Брат за брата. По законам смуты

Мой роман. Глава семнадцатая. «Но умереть ей не было времени». (Вик. Астафьев, «Последний поклон». «Он такой был один, вожак!..» (Вл. Лисицын, «Последняя песнь волка». Но запланированный собственный трагический конец всё-таки пришлось пока отложить. Ибо, во-первых, Малюта всё равно не возвращался (и не надо, на самом деле), а во-вторых, умирать-то мальчишке на самом деле было некогда. Потому что, не успев толком проснуться на следующее утро, он сразу же понял — что-то ещё случилось. А в следующий миг благодаря дару он уже понял, что. И в сердцах чуть не плюнул на деревянный пол Гвоздёвой избы. Вот только этого ещё и не хватало! «Этого», и без которого на самом деле проблем как раз хватало, Зяма нашёл на берегу Сосенки, где он прижимал Гвоздя спиной к одной из этих самых сосенок и орал на него на явно с помощью магии выученном русском языке: — Я в последний раз спрашиваю — где мальчишка твой?! Зяма хотел было выйти и показаться, чтобы этот урод отстал на хрен от стаи, успевшей ему стать бесконечно дорогой (ну, кроме Филина, глаза бы его лишний раз не видели), но как-то соваться к упырю (пусть и из дамферов, но хрен, как известно, редьки не слаще) не очень-то хотелось. Но умирать-то никому из присутствующих тоже не очень же хотелось. Однако... — Если не скажешь, я начну убивать твою сволочь по одному! — наконец потеряв терпение, завопил упырь. И, резким движением развернувшись в сторону Обжоры (а этот-то ЧТО тут вообще делает?), выстрелил в того из самострела, как по волшебству (хотя почему «как»?) появившегося в его руке. — Ну, кто следующий? — вурдалак поводил дулом и остановил его уже на Шальном. — Может, ОН это будет? — Не-е-е-е-е-эт!!! — завопила Фрося так, что должна была, казалось, поднять на ноги всю спящую Москву в тот же миг. И кинулась с кулаками на кровососа, только чудом не запутавшись ногами в длинном подоле сарафана. И рухнула наземь следующей, почти рядом с толстяком. Который, впрочем, к удивлёнию Зямы, был ещё жив, а вот она... Да, вот нашли же, с каким даром врага послать, уроды... И когда только успел серебряные пулю в свинцовую превратить, специально для неё, тварь?! Вот знает же, что серебряные пули сарканцев не убивают, в отличие от оборотней, так свинцовой, скотина, выстрелил! — Фрося-я-я-а-а-а-а-а-а!!! — тут же с другого берега Сосенки раздался рык, которому любой тигр бы позавидовал. И на мост, перекинутый через реку, стремительно вылетело могучее бурое тело Вожака. Вот только мост-то был деревянным и держался, похоже, до сих пор только на честном слове. Поэтому он тотчас же рухнул, не выдержав веса волкабана. — Вожак, не тони!!! — отчаянно завопил Зяма, наконец выскакивая из-за дерева. Он только что понял, как ему успел стать дорог этот толстяк. Да и вообще вся шайка, успевшая стать своей, хоть она и сильно отличалась от населения Зяминой деревни. Ну а Вожак вообще же был у него сейчас один-единственный друг! — А, явился наконец?! — тут же радостно оскалился кровосос. Ну, лыбься-лыбься, посмотрим, как сейчас залыбишься... — Да я ж тя, скотину, на кусочки порву... — тем временем простонал Шальной, глядя на бездыханное тело любимой. — Так может, сейчас и попробуешь? — пристально взглянул ему в глаза вурдалак. И в его руке вновь сам собой появился тот самый самострел. — А может, Я за него попробую? — шагнул вперёд Зяма, приготовившись выдернуть дар из кровососа. — Валяй, — вурдалак с готовностью шагнул ему навстречу, поднимая дуло самострела. И тут за его спиной раздался голос: — Эй, сволочь кровососущая! А с кем-нибудь посильнее померяться не хочешь? Или ты только против маленьких такой храбрый? За спиной вурдалака стоял Лис, тоже, как и упырь, облачённый в чёрное. Но Зяма остановил брата движением руки: — Я сам. И вытянул руку вперёд, готовясь лишить врага дара. Только из этого ровным счётом ничего не вышло. — Удивил? — вновь расплылся в такой широкой улыбке, что куда там и Грише приснопамятному, гад. И, раскрыв чёрный плащ, похлопал себя по чёрному железному шестиграннику на груди. — Очень, — бросил в ответ Зяма так холодно, как и Лис бы не смог. — Но, слава Богу, я уже тоже кое-чем удивить могу. Но эту фразу валяющийся на земле с осиновым колом в груди кровосос уже не услышал. Ну и хрен с ним. Зато хоть будет знать, что не он один тут умеет оружие из воздуха сотворять. Мы тоже умеем, когда рядом дар подходящий есть. А то размахался тут своим самострелом... Ну, сволочи упыриные, будет вам за Фросю! Во всяком случае, судя по лицам Вожака и Шального, в сердцах плюнувшего на труп кровососа, будет и ещё как. А выбравшийся из воды Вожак ещё и с ненавистью глянул на рухнувший под его весом мост, сорвал с шеи зирку в виде кренделя и яростно швырнул его в сторону моста. Безмолвно наблюдавший за этим Обжора молча кивнул с обречённым видом. — Ну как? — Зяма подошёл к нему и наклонился. желая разглядеть, сильно ли он ранен. — Восемь, — бледный как мел толстяк, зажимавший широкой ладонью рану у левого бока чуть пониже грудной клетки, ещё нашёл в себе силы пошутить и в ответ на недоумённый соответствующий вопрос зямы улыбнулся. — А что «ну как»? А коли ты про рану, то и лешак с ей. Не очень серебром-то вот это всё же пробьёшь. И он хлопнул ладонью по необъятному телу. И это было правдой — кабанов убить было труднее, нежели других оборотней. — Ну ладно, а тут-то ты что забыл? — продолжал допрос Зяма, никак не ожидавший его встретить здесь. — А меня Кабан послал, чтобы тя до нас возвернуть. На что тебе свою жисть на татьбу с имя тратить? — и он мотнул головой в сторону сгрудившейся вокруг тела Фроси шайки Гвоздя. Но ответить Зяма ничего не успел. Потому что за его спиной внезапно раздался хорошо знакомый голос: — Ну вот, я так и знал, что этим бывшим дамферам абсолютно ничего поручить нельзя... И в тот же миг мальчишка почувствовал, как холодные руки упыря за спиной крепко схватили его собственные. И в следующий миг и поляна на берегу реки, и вся шайка на ней, и лежавший ничком труп кровососа, и безмолвно сидящий над телом убитой невесты Вожак, — всё исчезло...