Иные пути

— Эх, Лань Чжань, ты действительно самый лучший, — пропел Вэй Усянь, едва удерживая себя от желания облизать тарелку. Это было чудесно во всех отношениях — Лань Чжань не просто принес ему еды, но и озаботился, чтобы там было достаточно много запрещенных в Гу Су приправ и специй. Приятная острота пекла язык и Вэй Усянь был просто безмерно благодарен своему мужу, безмятежно поедающему рядом свой пресный рис. Тот, ожидаемо, ничего не ответил, но это не помешало Вэй Усяню продолжить вести диалог без его прямого в нем участия; Лань Ванцзи уже отчаялся научить Вэй Ина молчать во время еды, и теперь просто слушал его треп, периодически кивая головой, и их обоих это более чем устраивало. — По моим подсчетам сейчас идет третий месяц моего пребывания здесь, — задумчиво протянул Вэй Ин, и, дождавшись утвердительного кивка от Лань Чжаня, продолжил, — значит наша злополучная ссора с Цзинь Цзысюанем будет в конце этого месяца. Не переживай, Лань Чжань, в этот раз я не стану его бить, обещаю. — Мгм, — просто ответил тот, отставляя в сторону идеально пустую тарелку и поворачиваясь к Вэй Усяню лицом, теперь будучи полностью готовым к полноценному разговору. Вэй Ин улыбнулся ему и подсел ближе, нагло подлезая под чужую правую руку, таким образом вынуждая Лань Чжаня приобнять его за плечи. Сейчас им предстоял не самый хороший разговор о далеко не счастливых моментах жизни, и поэтому ощущать знакомое тепло под боком казалось ужасно важно. Лань Чжань не возражал и только ближе притянул к себе Вэй Усяня, устраивая его голову на своем плече и принимаясь перебирать руками его волосы, при этом сохраняя совершенно каменное выражение лица, что абсолютно не вязалось с теплотой его касаний. Вэй Усянь усмехнулся, оставляя легкий поцелуй на его щеке. — Если мне не изменяет память, то совет кланов в Ци Шань Вэнь был через год после моего отбытия из Облачных Глубин, то есть так же в августе. Да, точно, это был август, потому что Цзян Чэн окончательно вернулся из Гу Су в конце мая, успев до ежегодной высадки лотосов, а состязание лучников было уже после поры сбора семян, значит это должен быть конец августа. — Мгм. — Тогда в первую четверку вошли: ты, я, Цзинь Цзысюань и Лань Сичэнь. Еще через год после этого орден Ци Шань Вэнь напал и… сжег Облачные Глубины, еще через месяц адепты каждого более или менее крупного ордена были отправлены на перевоспитание в Безночный Город, я прав? — Мгм. — Думаешь, мы сможем это изменить? Лань Чжань не ответил, но сильнее прижал к себе Вэй Ина; тема сожжения Облачных Глубин оставалась болезненной, учитывая, как много тогда перетерпел весь орден, начиная от полной потери многовековых знаний и заканчивая смертью главы ордена Гу Су Лань — отца Лань Чжаня и Лань Сичэня. Тогда же старшему брату Лань Ванцзи пришлось пуститься в бега, в то время как сам Лань Чжань стал заложником в Безночном Городе. Вэй Усянь успокаивающе погладил его руку. — Лань Чжань, у нас ведь теперь есть шанс, верно? Мы знаем когда именно произойдет нападение, значит, оно уже не будет такой неожиданностью и Гу Су сможет подготовиться. Мы сможем, Лань Чжань, в это раз мы точно сможем сберечь твой дом и твою семью. На последней фразе Лань Чжань едва заметно вздрогнул. Посторонний наблюдатель никогда бы не смог этого понять, но Лань Чжань был человеком, для которого семья всегда стояла на самых высоких позициях. Вэй Ин помнил рассказ Лань Сичэня о том, как тяжело Лань Ванзци переживал потерю матери, а так же сам отлично помнил, в каком отчаянии был Лань Чжань после сожжения Облачных Глубин. Вэй Ин тогда не был рядом