Ларец Святого Торстена

Арно Савиньяк. 1 год Круга Ветра, 15 день Весенних Ветров Дорога, уводившая вверх, к перевалу, вилась среди сосен, высоко над долиной реки. Высокие деревья заслоняли небо. Внизу билась о камни неистовая горная река. Впереди высились снежные вершины, подсвеченные лучами закатного солнца.В селеньице под названием Клейсэ они въехали уже в ранних сиреневых сумерках. И почти сразу спешились у стоящего рядом с огромным дубом добротным двухэтажным трактиром, на вывеске которого без особых изысков значилось «Трактир на перевале». Солдаты остались с лошадьми, а офицеры прошли внутрь. Большой зал был полон – и посетителей, и заманчивых запахов. – Обвал, господа мои хорошие. – Толстяк-хозяин развел руками. – Хода дальше нет. Дорогу завалило. Хорошо, если завтра расчистят… – Да должны бы уже! – Подал голос сидящий рядом пожилой господин с длинными, свисающими вниз усами. – И так, уж сутки здесь сидим! – И часто у вас такие обвалы? – Поинтересовался Руппи, прислоняясь к высокой стойке, принимая из рук девицы кружку воды и благодаря взглядом. – Да не так, чтоб особо. Но бывает. То раз в год, то через год… – Ну, значит, придется задержаться. Тогда как насчет комнат? Нас четверо здесь, да еще пятеро снаружи. И лошади. – Ох, вот тут я не помощник, господа мои. Сами понимаете! Обвал позавчерась вечером был. С тех пор населеньице нашего поселка увеличилось маленько. Приезжие-то прибывают, а отсюда стронуться не могут. Так что занято все. Только одна комната и осталась. Так что… Разместить я могу только двоих. – Двоих в одной комнате? – Так ведь это что за комната! Лучшие мои апартаменты! В ней даже особы королевского достоинства останавливались при папаше моем, было дело! И на двоих она рассчитана. Потому что, вдруг благородные супруги пожалуют. Хоть кроватей две отдельных. Все честь по чести. – Трактирщик даже голос понизил, чтобы подчеркнуть столь интересную и существенную информацию, которая, к тому же, ни в коем случае не предназначается для чужих ушей. – Так что, как изволите видеть, она не для всяких… «… Проходимцев», – правильно истолковалАрно мысль достойного трактирщика. – Да и не всякому она по карману. – добавил тот, и уставился на гостей вопросительно. – Я заплачу, – внезапно сказал Валентин. – Мы берем ее. – Ну что ж, хорошо, – покладисто кивнул Руппи. – Арно, ты же останешься с Валентином? – Что?! – Провести ночь с Валентином одной комнате? – А что не так? – Руппи искренне удивился. – Вы же все время вместе. Даже я уже привык. Действительно, что, подумал Арно. Он уже настолько не уверен, что сможет удержать себя в руках, стоит остаться с Валентином наедине, за закрытыми дверями? – И раз уж комната рассчитана на двоих, и Валентин платит, кому и ночевать в ней, как не вам двоим? – Сказал Руппи. – А мы с Анталом и ребятами уж как-нибудь в деревне устроимся. – Вы, сударь, счас к старосте ступайте, он укажет у кого нынче свободно, а то и у себя оставит. Дом-то у него просторный, а конюшня и получше нашего. – Напутствовал Руппи довольный хозяин. Еще бы ему не быть довольным. Свою-то выгоду он не упустил. Уж и не надеялся, видимо, что до завтрашнего дня к нему рыбка, роскошней Валентина, заплывет, а раз дорога уже будет открыта, то и цены на жилье придется снизить. Однако, нюх у этих трактирщиков на деньги, что ли? Разве не случается, что особы, которые и богаче Валентина выглядят, оказываются неплатежеспособными? Вот кто бы в Фельсенбурге заподозрил наследника герцога? Да не просто герцога, а самого «брата кесаря»! Хотя, конечно, манера держаться у Валентина – и на короля потянет. И бархатный плащ, отороченный дымчатым мехом, и серебряные пуговицы, и кольца с аметистами, и драгоценный аграф, что скреплял пышные лиловые перья на шляпе… Темный в тени этой шляпы взгляд…Арно встряхнул головой, понимая, что увлекся… И что Валентин смотрит