ряд. Ехать от силы минут пятнадцать, если снова не случится каких-либо эксцессов.
Он достаёт телефон и открывает контакт Шимазаки.
«Задержусь на 15-20 минут» — пишет коротко Теруки. Так на всякий случай. Чисто из вежливости.
Пишет и чувствует себя максимально неловко во всей этой ситуации.
Он снова перечитывает верхнее сообщение, которое ему отправил Рё сегодня в 4 часа утра.
Коротко написанный точный адрес и фраза «Приходи в гости, я буду свободен после 20».
В первые минуты, Теруки подумал, что это шутка. Так чисто, поиздеваться над ним решили на ночь глядя. Добить. Но потом он всё-таки взял, вбил адрес и тот даже оказался настоящим. Ещё
часа два он провалялся, думая отвечать на это сообщение хоть что-нибудь или нет. Уточнить ли сегодня или может быть речь идёт уже о завтрашнем дне. А потом он и вовсе отложил телефон в сторону и успокоил себя тем, что он вообще-то может быть сейчас спит и не обязан отвечать сразу.
Так он и поступил в итоге. Пол дня раздумывал: надо ему это или не надо. Внутренне, наверное, хотелось не очень, но как же ему было интересно хотя бы раз побывать у Шимазаки в гостях. Это ведь весомый повод для его ненормальной эйфории?
Теру старался не тешить себя иллюзиями весь день, не признавать, что возможно случился какой-то невероятный сдвиг тектонический плит, что с ним заговорили вдруг вот таким вот языком.
Он скорее был убеждён, что место, в которое он едет это просто чьи-то дома и скорее всего его просто там и кинут, и потом ещё и посмеются, мол, вот оно что, одно моё слово и ты тут как тут.
Ханадзава вздыхает, глядя в окно. Он сбился со счёта в который раз Теруки уступает Рё, однако всё же в его сердце теплится надежда, что хотя бы на своей территории Шимазаки будет намного сговорчивее.
Телефон в кармане начинает вибрировать и Теру как-то даже волнительно снимает с него блокировку.
«Хорошо.»
Коротко отвечают ему и Ханадзава даже вздыхает с каким-то облегчением. Раз отвечают, значит есть вероятность, что его всё-таки ждут.
За окнами мелькают деревья, поля, одиночные домики, в какой-то момент вообще лес и Теру ловит себя на мысли, что Рё живет вообще чёрт знает где. Между прочим, Ханадзава едет уже больше часа до чужого дома, и он искренне надеется, что обратно ему этот маршрут значительно сократят.
И всё же.
Хорошо быть Рё. Захотел и живёшь хоть в горах, а когда надо добираешься в мгновение ока в нужную тебе точку с помощью телепортации. Теру бы хотел так же уметь. Тогда бы он высыпался бы на 25 минут больше, да и вообще быстрее бы приходил домой. Может даже мог бы жить в другой стране.
Но сколько бы он не наблюдал за Шимазаки и не расспрашивал о его способностях, тот всегда отвечал настолько аккуратно и обще, что Ханадзава пока что отложил эту затею подальше.
Теруки на самом деле даже не представляет, что он будет там делать, зачем он туда едет, по сути, вообще? У Рё там есть какой-то особый на него план? А то ни ответа, ни привета.
По крайней мере, вчера они разошлись не на самом приветливом и добром моменте. Ханадзава до сих пор на самом деле взвинчен, обижен и зол. А ещё растерян, потому что ничерта не понимает, что его ждёт и чем он ближе к пункту назначения, тем сильнее растёт его волнение.
В крайнем случае, они могли бы там просто подраться. Он, конечно, не то чтобы уверен, что их силы равны, потому что и тогда пару лет назад им чисто случайно с ребятами удалось хорошенько вмазать Шимазаки, но возможно в этот раз его прокаченная интуиция сработает достаточно правильно, чтобы если что, хорошенько вдарить Рё.
Драка сейчас Теру даже импонирует как-то намного больше, чем разговор. Потому что в этом длинном пути он абсолютно растерял весь тот настрой с каким вчера вещал о своём недовольстве Шимазаки.
С чего Теруки вообще ляпнул вчера, что считает их друзьями. Они хотя бы вышли из статуса «больше не заклятые враги»? А то Ханадзаве начинает казаться, что он потерял всю бдительность в течении их столь длительного общения.
Автобус медленно тормозит и сбоку красуется красивый новый район с новыми высотными зданиями. По крайней мере, они выглядят достаточно новыми.
Теру подхватывает свой рюкзак и вываливается наружу. Теперь осталось пройти только через ворота, шлагбаум, внутренний дворик и дойти до самого дальнего здания среди этих многоэтажных высоток.
Он ещё вчера подметил, что район, куда он едет, достаточно элитный и требует больших денег, чтобы просто хотя бы снимать здесь квартиру, потому что Теруки как-то с трудом верится, что у Рё здесь своя квартира. Это же сколько и за какую работу ему тогда платил Тоичиро Сузуки?
У ворот требуется ввести код и Теру невзначай подсматривает в сообщение с кодом, которое ему прислал Шимазаки вместе с адресом. Вводит решётку, ноль, тройку и пятёрку, после чего жмёт на кнопочку и начинает играть мелодия, а проходная калитка отворяется.
Во дворе оказывается красивый сад с цветами и огромная детская площадка с приличным количеством детей и родителей. И ещё качели на цепях, прямо как Теруки любит, чтоб можно было хорошенько так раскачаться. Что ж. Если вдруг Рё его здесь и бросит, Ханадзава знает, куда он направиться после всего. Отличный способ, между прочим, снять стресс, а вечером как раз количество людей поубавится.
Так. Ему нужен шестнадцатый подъезд и 592 квартира. Теруки проходит мимо выставленных в горшочках очень аккуратных деревьев и идёт по дорожке к одному из подъездов. Присмотревшись, он подмечает, что нужный ему находится через два следующих, и направляется туда. И вот в конце концов добравшись до места назначения, он вбивает в домофон нужные цифры квартиры. Всё то время пока проходит звонок, он нервно теребит лямку рюкзака и сначала было думает как-то отвернуться, потому что в этом доме явно присутствует видео связь, а потом вспоминает, что он идёт в гости к человеку, который абсолютно не воспринимает такое понятие как «зрение». Да, точно. Выдыхает Теруки. Хоть с чем-то ему не нужно париться в общении с Рё, хотя бы со своим внешним видом.
Звонок снимают и на секунды две повисает тишина, после чего играет музыка и отпирается дверь.
Окей. Всё ещё непонятно куда и к кому он направляется, но, по крайней мере, его сюда пустили.
Ханадзава неловко проскальзывает в подъезд и направляется к лифту, подмечая, что здесь есть отдельный паркинг для машин слева от входа и целая кладовая для каждой квартиры. Он проходит к лифту и жмёт на кнопку вызова. Почему-то чем дальше Теруки продвигается, тем сильнее ему хочется отсюда сбежать.
И он сам, честно говоря, не понимает, с чего вдруг его так эмоционально шатает? Просто пригласили в гости. Ну да человек, которому абсолютно такое не свойственно и после серьёзной ссоры…
А может для Рё это ничего не значит?
Теру резко хмурится, когда открываются двери лифта. Может он уже и забыл, что там ему наговорил Ханадзава. Ну мало ли бывает? Он вообще много чего Шимазаки говорит каждый раз, чем же вчерашний день отличается от всех предыдущих?
Наверное, тем, что ему написали в 4 утра с приглашением в конкретное место. Что чисто теоретически подразумевает, что Рё думал о том, что ему сказал Теруки, а вот
о чём он думал Ханадзава может только догадываться.
Двери закрываются и лифт движется по направлению к самому верхнему этажу — восемнадцатому.
Когда двери открываются Теру выходит и неловко оглядывается по сторонам. Квартиры здесь располагаются дальше, за пределами помещения с лифтом, и он, выдохнув выбирается в коридор.
Почему-то после всего пройденного пути, его даже как-то и не удивляет, что 592 квартира, находится дальше всех и за поворотом этого самого коридора, будто бы специально спрятанная подальше от чужих глаз.
Ханадзава неуверенно останавливается перед ней и пытается прощупать что же там за дверью, не особо углубляясь психосилой, но пока там пусто. Поэтому он жмёт на звонок и заметно напрягается.
За дверью слышится в какой-то момент копошение и ещё какие-то посторонние звуки, но Теруки их не особо слышит — собственное сердце почему-то слишком громко отдаёт по ушам. Затем идёт короткий щелчок и дверь отворяется.
— Привет, — коротко произносит Рё слегка улыбаясь, руки он складывает обратно в карманы.
Теру пялит на него всего пару мгновений весьма ошарашенно, потому что он правда искренне уже поверил, что его разводят. Но нет — вот он Шимазаки, стоит перед ним собственной персоной, как ни в чём небывало, и похоже это и правда было самое настоящее приглашение в гости.
— Да… привет, — как-то неловко тянет Ханадзава, но старается этого не показывать.
Рё задумчиво отходит в сторону.
— Что ж проходи.
Теру кивает и с удивлением пялит в глубь предстающего перед ним абсолютно тёмного коридора квартиры, который освещает только свет за его спиной.
— Эм, так задумано, что у тебя там нет света? — тормозит он ровно на пороге и старается отшутиться: — А то такое чувство будто бы ты собираешься делать со мной нечто зловещее.
Шимазаки озадаченно приоткрывает рот. Один из тех редких разов, когда Теруки ловит его на искренней растерянности и удивлении.
— А. Точно. Свет, — коротко произносит он и возвращает свою прежнюю улыбку на лицо. — Постоянно забываю, что
вы им пользуетесь.
