Иные пути

Вэй Усянь сонно зевнул, потягиваясь и разминая затекшие конечности; всю ночь он провел в весьма некомфортной позе без единого шанса устроиться хоть немного удобнее. Он слишком отвык спать в одиночестве и, не имея возможности почувствовать родное тепло под боком, Вэй Ин то и дело норовил скомкать и обнять одеяло, без которого, однако, очень быстро замерзал. В конечном итоге он все же смог найти подходящее положение, при котором не слишком сильно мерз и имел возможность прижимать к груди тканевый сверток, но к утру его ноги ужасно затекли, а руки ныли, что, конечно, было не слишком приятно, но ни капли не портило его настроение. Вряд ли вообще хоть что-то могло его испортить, ведь сегодня он сможет насладиться компанией своего Лань Чжаня в его юном и просто непозволительно очаровательном теле, с его этими тонкими пальцами, фарфоровой кожей и краснеющими кончиками ушей. От одной только мысли об этом Вэй Ин ощутил небывалый прилив энергии. Как ему справиться с собственным излишне возбужденным состоянием Вэй Усянь не имел ни малейшего понятия. Он не был терпелив и целомудрен, как Лань Чжань, способный с каменным лицом и в подобающей позе лежать в одной кровати рядом с объектом своих мечтаний, даже не допуская мысли тронуть того хотя бы пальцем. Лань Чжань всегда умел делать совершенно недосягаемый вид, напоминая непорочное божество, сошедшее с небес, из-за чего никто даже и помыслить бы не смог, как эмоционален он в постели и как сильно любит доводить Вэй Ина своими поцелуями до состояния невменяемости. Ах, его милый Лань Чжань был просто до ужаса правилен и учтив, когда это не касалось их ежедневного обещания. — Вы только посмотрите на него, весь светится, — проворчал Цзян Чэн, завязывая свой пояс и поправляя немного съехавшую накидку, — откуда столько радости с самого утра? Опять, небось, вздумал что-нибудь выкинуть. Снова будешь изводить Лань Ванцзи? Если бы Цзян Чэн только узнал как именно Вэй Ин собрался изводить младшего нефрита, то, наверное, проклял бы его, самолично исключил из ордена и в лучшем случае четвертовал, закопав так глубоко, насколько это вообще возможно, чтобы Вэй Усянь даже будучи лютым мертвецом не смог бы вылезти из своей могилы и осквернить доброе имя Юнь Мэн Цзян. Тем не менее, вопрос был озвучен и Цзян Чэн уставился на него скрестив руки на груди в ожидании ответа. Без малейшего зазрения совести Вэй Усянь кивнул головой; его немного спутанные распущенные волосы заскользили по спине и плечам, и Вэй Усянь слегка наклонился в сторону, перебрасывая их через правое плечо. Цзян Чэн застыл, недовольно насупился и покачал головой, подходя ближе и передавая Вэй Усянь небольшой гребень. — Причешись, не хочу, чтобы адепты Гу Су словили культурный шок. Вэй Усянь благодарно улыбнулся с энтузиазмом принимаясь расчесывать спутанные пряди. Если подумать, то Вэй Усянь, будучи обладателем шикарных и мягких волос, никогда не уделял им, как и всему своему облику, должного внимания. Он знал, что был весьма красив и привлекателен, и знал, какое воздействие оказывает на окружающих, но, тем не менее, он никогда не прилагал особых усилий, чтобы выглядеть по-настоящему достойно, как тот же Лань Чжань с его идеальной осанкой и аккуратной прической. Многие считали, что причиной подобного вида первого ученика Юнь Мэн Цзян был его чрезвычайно ветреный характер, однако правда была немного более проста и прозаична — Вэй Усянь был слишком энергичен, из-за чего даже идеально расчесанные с утра волосы под вечер превращались в настоящее птичье гнездо. К тому же прическа отнимала бы слишком много времени, и Вэй Усянь просто не мог смириться с тем, что ему приходилось бы тратить на нее порядка тридцати минут в день, а с учетом того, что он был не столь аккуратен в своих действиях, как те же адепты Гу Су Лань — ему бы пришлось переплетать ее как минимум трижды, отнимая на это занятие примерно два часа своей жизни, которые можно было бы потратить с гораздо большей пользой. Какой уважающий себя мужчина станет заниматься подобным? Павлиний орден, разумеется, был не в счет. Однако в этот раз Вэй Ин не хотел собирать волосы в привычный хвост. Он точно не знал, будет ли присутствовать на уроках Лань Чжань, но, тем не менее, ему хотелось всем своим видом показать мужу, что его память сейчас при нем. Вэй Усянь практически всегда посещал библиотеку после занятий или обеда, не тратя время на перерыв или отдых, но ждать так долго Вэй Усяню отчаянно не хотелось. К тому же, даже если Лань Ванцзи не будет на уроках, это не значит, что они не пересекутся где-нибудь у классов или на том же обеде. Поговорить у них, конечно, не выйдет, и именно поэтому Вэй Ину хотелось выглядеть так, чтобы Лань Чжань понял все без слов. Решение пришло само собой, и