в ответ, пристально и совершенно непроницаемо. **** Комната оказалась вполне приличной, не зря трактирщик ее нахваливал. Раздевшись до рубашки и панталон, Арно рухнул на чистые прохладные простыни, с удовольствием расслабляя натруженные мышцы. Повернул голову и посмотрел на Валентина, но тот как раз в этот момент затушил свечу, и лишь затем принялся раздеваться. Вообще-то, не то, чтобы было непроглядно темно, луна светила – полная и ясная. Арно громко вздохнул. Ну, разумеется, близость Валентина оказала ожидаемое действие, и спать ни хотелось ни капельки. А если опять явятся те сны? Сны, посещавшие Арно в последние ночи, отличались такой ясностью и… непристойностью, что виконт краснел, стоило наутро вспомнить хоть один их фрагмент.Что удивительно, воспоминания были столь четкими, словно все происходило наяву. Наяву же между ним и Валентином ничего подобного происходить не могло. И наутро, после этих снов, Арно было стыдно и глаза на Валентина поднять. А что, если во сне Арно шумит?! Может, стонет, или того хуже, разговаривает? И… проговорится?! А Валентин услышит… Вот и как прикажете с такими мыслями заснуть?! – Валентин, ты спишь? – Устав, наконец, ворочаться с боку на бок, Арно улегся на спину, заложил руки за голову, а услышав легкий шорох с соседней кровати, решился заговорить. Непонятно, что тревожило Валентина, но он, похоже, тоже не спал. – Нет,– ответил Придд, и немного помедлив, осведомился в свою очередь: –Арно, тебя, что, внезапно начало смущать мое присутствие? Во время марша мы же не раз ночевали в одной палатке. А тогда, на постоялом дворе… – Тогда на постоялом дворе кроватей не было. Мы же спали в общем зале. Все устали так, что упали, кто где стоял, да и этим были довольны, сам знаешь. –Арно усмехнулся. – Тогда война была… и не до глупостей всяких. – А сейчас ты решил, что это самое время для глупостей наступило? – Может быть, –Арно негромко рассмеялся. Темнота почему-то способствовала откровенности, избавляла от скованности, в последнее время возникающей всякий раз, стоило посмотреть в глаза другу, или случайно задеть как-то не так. Всякий раз боясь, а что, если Валентин подумает… то самое. Валентин, безусловно, был проницателен, на войне Арно казалось, они понимают друг друга с полувзгляда, и поэтому Арно постоянно боялся, что он вот-вот догадается. Однако отношение Валентина оставалось спокойным и ровным, взгляд лишь изредка выражал удивление. Иногда, слушая начинающее частить от таких мыслей сердце, Арно даже хотелось, чтобы он догадался. Вот, например, сейчас. – И какие же глупости приходят тебе в голову, можно поинтересоваться? – Валентин вдруг решил поддержать разговор. – Валентин, скажи, ты правда никогда не был влюблен? – Нет, – ответ последовал без колебаний. И внезапно: – Полагаю, о себе ты этого не скажешь? – А, ну, да, – протянул Арно со смешком. – Со мной случалось… –Гизелла фок Дахе? – Что?.. Причем тут?.. Я ее даже не помню, если честно. Как-то смутно совсем. – Вот как. Говорят, будто о тех, кто стал выходцем, не печалятся, даже если их очень любили при жизни, и быстро забывают. – Говорят?.. – Арно очень удивился. – Но разве ты забыл Джастина? Разве не тосковал о нем? – Пока он не явился ко мне, я и правда не особенно о нем грустил. А потом – он ведь умер. На моих глазах. И вот тогда-то меня и накрыло. – О, прости… – Не надо, Арно. Это ты прости. Но не будем говорить о моем брате, хорошо? – Ну, хорошо… А о чем тогда? – О любви? – Предположил Валентин таким многозначительным вкрадчивым тоном, что Арно поперхнулся, а потом вдруг отчего-то развеселился. – Ты же сам начал разговор о глупостях? – А, ну, да… Сегодня я решил открыть тебе самую страшную сердечную тайну моей жизни. – Арно перешел на торжественный шепот. – Надеюсь, ты оценишь такое доверие. – Даже боюсь предположить, что последует за таким признанием, – хмыкнул