После чего слышится щелчок и загораются весьма приятным теплым светом лампочки спрятанные в потолок.
Теру почему-то неловко усмехается, медленно осознавая какой же всё-таки Шимазаки болван. Эта короткая заминка его немного приободряет. Всё-таки бить его здесь, кажется, не собираются. Что ж. Наверное, следует немного сбавить градус тревоги.
Поэтому Ханадзава стаскивает с себя портфель, поправляет свою цветастую рубашку и фиолетовые бриджи и стаскивает с себя ярко-желтые в белую и черную полосочку кроссовки.
— Ты ведь не собираешься со мной драться здесь, верно? — всё-таки не сдерживается Теруки и спрашивает.
— Ну раз ты просишь, то так и быть, я не буду тебя бить, — скалиться Рё в ответ.
— Очень гостеприимно с твоей стороны, — подмечает Ханадзава и берёт портфель в руки, осматриваясь.
Пастельно теплый оттенок обоев, ламинат кофейного оттенка, весьма удачно сочетающийся шкаф для вещей и несколько пар обуви. Здесь даже есть причудливые кроссовки с малиновыми шнурками. Вот такого Теруки на Шимазаки ещё, конечно же, не видел. Интересно куда он вообще надевает такого рода обувь?
А затем он поворачивает взгляд вправо и видит…
— Зачем тебе зеркало? — с недоумением спрашивает Ханадзава.
— Шо настаивал.
— Он так часто приходил к тебе в гости?
— Достаточно, — отвечает коротко Рё, как обычно избегая точностей.
Теруки поглядывает в это зеркало и слегка поправляет выбившиеся из общей системы пару прядей, заводя их за ушко. Шимазаки слегка ухмыляется.
— Ты чего?
— Да так просто.
— Нет-нет, давай уж, договаривай, раз начал, — хмурит свои бровки Теруки. В конце концов если ему что-то не понравится, он в любой момент может выйти, хлопнув дверью.
— Просто для меня это выглядит, как будто бы ты пялишься в пустую стенку и поправляешь перед ней свои пряди волос. Максимально уморительно. Каждый раз, — весело подмечает он.
Ханадзава пялит на себя ещё пару секунд в зеркало, а затем начинает корчить сам себе рожу, после чего слегка посмеивается.
— Да уж со стороны, наверное, кажется, что человек дурачок. Если бы я увидел такое аналогично, но вот только без зеркала, я бы просто с недоумением пялился на такого человека.
— Пойдём, я только с работы, ещё не ел, будешь что-нибудь?
Как-то достаточно размеренной и более свободной походкой шагает он по коридору впереди Теруки. И только сейчас Ханадзава замечает, что Рё в домашней одежде. Правда это снова зауженные, только уже спортивные штаны, более свободного типа, чем его привычные чёрные джинсы, а на верху чёрная рубашка с расстёгнутой пуговицей у самого воротника.
И как он ещё не помер от жары? Искренне удивляется Теруки. Впрочем, в самой квартире достаточно прохладно, из чего он делает вывод, что у Рё есть кондиционер.
— Я взял с собой два кусочка морковного торта. Будешь?
— Можно, — достаточно доброжелательно отзывается Шимазаки и заворачивает за угол.
Там перед Теруки открывается ещё одно помещение, окна, которого были завешаны занавесками. Ханадзава молча уже заранее ищет выключатель глазами, после чего сам щелкает психосилой и включается боковой и верхний свет. Однако он включает его не сразу, а наблюдает сначала за тем, как Рё спокойно подходит в этом полумраке к столешнице, и достаёт нужные ему предметы. Чашки, ложки, сковородку достаточно уверенными и естественными движениями.
И вот уже только тогда он щёлкает выключателем.
Шимазаки прислушивается и ухмыляется, слегка к нему оборачиваясь.
— Сказал бы сразу, я бы включил.
— Мне не сложно, — просто отвечает ему Теруки. На самом деле ему по-серьезному приходит идея в голову раздобыть где-то очки ночного виденья и понаблюдать за чужими движениями в темноте. И сравнить с неловкостью движений зрячего человека.
— Что будешь для начала? Чай или кофе… — дожидается Рё, когда Ханадзава уже было открывает рот, определившись и весело продолжает: …какао, сок, вода, кисель, морс, цикорий, вино, виски, молоко… глинтвейн?
— Ты серьёзно? — скептически поднимает бровь в верх Теруки, аж опешив.
— А разве я хоть когда-то шутил? — посмеивается он.
— Алкоголь предлагаешь, вот так вот прямо с порога? Это точно обычное приглашение в гости или ты собираешь делаешь со мной нечто подозрительное?
— Интерпретируй как хочешь, я не запрещаю, — достаёт он психосилой молоко из холодильника и пару яиц, — яичницу будешь?
— Не откажусь от омлета, — наблюдает Теру за тем, как Рё ловко берёт каждый нужный ему предмет в руки и ставит на тоже место, откуда и брал. И, кажется, не ошибается вплоть до миллиметра. Кухня у него, конечно, просторная, и такая чистая. Если бы Ханадзава до этого пару месяцев не общался с Шимазаки — то он бы искренне удивился такой идеальной чистите на каждом шагу.
Скорее его бы удивило, если бы здесь было не убрано. Потому что это бы противоречило тем убеждениям, которые ему втирал Рё, будучи поваром у него на кухне.
— Тебе как обычно?
— Да, — даже как-то расслабленно отвечает ему Теруки и присаживается за стол. В этот раз он — гость и что самое удивительное, у него ощущение, будто бы ничего между ними не поменялось. Только локация разве что, да и Рё здесь какой-то… по спокойнее что ли.
Но это они ещё не сели за общий стол. Ещё никто толком не начал разговаривать.
Интересно как себя сейчас чувствует Шимазаки? Чувствует он себя хоть чуточку так же неловко, как и Теруки? Или ему совсем чужды такие эмоции? О чём Рё вообще думает сейчас?
Ханадзава молча достаёт коробку с пирожными из рюкзака на стол и слегка отодвигает занавеску, засматриваясь в окно. Он замирает на мгновение, потому что перед ним открывается весьма живописный закат, а окна уходят в сторону большого парка и леса. Весьма удачный вид из окна для человека, который его никогда не сможет познать.
— Можно я занавески открою?
— Открой, — добродушно отвечает Рё, пока разбивает яйцо над чашкой и подливает молока, после чего берёт в руки ножик и тщательно сбалтывает всё содержимое.
Теру недолго думая, распахивает занавески и на кухне становится даже как-то намного уютнее. Впрочем, уют здесь больше добавляет сам Шимазаки.
Интересно, а каким «видит» мир он?
— Слушай… — начинает он очень осторожно и замолкает. Странно, наверное, прозвучит.
— Слушаю, — отзывается Рё, несколько помедлив.
— Что для тебя закат? Как ты его воспринимаешь? — Задаёт Теруки вопрос и слегка закусывает неловко губу изнутри.
— Никак, — честно отвечает Шимазаки, не отвлекаясь от яичницы, с верхней полки он достаёт рукой несколько специй.
Кажется пассивной агрессией не отдаёт, осторожно отмечает Ханадзава, и можно попробовать ещё немного полюбопытствовать.
— Но ведь ты хоть как-то это представляешь? Как это для тебя?
Рё устало достаёт тарелки из посудомоечной машины.
Вот так вот с порога значит с ним начали. Сразу в пекло.
— Есть солнце, — жестикулирует он, разворачивая правую руку ладонью верх, стоя спиной и чуть вытягивает, чтобы её было видно Теру, а затем так же тянет левую. — Есть земля. И они вращаются. Земля по своей оси, солнце вообще вращается дифференциально. Визуально человеку кажется, будто бы на самом деле солнце вращается вокруг Земли, а не наоборот. Но в целом это вращение двух космических тел. Ты вроде в школе учился, должны были такое проходить.
Теруки ухмыляется на последнюю фразу, Рё не Рё если хоть где-нибудь не съязвил.
— Знаю, — не отрицает Ханадзава, — Но ты мне просто научные факты пересказываешь, а я спрашиваю про твоё восприятие.
Шимазаки кладёт крышку на сковородку и убавляет мощность плиты, после чего берёт яблоко и ставит на стол перед Теру.
— Это солнце, — слегка раздражающе улыбается он ему. — Это земля, — кладёт он рядом конфету. Ту самую в фантике, из-за которой Шо и понял, что Рё бывал у Теруки в гостях. — Земля вращается вокруг солнца вот так, — психосилой он вращает конфету вокруг, а Ханадзава заранее напрягается, потому что улыбка сейчас у Шимазаки и впрямь угрожающая. — А вот это вот моё восприятие всего этого, — ставит он кружку в дальний конец стола, — как видишь мы слишком разные и не пересекаемся, — как отрезает Рё. И чувствует, что, наверное, не хотел бы снова поругаться на ровном месте по всякой херне. Не сейчас. Не после того, как он практически не спал всю ночь и его по ощущению сегодня выводит просто каждая чужая провокация.
Теруки уже думает было открыть рот, но замирает, потому что Шимазаки вздыхает. И он смотрит на него в этот момент несколько иначе. У него же черт побери совсем слегка, но дрожат уголки губ.
— Я не понимаю ваши закаты, — отвечает он уже спокойно. — И всё, что связано с небом тоже. Землю хоть пощупать можно руками. Всё остальное для меня не существует. А теперь будь добр, скажи, что ты будешь пить?
Рё подхватывает кружку на краю стола и ставит её на столешницу рядом с плитой.