Вэй Усянь усмехнулся, откладывая гребень и выуживая из рукава красную ленту. Привычным движением он собрал свои верхние волосы в небольшой хвостик чуть ниже затылка, оставляя нижние пряди распущенными; алая лента едва достигала поясницы и мешалась в каскаде темных вьющихся на концах смоляных волос. В общем и целом, он выглядел превосходно, а, главное, никто, кроме его Лань Чжаня не понял бы значения столь резкой смены имиджа. Прическа, которую он носил, будучи Старейшиной Илин — это, конечно, не совсем то, что навевало хорошие воспоминания, однако это было лучшее, что он мог сейчас сделать. Цзян Чэн недоуменно вздернул бровь и смерил его недоверчивым взглядом. — Ты действительно собираешься идти на занятия так? — А в чем проблема, Цзян Чэн? Я слишком хорош? Цзян Чэн беззлобно усмехнулся, качая головой. — Старик в обморок упадет от такого вида. — Ну, что поделать, возраст берет свое, — хихикнул Вэй Усянь, проверяя фиксацию ленты и стараясь скрыть мелкую дрожь в своих пальцах. Немного замешкавшись, он все же поднял со столика с одеждой серебряный колокольчик — символ ордена Юнь Мэн Цзян. Это было так странно — впервые за столько лет почувствовать под пальцами его успокаивающую прохладу. Каждый раз вид этого небольшого предмета вызывал в его душе настоящий хаос, переворачивал все вверх дном и раздирал только поджившие раны. Вэй Усянь не чувствовал себя достойным этого украшения, но и не повязать его на своем поясе он тоже не мог, ведь здесь и сейчас он все еще был первым учеником ордена и шисюном для Цзян Чэна. Это превращало недолгий процесс подвязывания колокольчика в настоящую пытку, и Вэй Усянь был рад, что Цзян Чэн не заметил его излишне долгой возни. На улице было прохладно; легкий ветерок трепал кроны деревьев, подхватывая в воздух опавшие листья. Сейчас по скромным подсчетам Вэй Ина было начало августа, но в горах Гу Су Лань уже было довольно зябко, и Вэй Ин впервые пожалел, что не прихватил с собой даже банальной меховой накидки. Он привык, что в родном ему Юнь Мэн Цзяне заморозки наступают только в конце октября, когда уже отцветают все лотосы и некоторые деревья рыжеют, скидывая листья, и он совсем не учел, что, в отличие от Пристани Лотоса, Облачные Глубины располагались на возвышенности, к тому же, в месте с повышенной влажностью, из-за чего даже утренняя роса отдавала ледяным морозом. В прошлый раз Вэй Усянь мало обращал внимание на такие мелочи, возможно потому, что не вставал так рано и просто не заставал этой утренней прохлады. Завтрак для приглашенных учеников был немного позже завтрака адептов Гу Су Лань, что давало молодым ученикам других кланов поспать подольше, а адептам Гу Су занять себе пару часов медитацией, однако сегодня Цзян Чэн разбудил его ровно в пять утра, сказав, что перед уроками их обоих хочет видеть Лань Цижэнь. Конечно, старик не мог упустить возможности устроить Вэй Усяню воспитательную лекцию за прогул его наказания. Вэй Ин не думал, что его полубредовое состояние и показательный обморок перед десятком учеников станут для этого старого маразматика достойной пропуска причиной. Они прошли через тренировочную площадку, обошли учебные классы и небольшой участок высаженных ровными рядами сливовых деревьев. Оставив за спиной минши, они прошли немного вперед и остановились около входа в библиотеку; Вэй Усянь недоверчиво скосил взгляд на Цзян Чэна. — Не смотри на меня так, я сам ничего не знаю, — отмахнулся Цзян Ваньинь, приоткрывая дверь и запихивая вяло сопротивляющегося Вэй Усяня в зал, — во имя Небес, веди себя прилично. Прилично вести себя Вэй Ин не смог бы при всем желании; нелепо взмахнув руками от слишком сильного толчка Цзян Чэна, Вэй Усянь немного пролетел вперед, цепляясь рукой за светлый книжный шкаф и едва не сбивая с полок аккуратно расставленные книги. Грохот, раздавшийся от его действий, кажется, слышала вся Поднебесная. Прожигающий взгляд Лань Цижэня мгновенно пригвоздил его к месту, и Вэй Усяню даже не нужно было оборачиваться, чтобы видеть перед своими глазами его недовольное лицо. С этим стариком у Вэй Усяня всегда были очень натянутые отношения. Это, если можно так сказать, была ненависть с первого взгляда. Их обоюдная неприязнь началась еще во времена обучения Вэй Ина в Облачных Глубинах и достигла своей кульминации, когда этот чертов перечник закатил Лань Чжаню ужасный скандал, грозя исключить того из их благочестивого ордена, если тот не одумается и не бросит Вэй Усяня. Желательно сразу вниз и со скалы. Лань Сичэнь, конечно, не позволил дяде самодурствовать и творить подобный беспредел, но Лань Чжань, как бы не скрывал, был немного разочарован своим близким родственником, и единственной мыслью, которая остановила Вэй Ина от призыва парочки мертвецов, было нежелание устраивать