Валентин, судя по голосу, ничуть не впечатленный. Арно хихикнул. – Моя самая большая любовь висела на стене в галерее замка Сэ. Мне было двенадцать, и однажды я посмотрел на портрет, который до этого видел уже сто раз, как-то по-другому… Как-то так случается иногда, вроде сталкиваешься с чем-нибудь каждый день, а потом что-то происходит, и… начинаешь воспринимать давно привычное как-то иначе,–Арно сделал многозначительную паузу, посмотрел на Валентина, и тут понял, что глаза давно привыкли к темноте. Он отлично различал, что приятель лежит на боку, подперев голову ладонью, и смотрит на него, Арно, не отводя взгляда. В его глазах отражались лунные блики. Зачарованный их мягким мерцанием, Арно едва не забыл, о чем собирался рассказать. –Случается, – согласился Придд. – Я думаю дело в том, что мы сами меняемся, взрослеем, приобретаем новый опыт, поэтому и начинаем в какие-то моменты воспринимать знакомые вещи, идеи и даже людей по-другому. Так кто же был изображен на портрете?Признаюсь, я заинтригован. И даже предполагаю, что, увидев прекрасную незнакомку, ты, подобно благородным рыцарям из куртуазных романов, дал слово объехать все обитаемые земли, но рано или поздно найти ее, чтобы предложить ей руку и сердце. – Ах, если бы! – Арно хмыкнул. И тут же картинно вдохнул, вновь входя в роль. – Это был портрет бесподобной Раймонды Савиньяк, моей прапрабабки. Портрет был написан на ее семнадцатилетие, и онабыла очень хороша. Ну, вот… И я пропал. Две недели я торчал в галерее, предаваясь бесплодным мечтаниям, что или однажды случится чудо и она воскреснет, или же я встречу девушку, похожую на нее, как две капли воды. Я изучил портрет до последней черточки, пересчитал все жемчужины, которыми было расшито ее платье. Ну, в общем, вел себя как дурак. – Закончил Арно. Откинулся на подушки с громким вздохом. Прислушался к тишине. – Ты не будешь смеяться? – Я… признателен за то, что ты рассказал, – произнес Валентин едва слышно. И то, как он это сказал…Арно едва не поперхнулся вздохом, услышав этот шепот. Сердце заколотилось, щеки обдало жаром, и виконт ткнулся лицом в подушку, едва успев сдержать стон. «Я смогу, смогу держать себя в руках,» – эта мысль, одна только и билась в его голове. **** Руперт фок Фельсенбург. - Вы уж не обессудьте таким ночлегом, сударь. Дочкина это комната… Она, дочка-то моя, сейчас у тетки в Липпе… А больше и негде вас разместить, что ж поделаешь, обвал этот проклятущий… - Да вы не беспокойтесь, мэтр Густав! Очень милая комната. И я за нее премного вам благодарен! Староста, наконец, откланялся, и довольный, сытый и усталый Руппи остался один. То есть, если не считать Гудрун, разумеется. После того, как он вытащил ее из сумки, чтобы покормить, обратно уже ее было не засунуть, так что пришлось нести на руках. Руперт опустил кошку на пол, и предоставив ей полную свободу осваиваться в новом месте, и сам осмотрелся. Похоже, он обрел ночлег не хуже, чем Арно с Валентином. Комната, и впрямь, была чистенькой и уютной. На окне – вышитые занавески; на кровати – мягкая перина, и Гудрун тоже оценила ее, уютно свернувшись клубком в изголовье, как только хозяин улегся; подушки и простыни пахли лавандой. Что еще требуется вымотанному до предела путнику, проведшему почти сутки в седле? Но, похоже, что-то еще все-таки требовалось. Руппи казалось, что он уснет, едва донесет голову до подушки, но не тут-то было. Тело изрядно устало, однако какое-то странное возбуждение и не думало оставить его. В голове мелькали мысли о картах и загадочных письмах, представлялись опасности, которые могли поджидать на пути; потом размышления, хоть смутные, обрывочные и не несущие особой пользы, но все же о деле, обрели иное направление: не зря комната была девичьей, а простыни пахли цветами. В окно заглядывала яркая луна. Резко выпутавшись из-под одеяла, Руппи