С ним сегодня что-то не так. Подмечает Теруки. Больше, чем обычно не так. Может дело в том, что он на своей территории, или в том, что он действительно думал над их последним разговором вчера. Но что-то в чужом поведении сегодня выдавало Шимазаки больше обычного.
Рё не из тех людей, кто б открывался так в лоб. Либо он что-то задумал, либо у него что-то случилось.
— Чай хочу, — осторожно выдаёт он.
— Чёрный, зелёный, синий, красный, фруктовый, с миндалём, улун, индийский, английский, травяной, шоколадный, карамельный, цветочный… — перечисляет Рё уже в своей привычной слегка нагловатой манере.
— Знаешь, ты совсем не делаешь мой выбор легче, — вздыхает уже Ханадзава.
— Я и не ставил такую цель, — посмеивается Рё и распределяет яичницу на тарелку, добавив сверху специи и нарезав немного помидорок на заключительную подачу.
— Давай просто синий. Хочу синий чай. Звучит необычно для моей повседневной жизни.
— Синий так синий, — пожимает он плечами и включает чайник.
Теруки неловко пялит в чужую спину какое-то время.
— Ты ведь не воспринимаешь совсем цвета? Верно?
Очень аккуратно спрашивает он, но видит, как чужие движения из свободных становятся более скованными. Может и не стоило таким интересоваться ему вообще никогда?
— Различаю только по ощущению, — выдаёт он ему после, наверное, где-то почти минутной паузы.
— Это как по ощущению? — искренне вздёргивает брови в изумлении Теруки. Ему до ужаса интересно узнать как.
Рё слегка сглатывает, чувствуя чрезмерное внимание. Он не понимает, зачем таким делиться и чем это будет полезно зрячему человеку. Ему постоянно кажется, что на него смотрят как на очень интересный объект, который по какой-то причине существует в этом мире и очень уж интересно понять, как же так получилось, что он существует.
И хочется на самом деле об этом спросить прямо и открыто. Но звучать будет тупо, Шимазаки это точно знает. Да и вопрос не то, чтобы слишком болезненный. Редко у кого вообще поворачивается язык на серьёзных щах спросить, как он «видит».
Или редко кому Рё позволяет задать себе такого рода вопросы.
— Есть холодные оттенки, есть тёплые. Есть пустые и наполненные — черный, белый. У каждого цвета своя вибрация, её я и чувствую.
— То есть ты можешь определять цвета на ощупь? Реально? — смотрит с искренним восхищением на него Теруки.
— Могу, — разливает он кипяток по чашкам с чаем, после чего подхватывает всё психосилой вместе с тарелками и ставит на стол.
— Спасибо, — кивает ему Ханадзава и берёт задумчиво вилку в руки.
Рё уже примерно предполагает о чём будут следующие вопросы, возможно его даже попросят продемонстрировать, что он, конечно же, крайне не хочет сейчас делать.
Он до сих пор не понимает, что на него нашло в 4 часа утра, и почему они сейчас сидят у него на кухне и ужинают.
Поэтому Шимазаки просто в максимально растерянном состоянии. Как если бы в прошлой жизни он предлагал врагам не драться, а просто сходить, например, в аквапарк. Потому что вся эта ситуация для него выглядит абсолютно абсурдно.
Теруки наблюдает за тем, как Рё зависает достаточно на долго в своих мыслях. Наверное, настолько отстранённого и серьёзного, Ханадзава его ещё никогда не видел.
Шимазаки сейчас даже кажется вполне нормальным человеком, когда наконец-то перестаёт так навязчиво ухмыляться и улыбаться, а просто зависает в какой-то невнятной полуулыбке, которая всё стремительно приближалась просто к ровной линии рта.
Ханадзава с интересом смотрит на глубокий синий цвет жидкости в своей кружке и кладёт в рот кусочек яичницы. И на самом деле это ещё одна из причин, почему Теруки ещё не выгнал Рё из своего дома, после всех его невыносимых фразочек.
Он слишком вкусно готовил. Слишком.
Ничего особенного не делая, добавляя просто нужное количество специй, у него всегда получалось идеально вкусовое сочетание.
И когда Теру приходил ужасно уставший домой после учёбы или работы, только что готовая вкусная еда его, конечно же, безумно подкупала.
Это не значит, что Рё ему всегда только и делал, что готовил, и вообще Ханадзава не понимает, как это у них так получилось вдруг, что большинство их встреч сводится почти всегда к готовке. Однако Теруки даже рад, что всё практически к ней и свелось. Можно о чём-то поругаться, разойтись, а еда-то у него всё равно останется.
Какие-то у них весьма странные абьюзно-кулинарные отношения.
Можно ли это назвать дружбой?
Теру не уверен, и возможно сегодня он согласился сюда прийти, именно для того, чтобы это понять окончательно.
— Очень вкусно, благодарю за еду, — кивает Ханадзава и, чуть подув, отпивает чай.
Рё улыбается чуть шире. Кажется, допроса прямо сейчас не будет.
— Пожалуйста, — весьма вежливо отвечает он ему и более активно продолжает есть.
Теру пока молчит. Во-первых, потому что продумывает, с чего начать, во-вторых в кои-то веки наслаждается тишиной в компании человека, с которым, как правило, это практически не возможно. Он наблюдает за тем, как Шимазаки торопиться привычнее обычного и как-то небрежно отламывает кусочек за кусочком, а затем и вовсе тянет остатки на себя.
Или он действительно настолько голодный или у него что-то случилось, снова делает вывод Ханадзава.
— Как спалось сегодня ночью? — спрашивает он достаточно нейтрально.
— Прекрасно. Лучше всех, — бросает ему Рё, усмехаясь.
— Я почему-то даже не сомневался, — ухмыляется Теруки, отпивая из кружки. — Особенно после того, как получил от тебя сообщение в 4 часа утра.
Шимазаки весьма широко улыбается.
— Ой, я что тебя разбудил? Как же неловко получилось.
— Нет-нет. Тебе повезло, — делает он небольшую паузу. — Я увидел сообщение только утром.
— М-м-м, вот оно, что, так долго думал над ответом?
Теру слегка прикусывает язык. Чёрт, и ведь спалился, что выжидал полдня, чтобы принять окончательное решение.
— Да нет. Знаешь, глянул с утра, а так как опаздывал — совершенно вылетело из головы, — выкручивается Ханадзава на ходу. — Достал только после обеда и сразу же тебе ответил. А что… ты весь день ждал, что я скажу?
Рё не меняется в лице, не дрожит ни одна мышца, когда он отпивает чай со своей весьма нахальной улыбкой до ушей.
— Зачем ждать, если бы результат я так или иначе увидел бы вечером. И на 90% прогноз был положительным.
— Ах, значит прогноз, — с прищуром тянут Теруки, — ты ещё скажи, что по теории вероятности подбирал наиболее подходящее время, чтобы прислать мне приглашение…
— Как знать.
— Знаешь. Лучше скажи мне вот что. Зачем ты меня вообще сюда позвал? — хмурит он свои брови в конце концов.
— Хотел посмотреть на твою реакцию, — посмеивается Рё.
— Да-да, конечно, после всего, что я вчера тебе наговорил, ты хочешь просто увидеть мою реакцию. Ты. Человек, который скорее привяжет меня к стулу в собственной кухне и продолжит делать всё что ему заблагорассудится, чем выйдет на открытый диалог. И уж тем более пригласит к себе в гости. Да я даже не удивлюсь, если ты снял эту квартиру, только, чтобы разыграть меня, что ты здесь типа живешь. Да и вообще я ехал сюда с ощущением, будто бы меня тупо кинут и здесь на самом деле ничего нет. И я до сих пор не уверен, точно ли я могу здесь спокойно сидеть. Может мне пора уже подготовиться к чему-нибудь. Бог его знает, может это было приглашение на стрелку. Ты настолько невыносимо непредсказуемый и ничего толком о себе не рассказываешь, что я реально понятия не имею, чего от тебя ожидать.
— То есть… ты меня боишься? — слегка вскидывает брови в верх Шимазаки, не меняя своей улыбки.
— Местами очень даже да, — не отрицает Ханадзава.
— Почему?
— Я ведь только что тебе сказал: ты не предсказуемый, сам себе на уме, не считаешься с моим мнением и творишь всё, что нравится исключительно тебе.
— Это я слышал, — спокойно отвечает ему Рё, — почему ты боишься меня сейчас?
Теруки чувствует себя некомфортно. Потому что он не понимает с ним сейчас серьёзно общаются или потом это окажется очередная шутка и его чувства, эмоции и глубинные переживания просто вывернут наизнанку.
— Потому что я не понимаю, с чего вдруг ты, человек закрытый на бесконечное количество замков, вдруг ни с того ни с сего присылаешь мне приглашение в гости в 4 часа утра. Я всегда вижу только твои действия без контекста, и контекст мне приходится постоянно додумывать самому. А осадочек у меня всё ещё остался от нашего первого знакомства. И когда ты так делаешь, мои мысли невольно возвращаются в прошлое. Ты вот выдумываешь за меня, что я хочу тебя использовать? А мне вот постоянно кажется, что ты хочешь хорошенько надо мной поиздеваться и выставить дураком, и я всё пытаюсь каждый раз понять. Где и в чём. Где и в чём ты подловишь меня в следующий раз и насколько тактически, верно, я могу продумать свою защиту, чтобы мне не досталось куда-нибудь в самое больное место.
Выдаёт он ему и хмурится резко. Пусть только его попробуют сейчас куда-нибудь ранить, вместо слов уже тогда в ход пойдёт психосила.
— Ты тоже невыносим, — выдаёт ему Рё, всё ещё спокойно отпивая чая.