с ним после смерти его отца, но он мог представить, какие чувства пожирали душу его супруга в те ужасные дни. Сейчас Вэй Усянь сделает все, чтобы предотвратить повтор кошмара своего супруга. Плевать как, плевать, сколько сил он потратит, он сделает все и даже больше, если это значит, что Лань Чжань будет счастлив. — Вэй Ин, если мы нарушим цепочку событий, то все наши знания будут бесполезны. — Да, я понимаю, именно поэтому мы и не станем ничего менять вплоть до… конца августа через два года? Сейчас это время кажется таким далеким, — ответил Вэй Ин, пожимая плечами, — в любом случае, к чему нам все эти знания, если мы не сможем уберечь Гу Су? Лань Чжань посмотрел на него каким-то странным взглядом, едва заметно поджимая губы; выражение его лица можно было бы назвать смиренным, и это немного сбивало Вэй Усяня с толку. — Вэй Ин, если Облачные Глубины не будут сожжены, то мы не сможем точно вычислить, когда орден Ци Шань Вэнь нападет на Пристань Лотоса. Мы не сможем подготовиться и отразить неожиданную атаку, особенно если она будет идти со стороны озер, как в прошлый раз, — холодно отчеканил Лань Ванцзи, и Вэй Усянь почувствовал комок, вставший у него поперек горла от осознания смысла слов своего мужа. Это не могло быть правдой, ему просто показалось — послышалось, привиделось, и вообще, все это лишь бред после перемещения, не зря же их закрыли на карантин, не так ли? У него просто слуховые галлюцинации, Лань Чжань ведь не мог сказать подобное, правда ведь, не мог. Это ведь было настоящим бредом, ладно? Просто полным, чтоб его, бредом. Ну не мог ведь Лань Чжань на самом деле предложить Вэй Усяню позволить уничтожить Облачные Глубины только чтобы наверняка иметь возможность спасти Пристань Лотоса. Это ведь просто не может быть правдой. — Ты ведь не имеешь в виду то, о чем я подумал? — Воскликнул Вэй Ин, полностью разворачиваясь к Лань Чжаню и встречаясь своими пылающими глазами с абсолютно холодно-строгим взглядом Лань Ванцзи, — ты же не предлагаешь допустить сожжение Облачных Глубин только чтобы я смог отстоять Пристань Лотоса? Лань Чжань! Лань Ванцзи кивнул; в его глазах Вэй Усянь видел отражение собственного шокированного лица. Впервые за долгие годы Вэй Усянь не мог подобрать слов. В его душе воцарился настоящий хаос. Возмущение, злость, отчаяние, любовь и страх — все это мешалось, росло в его груди, билось о ребра и душило, пережимая горло острой леской. Вэй Усянь понимал логику Лань Чжаня, но отказывался принимать его слова, сказанные таким ровным, пробирающим до самых костей голосом. Он не понимал, как тот может с таким лицом говорить ему подобные вещи, очевидно рассчитывая, что Вэй Усянь действительно позволит подобному случиться. — Лань Чжань, скажи, что я ошибся, — едва ли не взмолился Вэй Усянь, несильно ударяя Лань Чжаня по ноге ребром своей ладони, — потому что иначе мне придется вбить в тебя мысль, что эти псы Вэнь сожгут Облачные Глубины только через мой труп! — Вэй Ин, это будет правильно. — Да какое там, нахрен, правильно? — Вэй Ин, — спокойно позвал его Лань Чжань, ловя его руки в свои ладони и несильно сжимая, большими пальцами успокаивающе поглаживая бледную кожу, — в той войне Гу Су Лань потерял много ценных артефактов, которые, имея время, можно спрятать, но орден Юнь Мэн Цзян был практически полностью истреблен. Мы не сможем спасти всех, но мы должны предотвратить самые большие человеческие потери. — Нет, гэгэ, это исключено, — покачал головой Вэй Усянь, немного успокоившись и сумев побороть нарастающий в груди гнев, — мы не допустим ни одного из этих событий. Да, мы