Брат за брата. По законам смуты

«...бандитская Одесса, Весь блатной мир чей раньше чтил авторитет...» (Из моего стихотворения «Я вышел родом из блатной Одессы»). Открыв глаза, Зяма прежде всего остального увидел зубы. Которые можно было бы принять за лошадиные, но это были именно носфератские. Он знал это точно, поскольку у самого коренные зубы были такие же и когда они росли, это было так себе удовольствие. Именно поэтому многие родители накладывали своим детям заклятие нормальных зубов. Но в Одессе, наверное, это было не принято. Кроме зубов, он так же увидел лысую ото лба голову. И глаза, вроде нормального цвета, но при этом с почти по-носфератски большими зрачками. В общем, тот ещё красавец, прямо как были экзоты у них в детдоме. — А вы всегда сначала стреляете, а потом знакомитесь? — поинтересовался он, увидев, кроме всего этого, ещё и дуло самострела, приставленное к собственному лбу. Жутковатая улыбка стала ещё шире (хотя Зяма был уверен, что шире уже некуда) и, всё так же чуть растягивая слова, незнакомец ответил: — Ну, так я же вас первый раз наблюдаю. Откуда я знаю, вдруг вы шпионы какие?! Последнюю фразу он не то прошипел, не то выкрикнул, гневно св еркнув глазами. И Зяма даже почувствовал некоторый страх перед ним. Но он ничем не выдал передёрнувший его внезапный озноб, а смело взглянул прямо в глаза обладателю зубастой улыбки. — Нет, мы не шпионы, — твёрдо ответил он. — Ну и кто же вы тогда такие будете? Русские вы мне, шо ли? — Русские, — ответил Зяма, не желая вдаваться в подробности. Да и не мог он поверить, что вот этот сумасшедший дом, где сначала стреляют, а потом спрашивают, и есть его родина. Да не может быть! И вот здесь, что ли, его родили тот самый неизвестный «Рубинштейн Г.И.», подписавший отказной лист, и женщина, тоже оставшаяся неизвестной? И это отсюда они его подбросили к русскому детдому, отправив с помощью магии за чёрт-те сколько вёрст? Да ну, бросьте. Чтобы этот край слетевшихся отовсюду злодеев, убийц и головорезов был его родиной — да никогда он в это не поверит! И никакие листы за подписями каких-то там «Рубинштейнов Г.И.», его не убедят! Спасибо, но как -нибудь он обойдётся всё-таки без такого отечества, где гостей встречают пулей в лоб... И, главное, улыбается эта рожа ещё так, как будто ничего не случилось! Нет, носферату, конечно, по обычаю улыбаться положено, но ведь он только что убить их, на минуточку, хотел, если что! — А шо это вы разговариваете, шо не как в Москве принято? — отвлёк его от гневных мыслей голос незнакомца. Да, у них вот одна речь даже такая, что не захочешь среди них жить и постоянно её слушать. Правда, тут-то они, конечно, всё-таки уже не виноваты. Ведь тот Тёмный псих, что их завоевал, убивал их за первое же немецкое слово, вылетевшее изо рта, требуя, чтобы они перешли на русский. И перешли, стиснув зубы, что делать, благо и бежавших душегубов из России среди них хватало. Но как они по-русски разговаривали — это ой... — Так я же не из Москвы, а из Берёзовки, — объяснил Зяма. — А мы там наследие первопоселенцев сохраняем и язык стараемся похожий на их сохранить тоже. — Язык... — недовольно проворчал незнакомец, скорчив недовольную мину. Да уж, при всей своей нелюбви к этому краю головорезов, здесь им не посочувствовать Зяма всё-таки не мог. Разговаривать под страхом смерти всю жизнь на абсолютно чужом языке — этого ведь и врагу не пожелаешь. Хорошо, свергли они потом хоть эту всемогущую Тёмную сумасшедшую гадину всё-таки свергли. Но было уже поздно... — Гриша, перед незнакомцев прямо из воздуха появился некто, в котором дар Зямы тотчас без труда опознал ястреба-оборотня, — этот поц никак не соглашается. Что нам с ним делать? — Слушай, ты шо, вообще не видишь, шо я занят? — раздражённо ответил тот. — Убейте его там уже и не делайте мне голову! — А Окс говорит, что не надо, — возразил гость. — Слушай, Ястреб, моих слов, который я тебе скажу. Вот когда Окс будет править Одессой, тогда и станет указывать, шо делать, а чего не делать. А пока Я здесь главарь, яви милость, сделай так, шоб я прямо сейчас тебя всего не видел! Суровый, как всё его племя, ястреб-оборотень тут же без долгих разговоров исчез, даже не взглянув на незваных гостей. А Гриша вновь переключился на этих самых гостей, повернувшись к ним: — Ну и куда же вы направляетесь вообще, русские? — В Империю, — объяснил Зяма, глядя, как глаза главаря Одессы при этих словах становятся квадратными. - В Москве умирают девушки и мы хотим с помощью Призмы Видения узнать, от чего. — И вы таки надеетесь вернуться обратно? — улыбка главаря Одессы тут же исчезла, будто её и не было. — ПРИДЁТСЯ вернуться, — с какой-то отчаянной решимостью объявил Зяма. — Иначе мы никогда не остановим это. - Да, я всегда знал, шо русские, конечно, кругом храбрые, но шоб настолько, шо прямо держите меня хором... — начал было Гриша и замолчал, не закончив фразы. — Дык будешь тута храбрым, ковды никто не спрашивает, — недовольно пробурчал молчавший до этого Вожак. Гриша молчал, зачем-то разглядывая свою чудную клетчатую куртку, явно наследие первопоселенцев. Затем произнёс: — Да, если вы вернётесь таки живыми, я ещё не так буду удивлён... — Вернёмся, — заверил его с улыбкой Зяма. — А мы что, первые вообще, кто отправляется туда? — А откуда ты за это знаешь?! — изумился Гриша. — Так я же скреннер, мне положено знать, — огорошил его тот. — Серьёзно?! Ойц, а я-то вас обоих ещё убить хотел... Ну, тогда точно, смотрите, вернитесь, Рубинштейн Григорий Иосифович, то есть я, весь будет очень вас ждать! — Ка-а-а-а-к?! — взвыл теперь уже Зяма, повернувшись к нему в ответ и очень надеясь, что сейчас ослышался...