— Да? — усмехается Теруки резко право, — вот оно как. А я и не знал. И в чём же? В чём же? Просвети меня, в чём же я невыносим?
— Да во всём, — посмеивается Шимазаки.
— М-м-м, неужели я таки смог выбесить великого и не приступного Шимазаки Рё?
— Я буквально последние пару дней просто ужасно хочу тебя убить, — хихикает он в ладошку.
— Так чего же ты тогда ждёшь? — бросает ему Ханадзава вызов, он реально начинает уже закипать. И вполне не против, кажется, реально сейчас подраться.
— Кухню жалко, зря я, что ли, убирал её всю ночь? — вытирает он пару капель с ресниц от смеха.
— Блядь, Шимазаки, ты долбаёб, — делает заключение Теруки, мрачно поглядывая в его сторону. — Я вообще не понимаю, что в твоей сумасшедшей голове.
— А я не понимаю, что в твоей.
— Так спроси — я расскажу. Я вообще-то много чего рассказываю, черт бы тебя подрал! — ударяет он кулаком по столу, — Мне иногда кажется, что с тобой намного проще подраться, чем, сука, просто нормально, блядь, поговорить.
— Да. Драться намного проще. Давай подерёмся? — улыбается он ему снова весьма приподнято.
— Я, конечно, хочу тебе треснуть, но это никак не поможет прийти к компромиссу. Только разговоры один на один, через рот, Шимазаки. Ты ведь им не только улыбаться надеюсь умеешь?
— Ты боишься проиграть, да? Столько у тебя ещё страхов Теруки?
— Нет не боюсь, — спокойно пожимает он плечами и встаёт из-за стола. — Если ты не хочешь со мной нормально разговаривать, я просто пойду домой.
— Следующая маршрутка только через час.
— Прекрасно. Как раз постою на свежем воздухе, подальше от тебя и твоей компании. В конце концов я могу просто пойти пешком до следующей остановки, — разворачивается он на выход из кухни.
Рё прослеживает молчаливо чужие шаги. Голова уже пухнет от всяких финтов, которые он наворотил за все их разговоры.
И вот когда Теруки, почти уже заворачивает за угол к коридору, он выдаёт:
— И о чём же ты хочешь поговорить?
Ханадзава, слегка опешив, останавливается, и возвращается: шага на два назад, чтобы кинуть взгляд в чужую сторону.
— Не то, чтобы о чём. Сколько поговорить без сарказма и шуточек — искренне и честно, как друзья. Вот чего я хочу. Ну или в твоем случае, как хорошие знакомые, — опускает он взгляд задумчиво. — Если это совсем невыносимо для тебя, то я пошёл. Больше тебя не побеспокою. Но и ты будь тогда добр… не беспокой меня больше тоже.
Рё молчит.
Опять сложно.
Опять слишком сложный для него выбор.
Он и хочет, и не хочет. И вроде бы есть что терять и нет. И вроде бы он согласен, но вроде бы ему так невозможно сейчас переступить через себя.
И душит, и нет. И рвёт, и мечет, и нет. И всё это происходит почти сразу и одновременно.
Сказать.
Так трудно сказать что-либо о себе прямо. Не косвенно, не через шуточку или издёвку. Не метафорой. Не через еду. И не через свои поступки.
Как вообще по-нормальному общаться с этим человеком?
— Ну я тогда пошёл, — делает контрольное предупреждение Ханадзава, смотря как Шимазаки явно колеблется, но в этот раз он уступать не собирается, если тому так нужно, пусть хоть раз проявит хоть какую-нибудь инициативу, а не свой вечно заядлый пофигизм.
Поэтому он, сжав кулак, всё-таки разворачивается к своему пути отступления, куда и шёл изначально.
— Садись за стол, — говорит достаточно напряжённым тоном Рё.
— Слишком грубое приглашение, — отзывается Теруки.
— Хорошо, — делает над собой явное усилие Шимазаки, сжав под столом одну из рук в кулак. — Пожалуйста, Теру, садись обратно за стол.
— Ты же меня не прибьёшь, если я туда сяду? — уточняет на всякий случай Ханадзава.
— Я тебя прибью, если ты туда не сядешь, — говорит он достаточно раздражённо, и снова у него начинается дёргаться одна из лицевых мышц лица.
Теруки вздыхает, но всё же разворачивается и садиться за стол обратно, даже берёт чашку в руки и отпивает немного чая.
— Ну и…?
— Ты меня заебал, — честно признается ему Шимазаки.
Ханадзава аж от шока резко вскидывает брови в верх.
Да неужели?
— Материться не хорошо, Рё, — как-то даже довольно расплывается в улыбке Теруки.
— Заземляюсь, — коротко повторяет он некогда чужую фразочку.
— И чем же я тебя заебал? Только не говори всем. Мне нужна конкретика.
Рё приставляет пальцы в своей дёргающейся мышце, чуть выше левого уголка рта и сознательно перестаёт так импульсивно улыбаться. Скорее его выражение лица впервые становится настолько ровным.
— У меня точно такой же длинный список претензий в твою сторону, как и у тебя ко мне.
— О правда. Какая неожиданность. Так, почему бы тебе наконец-то не озвучить это прямо мне в лицо?
— Как будто бы это что-то изменит, — язвительно бросает Рё ему.
— Нет-нет. Давай. Я слушаю. Если кишка тонка, то я пошёл, время до автобуса как раз уже стало намного меньше.
— Твоя манера постоянно меня допытывать в разговоре, — хмурит он брови, мышцу на лице, наконец-то начинает постепенно отпускать.
— Допытывать? — вздёргивает он правую бровь. — Да если бы я не пытался хоть что-нибудь у тебя разведать, я бы и минуты с тобой не выдержал!
— А я выдерживаю, даже не смотря на всю бесявость твоего характера, — убирает он пальцы от своего лица и старается больше не улыбаться, а то уже, мягко говоря, сводит скулы. — У тебя абсолютно нет чувства меры и такта.
— Это у меня то нет чувства меры и такта?! — буквально взрывается Ханадзава. — На себя бы посмотрел! Ты буквально в любом разговоре стараешься меня вывести из себя. Буквально в каждом!
— А ты буквально в каждом, стараешься залезть мне в трусы, — выдаёт ему весьма раздраженно Рё.
— То есть спросить про то, как у тебя дела или как ты воспринимаешь мир — для тебя это как залезть в трусы? — каким-то даже не верящим взглядом Теру окидывает собеседника перед собой.
— Ещё скажи, что только твои любовники дай бог имеют право спрашивать, как у тебя дела? Все остальные так. Шваль под ногами, они не достойны великого Рё Шимазаки!
— Теруки, ты просто невыносим, — всё же трогаются его губы в какой-то весьма вымученной улыбке.
— Так с какого же, простите меня, хуя, ты до сих пор тогда со мной общаешься, когда даже уже я заебался и устал от тебя?
Шимазаки уже было открывает рот, но замирает.
Он не может ответить на этот вопрос. Не может, но должен.
И он знает и не знает одновременно на него ответ.
И ему кажется, будто бы всё разрушится, если он скажет, как думает. Потому что уже всё по ощущениям рушится, пока он сидит здесь и разговаривает. В первые, наверное, за всю свою долбаную жизнь, он вот так разговаривает.
— С тобой весело, — выдаёт он ему в конечном итоге очень уж аккуратно.
— Охуеть. Спасибо. Ну так найди же себе кого-нибудь другого для развлечений. Я на сто процентов уверен, что для тебя это не проблема!
Нет. Не тот ответ. Запоздало анализирует Шимазаки. По крайней мере, он звучит как-то не так, как надо бы.
Он закусывает изнутри губу и думает, как же сказать иначе.
— А ты?
— Что я?
— Почему продолжаешь со мной общаться?
— Я уже не продолжаю, я, мягко говоря, разрываю, потому что я устал, — холодно отвечает он ему. — Я не чувствую ценности в нашем общении.
— С тобой комфортно…
— Ты только что сказал, что хочешь меня убить и что я тебя заебал. Какая-то весьма у тебя странная зона комфорта, тебе так не кажется? — складывает он руки на груди устало.
-… было, пока ты не начал меня пытать своими вопросами, — посмеивается он в итоге.
— Ответь мне честно. Почему тебя раздражают вопросы про твоё восприятие и твоё самочувствие? — понижает Теруки тон и смотрит на чужое выражение лица очень внимательно. Вряд ли ему ещё когда-либо удастся лицезреть такого Рё. Растерянного и максимально серьёзного, без этой его тупой улыбки вечно невпопад.
Рё берёт снова очередную паузу, прежде чем сообразить ответ — Ханадазава терпеливо ждёт.
— Потому что у меня постоянно такое ощущение, будто бы ты воспринимаешь меня не как человека, а как очень интересный объект для изучения.
Ханадзава закусывает губу.
В яблочко.
Он вздыхает, отводит куда-то взгляд в сторону и сам берёт паузу на подумать.
— Прости, — в итоге коротко выдаёт Теруки.
Шимазаки хмурится и достаточно резко.
— Значит, так и было на самом деле?