сейчас не особо сильны и у нас нет былой славы, о чем я, на самом-то деле, ни капли не жалею, но мы ведь сможем сделать хоть что-то? Знаешь, иногда даже парочка верно пущенных слухов может радикально изменить мнение окружающих, поверь, я знаю это, как никто другой. Это было правдой чистой воды; он все еще помнил, как в детских книжках и глупых деревенских байках он держал у себя под боком нереально опасных и могущественных заклинателей из выживших Вэней и на завтрак предпочитал людские пытки и страдания. У простых людей всегда была потрясающая фантазия относительно его личности, кроме шуток, Вэй Усяню уже в пору было бояться самого себя. Он, конечно, по праву считался основателем Темного Пути, но есть младенцев на завтрак явно не входило в его обязанности Старейшины Илин. Во имя Небес, это действительно иногда переходило границы. Младенцы ведь просто отвратительны на вкус. В глазах Лань Чжаня Вэй Усянь все еще видел сомнения, терзающие чужую душу. Что касается внутреннего самоуничтожения — Лань Ванцзи был в этом просто несравненным и самым настоящим мастером, даже, пожалуй, получше Вэй Усяня в его не самые лучшие годы. Наверное, именно поэтому сейчас бывшему Старейшине Илин было особенно больно смотреть на своего супруга — он не понаслышке знал, какую боль могут причинять сомнения, когда ты не знаешь, правильной ли дорогой идешь и верные ли поступки совершаешь. Иногда то, что кажется тебе правильным может выглядеть абсолютно полярно в глазах других людей, и они оба были свидетелями того, как легко иногда размываются границы между хорошим и плохим в человеческом сознании. Вэй Усянь уже совершил за свою жизнь достаточно ошибок и довольно хорошо узнал характер своего мужа. Наверное, именно поэтому ему было несложно понять, за что Лань Чжань никогда не сможет себя простить, и потому сейчас Вэй Ин был намерен уберечь излишне ответственного и не к месту разумного Лань Чжаня от совершения им подобных ошибок. Как бы он не храбрился, Вэй Усянь понимал, какие чувства сейчас переполняли его душу. Вэй Ину не хотелось видеть столько неозвученных страхов в прекрасных глазах своего всегда слишком упертого и ответственного супруга. Освободив и протянув вперед руки, он коснулся лица Лань Чжаня, ведя пальцами по фарфоровой коже и наклоняясь ближе, упираясь лбом в чужой лоб и чувствуя мягкую ткань воздушной лобной ленты. Он прижимал его так близко, как только мог — в те годы Лань Чжань был вынужден переживать все это в одиночку, но сейчас Вэй Ин был рядом, и он никуда не уйдет — будет тайно пробираться в Облачные Глубины, прятаться по шкафам, но ни за что не покинет своего Лань Чжаня вновь. — Ты не один, Лань Чжань, — прошептал он в чужие губы, не решаясь до конца на их первый полноценный в этих телах и жизнях поцелуй, — мы сможем все исправить, ты ведь веришь мне, гэгэ? Лань Ванцзи, кажется, задержал дыхание. Вэй Усянь почувствовал, как дрогнули его пальцы, когда Лань Чжань скопировал его жест, мимоходом заправляя за уши падающие на лицо пряди. Нежно проведя руками по линии его скул, Лань Чжань остановил свои ладони, бережно обвивая ими шею, и немного наклонил голову в бок, подаваясь вперед — касаясь губами чужих губ в легком, почти целомудренном поцелуе, обжигая Вэй Ина сотней несказанных слов. Вэй Усянь охотно прильнул ближе, приоткрывая рот и углубляя поцелуй, превращая его в более быстрый, страстный, стараясь вложить в него всю ту гамму чувств, что он испытывал — к Лань Чжаню, из-за Лань Чжаня, из-за его жертвенности и любви. Он прикусывал чужие губы, немного оттягивал, проводил по ним горячим