бедному Лань Хуаню вторые похороны близкого человека за столь непродолжительное время. Этот мужчина не заслуживал всего происходящего и его грустное лицо закономерно заставляло грустить и их с Лань Чжанем. В конечном итоге Лань Сичэнь был одним из немногих, кто не только не презирал, но и всячески поддерживал как их с Лань Ванцзи отношения в общем, так и Вэй Усяня в частности. Самому Вэй Ину, конечно, поддержка особо и не была нужна, но мысль о том, что хоть кто-то, помимо Лань Ванцзи, на протяжении всех этих лет не считал его абсолютным злом все же разливалась приятным теплом в груди. Кто бы что не говорил, но старший нефрит ордена Гу Су Лань был по-настоящему добрым человеком. Обернувшись, Вэй Ин сложил руки в приветствии и почтительно поклонился, все еще не смотря на Лань Цижэня. Цзян Чэн рядом скопировал его жест, и только когда они оба встали прямо, Вэй Усянь все же обратил свой взгляд на пребывающих в помещении людей. И едва не подавился воздухом. Старик Цижэнь смотрел на него со строгим, нечитаемым выражением лица — его спина была идеально прямой, а весь облик просто кричал о правильности и надменности. Взгляд его выражал просто вселенское недовольство, и Вэй Усянь даже не удивился, когда он вскинул вверх подбородок и ничего не ответил на его приветствие. Это было довольно грубо с его стороны, потому что рядом с Вэй Ином находился Цзян Чэн — наследник ордена Юнь Мэн Цзян, для которого подобное выражение непочтительности и пренебрежения было по-настоящему оскорбительно. Ситуацию спас стоявший позади Лань Цижэня адепт в светлых одеждах — дружелюбная улыбка, мягкий взгляд и невероятная красота не давали и шанса сомнениям — перед ними стоял Лань Сичэнь, наследник ордена Гу Су Лань. Он подошел ближе, поравнялся со своим дядей и низко поклонился Вэй Ину и Цзян Чэну; те поспешно скопировали его жест, недоуменно переводя взгляд с одного на другого. — Молодой господин Цзян Ваньинь, господин Вэй Усянь, — с мягкой улыбкой проговорил Лань Хуань, приглашающе указывая в сторону большого светлого стола, за которым Вэй Усянь на пару с Лань Ванцзи обычно переписывал правила во время наказания, — присаживайтесь, наш разговор, я надеюсь, не займет много времени. Немного замешкавшись, Вэй Усянь все же плюхнулся на указанное место, стараясь максимально выпрямить спину; он всегда чувствовал уважение по отношению к Лань Сичэню и не хотел допускать вольностей при нахождении рядом с ним, учитывая, что на данный момент они еще даже не были толком знакомы. Цзян Чэн осторожно присел с ним рядом — достаточно далеко, чтобы соблюсти правила приличия, но достаточно близко, чтобы иметь возможность незаметно пнуть его под столом. Не сказать, что его предусмотрительность не была оправдана. Лань Сичэнь начал первым, не желая заставлять приглашенных учеников ждать дольше необходимого, хотя Вэй Усянь вполне мог предположить, что Лань Хуань просто не хотел давать слово своему дяде, который присутствовал здесь, скорее всего, исключительно на правах заместителя главы клана и одного из старейшин. Вэй Усянь уже понял, что о чем бы ни был их дальнейший разговор, его не собираются ругать за пропуск наказания, хотя, признаться, ему уже было более чем все равно. — До нас дошла новость, что молодой господин Вэй Усянь вчера потерял сознание по пути в класс, — осторожно начал Лань Сичэнь, и Вэй Ин с Цзян Чэном синхронно кивнули на его слова, — так же нам сообщили, что у вас, господин Вэй, кровоточили цицяо. — Да, это так, но вам не о чем беспокоиться — кровь шла только из носа и достаточно быстро остановилась. — Тем не менее, — качнул головой Лань Сичэнь, — это довольно серьезно для заклинателя вашего уровня. Происходило ли что-то странное до того, как вы потеряли сознание? — Нет, ничего подобного, он прекрасно себя чувствовал, — нахмурился Цзян Чэн, с опаской и настороженностью косясь на Вэй Ина, — мы шли в класс через тренировочное поле, когда его цицяо начали кровоточить. Он некоторое время пытался стереть кровь, после чего начал падать и потерял сознание. Мы с адептами вашего ордена смогли привести его в чувства через пару минут, после чего я отвел Вэй Усяня в комнаты. У него был несильный жар, который полностью прошел к утру. Вэй Усянь задумчиво кивнул, подтверждая истинность слов своего шиди. — Боюсь, все не так просто, — тяжело вздохнул Лань Сичэнь; Вэй Ин заметил, как нахмурился старик Цижэнь за его плечом, — дело в том, что это не первый случай, когда ученик теряет сознание на ровном месте — все, что вы описали, уже случалось пару недель назад. — И кто же второй пострадавший? — С интересом уточнил Вэй Ин, схлопотав еще один недовольный взгляд со стороны Лань Цижэня. Вэй Усянь уже знал ответ на свой вопрос, но все же хотел удостовериться в правильности своих