Ханадзава закусывает губу. Становится как-то внезапно очень стыдно на какую-то долю секунды, но потом он берёт себя в руки и отвечает:
— Да. Было. Но лишь в начале. В начале мне действительно было до безумия интересно узнать, как ты вообще существуешь и функционируешь. Как воспринимаешь мир, что чувствуешь, как человек без зрения и… с такими уникальными способностями. Да, мне было интересно. Однако сейчас, мне, честно говоря… — он переминает неловко пальцы и пялиться тупо в стол, — мне очень интересен ты как личность. Что у тебя за душой. И не в качестве эксперимента, а… а просто интересен как любой другой человек. Как мне интересно, например, общаться с Шо или с Шигео, или с любым другим из моих друзей. И мне интересно, что тебе нравится типа, не знаю, книг или чего бы то ни было другого. Музыка, может даже какие-то фильмы или… что для тебя представляет больший интерес и в чём ты видишь большую ценность имея ограничение в жизни. Я не говорю, что это плохое ограничение или с тобой что-то не так, но, мне кажется, что ты некоторые вещи видишь намного глубже меня, и это заставляет меня иногда задуматься и о моей жизни тоже. Поэтому я стараюсь брать многое от тебя, когда получается. Однако, невозможно строить общение, когда оно не обоюдное. Ты хочешь чего-то поверхностного, а я глубокого. В этом вероятно и есть вся наша с тобой проблема. Тебе ведь просто по кайфу приходить ко мне, не парить лишний раз мозг, и уходить, такого ведь ты хочешь от меня общения, верно?
Рё молчит. Долго так продолжительно. У него даже думать сейчас не особо получается.
Теруки вздыхает и расценивает это как частичное согласие.
— Но в общем-то, я не могу тебе такое дать. Во-первых, потому что я и сам уже закончился по ресурсу и хочу, откровенно говоря, иногда и поныть, а иногда и отдохнуть молча, а во-вторых,
потому что ты очень хреново умеешь скрывать свои эмоции. Другим может и незаметно, а я за эти все пару месяцев с тобой тесного общения, давно уже понял, насколько сильно ты чего-то избегаешь. И я просто не могу, блядь, не спросить, а как же у тебя сука дела-то, а, Шимазаки?
— Я очень устал и хочу спать, — отвечает ему Рё с искренней усталостью.
— Зачем, тогда позвал меня сюда, раз чувствуешь себя плохо?
— Потому что мы вчера не закончили, — опирается он головой о руку.
— О, боже, — выдыхает Теруки, уже чуть ли не обращаясь к Богу, — так ты всё-таки меня слушал вчера?
— Я всегда тебя слушаю.
— Но ничего не меняешь.
— Если ты не способен увидеть изменения — это не значит, что их нет, — довольно уязвлённо отзывается ему Рё.
И Ханадзава сегодня в который раз ловит себя на шоке, потому что Шимазаки буквально в открытую высказывает свои обиды.
— Хорошо. Ладно, — вздыхает Теруки. — Скажи. Что в итоге ты хочешь от меня?
— Теперь не знаю.
Теру вздыхает.
— Давай возьмём перерыв. Ты отдохнёшь от меня, а я от тебя, а потом пересечёмся и попробуем общаться по-другому?
— Так я тоже не хочу.
— А как ты хочешь?
Рё открывает рот. Затем задумчиво закрывает. В воздухе чувствуется явное напряжение. Ханадазаве в какой-то момент начинает казаться, что он начинает слышать, как скрипят шестерёнки внутри чужой головы.
— Я перерабатываю. Очень сильно. Ничего не успеваю. И… не справляюсь со своей жизнью…
Выдаёт он ему очень тихо, после чего продолжительно молчит, собираясь с мыслями.
Теру ждёт.
— И я просто… просто хочу на что-то отвлечься, чтобы хоть как-то функционировать дальше.
Жесть. Думает Теру. Полная жесть. Он ожидал услышать, что угодно, но только не настолько запущенный случай.
— Пробовал отдыхать?
— Не когда.
— Делегировать другим дела?
— Не кому.
— Я не верю, что у тебя безвыходная ситуация, — отвечает Ханадзава честно, — но я прекрасно знаю, что ты из тех, кто никогда не показывает свои слабости, а значит берёшь на себя больше, чем реально способен потянуть.
— Может и так, — не спорит Рё, он чувствует себя раздетым и обезоруженным.
— Ты ведь понимаешь, что я не могу быть больше твоим наркотиком и таблеткой от стресса? Как и костылём. Иди и решай свою жизнь уже наконец-то сам. Ты её довёл до такого состояния, я могу только поддержать, вытаскивать я тебя из этого сам — не собираюсь. Мне самому есть откуда себя вытаскивать, — он задумчиво скользит взглядом по чужим пальцам и ловит себя на мысли, что всё-таки они у него донельзя изящные. — И, ради Бога, позвони уже, наконец-то, Шо.
— Не хочу его тревожить по пустякам.
— Это не пустяк, — хмурит брови Теруки. — Друзья для того и существуют, чтобы поддержать и, так сказать, благословить на свершения. Но встать и достать из всего этого болота себя — ты должен сам. Сам понять, что у тебя главное в жизни — ты или работа. Если работа, то ты скорее всего поедешь крышей. Потому что уже едешь, ты расщепляешь себя. Не знаю, чего ты так до ужаса боишься отпустить, что убиваешь себя, но факт в том, что пока ты не пойдёшь в эти страхи — лучше тебе не станет. И я скажу тебе честно, признаться себе, что ты не справляешься — это первый шаг научиться поступать иначе. Выбирать себя, свои эмоции и чувства, которые ты игнорируешь и настолько глубоко прячешь, что сам не понимаешь, что ощущаешь на самом деле.
Шимазаки молчит. Что ещё ответить, он не знает. Чувствует ли он себя легче?
Вероятно, да.
Впервые за эти пару сумасшедших недель.
— Приходи ко мне в гости, когда разберёшься со своей жизнью уже наконец, — выдаёт ему в итоге Теруки спустя очередную минутную паузу. — Или… когда нужен будет какой-то совет. Если буду в ресурсе, смогу организовать небольшую поддержку. Но не приходи ко мне, если это будет как предлог опять послать нахер свою жизнь. Я не хочу такого общения. Это не здраво. Я сам начинаю в это зарываться больше, чем надо бы, потому что по тебе всегда видно, что это не ты на самом деле передо мной, а лишь одна из ролей, которую ты играешь, притворяясь, что у тебя «всё в порядке». Я тоже лицемер, но я уже не выдерживаю. Я хочу честного общения, от лжи меня уже просто тошнит.
Рё вздыхает.
Наверное, и правда не здраво.
Играть так. Всю жизнь.
Но как-то ведь с другими столько лет получалось, а здесь…
Его взяли и развернули к себе на сто восемьдесят градусов. И это было настолько неприятно, настолько удар под дых, что он до сих пор сидит в шоке и не может связать и двух слов.
И только один вопрос его всё мучает последние пару минут:
«Что же ему теперь со всем этим делать?»
— Ты ведь меня слушаешь сейчас, правда? — неловко спрашивает Теруки, спустя ещё одна паузу тишины.
— Слушаю, — отзывается он достаточно спокойно, но не сколько заторможено.
— И что же ты думаешь?
Рё улыбается.
— Что я в полной пизде.
Ханадзава ухмыляется.
— Не в полной, шансы есть, только всё зависит от того, хочешь ли ты реально выбраться из всего этого или нет. По крайней мере, ты со мной разговариваешь, могло быть гораздо хуже.
— Жаль, — ухмыляется он. — А я был уверен, что достиг самого дна, и здесь я оказывается не первый.
— Не прибедняйся, — посмеивается Теруки. — Я был на твоём месте и знаю о чём говорю. И может если бы мы встретились с тобой чуть раньше, со мной бы всё это прокатило. Все твои финты, но увы и ах, я больше такое не выдерживаю. И тебе не советую так поступать с собой.
— М-м-м, сколько с твоей стороны заботы и понимания… — возвращается к своей излюбленной улыбке с издёвкой Шимазаки.
— Хуево, да? — Хочет сейчас очень сильно посмотреть в чужие глаза Ханадзава и искренне сожалеет, что у его собеседника их нет, — чувствовать себя
слабым?
— Крайне неприятно, — ползёт ухмылка у Рё резко вправо.
— А я всегда себя чувствовал так перед тобой, — выдаёт Теруки хмуро. — И я ненавидел это в себе.
— Неужели всё переживаешь за тот раз, когда я надрал тебе задницу?
Ханадзава прикусывает губу. Так и хочется сейчас выругаться. Да по жестче. Но Бог с ним, с этим Шимазаки. Ханадзава сейчас понимает, что просто его раздел, и тому до безумия стыдно себя демонстрировать таким. Теруки был на его месте, он прекрасно знает, насколько за только одно маленькое такое ощущение внутри хочется убивать.
— Что было то было. Главное не то, какой я был тогда, а каким я стал сейчас. А вот ты, кажется, в отличие от меня, зашёл в очередной тупик.
— И как. Наслаждаешься?
— Чем? — вздёргивает он чуть в верх бровь.
— Возможностью поиздеваться надо мной.
— Ах, если бы, — улыбается он ему достаточно мило. — Но, к сожалению, у меня к тебе только дружеские отношения. Если тебе нравятся токсичные, поищи кого-нибудь другого.
После этой фразы он встаёт.
— Ты куда? — срывается с его губ быстрее, чем Шимазаки успевает оценить ситуацию.
Теруки бросает весьма довольный взгляд в сторону Рё.
— Чайку налить, у меня закончился и у тебя, кажется, тоже. И не зря же я тортики принёс, давай, что ли поедим, — шагает он к чайнику и наливает воду по-новой.
Шимазаки слегка выдыхает. Чувствует, что ему нужна небольшая передышка, поэтому он встаёт из-за стола и направляется в сторону ванной — освежиться.
— Тогда с тебя фруктовый чай.
— А где он лежит?
— У тебя же есть глаза — значит найдёшь, — отмахивается от него рукой Рё и заворачивает в коридор.