языком, забыв о времени, о границах, касаясь своими подрагивающими руками прохлады чужой кожи и легкой грубоватости одежды. Исчезал, плавился в родных сильных руках, отрывался, кажется, лишь чтобы втянуть хоть немного воздуха, и припадал обратно, словно его не существовало вне этого момента, словно только сейчас он мог почувствовать себя по-настоящему спокойным и живым. Лань Чжань очнулся первым — отстранился, напоследок целуя Вэй Ина в кончик носа, и опустил руки, перестав держать Вэй Усяня за шею. Усмехнувшись, Вэй Ин прикрыл глаза, облокачиваясь на грудь Лань Ванцзи и обнимая его руками за талию; как оказалось, опыт поцелуев передается вместе с памятью, что не могло не радовать контактного и обожающего это Вэй Усяня. — Это, я думаю, было да? — Уже чуть мягче улыбнулся он, поднимая голову и встречаясь с Лань Чжанем взглядами. — Мгм. — Что ж, знаешь, Лань Чжань, теперь я хочу, чтобы ты всегда говорил мне «да» таким образом, — пробормотал Вэй Ин, тыкая пальцам в чужую грудь, — потому что это было очень, я имею в виду просто непозволительно горячо, и, знаешь, «нет» ты тоже можешь говорить так же. Можешь вообще что угодно говорить мне так же, Лань-гэгэ, ты ведь знаешь, что можешь так просто управлять мной? — Мгм. — О, ты это уже делал, не так ли? — Засмеялся Вэй Усянь, качая головой и взмахивая рукой в фальшивом возмущении, — ах, Лань Ванцзи, кто бы мог подумать, что ты так жестоко поступишь со мной. К теме их прошлого разговора возвращаться совершенно не хотелось, но, тем не менее, им нужно было решить эту проблему, если они хотели, наконец, хоть немного расслабиться, и они оба понимали это. Только легче от этого понимания никому не становилось. — Мы сбережем Облачные Глубины и Пристань Лотоса, — твердым голосом произнес Вэй Усянь, — только, я думаю, нам нужна будет поддержка. Как думаешь, Цзэу-цзюнь поверит нам, если мы расскажем ему правду? — Мой брат уже спрашивал о моем состоянии, — признался Лань Чжань, задумчиво поглаживая Вэй Усяня между лопаток, — он сказал, что я изменился, но он не понимает в чем именно и не видит ни одной причины для этого. Ну, этого следовало ожидать, старший брат Лань Чжаня был проницательным и искренне любящим своего брата человеком. Он всегда понимал Лань Чжаня без слов, и это был лишь вопрос времени, когда он осознает, насколько все плохо. — Кстати, Лань Сичэнь упоминал про колебания у тебя духовной энергии и что-то про золотое ядро, — вспомнил одну из основных причин их карантина Вэй Усянь. Лань Чжань кивнул; его рука со спины Вэй Усяня переместилась тому на голову и теперь бережно поглаживала затылок. Вэй Ин откровенно млел под этой лаской, едва ли не мурлыча дворовым котом от накатившего удовольствия. — Золотое ядро напрямую зависит от духовных сил заклинателя, в то время как те являются итогом его пути совершенствования, его силы и развития его души. Вследствии ритуала Не Хуайсана в данные тела переместилась не столько наша память, сколько души. Так как у будущего меня больше духовных сил, которые передались сюда вместе с моей душой, то сейчас в моем теле происходит дисбаланс, вызывающий колебания моего золотого ядра. — То есть у тебя духовных сил больше, чем может в данный момент вынести твое золотое ядро, — хмуро подытожил Вэй Ин, — ты сейчас не можешь в полной мере контролировать свои силы. Это опасно? — Я думаю, это временное явление. Я чувствую, что мое золотое ядро стало гораздо сильнее, чем было раньше в этом возрасте. Полагаю, скоро я восстановлюсь до уровня будущего себя. Вэй Усянь облегченно выдохнул. — Это хорошо. Лань Чжань кивнул и с некой тревогой