выводов. Лань Хуань печально покачал головой. — Это мой брат, Ванцзи. Мы не хотели афишировать произошедшее, посчитав это случайностью и последствием его усиленных тренировок, но сейчас становится очевидно, что это было ошибкой. — Вы считаете, что это какая-то болезнь? — Все так же напряженно переспросил Цзян Чэн; Вэй Ин был почти тронут скользившим в его голосе беспокойством. — Мы еще не можем быть до конца уверены, но после подобного у Ванцзи наблюдаются сильные колебания духовной энергии и его золотого ядра. В этом нет ничего серьезного, но, тем не менее, мы не можем быть точно уверены в последствиях. Все, на что мы сейчас способны — это пустить все силы, чтобы попытаться найти решение проблемы и постараться оградить других учеников от возможной опасности. — И что вы предлагаете? — Карантин, — сухо проронил Лань Цижэнь, — для Лань Ванцзи и Вэй Усяня. Минимизировать их контакт с другими учениками, пока мы не найдем причину данных приступов. Сердце Вэй Ина сделало кульбит и забилось где-то в горле. Лучшего стечения обстоятельств он и представить не мог — даже если старик найдет способ оградить Лань Чжаня от его пагубного влияния, то, скорее всего, они все равно смогут проводить друг с другом гораздо больше времени, чем если бы Вэй Усянь все же был вынужден посещать занятия. К тому же, если оградить нужно всех учеников, то значит и спать Вэй Усяню нужно будет где-то не в общем крыле, а, следовательно, никто и не заметит, если он по-тихому сбежит к своему супругу ночью. Все складывалось как нельзя лучше. — И как вы намерены это сделать? Запрете их по комнатам? — Конечно нет, — улыбнулся Лань Хуань, — возможно, вы знаете, недалеко отсюда есть свободное цзинши, думаю, господин Вэй Усянь и Ванцзи смогут комфортно устроиться там. Это самый оптимальный вариант, так мы можем оградить их от других учеников, и лекари смогут беспрепятственно их посещать и проверять состояние здоровья. Поверьте, как только мы убедимся, что их духовным силам ничего не угрожает, то сразу же позволим им вернуться в свои покои. — Это звучит хорошо, но что на это скажет сам господин Лань Ванцзи? — осторожно поинтересовался Цзян Чэн, не понаслышке знавший, как сильно Лань Чжань не терпит его приемного брата. Вэй Усянь, все еще не отошедший от одной только мысли о том, что сможет вернуться в уже знакомую цзинши со своим мужем, при этом будучи подростком и находясь на своеобразном отдыхе от дяди своего благоверного, только бездумно кивнул, не особо вслушиваясь в разговор. Все его силы уходили на то, чтобы прямо сейчас не выскочить из-за стола и не помчаться собирать вещи — это, должно быть, вызвало бы некоторые подозрения, но Вэй Усяню уже было плевать на это. Желание быстрее вернуться домой перевешивало все возможные риски. — Ванцзи сказал, что будет не против компании Вэй Усяня, — улыбнулся Лань Хуань. — Только при условии, что тот не станет выходить за выделенные ему границы, мешать Ванцзи и нарушать правила, — проворчал Лань Цижэнь, очевидно, ужасно недовольный подобным раскладом. Он явно осуждал доброту и терпимость своих племянников по отношению к этой человеческой занозе — отпрыску его самой нерадивой ученицы. Была бы его воля, он бы давно выставил Вэй Усяня за порог, а своего обожаемого племянника запер в четырех стенах, чтобы тот, не приведи Небеса, не подхватил от кого-нибудь человечность, чувства или эмоции, недопустимые для идеального нефрита ордена и лучшего ученика Гу Су Лань. Вэй Ин едва сдержал подступивший хохот — старик слишком поздно озаботился сохранностью чести своего племянника. Если бы они только знали, какую услугу оказывают, запирая развратника Вэй Усяня с благонравным Лань Чжанем в одиночестве. Хотя, стоит отметить, что несмотря на всю распущенность Вэй Усяня и совершенство Лань Чжаня, именно последний зачастую являлся инициатором их вечерних марафонов. Честно, Вэй Ину было бы вполне достаточно трех-четырех раз в неделю, но Лань Чжань каждый раз игнорировал его просьбы и мольбы. Вэй Усянь небезосновательно предполагал, что Лань Чжаню просто нравится, когда Вэй Усянь умоляет его о чем-либо: посмотреть на него, купить ему выпивку, разрешить взять на охоту детей, не останавливаться. В общем и целом, именно Лань Чжань был тем, кому иногда следовало напоминать о границах, а особенно о том, что Вэй Усянь, как правило, менее вынослив, и что связывать его совершенно необязательно. Не то, чтобы Вэй Ин имел хоть что-то против, но на его теле отметины зубов и следы от ленты всегда выделялись особо ярко, и вряд ли кто-то в этом времени поймет все правильно. — Я тоже не против, — наконец выдавил он, замечая, что все явно ждут его ответа. — В таком случае я попрошу вас собрать свои вещи, — проговорил Лань Хуань, поднимаясь из-за стола, — вас