Рабочий день Шурф провёл в своём кабинете, обложившись самопишущими табличками, которые сбагрил ему Джуффин. Несмотря на то, что беспокоиться явно было не о чем, он то и дело ощущал тревогу непонятного происхождения. Это было не то чтобы совсем в новинку, но все же не особо привычно. Больше всего смущало, что тревога эта появилась после полудня и не хотела никуда деваться от дыхательной гимнастики (а это была уже совсем дерзость с её стороны).
В конце концов, Истина на Королевской службе начал подозревать, что причиной тревоги может оказаться Макс, который после беседы с Джуффином (если та, конечно, состоялась) не послал ему зов. Впрочем, вполне вероятно, что кошмар оказался сущим пустяком, поэтому друг решил его больше не беспокоить. Но предчувствия — вещь паршивая, и отмахнуться от них не так уж и просто.
Поразмыслив, Лонли-Локли решил, что стоит наведаться к Максу домой. Он вроде бы имел на это полное право, чего бы им и не воспользоваться. Откуда он был так уверен, что Макс находился дома, Шурф и сам не знал. Вопреки своей вечной любви к расчетам и внимательному изучению подробностей, об этой детали он вспомнил, уже находясь на пороге дома. И ещё не зайдя даже внутрь — понял, что тревога появилась не на ровном месте.
Макс нашёлся в собственной спальне — скомкав одеяло, он сам сжался в комок и тихо скулил. Рядом с ним из угла в угол носились его кошки, мяукая в унисон хозяину и разнося спальню. То ещё зрелище, честно говоря. Больше всего удивляло, что Макс от этого шума умудрялся не просыпаться.
— Макс! Макс! — тот неожиданно стал отбрыкиваться от рук Шурфа почище дикой чиффы, которую схватили за хвост — спасибо хоть не царапался.
— Макс! Грешные магистры! — Лонли-Локли наконец-то удалось взять его в захват.
С протяжным высоким вскриком Макс глубоко и резко вдохнул и наконец-то распахнул глаза. Какое-то время он все еще пытался вырваться из чужих рук. Но руки эти были гораздо сильнее и отпускать его не торопились; а там подоспело и осознание того, кому эти руки, в общем-то, принадлежали.
Тут Макс не выдержал и уткнулся влажным от слез лицом в жесткое плечо, в пахнущую родным миром — а не плесенью и кварцем — ткань белого лоохи. Говорить он по понятным причинам не мог: если открыть рот, вряд ли оттуда вырвется что-то, кроме всхлипываний. Поэтому грозное Ночное лицо приклеилось к Мастеру Пресекающему, обхватив его, как спасательный круг, и до боли стиснуло собственную губу зубами, чтобы не расплакаться, не разреветься в голос, будто маленький глупый ребенок.
Шурф опешил. Не так-то часто на его плече люди позволяли себе плакать (ну почти плакать, судя по всему, Макс держался из последних сил). Обычно за утешением бежали к кому угодно, кроме него; cобственно, не сказать, что Лонли-Локли был против такого расклада. Скорее даже наоборот.
— Не сдерживайся, Макс, — какой бы сильной ни была вера в правильное дыхание, сейчас Шурфу что-то подсказывало, что не стоит. Чуть позже, но не сейчас. Одновременно с этим Лонли-Локли наконец-то спохватился и отправил зов Джуффину, надеясь, что тот осознает критичность ситуации и примчится побыстрее. В идеале — воспользуется Тёмным Путём.
Макс все крепился, но надолго его не хватило. Если даже сам Шурф говорит тебе плакать, то это, безусловно, именно то, чем нужно заняться здесь и сейчас.
Стоит позволить себе слабину, как она превращается в трещину в дамбе. Макс не помнил, чтобы ему прежде доводилось рыдать в мире Стержня. Грешные Магистры, да он и в мире Паука такого себе не позволял. Он всхлипывал и не мог остановиться, чувствуя, что тяжесть с души постепенно уходит — а на ее место приходит осознание, что кошмар все-таки оказался плохим стратегом.
Спустя пару минут входная дверь хлопнула, видимо, Джуффин все же услышал надежды Шурфа и прошёл Тёмным Путём. Когда сэр Халли наконец зашёл в комнату, то тут же наткнулся на обеспокоенный взгляд Шурфа, который продолжал крепко обнимать вздрагивающего Макса. Судя по его виду, Лонли-Локли был на грани растерянности.
— Так, сэр Макс. Каких грешных магистров ты мне тут пугаешь и выводишь из строя одного из моих лучших сотрудников?
— Он сам пришел, я его сюда не звал, — проворчал Макс, нехотя отлип от дарующего успокоение Лонли-Локли и промокнул лицо рукавом скабы. Внезапная, не свойственная его уровню эмоционального интеллекта истерика прошла, да и компания достопочтенного сэра Джуффина располагала к такому самовыражению наименьшим образом. За это Макс был даже странным образом благодарен.
Он потер плечо, которое неожиданно заныло совершенно непривычным образом, и в мышце, которую попытался размять, почувствовал что-то твердое. А когда вдобавок к этому он решил его еще и осмотреть, то почувствовал, как сердце, совершив пируэт, спрыгнуло со своего привычного места и понеслось куда-то в пятки.