Теруки ухмыляется и на самом деле достаточно быстро находит, где какой чай и решает лично себе заварить с чёрной смородиной, а вот Шимазаки какой-то с яблоком, корицей и цукатами.
Ставит он коробочки на те же места, что и брал, чтобы хотя бы здесь не бесить хозяина этого места.
Хотя у себя бы он конечно же ещё чуточку бы поразвлекался.
Теру знает, что лжёт.
Лжёт, когда говорит, что у него к Рё только дружеские отношения.
Лжёт, потому что ловит себя на том, что реально кайфует, когда ставит Шимазаки на место. Кайфует, когда тому до ужаса больно и плохо и когда тот обнажает, наконец, свою слабость.
И ему одновременно нравится этот кайф и пугает. Пугает, потому что Ханадзава прекрасно понимает, что это
не нормально.
И одной частью души, он сожалеет, что Рё себя плохо чувствует, и ему действительно хочется ему помочь, а второй упивается, заваливаясь в гордыню.
Теру не единственный, кто видит тут людей насквозь. Шимазаки уже давным-давно прочитал его вдоль и поперёк, даже не имея возможности его как следует «рассмотреть».
Иначе бы не знал, куда давить и тыкать каждый раз, если бы сам не был тонким психологом.
Правда такого рода тонкие психологи, обычно прекрасно разбираются в ком угодно, но только не в себе.
Теруки вздыхает и наливает им двоим чай.
Его разрывает на части эта не нормальная, эта лютая
одержимость другим человеком.
Он хочет и разорвать все их связи до последней ниточки, до самого глубинного существования, стереть все номера, добавить друг друга в черные списки и одновременно продолжать 24 на 7 получать по лицу, и долбать Шимазаки, пока не докопается снова до чего-то глобального.
Он хочет раскопать в Рё всё, что только возможно, выломать все двери, вывернуть наизнанку всё спрятанное внутри. Залезть во все его внутренности и прощупать. Задеть за каждый оголённый провод его души. Вывести из равновесия. Довести до безумия.
И облизывать. Бесконечно облизывать его пальцы рук.
Чё?
Прерывает свой поток мыслей Теруки, весьма внезапно выныривая из такого толстого трёхслойного потока своих теней, что первые секунды тупо стоит и пялит на чашку, та от такого пристального внимания, начинает вибрировать, а чай начинает плескаться о стенки.
Какие, блядь, нахуй, пальцы? Откуда он вообще такое взял?
Он стоит в полном шоке и чувствует, как от испуга и осознания непонятной херни, в которую он погрузился, у него сердце колотит прямо в уши.
Ханадзава весьма растеряно сглатывает и у него начинает даже слегка кружится голова. Или это она так болеть начинает, он сейчас не улавливает, но, кажется, его всего аж потряхивает.
Это была просто такая
метафора. Успокаивает себя Теруки. Ну бывает. Заигрался.
В мыслях.
Всякое же на ум приходит? Просто Рё его ужасно выбесил, вот ему и захотелось подумать о чём-то мерзком, чтобы просто увидеть его растерянное лицо.
Интересно, какое бы у него было выражение лица, если бы Ханадзава всё-таки…
НЕТ.
Нет, нет, нет и ещё раз нет.
Теруки не будет больше думать на эту тему! Это просто ужасно. Да даже представить такое — уму не постижимо!
Старается он успокоится, вытирая расплескавшийся чай тряпкой.
— Сука, — ругается Ханадзава шепотом вслух, — теперь он бесит меня только больше.
***
Рё тем временем устало заходит в ванную комнату и врубает кран в раковине, после чего плещет себе холодной водой в лицо.
Он не выдерживает всё это. При чём из них двоих, ему кажется, что он не выдерживает больше всех.
Он не выдерживает больше ни улыбок, ни своих эмоций, ни даже своих собственных фраз.
И ощущение чужого присутствия для него тоже сейчас происходит с надрывом.
Хочется исчезнуть из своей собственной квартиры. От Теруки было сбежать значительно проще, когда он был у себя дома, а теперь побег Рё только затягивается.
Ему по ощущению просто не куда сейчас сбегать.
Нет, он, конечно, мог бы вернуть Ханадзаву домой, а сам вернуться к себе…
Но.
Боже, как же он не хочет оставаться со всем этим дерьмом в одиночестве.
Только не сейчас.
Пожалуйста, ещё хотя бы полчасика за чашечкой чая. Ещё один небольшой кусочек тортика.
Пожалуйста.
Он очень.
Очень сильно.
Не хочет оставаться один.
Шимазаки вздыхает и притягивает полотенце к руке.
Всё плохо. Очень-очень плохо. Невыносимо. Тошнит. И нет больше сил и желания скрывать насколько.
Он прикрывает дверь и плетется обратно на кухню.
— Я уж думал ты куда-нибудь свалил, — выдаёт ему Теру, сидя за столом и слегка ухмыляясь, как будто бы уже заждался, а вовсе не всё это время плескал себе холодной водой по лицу, пока наконец-то не успокоился.
— И оставить тебя здесь? В запертой квартире? Какой-то не суперпродуманный план, — пытается он улыбнутся, но получается очень вяло, — ты мне тогда дверь снесёшь, или окно выбьешь.
— Да нет, я просто бы лёг куда-нибудь, у тебя же есть тут спальня в конце то концов?
— Она заперта на ключ, — пожимает он плечами.
— Ну ты конечно… — пододвигает к себе чашку Ханадзава, — слишком подозрительный, уж в спальню я просто так не стал бы ломиться. Это вообще-то неприлично.
Рё садится за стол и вдыхает запах яблока, корицы и цитруса. Что-то внутри щелкает, и он совсем немного оживляется. Притягивает к себе чашку и ещё долго-долго дует, прежде чем сделать первый освежающий глоток.
Вкус его заметно поглощает и это то, что позволяет его вынуть из чувства огромного бессилия и нарастающей апатии. Переключится на что-то приятное и спокойное.
Теру с интересом наблюдает за человеком, который сидит перед ним. Иногда он видел его такого. Естественного. Но в очень редкие моменты.
И в эти моменты Ханадзаве всегда казалось, что Шимазаки безумно красивый человек, даже не смотря на то, что его веки всегда закрыты.
В нём есть какая-то необъяснимая утонченность. В чертах лица, в худощавых скулах, в чёрных растрёпанных волосах и небольшой капельке воды, стекавшей по самой близкой прядке ко лбу.
А ещё у него уши красивые, какой-то очень уж идеальной во всех смыслах формы.
Возможно, Теруки всё-таки и сходит с ума, но у него есть прекрасное объяснение, почему он настолько на него засматривается. Потому что глаза не отвлекают. И парень волен искать остальные зацепки в его внешности и бесконечно-бесконечно изучать. Что же ещё его способно зацепить в этом многогранном и многомерном человеке.
Но вот взгляд внезапно как-то сам скользит по чужим пальцам и Ханадзава припоминает свои совсем недавние ненормальные мысли.
Усилием воли он отводит взгляд, который ещё, наверное, раза два притягивается к чужим рукам, а после и вовсе переманивает своё внимание на кусок торта.
— Знаешь, одна из моих специальностей была присутствовать на допросе и следить за пульсом человека, — выдаёт Рё ему вдруг и ложечкой отламывает кусочек торта.
— М-м-м, правда? — кривит губы в неловкой улыбке Теруки, пробуя свой кусок на вкус. Сладко. — Ты типа был живым детектором лжи, что ли?
— Да. Я вычислял чужие эмоции, чтобы узнать, когда человек говорит правду, а когда лжёт.
Облизывает он с каким-то неописуемым удовольствием ложку после торта. Вкус отрезвляет.
— М-м-м, вот оно как, и что же ты можешь сказать про меня? — как-то даже слегка начинает нервничать Теруки. Если что он уже давным-давно занял оборонительную позицию и в любой момент готов защищаться.
— Ты редкостный лжец, — улыбается он ему аккуратно, — никогда не называешь свои мотивы вслух и вертишь людьми как попало, лишь бы тебе самому в первую очередь было хорошо и комфортно.
— Хм, вот оно как, — отпивает чаёк Ханадзава. Ничего нового он сейчас не услышал. — И это всё, что ты можешь сказать обо мне?
Рё улыбается уже хитрее.
— Я твой крючок — Теруки, пока я цепляюсь на твои манипуляции, ты никуда от меня не уйдёшь, потому что ты ловишь с этого кайф. Я — твоя наркота.
Ханадзава спокойно дожёвывает свой кусочек и даже бровью не ведёт. Не сейчас.
— Вот оно как, значит ты цепляешься на мои манипуляции? Не знал, не знал. А я думал, ты более независимый, в отличие от меня.
— Рад, что хотя бы со мной — ты чувствуешь себя настоящим, — отпивает он чай с легкой ухмылкой на лице.
— Кто бы говорил, Шимазаки.
— Круто быть в гостях, у того, кого ты так страстно желаешь разобрать по частям и исследовать каждый отдельный кусочек?
— Я же сказал, меня такое больше не интересует, а вот ты, кажется, ужасно нуждаешься в моём внимании. Как жаль, что я больше не хочу с тобой лишний раз пересекаться.
— Конечно не хочешь, потому что хорошо, когда наркотик принимают дозированно, — посмеивается Рё, — подожду тебя до следующей ломки.
— И я тебя, — спокойно смотрит Теруки на чужое выражение лица. Старается, по крайней мере делать это сейчас спокойно. — Интересно как долго ты продержишься?
— Хочешь, можем поспорить? — довольный уплетает он последние два куска тортика за обе щеки.
— Да, пожалуйста, я же прекрасно знаю, что ты проиграешь пе… — прерывается Ханадзава, потому что из его рюкзака доносится телефонный звонок. Он раскрывает его и довольно резко хмурится.
