Проводник

Макс уже успел отвыкнуть от спокойных пробуждений. Проснувшись, он еще долго лежал в полудреме, не раскрывая глаз, с полным осознанием того, что Шурф, если он еще не проснулся, тоже вернется в этот мир с минуты на минуту. Но в чужой постели было слишком тепло и уютно, а его руку по-прежнему сжимала рука Лонли-Локли — и объясняться с ее владельцем, как и нарушать спросонья безмолвно-безвременную атмосферу комфорта было не в его, Макса, силах. Шурф действительно проснулся следом. С полной невозмутимостью оглядел сначала Макса, а затем сплетенные в замок руки, прежде чем их расцепить и подняться на кровати. Даже со сна, с растрёпанными волосами и помятом лоохи, в котором он уснул, он выглядел раздражающе идеально. — Надеюсь, я уже успел высказать своё недовольство во сне. Также будем считать, что ты и сам понимаешь, как опрометчиво поступил, позволив себе уснуть, не предупредив заранее леди Меламори о возможных последствиях, тем самым умудрившись её напугать, — выдал строгую тираду Лонли-Локли, пока Макс тщетно пытался прикинуться то ли спящим, то ли сразу мертвым. Издав вымученное «гннн», Макс сладко, по-кошачьи потянулся, а затем притянул к себе подушку, закрываясь ей от Шурфа. В отличие от него, он выглядел именно так, как должен выглядеть человек, который со знанием дела отдался в лапы Морфею. — Не просто успел, ты даже не потрудился подобрать другие выражения, — Макс украдкой взглянул на Мастера Пресекающего Спокойствие Своим Безупречным Видом и снова спрятал свое краснеющее лицо в подушку, явно вспоминая сцену в умывальной — а может, одну из сцен в палате. Что поделать, если тебе от природы досталось такое неравнодушное сердце, что заставить его биться чаще проще, чем сдуть пушинки с одуванчика. — Если тебя смущает именно этот факт, то я могу перефразировать, — абсолютно серьёзно отозвался Шурф, пригладив волосы ладонью. — Хотя, думаю, что в этом все же нет нужды и больше ты таких ошибок совершать не будешь. А сейчас нам надо принести свои извинения леди Меламори, потому что я тоже был недостаточно учтив, заявившись к ней в дом без каких-либо объяснений. — Ох, Меламори, — Макс явно только сейчас вспомнил, где находится. Объективная реальность свалилась на него в буквальном смысле как снег на голову: снежинка за снежинкой, то в нос, то в глаз. Смущение и приятное волнение, взявшись за ручки, скромно отошли на задний план. — А как я здесь… впрочем, понятно, как, и уже неважно. Прости, — вставать захотелось еще меньше, и он виновато зарылся в одеяло. — От меня одни проблемы. — Я бы на твоём месте не был так категоричен. Помимо проблем, ты приносишь очень много приятных переживаний, хотя и нарушаешь мирный уклад жизни. Впрочем, это скорее плюс, чем минус, даже для меня, — Шурф бесцеремонно дернул одеяло, которым Макс пытался скрыться от жестокой реальности. — Но сейчас тебе все равно придётся встать и появиться перед леди Меламори, которая может не разделять мою точку зрения. Так странно было знать, что чувствует в отношении тебя человек, не подозревающий о твоей осведомленности. Словно прочитать украдкой чей-то личный дневник или даже хуже. А самое главное, теперь это будет терзать Макса постоянно, и он ни на минуту не сможет прогнать Шурфа из своих мыслей. А когда тот будет не в голове, но наяву — и вовсе не сможет спокойно дышать. Вот и сейчас его словно вырвало из реальности на какое-то время: раз — и он уже стоит перед возмущенно-оживленно-встревоженной Меламори, Меламори, строго глядящей на него при Шурфе и заговорщицки подмигивающей за его спиной. Макс пробормотал что-то несуразное не в тему и позорно ретировался умываться и приводить себя в порядок. — Я ещё раз прошу нас простить, — начал было Шурф, когда Макс вышел из комнаты, но девушка отчаянно замахала руками. — Все-все, ещё одно извинение я просто не выдержу, так что давай я просто сварю вам камру в знак того, что не держу на вас никакой обиды. Мужчина поразмыслил пару секунд и согласно кивнул. — Благодарю, хотя мне и не слишком удобно злоупотреблять твоим гостеприимством. — Сэр Шурф, официально прошу тебя отстать со всей этой вежливой чепухой, после того, как ты спал у меня в доме. И я уж не говорю про года, которые мы вместе проработали. Не найдя чем возразить, Лонли-Локли молча прошествовал в сторону кухни, на которую указала Блим, явно пытаясь выстроить новые рамки приличия после того, как предыдущие были бесцеремонно разрушены. Макс по своему обыкновению отсутствовал целую вечность, но объявился, как только в комнате почувствовались первые нотки аромата свежесваренной камры. — Полагаю, сэр Шурф уже принес тебе свои извинения в таком количестве, что меня ты даже слушать не будешь, — очаровательно улыбнувшись, он сразу устроился в самом уютном кресле — он это знал наверняка, хотя все кресла и выглядели более или менее одинаково. — Избавь меня от подобного удовольствия, — Меламори закатила глаза и вручила Максу чашку. Ее сияющий взгляд остановился на его