встал, подошел к окну и задернул занавески, чтобы и щели не было. Отхлебнул воды из кувшина, оставленного предупредительным хозяином, повернулся с твердым решением теперь-то точно заснуть, да так и замер на месте. На постели сидел Арно. Удивленный Руппи как открыл рот, чтобы спросить, что случилось, и что Савиньяк тут делает, так и застыл, поперхнувшись словами. Арно потянул рубашку через голову. Когда лохматая белокурая голова вынырнула из складок ткани, черные глаза смеялись и бликовали лиловым. – Хочешь, чтобы тут был он? Лиловым?.. Да ведь это ведьма! Арно отбросил рубашку и взялся за чулок, сапог на нем уже не было. Скоро и вообще ничего не останется, кроме штанов… – Ты хочешь? Он хотел, того, другого… А другой – его. «А другой – его…» То, что Арно неравнодушен к Придду, только слепой бы и не заметил, а Руппи слепым не был. И Арно из-за своих… не совсем обычных пристрастий другом быть не перестал. Честно говоря, иногда Руппи было его даже жаль – парню не мешало бы с кем-то поговорить, и Руппи вовсе не был против того, чтобы побыть жилеткой, в которую можно поплакаться. Для Арно– нет. Ему достаточно было намека. Да вот только Арно, обычно такой беспечный и откровенный, сразу замыкался, словно устрица, стоило намекнуть самому Руппи. Чтобы Савиньяк сам выступил инициатором разговора по душам – такому, судя по всему, случиться было не суждено. Но, выходит, ледяной герцог тоже?.. Или это ведьма просто задурила голову им обоим? – Подожди… Ты ходила к ним?! – Он звал. Он желал любви, – ведьма по-прежнему в образе Арно лукаво улыбнулась, руки ее (его) потянулиськ шнурку на штанах, и Руппи резко помотал головой, стараясь отогнать наваждение. Вовсе незачем ему ТАК смотреть на Арно! И даже думать об Арно в таком смысле непозволительно! А то еще додумаешься… Да, Арно был ему дорог, они сошлись так легко и быстро, а если бы Арно был дриксенцем, было бы еще лучше. Вот кому можно было бы довериться во всем! И на ответное доверие Арно мог рассчитывать в полной мере. Жаль, что он… Внезапная мысль заставила его похолодеть. Вальдес же рассказывал, так почему Руппи не подумал об этом, когда просил старшего Савиньяка отпустить с ним брата?! Ведьма снова рядом, а раз так, она всегда встанет между ним и смертью. Вместо Руппи погибнут другие, те, кто дорог ему. Те, кому он дорог хоть немного… Нет, этого не будет! Он не желает неуязвимости ценой смерти друга! – Не ходи к нему, слышишь? – Приказал он ведьме. – Не бойся. – Ненастоящий Арно смотрел серьезно. Вызови тот, кто был Арно на самом деле, на дуэль, он смотрел бы так же. – Я не смогу взять его жизнь. В нем древняя кровь. Кровь Хозяев. И в другом – тоже. Я не трону их. Не в моих силах. Но сплясать с ними тянет! А тебя?.. Арно улыбнулся вновь и придвинулся ближе. Рука Руппи уперлась ему в грудь, останавливая. – Нет. Я хочу… А покажи Селину, – попросил он, неожиданно даже для себя. – Нет. Не твоя. – Я знаю, она любит другого… Но что… Ты не можешь стать ею, верно? Почему? – Не могу. Она другая. Забудь. Забудь о ней! – Хорошо, хорошо! – Может, и правда, ни к чему это, бередить рану. – Тогда просто стань собой… Девичий смех – серебряными колокольчиками. Тонкие руки, обвившие его шею. Бездонные очи, и небо со звездами в них. Руппи закрыл глаза и услышал шелест. Крылья… Валентин Придд Сны изменились с тех, что приводили в отчаяние, на желанные так резко, что Валентин со временем заподозрил в этом вмешательство чего-то потустороннего. Как только они отправились в этот поход, затеянный фок Фельсенбургом, как только остановились на первую же ночевку, а затем почти каждую ночь, за редким исключением, они посещали его; и были такими яркими и слишком настоящими, даже по сравнению с кошмарами, одолевавшими его прежде, подбрасываемыми – в этом Валентин не сомневался – его слишком развитым воображением, что просто обязаны