проводить? — Благодарю, но я знаю дорогу, — улыбнулся ему в ответ Вэй Ин на негнущихся ногах поднимаясь следом. Предвкушение пронизывало все его тело сотней игл, и Вэй Усянь едва мог держать себя в руках от волнения и странного беспокойства. Цзян Чэн, должно быть, заметил подступившую к его лицу бледность, но в корне неверно истолковал причину: — Боишься, что Лань Ванцзи сделает из тебя примерного ученика? — А ты не думал, что это скорее я развращу нашего чистейшего младшего нефрита? — Я очень удивлюсь, если ты вообще под конец карантина выйдешь из этого цзинши живым, — хмыкнул Цзян Чэн. Они обменивались репликами весь обратный путь, а также все время сбора его скудных пожитков, и это немного расслабило напряжение в груди Вэй Ина. В конечном итоге, что могло пойти не так? Многое. На самом-то деле очень и очень многое. Начиная с того, что Вэй Ин все равно не мог быть полностью уверенным в том факте, что Лань Чжань помнит все их произошедшее будущее. Сам Вэй Усянь, когда он еще только пришел в себя, плохо осознавал и воспринимал постороннюю информацию. Могло ли так случиться, что Лань Чжань просто вспомнил некоторые моменты, а не всю картинку прошлого? Могло ли получиться, что Лань Ванцзи забыл, что связывало его и Вэй Усяня? В таком случае Вэй Ину стоило быть осторожнее и для начала постараться задать Лань Чжаню пару наводящих вопросов. Захватив одежду, Вэй Усянь уже направился к двери, но его неожиданно окликнул Цзян Чэн: — Ты забыл меч. Вэй Усянь невольно напрягся, обернувшись; Цзян Чэн внимательно смотрел на него, протягивая на вытянутой руке Суйбянь. Едва сдержав порыв отдернуть руку, Вэй Ин благодарно улыбнулся, принимая свое оружие и до белых костяшек сжимая его в ладони. — Спасибо, Цзян Чэн! Однако, я вот думаю, может мне лучше оставить Суйбянь здесь? Лань Ванцзи слишком благороден, чтобы бить безоружного! Если у меня будет меч, то что остановит его от моего убийства? Что ты думаешь, Цзян Чэн? — Думаю, что ты опять несешь бред, — фыркнул Цзян Ваньинь, закатывая глаза и поворачиваясь к Вэй Усяню спиной, — Лань Ванцзи не станет пачкать тобой Бичэнь. — Хаха, и то верно! — засмеялся Вэй Ин, стремительно вылетая за дверь и уже в общем коридоре выкрикивая Цзян Чэну слова прощания, наверняка будя своим криком остальных приглашенных учеников. По крайней мере тот же Не Хуайсан высунул голову из-за соседней двери, провожая его спину недоуменным взглядом, но Вэй Усянь не обратил на это никакого внимания. Его немного потряхивало — привыкнуть к новому времени оказалось на удивление сложно. Цзян Чэн, хоть и был груб, но все еще считал его своим шисюном и беспокоился о его состоянии, что было ужасно непривычно, но все же приятно. Лань Сичэнь по-доброму улыбался, но Вэй Ин понимал, что во многом это благодаря добродушию молодого заклинателя, а не потому, что тот испытывает симпатию к самому Старейшине Илин. Вэй Усяню стоит осторожнее общаться с этими двумя, если он не хочет, чтобы те его спалили. Рассуждая на эту тему, Вэй Усянь внезапно понял, по какой тонкой грани ему предстоит ходить — у него всегда была просто ужасная память, особенно на собственные слова и действия. Было бы неловко, если бы в шутливо-дружеской беседе он упомянул что-то, что еще просто банально не было произнесено или сделано в этом времени. Подобное породило множество нежелательных вопросов. В цзинши, которая в будущем стала принадлежать Лань Чжаню, практически ничего не изменилось, разве что отсутствовали некоторые незначительные мелочи, которые Вэй Усянь любил покупать в качестве сувениров во время их небольшого путешествия. Было, конечно, немного обидно, но Вэй Ин никогда не был человеком, трепетно цепляющимся за незначительные вещицы и трясущимся над каждой мелочью. В детстве, конечно, он всегда очень трепетно относился к своим вещам, привыкнув к вечной нужде после долгих лет жизни на улице, но в подростковом возрасте он смог победить свои привычки и перестать прятать по углам еду или особо полюбившиеся игрушки. Госпожа Юй всегда ругала его за это, а Цзян Чэн смеялся, не понимая, зачем он прячет под кровать сушеные семена лотоса, если всегда можно просто прийти за ними в кладовую. Дядя Цзян в такие моменты выглядел особенно печально, понимая, откуда у юного Вэй Ина подобные желания и его излишняя бережливость к таким простым вещам, а его милая шицзе только ласково улыбалась, трепала его по голове и обещала, что они всегда будут рядом и что ему не обязательно экономить и делать хомячьи нычки. От этой привычки полностью избавиться Вэй Усянь смог только в возрасте двенадцати лет, решив, что если его столько времени терпели, то уже сейчас точно не выкинут на улицу и не погонят взашей. Хотя госпожа Юй неоднократно обещала ему обратное. Закинув вещи в шкаф и прислонив