— Мне нужно ответить на звонок, я в ванную, — торопливо встаёт он из-за стола и где-то уже ближе к коридору, добавляет: — и не подслушивай, а то я тебя прикончу.
Рё с удивлением вздёргивает брови и слышит чужое «Алло», перед тем как хлопает дверь его собственной ванной.
— Как будто бы у меня есть выбор, — вздыхает он и отпивает ещё немного чая.
Затем с интересом, слегка ковыряет ухо мизинцем и очень осторожно прислушивается.
Всё, что он способен сейчас расслышать это некоторые обрывки фраз вроде: «сейчас занят», «может выберем другое время» и что-то типо «я и так всегда иду тебе на уступки». Последнее произнесено с явным восклицанием.
Интересно. Хочется Шимазаки телепортироваться прямо к двери, тогда не нужно будет напрягать настолько сильно свой слух, но ведь Теруки почувствует. Нужно хотя бы постараться сделать вид, что он даже и не пытался ничего разведать.
Чужой голос в какой-то момент затихает и переходит на шёпот. Нет, такое Рё явно не разберёт. Не с такого расстояния точно.
Где-то проскальзывают фразы из разряда «прости» или «я не хотел».
Интересно чего он там не хотел. Перед кем он вообще там извиняется?
Может у него это вообще стандартные фразы? Перед Рё он тоже много чего не хотел, но при этом с таким кайфом всегда улыбается ему, когда отрицает очевидные вещи.
Кого он ещё водит за нос так же красиво, как Шимазаки?
«я всегда стараюсь уделить тебе время», «Я ценю.» мелькают более отчётливые фразы.
«Нет правда, ты для меня важна»
Рё устало массирует свой висок, потому что уже голова начинает раскалываться от такого напряжения.
Девушка. Звонит по телефону. Он перед ней за что-то оправдывается. Она для него важна…
Шимазаки соединяет одни данные с другими.
Значит у него есть отношения. Делает он заключение.
Вот оно как.
Оказывается.
Рё хмурит брови. Почему-то его это задевает.
Задевает, что в общем-то, если что, Теруки нечего терять, у него есть на что отвлечься. Это Шимазаки здесь в полном минусе. Это ему некуда особо сбежать. От себя.
А у Ханадзавы есть запасной план. На всякий случай.
А он то уж думал, что поймал его на крючок. На так называемые «острые ощущения» в общении, которых, судя по всему, не хватает Теруки.
Обидно. Злит.
Рё если честно и сам не понимает до конца почему. С каких пор он вообще стал объявлять людей своей собственностью и ловить кайф с их зависимости от него.
Может, потому что никто и никогда не задерживался с ним на столь долгое и тесное общение?
Он всегда уходил первым. Прежде чем такое могло бы чисто гипотетически произойти. Избегал людей, откровенности, любой близости. Любое «а давай-ка поговорим по душам».
Нет. Никогда и ни за что. Всегда бунтовал про себя
Шимазаки. Он знает какого это, когда тебя предают. Залезут, выскребут до дна без остатка и выбросят ни с чем.
Он знает как это, когда это делают самые близкие люди.
И может поэтому Рё сейчас жаждет всё контролировать, раз уж всё-таки решил обнажить себя ещё раз. И чужие поступки, и чужие фразы, и чувства, и мысли, и решения. Поиграть в Бога для одного человека, лишь бы не стреляли по сердцу снова. Лишь бы не резали из-за угла.
Но он прекрасно знает, что чужая жизнь ему не подвластна. Если даже своя рушится помаленьку, пока он так сильно жаждет хотя бы на одну десятую контролировать окружающий его мир.
Если он даже не способен воспринимать этот мир так, как воспринимают его остальные люди.
Говорят тьма — холодная. Рё не знает, что такое тьма, но вот ощущение холода ему известно. И в последнее время оно посещает его слишком часто, даже в самые жаркие дни.
«Давай постараемся всё-таки прийти к всеобщему консенсусу и не будем ссориться…»
Достаточно повышает голос Теру, чтобы Шимазаки мог разобрать.
Он устало отставляет тарелку в сторону и задумчиво опирается рукой об подбородок.
Интересно, а он с ней ссориться чаще, чем с Рё?
Если чаще, то это даже забавно. Это даже слишком забавно.
Тогда Шимазаки его скорее разгружает, чем загружает.
Может Теру с ним общается, как раз для того, чтобы тоже спрятаться и отвлечься.
Как знать. Никогда не можешь быть уверен в том, что внутри у человека на самом деле.
Рё любит гадать. Обходить разными способами, выуживать, следить, высчитывать.
Ему никогда не интересно узнать напрямую. Потому что узнать на прямую — равноценно подставиться под удар. Равноценно раскрыть все свои карты и обнажить свой истинный интерес.
А ему очень уж интересно, какой Теруки на вкус.
И вот он исподтишка всё пробует помаленьку, с одной стороны, с другой, терпеливо и долго выжидает, чтобы разведать хоть что-нибудь.
Правда способ, честно сказать, так себе, потому что Шимазаки уже давным-давно сам же свои правила и нарушил, и раскрылся намного больше, чем надо бы. Можно сказать, сдался добровольно, как хорошо вот только, что не до конца.
«Мы можем это обсудить завтра?»
Затем слышится тишина.
«Нет, нет, конечно, я люблю тебя, и ты важна»
Чувствуется в чужом голосе растерянность и напряжение.
«Хорошо, обсудим сейчас…»
Наверное. Это надолго — делает вывод Шимазаки.
И всё-таки это его девушка.
И когда только он всё успевает? И тут поругался, и там поругался. Откуда он только берёт столько сил?
Рё ухмыляется. Может посуду, что ли помыть, но чужой чай недопит и остыл, а кусочек так и лежит оставленный на тарелке.
Можно будет обновить чай, когда Теруки вернётся. Или. Они из тех, кто скандалит по телефону всю ночь напролёт. Потому что если да, то, наверное, придётся прервать их беседу весьма деликатно…
Или оставить его там в ванной и пойти завалиться спать.
В такие бытовые сценки Шимазаки ещё не встревал. Его настолько за сегодня вымотали, что, честно говоря, он не очень-то чувствует в себе силы, чтобы даже хоть как-то сейчас встать со стула. Он у Рё на самом деле очень удобный. Сам когда-то подбирал на ощупь и комфортность.
Поэтому, наверное, через какое-то время полной тишины его начинает, мягко говоря, рубить. Как раз в тот момент, когда он устраивается в своём ожидании поудобнее и становится достаточно тепло, чтобы сознание начало просто куда-то уплывать.
И его мысли плавно перетекают с чужих фраз на задворках реального мира вроде «Ты ведь знаешь, я всегда о нас думаю», фраз «Я не хочу конфликтов.» и «Да, иногда я эгоист», смешиваются во что-то непонятное, сюрреалистическое и в голове играет какая-то очень легкая и спокойная мелодия.
В памяти всплывает мраморный пол под подошвами, каждый шаг которого отдаётся глухим эхо в этом огромном здании. Несколько витиеватых лестниц у парадного входа и холод. Бесконечный жгучий холод. Место, которое знакомо Рё, но которое он желает никогда больше не помнить. В те времена, когда мир был ещё слишком большим, а он ещё был слишком для него маленьким.
***
Теру уже минут пятнадцать усиленно и весьма напряжённо массирует свободной от телефона рукой свой правый висок, выслушивая чужие претензии в свою сторону.
У него уже практически получилось договориться. Практически. Он был очень и очень близок к завершению, но угораздило же его ляпнуть, что вчера Ханадзава не ответил, не потому что был занят, а потому что у него были гости.
И сейчас он выслушивает тираду на тему того, как все вокруг него важнее, чем его горячо любимая девушка. Правда уже не горячо, потому что она, по её мнению, у него теперь уже на последнем месте. А вот Теру только и думает, что о себе. Полный эгоист и вообще перестал уделять ей необходимое и должное внимание.
Ханадзава хоть и очень убедительно всё это время настаивал на обратном, в глубине души, там, где он боится себе признаться в очевидном больше всего, он знает, что на самом деле Теруки только и делает, что ищет повод, чтобы быть занятым или просто куда-то сбежать.
Но ему слишком страшно признаться себе в этом вслух. Как же он так может. Такой замечательный и примерный мальчик. Столько стараний и усилий вложил в их с Май отношения, чтобы, в конце концов, осознать, что всё это ему очень давно уже приелось.
Что где-то там внутри, он только и думает, как бы избавиться от этого человека уже наконец-то из своей жизни. Но вместо этого Теру покрывает себя ещё большей абсолютно ненужной и липкой ложью, убеждая, что всё можно разрулить, ничего не разрушая. Что всегда и везде можно найти компромисс
.
Поэтому он снова пробуем договориться где-то уже по третьему кругу, или возможно пятому, Теруки не считал. Единственное во что он верит, так это то, что если долбаться в одно и тоже место, то однажды дверь не выдержит и всё-таки сломается. Искренне верит.
— Я правда очень ценю наше с тобой общение. Просто так получилось, — спокойным и ровным тоном объясняет ей Ханадазава, хотя внутри уже кажется, что такой эмоции он в принципе уже не способен испытывать.
— У тебя всегда «Просто так» получается. Сколько бы мы с тобой не пытались нормально поговорить, ты будто бы намеренно избегаешь меня!
Теруки закусывает губу. Да нет же. Нет. Не избегает. Нет. Ей просто кажется.
— Давай, мы с тобой в эти выходные сходим в кино? — решает увести тему на что-то приятное Ханадзава. Совсем не осознавая, что он сейчас просто начинает торговаться.