были быть… иными. Простые сны, бывало, оставляли по себе тягостное чувство, однако, воспоминания о них развеивались практически сразу, как только наступало время бодрствования. Эти же, и он понял это сразу после экспериментов с кровью, запоминались не менее отчетливо, чем события, случившиеся в реальности, а главное, после них ощущался заметный упадок сил. Тело поутру чувствовало себя не как после полноценного отдыха, а как после тяжелой работы, затяжной болезни, глухого похмелья. Тем более странным было то, что после тех снов, которые начали сниться в начала этого похода, как раз напротив, приходила странная легкость, бодрость, и такое пьянящее солнечное ощущение… счастья, что хотелось улыбаться, даже смеяться, петь... Словно Арно наяву был с ним близок; словно, и действительно, был так жарок и жаден до ласк, и позволял делать с собой все, что Валентину хотелось… Учитывая, конечно, что больше всего Валентину хотелось, чтобы Арно было хорошо… быть с ним, именно с ним. И только с ним. За последнюю кампанию они с Арно сблизились так, как Валентин раньше и мечтать не мог. Они спали в одной палатке, мерзли в поле ночами, среди огромных зимних звезд, делили хлеб и касеру, и разговаривали обо всем на свете, доверяя друг другу подчас довольно откровенные мысли. Арно был готов и спину в бою прикрыть, и горой встать за него перед начальством. Тем обиднее было наблюдать сейчас, с какой охотой Арно стремится к компании графа фок Фельсенбурга. Валентин по-прежнему наблюдал за Арно пристальнее, чем за остальными, и был неприятно поражен, заметив в его глазах едва ли не ужас, когда он предложил взять комнату в трактире на двоих. К удивлению Валентина, он ничуть не разочаровался впоследствии: тот вечер принес только приятные воспоминания. Арно стал прежним –легким и непосредственным; смеялся и рассказывал о своей первой влюбленности. А поутру, все еще пребывая под впечатлением сладкого морока, но уже отделяя сон от яви, с изрядным сожалением, к слову, Валентин в первый миг ничего не понял: он был в постели не один. Распахнув глаза и осторожно приподнявшись на локте, он обомлел: рядом, тесно прижавшись, лежал Арно. И, видимо, движение Валентина его разбудило: Арно громко вздохнул, сонно завозился, а Валентин закрыл глаза и притворился спящим, принялся тихо и размеренно дышать, только бы себя не выдать. И вовремя – он всем телом ощутил, как Арно шевельнулся, потом напряженно замер, а через секунду вскочил с постели. Валентин в тот момент отдал бы десять лет жизни, лишь бы увидеть его лицо. Но он выдержал. Лежа неподвижно, чувствуя, как невыносимый жар охватывает все тело, он слышал, как Арно лихорадочно шуршал, одеваясь, потом вылетел из комнаты – стукнула дверь. Лишь тогда Валентин, наконец, открыл глаза и выпутался из одеяла. И что это было? И как на это реагировать? Валентин редко действовал под влиянием порыва. Он привык заранее определять для себя цели, а затем идти к ним, выискивая пути достижения. В этом случае, сама цель – добиться взаимности в чувствах от Арно – звучала дико и абсурдно. Предложить любовь по-гайифски Савиньяку? В ответ разве что пощечину получишь, да дуэль до обязательного смертельного исхода. Да и Леворукий бы с ней, с дуэлью. Помимо всего, подобное признание наверняка обеспечило бы Валентину смертельную ненависть с того самого мига, как было бы произнесено вслух.Так Валентин думал вплоть до этого утра. Теперь же он был в полнейшей растерянности. А еще вдруг начал питать какую-ту едва затеплившуюся надежду, что это все же возможно – то, что он и Арно… будут вместе. Даже посредством сверхъестественного вмешательства – пусть. Валентин и на это был согласен. Пока же, если не дождется от Арно следующего шага в этом направлении, он будет молчать. Ему не привыкать скрывать свои чувства. Так что, в крайнем случае, Арно просто ничего не узнает.