Суйбянь к ножке стола, Вэй Ин облокотился на кровать, вытянув ноги и закинув руки за голову. Ранний подъем заставлял его глаза слипаться, но Вэй Усянь не мог позволить себе заснуть. Что, если в дреме он пропустит появление своего Лань Чжаня? От нечего делать Вэй Усянь стал размышлять о том, как лучше начать разговор со своим супругом, чтобы ненароком все не испортить, если воспоминания того были отрывочны или не совсем полны. У него, на самом-то деле, было множество вопросов, которые он мог бы задать Лань Чжаню не выставляя себя сумасшедшим, начиная от безобидного «ты когда-нибудь слышал о Мэн Яо» и заканчивая провокационным «ты помнишь, что обещал делать каждый день», но ни один из этих вариантов не казался Вэй Усяню достаточно подходящим для того, чтобы узнать все наверняка. Ну ладно, здесь, пожалуй, Вэй Ин немного лукавил — его ничем не смущали эти вопросы или гарантия ответа на них. Главной проблемой Вэй Ина была банальная невозможность выбрать что-то одно, и это по-настоящему убивало. Стоило ли ему спросить Лань Чжаня об их первом поцелуе или признании? А может лучше вообще спросить что-то из повседневных мелочей? Эти вопросы уже довольно долго не давали ему покоя, но, разумно прикинув оставшееся у него время, Вэй Усянь решил, что сам вопрос будет не так уж и важен. Ведь главное не то, что Лань Чжань ответит, а то, как именно он отреагирует. Ведь это Лань Чжань, он никогда не отличался особой болтливостью, и Вэй Ин прекрасно знал, что то, что говорит и отвечает Лань Ванцзи не так важно, как то, что он делает и как себя ведет. То есть, нет, ведет он себя, конечно, всегда просто идеально, но все же и у этой идеальности есть довольно много разных незримо-острых граней, и та идеальность, с которой он сидит за обеденным столом весьма отличается от той, что Вэй Ин видит, когда Лань Чжань прижимает его к постели, жадно целуя и пробираясь руками под мешающую им одежду. То есть да, реакция Лань Чжаня всегда была важнее всяких слов. Это уже вошло в привычку. На самом деле это было по-настоящему удивительно. В самом начале их отношений Вэй Ин совершенно не понимал эмоций своего супруга, и, если быть до конца честным, то очень беспокоился и переживал по этому поводу. Вэй Усянь даже разговаривал на эту тему с Лань Сичэнем, на что последний только разводил руками. «Тебе просто нужно быть рядом с ним достаточно долго, поверь, брат как открытая книга для того, кто умеет читать», — сказал тогда Лань Хуань и Вэй Ин окончательно смирился с тем, что он станет самой большой ошибкой и самым крупным разочарованием на жизненном пути Лань Ванцзи. Как можно так отчаянно, сильно и долго любить человека, который даже не может отличить твою радость от тоски или печали? Вэй Усянь не понимал. Осознание пришло к нему многим позже — через пару лет, когда на очередной ночной охоте Вэй Усянь подметил, каким раздраженным был супруг, а окружающие его в тот момент люди только непонимающе воззрились на него, утверждая, что Лань Чжань выглядел более чем равнодушно. Именно тогда Вэй Ин понял, о чем говорил ему старший нефрит, и это понимание было самым приятным, что он испытывал. Ему потребовалось полтора года, чтобы научиться безошибочно различать эмоции Лань Чжаня по его мимике, глазам и интонациям, еще год, чтобы научиться понимать его без слов. На третий год он уже мог даже не смотреть в сторону своего супруга, буквально всем своим существом ощущая каждую смену его настроения. Это было на уровне невербальности, как говорил Лань Сичэнь — полное единение душ. Кажется, Вэй Усянь все же задремал, потому что звук тихо хлопнувшей входной двери стал для него настоящей неожиданностью. Он поморщился, однако не поспешил открыть глаза; волнение клокотало у него в груди, пока тихие знакомые шаги не раздались у входа в спальню, на секунду замирая на пороге. Тихо зашуршала ткань. Совсем рядом скрипнула половица. Вэй Усянь почувствовал, как прохладные пальцы бережно коснулись его щеки, нежно ведя самыми кончиками вниз по чувствительной коже, вдоль скулы, большим пальцем едва задевая губы и осторожно поправляя выбившиеся пряди волос. Легкое, как трепет крыльев бабочки, касание отозвалось у Вэй Усяня щемящей нежностью в груди. Лань Чжань наклонился ниже, осторожно просунул правую руку под колени Вэй Ина и вторую аккуратно подложил под спину, поднимая его на руки и перекладывая на кровать; Вэй Усянь почувствовал невесомый поцелуй на своем виске и распахнул глаза, стремительно ловя рукой ускользающую ткань чужих широких рукавов. Лань Чжань нависал над ним — его руки покоились по обеим сторонам от его, Вэй Ина, головы, и если бы Вэй Усянь знал его чуть хуже, то никогда не смог бы за его холодным взглядом разглядеть подступающие огоньки настоящей паники. Он чувствовал, как дернулась