спросил: — А ты? — А что я? — Не сразу понял Вэй Усянь, уже разомлевший от чужого тепла и облегчения, — мое золотое ядро было уничтожено и после этого я не развивал свои духовные силы, так что я практически ничего не ощущаю. Непривычно, правда, сейчас все же чувствовать эту энергию, но, думаю, я более чем в порядке. Представляешь, когда я собирал свои вещи, то забыл взять меч. Цзян Чэн выглядел так встревоженно, когда я пытался оправдать себя. Нам повезло, что мой брат не такой проницательный, как твой. Так что ты думаешь о том, чтобы рассказать Цзэу-цзюню? Не все, конечно, но самое важное? Я думаю, он сможет нам помочь. — Мгм. — Вот и замечательно, — улыбнулся Вэй Усянь, слегка наклоняя голову; его волосы съехали с плеча и коснулись груди Лань Чжаня, щекоча тому кожу, — тогда позже обсудим это с Лань Сичэнем, я ведь толком не знаю, что произошло тогда в Облачных Глубинах. К тому же будет разумнее, если мы расскажем все это твоему брату незадолго до состязания лучников, когда у нас появятся хоть какие-то доказательства наших слов. Думаю, с этим мы сможем разобраться немного позже, сейчас у нас есть более насущные проблемы. Лань Чжань кивнул, с предельно серьезным видом поправляя Вэй Ину съехавшую алую ленту. Вэй Усянь почувствовал что-то среднее между воодушевлением и облегчением от мысли, что им не нужно спешить и с ходу разрабатывать планы масштабных битв. Сейчас, в теплых объятьях супруга, Вэй Усянь отказывался осознавать, что через два года им предстоит вновь окунуться с головой в свой самый худший кошмар. Не то, чтобы последующие после войны с орденом Вэней события были хоть каплю приятнее, но, тем не менее, Вэй Усянь, как и Лань Чжань, все же понимал и отлично видел первопричину большинства их бед. И это порождало самый сложный и опасный вопрос, произносить который Вэй Ин не хотел и откровенно боялся. К счастью, Лань Ванцзи озвучил его первым: — Вэй Ин, ты собираешься использовать техники темного пути? Правда от того, что вопрос озвучил Лань Чжань, легче не стало. Собирался ли Вэй Усянь вновь идти по скользкой дорожке? Вновь совершать ошибку за ошибкой, терять близких, терять себя? В этот раз у него был выбор, но выбор иллюзорный, хрупкий, как фарфоровая чаша, готовая треснуть от одного небрежного касания. У него еще было золотое ядро, но разве этого было бы достаточно? Сейчас он являлся хорошим заклинателем с большим потенциалом, но на момент войны ему было всего семнадцать, и он при всем желании не мог быть на одном уровне с Не Минзюэ и другими заслуженными заклинателями старшего поколения. В тот раз за счет использования темных искусств, Вэй Ин довольно быстро сравнялся по силе с лучшими заклинателями, даже во многом превзойдя адептов светлого пути по способностям и навыкам ведения боя. К тому же, как бы не любил Вэй Усянь праздных бахвальств, он, как и Лань Чжань, понимал, что без его участия война с псами Вэнь вряд ли бы закончилась так успешно. Вэй Усянь в одиночку зачистил множество их надзирательных пунктов, а также стал одной из главных причин успеха кампании Аннигиляции Солнца во время битвы в Безночном Городе. Тогда погибло много народу, и только Вэй Усянь со своей Стигийской Тигриной Печатью смог удержать подступившую подмогу ордена Ци Шань Вэнь. Тогда он был одним из тех, кого восхваляли и кого уважали. Как легко и быстро, однако, меняется мнение людей. Его темная энергия была необходима для их победы, но Вэй Усянь правда не знал, что ответить на поставленный Лань Чжанем вопрос. Что у него все еще нет выбора? Что он не хочет, но обязан? Звучит, как жалкое оправдание; Вэй