Такой страшной — в зависимости от обстоятельств — может оказаться маленькая кровоточащая дырочка от иголки шприца.
— Сэр Джуффин, — Макс принялся ожесточенно разминать плечо. — Помните, вы спрашивали про следы от веревки? Боюсь, ответ вас не обрадует.
— Да он мне и не шибко уже нужен, — сэр Халли беспечно пожал плечами, усаживаясь прямо на пол и выуживая из складок лоохи трубку. — От тебя другим миром за версту несёт, или как ты там это говоришь обычно?
Шурф напряженно вытянулся, готовый в любой момент был снова сграбастать Макса обратно в успокоительные объятья, если вдруг понадобится. Хотя может, он просто боролся с желанием стянуть с себя испачканное лоохи — кто уж его знает.
А может и то, и другое одновременно. Здесь даже Джуффин не мог сказать наверняка.
— Что делать-то будем? — вопросил кеттариец таким тоном, будто решался вопрос о том, в каком трактире заказывать камру. Хотя вряд ли бы такой вопрос мог появиться у Почетнейшего Начальника.
Макс обессиленно привалился к подушкам. Он вдруг почувствовал себя ужасно усталым — и совершенно не выспавшимся, что неудивительно, раз ему пристало разгуливать по каким-то жутким другим мирам вместо того, чтобы спокойно себе отдыхать в родном.
— Не знаю, сэр Джуффин, — честно признался Макс, почти виновато глядя на начальника. — Хотел бы, но сил нет. Я, можно сказать, сутки нормально не спал. Так что буду рад выслушать ваши незабвеннейшие домыслы, они нужны мне как никогда.
— Вот что-что, а подлизываться ты всегда умел, — довольно констатировал Джуффин, выпуская дым, который тут же окрасился цветами радуги. Дешёвый фокус, но почему бы и нет.
— Заглянуть бы в этот твой мир, да понять, чего он к тебе привязался, да что-то мне подсказывает, что меня туда не пустят. Было бы хорошо, если бы вообще кого-нибудь пустили, кроме тебя. Сэр Макс, ты ведь взрослый мальчик, да Хумгат тебе дом родной, а тут ты так сдаёшь позиции. Что тебя там так смущает?
Макс провел рукой по всклокоченным волосам в попытке принять вид если не приличный, то хоть немного к тому приближенный.
— Я еще не забегал ни в один мир, в котором… ох, даже не представляю, как это объяснить. Такое чувство, будто это место что-то от меня хочет, с такой жадностью оно вцепилось в меня. Ну и… Звучит очень неприятно, но в этот раз у меня появилось ощущение, что не в моей власти оттуда сбежать, когда мне этого захочется.
— Интересно, — Халли задумчиво потёр кончик носа. — Очень интересно.
Джуффин перевёл взгляд на прикинувшегося ветошью Шурфа.
— Кажется, вы уже практиковали походы вместе в другие миры через сон, не так ли?
***
Сложнее всего оказалось перестраивать собственный режим под режим Ночного Лица Тайного Сыска. Джуффин, конечно, милостиво разрешил им обоим временно не появляться на службе, пока они не разберутся со своим Приютом Безумных. Точнее, не совсем Приютом Безумных и не совсем своим, но когда Лонли-Локли попытался это донести до Начальника — тот только отмахнулся и посоветовал им скрыться с его глаз долой, пока он не передумал.
Все это, впрочем, никак не помогало Шурфу, привыкшему спать совсем по-другому распорядку дня. Впрочем, отказаться и оставить Макса на произвол судьбы не позволили бы личные принципы. Особенно после того, как выяснилось, что тот просыпается без истерики и вообще хоть как-то высыпается, когда они делят этот грешный Мир во сне на двоих.
Правда, был один момент, который смущал Шурфа. Точнее, не шибко ему нравился: наутро (в смысле, после пробуждения, какое уж там утро) тот не помнил ровным счетом ничего. При этом Макс доказывал ему, что во сне тот абсолютно прекрасно все помнит, соображает и неплохо справляется с тем, чтобы не дать самому Максу забыть: этот Мир — не его настоящая реальность.
Шурфу ничего не оставалось, как верить своему другу на слово.
***
— Знаешь, все же это ужасно затруднительное положение, — проговорил Лонли-Локли, устраиваясь на подушке и дожидаясь, пока Макс закончит почесывать за ушами Армстронга. — Я не могу пожелать тебе ни доброй ночи, ни хороших сновидений, — продолжил Шурф абсолютно серьёзно, когда тот поднял на него удивленный взгляд. — И я до сих пор не могу придумать ни одной достойной фразы, способной это заменить, одновременно не противоречащей данной ситуации.
Макс задумчиво усмехнулся, устраиваясь поудобнее на той же подушке. В голове у него заиграла песня, которая очень нравилась ему в мире Паука — особенно к месту пришлась строчка про пожелание удачи в бою. Может быть, это был знак?
— Но ты можешь пожелать удачи, — Макс встретился с Шурфом взглядом и почти сразу его отвел. — Удача пригодится всегда. Быть может, с ней нам повезет, и этот грешный мир выдаст нам что-нибудь новенькое. Желательно — подсказку.
Сон пришел к ним быстро и забрал обоих одновременно.