под пальцами ткань белоснежного ханьфу, отзываясь на дрожь чужих рук, и видел, как побелело и без того бледное фарфоровое лицо. Лань Чжань был прекрасен, еще прекраснее, чем Вэй Усянь помнил — мягкая кожа, знакомые золотые глаза, кажущиеся немного больше на молодом лице, розовые губы, которые Вэй Усяню так отчаянно и жадно захотелось поцеловать, придать им яркий алый оттенок и легкую припухлость. Вэй Ин почувствовал, как Лань Чжань попытался отстраниться и только сильнее сжал в ладони ткань, не желая отпускать того на расстояние дальше одного вздоха. — Вэй Ин, я… — Гэгэ, я опять заставил тебя ждать, да? — С виноватой улыбкой едва ли не прохрипел Вэй Ин, протягивая вперед руку и касаясь пальцами лобной ленты с голубым узором облаков. Лань Чжань прикрыл глаза и подался вперед, прильнул ближе, накрыл его руку своей и уперся в нее лбом, губами касаясь его запястья в практически невесомом поцелуе. Как Вэй Усянь и предполагал, никакие вопросы были не нужны. Потянувшись вперед, Вэй Усянь, запрокинул свободную руку Лань Чжаню на шею, провел ладонью вдоль позвоночника и сам немного приподнялся, тычась носом в светлую кожу лба и целуя трепещущие ресницы. Осторожно, отвлекая Лань Чжаня мягкими поглаживаниями, высвободил свою руку из чужой хватки и зарылся ей в мягкие волосы своего супруга, перебирая пальцами послушные пряди. Лань Чжань доверчиво прикрыл глаза, отзываясь на каждое его движение, и Вэй Ин тихонько засмеялся, касаясь губами кончика его носа. Ему хотелось зацеловать всего Лань Чжаня, оставить метки на его белоснежной коже, касаться его везде и всюду, но сейчас это не казалось ему хорошей идеей. Возможно, в Вэй Усяне в кой-то веки проснулся настоящий романтик, возможно, стресс и страх, что он испытал, все же взяли свое (в чем Вэй Усянь очень сомневался, учитывая стиль его весьма стрессовой жизни), а, возможно, ему просто не хотелось портить теплоту и мягкость момента. Или причиной был едва ли не светящийся облик его молодого мужа, что вызывал у Вэй Усяня восторг и желание на век запереться здесь с ним только чтобы никто больше не мог видеть, насколько тот непозволительно красив. Если бы вы были на его месте, то, скорее всего, не считали бы его идею столь бессмысленной, как вам могло показаться. Вэй Усянь не знал точно, сколько может длиться этот их карантин, но был готов лично изображать сумасшедшего (в чем опыт у него был довольно большой), только бы их не выпускали как можно дольше. — Лань Чжань, гэгэ, ты такой потрясающий, — пробормотал Вэй Ин, тихонько притягивая Лань Ванцзи ближе и укладывая его рядом, — я боялся, что ты не вспомнишь меня, это было бы так неправильно, правда ведь, Лань Чжань? — Мгм. Вэй Усянь был готов поклясться, что это было самое счастливое «мгм» которое он слышал от своего мужа за последнее время. — Хотя тебе ведь было еще страшнее, да, Лань Чжань, — протянул Вэй Ин, обхватывая Лань Ванцзи руками и прижимаясь ближе, утыкаясь лицом в его плечо и легонько целуя шею, опаляя дыханием чувствительную кожу, — я провел в этих чувствах всего одну ночь и уже был готов лезть на стены, каково же было тебе снова ожидать моего возращения, видя рядом глупого прошлого меня? — Это уже не имеет значения, — тихо проговорил Лань Чжань, переплетая их пальцы и свободной рукой приобнимая Вэй Усяня в ответ, зарываясь носом в его растрепанные волосы; у Вэй Усяня мурашки побежали вдоль позвоночника, когда Лань Ванцзи немного отстранился, поднося их руки к лицу и целуя его, Вэй Ина, пальцы, при этом пристально наблюдая за ним из-под опущенных ресниц, — сейчас мы оба здесь. — В этот раз тебе хотя бы не пришлось ждать меня тринадцать лет, — неловко засмеялся Вэй Усянь, чувствуя, как сердце пропускает удар, стоит Лань Чжаню коснуться губами его костяшек. — Я бы ждал тебя столько, сколько потребуется, — просто ответил Лань Чжань, тут же отвлекаясь и приводя, очевидно, не самую приятную тему в другое русло, — Вэй Ин, твои волосы… — А? Ах да, хаха, я не знал, что у нас тут готовится карантин, и думал, что мы не встретимся раньше обеда и я, хах, хотел, чтобы ты узнал меня раньше, чем мы бы уединились. Ну, знаешь, я подумал, что если это ты, то ты точно узнаешь меня так, — невнятно засмеялся Вэй Усянь. Мысли почему-то путались в голове и касания Лань Чжаня совершенно не спасали ситуацию, — тебе не нравится? Лань Чжань только покачал головой, касаясь рукой торчащих в беспорядке волос и пропуская между своих длинных пальцев смоляные пряди. Немного потянул за край алой ленты, не распуская, но ослабляя ее фиксацию; Вэй Ин выдохнул, слишком поздно осознав, что настолько увлекся касаниями своего супруга, что буквально забыл, как дышать, и это явно не являлось показателем его нынешней вменяемости. Когда-нибудь это определенно сведет его