— Чтобы ты меня снова в очередной раз кинул? — скептически произносит Ри.
— Нет. Я буду строго свободен на все выходные, ты можешь даже… остаться у меня на ночь, — предлагает Теруки, но почему-то внутренне его собственное предложение задевает. В выходные он хотел искренне отдохнуть. Включить какой-нибудь сериальчик, или просто полежать и послушать музыку. Да выспаться уже в конце-то концов. Последние пару дней его изрядно вымотали.
— Правда? — загорается Май.
— Да, конечно, всё для тебя милая, — выдавливает он из себя и думает о том, что можно и подвинуться, наверное. Ничего страшного. Побудет наедине с собой ночью, это он вроде как отлично умеет делать в последнее время. — Завтра ещё позвоню тебе в шесть вечера, пообщаемся.
— Ну… ладно, — всё же мелькает согласие в её интонации. — А на что ты хочешь сходить?
— Давай, я завтра посмотрю, или можешь сама предложить, с удовольствием тебя выслушаю, — искренне он уже молиться, что это действительно завершение, что они правда наконец-то договорились.
— М-м-м, хочу романтику или какую-нибудь комедию… но такое сейчас не крутят в кино…
— Тогда можем просто посмотреть фильм у меня дома, — выдаёт он ей.
— Хорошо, я ещё подумаю, — соглашается девушка.
— Отлично, тогда, если ты не против, я пойду доделывать свои дела, чтобы быть свободным для тебя в эти выходные.
— Да-да, конечно, — весело отвечает Ри ему, — тогда до завтра, хорошей тебе работы, люблю, целую.
— И я тебя, пока — пока.
И ещё где-то с минуту Теруки выжидает, когда Май точно положит трубку первой, после чего, услышав заветный звук завершения вызова, облегченно выдыхает.
Вся комната погружается в тишину, а в ушах начинает звенеть.
Как приятно всё-таки, когда
тихо.
А ведь ещё, мягко говоря, легко отделался. Могло быть значительно хуже. Кстати говоря, а сколько сейчас времени?
Теруки поднимает взгляд на телефон и цепенеет в каком-то неимоверном ужасе. Полтретьего ночи.
— Блядь.
Ругается он вслух и выгребает из ванны. Точнее вываливается на какой-то искренней панике разруливать следующий разговор, из которого его настолько не вовремя вытянули.
— Ты это… прости, там кое-что важное было… — начинает оправдываться уже Ханадзава резко забегая в кухню, но, заметив Рё, вдруг внезапно и весьма растерянно замирает. Тот сидит весьма ровно на стуле, практически в той же позе в какой Теру его и оставлял. Выражение его лица, кажется, сейчас настолько расслабленным, что Ханадзава даже удивлённо открывает рот.
Стоит так ещё минут пять, наверное, видимо для убедительной проверки. Прислушивается к чужому мерному дыханию. Очень чёткому, глубокому и спокойному, и до конца убеждается, что тот спит.
Теру озадаченно моргает, трёт переносицу и всё-таки, не выдержав, достаёт телефон и фотографирует.
Это, наверное, ненормально, но, когда он такое ещё увидит. Это настолько уникально и редко, как Рейген в зауженных джинсах.
Поэтому Ханадзава прекрасно понимает, как важно держать при себе камеру в такие моменты.
Однако ему всё равно стыдно, что он задержался настолько сильно, поэтому, неловко постояв ещё какое-то время, Теруки всё же решается подойти и, осторожно притронувшись к чужому плечу, наклоняется к его уху.
— Эй, Шимазаки, приём, ты здесь?
В нос почему-то ударяет запах корицы, лаванды и чего-то ещё, безумно приятного, и Теру понимает, что надо, наверное, поскорее отстраниться, но одновременно так не хочется этого делать.
Рё не сильно реагирует на чужие слова. Разве что слегка морщится, но молчит.
— Ну, просыпайся пожалуйста, я очень хочу домой! — уже громче пробует Ханадзава.
— Знаешь, я тоже тебя люблю, — отвечает ему весьма уставшим голосом Шимазаки, от чего Теру замирает и снова шокировано открывает рот.
Он прогоняет чужие слова через себя ещё раз и просто в ахуе переспрашивает:
— Что ты блядь только что сказал?
— И эти спагетти, пожалуйста, смешай с нашим любимым соусом.
Теру хмурит брови, пока до него наконец-то не доходит.
— Сука, ты что до сих пор спишь?! — верещит он почему-то в полном недоумении и с реально красным лицом, вцепившись двумя руками в чужие плечи, начинает уже хорошенько так потряхивать Рё.
Тот в какой-то момент резко раскрывает свои веки и испуганно подрывается со стула, совершая телепортацию резко вправо, от чего руки Теруки проваливаются к спинке стула.
Сердце бешено бьёт по ушам от такого внезапного пробуждения, а голова начинает кружиться, поэтому он нащупывает рукой ближайшую стенку и пытается сориентироваться.
— Ты чё творишь? — недоумением спрашивает он, резко хмурясь, найдя чужую ауру в поле.
— Это ты чё творишь?! — выпаливает ему Ханадзава, судя по всему уже на каком-то явном нервном истощении. — Ты почему, блядь, разговариваешь во сне?
— Разговариваю? — не понимает его Шимазаки, — и что же я тебе такого наговорил?
— Ничего! — отрезает он и чувствует себя действительно сейчас окончательно выжатым. — Ты не мог бы меня… телепортировать домой?
Рё устало потирает свои веки.
— А который сейчас час?
Теруки неловко закусывает губу.
— Почти три ночи.
— Ты что, дрочил там всё это время? — искренне недоумевает Рё.
— Слушай, я так устал, что у меня даже нет сил на твои грязные шуточки, но мысленно вот эта кружка на столе уже летит в твою голову.
Шимазаки посмеивается.
— Не знал, что у тебя есть девушка.
— Ну ты и не спрашивал, — спокойно отвечает он.
— Да. Не спрашивал.
— Это что-то меняет?
— Нет, на тебя я видов вроде как не имею, — посмеивается он.
— Вот и слава богу, — говорит он ему вроде бы с облечением, но почему-то ему не приятно слышать такой ответ.
Рё молчит какое-то время. Голова всё-таки ужасно гудит.
— Тебе не кажется, что она выносит тебе мозг, похлеще, чем наши с тобой разговоры?
— А тебе откуда знать? — щурится Ханадзава. — Ты что, подслушивал?
— Нет. Специально нет. Но кое-что слышал с кухни, — пожимает Шимазаки плечами, — такое ты мне вроде как не запрещал.
Теруки истощённо хмурится в ответ.
— Тебе показалось, — строго отрезает он.
Рё приподнимает бровь в искреннем удивлении. Вот оно как. Больное место значит?
— М-м-м, значит я здесь не один в полной…
— Не обольщайся, — перебивает его Ханадазава. — У нас абсолютно разные ситуации. Просто разъяснил некоторые недопонимания.
— Четыре часа разговаривая по телефону без возможности отойти или перенести звонок?
— Главное, что я донёс основную мысль до человека.
— И тебя не напрягает так разговаривать каждый раз? — навскидку спрашивает Шимазаки.
— А откуда ты знаешь, сколько я разговариваю обычно?
— Делаю предположения, основываясь на наших обычных с тобой разговорах, — посмеивается он. — Интересно вот только ты ей больше выносишь мозг, или она тебе?
— Если основываться на наших разговорах, то ты в первых рядах, кто действительно меня неимоверно раздражает и напрягает, — холодно отзывается он. — Иногда я думаю о том, что наши встречи — это просто бесполезная трата моей энергии и ресурса.
Рё хочет было отшутиться и на это, но вместо этого почему-то становится так больно. Он и сам не понимает от чего.
Может, потому что он впервые за жизнь попробовал перед кем-то открыться, чистосердечно признаться, а ему выдают, что всё это ничего не стоит и только напрягает другого человека.
Нет, он, конечно, далеко не подарок, с его-то хреновым характером. Да и вообще, наверное, кроме Шо и Теруки долго его никто не выдерживает.
А тут оказывается, что и Теру тоже, кажется, посылает его куда подальше. Хотя вроде бы сам больше всех просил залезть к нему в душу.
Хотя пазл всё равно не складывается, каждый второй ему говорит такие слова, почему сейчас-то настолько сильно задело?
— Вот как, — произносит он осторожно. Даже как-то тихо. — А я считал иначе.
И Теруки на этом моменте по ощущениям просто ломается. Точнее его картина мира конкретно здесь и сейчас начинает трещать по швам.
Он что его сейчас, реально обидел?
Да. Звучало, конечно, грубовато, но ведь обычно он только так с ним и общается, разве нет?
— Ну, что тебе уже пора домой, я полагаю. — спокойно и ровно говорит Шимазаки и притягивает руку к чужому плечу.
Ханадзава успевает только открыть рот, прежде чем обнаруживает себя уже в своей прихожей. Другой рукой Рё держит чужие вещи, которые осторожно складывает на тумбочку.
— Увидимся, — в итоге как-то картонно выдаёт Теруки.
Шимазаки убирает обе руки в карманы и фальшиво улыбается ему.
— Захочешь увидеться — сам позвонишь.
После чего исчезает.
Ханадзава ловит себя на том, что его рука в каком-то непонятном ему самому порыве дёргается в чужую сторону. Но сказать ему больше нечего.
Неужели действительно перегнул палку?
На плече так и остаётся гореть кожа под футболкой от чужого теплого прикосновения и Теру закусив губу и устало вздохнув — отправляется чистить зубы.