шее, после чего слегка потух. Макс мгновенно залился краской и неловко поправил воротник, который, впрочем, никак не помогал скрыть следы, ставшие в два раза более заметными, спасибо большое, сэр Шурф. Лонли-Локли, держа в руках свою знаменитую дырявую чашу, в которой дымилась камра, молча взирал на своих коллег, делая какие-то свои выводы. Следы на шее Макса также не укрылись от его взгляда, а нелепые попытки их скрыть — только притягивали к ним дополнительное внимание. — А вообще, может, вы мне расскажете, что у вас происходит? — Меламори по очереди глянула на друзей. — Я ж от любопытства скоро взорвусь. Нет, сэр Шурф, не надо сейчас говорить о том, что такое невозможно… — Ну почему же, вполне возможно. В истории были известны случаи… Девушка со вздохом закатила глаза. — Ничего особенного, на самом деле, — все еще пунцовый от собственной неловкости, Макс продолжал эту неловкость плодить, на этот раз совершенно бестактно перебив Лонли-Локли на полуслове. — Однажды мне приснился один не самый приятный из миров и, собственно, продолжил настойчиво затягивать меня в себя каждую ночь. Приходится сэру Шурфу сопровождать меня, чтобы я хотя бы имел возможность адекватно воспринимать происходящее, пока мы не разберемся с природой этого явления. К сожалению, каждый раз, просыпаясь, он ничего не помнит о наших ночных приключениях. Взгляд, которым наградил Лонли-Локли Макса (то ли за то, что тот его перебил, то ли за то, что вывалил Меламори необязательные подробности), можно было с чистой совестью назвать тяжелым, но мужчина быстро взял себя в руки, снова занимая себя камрой. — Вон оно как, — Меламори наморщила лоб, пытаясь соотнести кошмары, сэра Шурфа и следы на шее Макса. В общую картинку они складываться никак не хотели. — Зато теперь я точно знаю, что спать тебе давать нельзя, если ты вдруг снова решишь завалиться ко мне в гости и ограбить моего дядюшку. Шурф изогнул бровь. Насколько он помнил, Макс ему говорил, что Блим сама его пригласила. Впрочем, он мог и ошибаться. Впервые за свою жизнь мужчина был не уверен в своей памяти, которая так его подводила в чужом Мире. На какое-то время на кухне — которая, строго говоря, была все же чем-то средним между кухней и гостиной — установилась неловкая тишина. Макс понуро уткнулся, словно нашкодивший котенок, в свою чашку. Только в отличие от животного он, к счастью или нет, еще и обладал сознанием, которое участливо подбрасывало материал для переживания. Помимо этого, сложный взгляд Лонли-Локли, вполне вероятно, был намерен проделать в его, Макса, теле самую что ни на есть сквозную дыру. Казалось, оба этих невыносимых процесса вот-вот станут видимыми и слышимыми, но Меламори, словно почувствовав надвигающуюся бурю, завела какой-то беспечный разговор. Точнее, это был скорее рассказ-монолог, в который периодически вклинивались не очень активные собеседники, поддакивая или задавая наводящие вопросы. Какое же все-таки чудо — иметь друга, который сможет справиться с таким опасным врагом, как гнетущая тишина. Когда незваные гости уже засобирались домой, Макс внезапно вспомнил то, о чем почти наверняка забыл бы до своего следующего погружения в сон. Сунув руку под подушку, лежавшую в кресле, он сконцентрировался и спустя несколько мгновений вытащил оттуда книгу. На потрепанном корешке было выдавлено сухое «Психология поведения толпы». Впрочем — и Макс этому даже не удивился, ведь усилия были приложены, — в книге была закладка, ведущая как раз на нужную страницу. — Держи, это тебе, — он сунул книжку Шурфу, когда они распрощались с леди Блим и покинули порог ее дома. — Только, пожалуйста, не спрашивай меня ни о чем, просто почитай про стокгольмский синдром. Это для тебя из другого мира. — Макс неловко помолчал и вздохнул. — Звучит ужасно, но ты все поймешь и даже будешь мне благодарен. Вот только не вспомнишь об этом. — Стокгольмский синдром? — повторил Лонли-Локли, но тут же спохватился. — Впрочем, кажется, примерно поэтому она мне и понадобилась, — он бережно забрал книгу и даже почти ласково огладил пальцами корешок. — В любом случае, я тебе благодарен, Макс, даже если не вспомню зачем именно она мне была нужна, — в его глазах промелькнула мрачная задумчивость, но любопытство явно начало перевешивать, и через секунд Шурф стал выглядеть так, будто единственный смысл жизни — остаться наедине и погрузиться в чтение. — Тогда до вечера. Точнее, до ночи. Постарайся больше не заснуть. — Я не ожидал от тебя другого ответа, — Макс позволил себе робко улыбнуться и даже искоса взглянуть на Шурфа. То, как он держал себя, как его ладони неуверенно сжались и разжались, прежде чем спрятаться у изгибов локтей, когда он скрестил руки на груди — все жесты свидетельствовали о том, что Макса прямо-таки распирало, подмывало сделать или сказать что-то, но он упорно сдерживался до самого конца. Так или иначе, Шурф очень быстро закрылся в ответ и не заметил видимой озабоченности друга — а может, заметил, но не стал этого показывать.