Усяню самому противно от этих мыслей — он был не из тех, кто сваливает все свои проблемы на окружающих и всю вину оправдывает неудачным стечением обстоятельств. Тогда Вэй Усяню нужно было решить — месть и жизнь с бременем отступника или бесполезная смерть и победа убийц его семьи. И он сделал свой выбор, а вот был тот хорошим или плохим уже не имело никакого значения, да и не мог Вэй Усянь сам ответить на этот вопрос с предельной точностью. Что хорошо и что плохо он решает сам, а другие пусть и дальше судят его ошибки и победы. Тогда это казалось Вэй Ину правильным, и, если говорить откровенно, казалось правильным до сих пор. Как однажды сказал Цзян Чэн: «Его упрямство и своеволие не исправит даже могила». В чем-то его шиди оказался ужасно прав. Сейчас же выбор был совершенно иным — пойти по знакомой темной дорожке с уверенностью в своих силах и знанием их цены в сотнях человеческих жизней или постараться сохранить себя, но подвергнуть еще большей опасности своих близких и родных. К тому же светлый путь совершенно не гарантировал им победы. — Я не знаю, Лань Чжань, — честно признался он, вдыхая знакомый успокаивающий запах сандалового дерева, — я хочу достойно пойти с тобой бок о бок по светлому и честному пути, но я не уверен, что смогу. Лань Ванцзи осторожно коснулся губами его макушки. — Ты сможешь, — уверенно сказал Лань Чжань и сердце Вэй Усяня сделало кульбит, — но ты не обязан. — Но, Лань Чжань, не ты ли всегда говорил мне, что темный путь разрушает тело и уничтожает душу? — Непонимающе переспросил Вэй Усянь. Слова Лань Чжаня все еще отдавались набатом в его голове. Лань Чжань не против темного пути? Вэй Усянь что-то снова не правильно понял? — За время, проведенное с тобой, я понял, что был не прав. Глаза Вэй Усяня расширились, и он резко сел, недоуменно разглядывая родное лицо и едва ли не панически маша руками. — Нет, Лань Чжань, ты был прав, темный путь действительно опасен, просто вспомни, как все обернулось до моего перерождения, к тому же, еще есть Сюэ Ян — чем не отличный пример того, что темный путь не самая хорошая вещь? — Сюэ Ян изначально был развращен и это не зависело от его пути, а ты, Вэй Ин, всегда действовал из лучших побуждений. Твоя душа неспокойна, но в ней нет тьмы, — ответил Лань Чжань, и Вэй Усянь в действительности не знал, смеяться ему или плакать от абсурдности происходящего. Вот он, коварный Старейшина Илин, сидит на коленях у воплощения добродетели — младшего нефрита ордена Гу Су Лань, и старательно убеждает того, что темный путь — это опасно и плохо, в то время, как чистейший из всех людей старательно оправдывает массовую резню, что всегда была верной спутницей Вэй Усяня. Это было безумием, и Вэй Усянь даже засомневался, не ударился ли Лань Чжань головой и не овладел ли им какой-нибудь неприкаянный темный дух, желающий утащить Вэй Ина в саму преисподнюю. — Если я снова потеряю контроль, то все наши старания будут псу под хвост. — Ты не потеряешь контроль, я буду рядом. Ты не обязан делать то, что не считаешь правильным. И неозвученным: «я доверяю тебе». Вот оно. Вот то, что тянулось через все его слова белой нитью, скользило в глазах золотыми всполохами, теплело на кончиках пальцев. Это уверенное «я рядом» на пару с несказанным, но подразумевающимся «я доверяю тебе» отдалось рябью меж ребер, пробралось под кожу, выбило сомнения и страхи. Вэй Усянь почувствовал отчаянную нужду сказать хоть что-то в ответ, но слова отказывались срываться с языка, и все, что Вэй Ин мог — это с упоением смотреть на этого человека, готового ради него отступиться от