в могилу, и самое ужасное, что Вэй Усянь совершенно и точно не будет против. — Ты выглядишь прекрасно, — совершенно честно ответил ему Лань Чжань. — Не прекраснее моего гэгэ, — улыбнулся Вэй Усянь. Лань Чжань нахмурился, немного покачав головой. — Это не так, Вэй Ин, ты действительно выглядишь прекрасно, — совершенно серьезно возразил Лань Чжань и Вэй Усянь понял, насколько же он попал. Вэй Ин всегда считал, что уже просто физически не сможет влюбиться в Лань Чжаня еще сильнее, но сейчас он, кажется, все же сделал это. Небеса в свидетели, любить кого-то настолько сильно просто опасно для здоровья и должно быть запрещено законом, Вэй Усянь умрет прямо здесь и сейчас от разрыва сердца, если Лань Чжань не перестанет быть настолько непозволительно восхитительным. — Лань Чжань, — протянул Вэй Ин, кокетливо прикусывая нижнюю губу и подаваясь вперед, буквально залезая на Лань Чжаня сверху и наклоняясь так близко, чтобы Лань Ванцзи мог почувствовать его горячее дыхание на своих губах, — чего ты хочешь сейчас? Смотри, Лань Чжань, я в своем молодом теле, прямо перед тобой, и я сделаю все, что ты захочешь, гэгэ. И, дразня, легонько мазнул того губами по скуле, едва касаясь уголка чужих бледных губ. Сердце Лань Ванцзи под его рукой билось так быстро, что, казалось, могло выпрыгнуть из груди, и Вэй Усянь чувствовал, как его собственное сейчас отбивает похожий ритм. Лань Чжань всегда был сдержан и безупречно умел держать лицо, но его сердце всегда выдавало его с головой, и Вэй Ин безумно любил ощущать его мерный стук под своей рукой, понимая, что вот оно, его, целиком и полностью, без остатка, как и его собственное уже давно принадлежит его супругу. Им не нужны были клятвы, поклоны, обещания и слова, достаточно лишь этого ровного биения в унисон. Просто быть рядом. Просто держать друг друга за руку, чувствовать тепло, дышать одним воздухом и теряться в чужих глазах. — Вэй Ин, — твердо произнес Лань Чжань, накрывая ладонью его рот и немного отрицательно качая головой, — мы не можем сейчас заниматься подобным. Вэй Ин, не теряя возможности, провел языком по мягкой коже тыльной стороны ладони, осторожно закрывающей его рот. Лань Чжань едва заметно вздрогнул, и Вэй Усянь увидел, как горят его глаза и каких усилий ему стоит не поддасться его, Вэй Усяня, провокации. — Почему же, — спросил Вэй Ин, хотя был, признаться, не слишком разочарован или опечален отказом. В конечном итоге того факта, что Лань Чжань сейчас был рядом с ним, было более чем достаточно для его полного и безграничного счастья. — Сейчас перерыв между завтраком и занятиями, на улице могут быть адепты. — Ну и что с того, они же будут на улице, а не здесь. Или ты думаешь, что кто-то из этих детей решит подглядеть за Ханьгуан-цзюнем? — Вэй Ин, — с едва заметной улыбкой проговорил Лань Чжань, и Вэй Усянь почувствовал, что прямо сейчас готов растечься лужицей по кровати от одного вида проблесков теплоты и нежности в этих глазах, — ты очень громкий. Ох, да, точно. Об этом он особо не подумал, хаха. Вэй Ин всегда был громким. На улице он махал руками, активно жестикулировал и часто переходил на восторженные крики, да и наедине с друзьями или знакомыми не считал нужным убавлять звук. Стоило ли говорить, что в постели он был, пожалуй, даже слишком громким, и, честно, он всегда искренне поражался, как его еще не обвинили в нарушении пары сотен правил Гу Су связанных с этим. Лань Чжань, должно быть, подсуетился. В любом случае здесь ему было нечем крыть — Вэй Усянь и впрямь не умел контролировать себя, особенно если дело касалось Лань Чжаня. — Это ужасная причина, гэгэ, — нарочито насупился он; Лань Чжань кивнул и нежно поцеловал его в лоб, обхватив ладонями его щеки, и это было настолько очаровательно и мило, что Вэй Ин мгновенно простил бы Лань Чжаню любое преступление, которое тот бы, конечно, не совершил, потому что он слишком хороший для того, чтобы творить злые и коварные дела. В их паре это всегда была прерогатива Вэй Усяня. — Брат зайдет к нам после занятий, к тому же я принес нам завтрак, — сказал Лань Чжань, поднимаясь с кровати и поправляя свою и без того идеально сидящую одежду. Вэй Усянь только после этих слов осознал насколько он проголодался, и подумал, что Лань Ванцзи, должно быть, божество, спустившееся с небес, дабы одарить весь мир своим сиянием, и это так бесчестно — то, что вся его добродетель достается только одному Вэй Усяню. Не раздумывая ни минуты он произнес все это в слух, вставая и направляясь за Лань Ванцзи к столу, все еще крепко держа того за руку не в силах прервать телесный контакт. Лань Чжань непонимающе наклонил голову и смерил его нечитаемым взглядом. — Ты и есть весь мой мир, — просто ответил он. И Вэй Усянь окончательно умер во второй раз в своей жизни.