собственных правил и преодолеть любую боль. Вэй Усянь его не заслуживал, не заслужил и не смог бы заслужить, прожив хоть сотню своих перерождений. Тогда они оба были одиноки: Лань Чжань переживал утрату отца, страх за брата и отчаяние после падения Облачных Глубин, а Вэй Ин падал все ниже, потеряв все ориентиры и запутавшись в собственном агонизирующем сознании. Они проживали свою боль раздельно, с громким треском ломались и собирались вновь. Лань Чжань — правильно, но с заметными шрамами-сколами, царапинами на коже и до стертых в мясо идеальных пальцев, а Вэй Усянь просто собрался как-то не так. Неправильно, растеряв кусочки, раскрошившись под ударами и не найдя помощи, и в этих потерянных частях остался весь он, настоящий, с улыбкой и добротой в сердце. Будет ли это правильным? Как отнесутся все остальные, если он ни с того ни с сего пойдет по темной дорожке? Если они отстоят Пристань Лотоса, то с какой ненавистью будет смотреть на него Госпожа Юй? И как сильно разочаруется дядя? Наконец, взвесив все за и против, Вэй Ин тяжело выдохнул, пристраиваясь обратно на теплой груди. Он не мог найти ответа на эти вопросы и, признаться, не стремился искать — какое ему дело до реакции четы Цзян, главное, чтобы они были живы, и пусть хоть ненавидят, хоть гонят, хоть травят псами — Вэй Усянь стерпит, как обычно, или просто уйдет после конца этого сумасшествия. Лань Чжань ведь будет рядом, а это значит, что Вэй Усяню больше нечего бояться. — Я постараюсь лишний раз не прибегать к этому. У меня все еще есть золотое ядро, и я не знаю, как оно отреагирует, если я воспользуюсь темной энергией в большом объеме. В конечном итоге, все мои навыки Старейшины Илин все еще при мне, так что я в любом случае смогу воспользоваться своим опытом, если это потребуется, но я не хочу применять темные техники без серьезной необходимости, — и, поразмыслив, добавил, — я буду использовать их только во время войны. Это было бы хорошим решением. Так как использование темной энергии не зависело от духовных сил, ключевым критерием, ограничивающим ее использование, был банальный опыт, которого у Вэй Усяня было с лихвой. Он мог бы переродиться в младенца, но если бы его память была при нем, то даже в столь малом возрасте он смог бы поднять пару десятков мертвецов. Вэй Ин представил эту картину и не к месту захихикал. Ладно, все не совсем так — сила тела тоже имела некоторое значение — все же пропуск через себя темной энергии не всегда проходил гладко, но это уже были мелочи, в понимании Вэй Усяня, недостойные особого внимания. К тому же Лань Чжань будет рядом и остановит его, если что-то пойдет не так. Вэй Усянь не забросит тренировки по совершенствованию своего золотого ядра, и после того, как закончится война, он непременно постарается нагнать своего супруга на светлом пути, но пока они были на тонкой грани отказываться от такой мощи было бы глупо. Лань Чжань, наверное, тоже это понимал, поэтому так спокойно и говорил о том, что не имеет ничего против того, чтобы Вэй Усянь все же использовал темные техники. Его муж, все же, был самым лучшим. Лань Чжань, очевидно, более чем довольный его ответом, все же напомнил о том, что им нужно разложить свои вещи (разложить, а не засунуть в шкаф, надеясь, что не выпадет) до прихода Лань Хуаня. Подниматься с нагретого места Вэй Усяню не хотелось, но все же пришлось. День пролетел на удивление быстро, однако Лань Сичэнь не спешил заглядывать к ним на огонек, что, если честно, немного раздражало Вэй Усяня — после обеда, принесенного одним из адептов, Лань Чжань отказывался от поцелуев и объятий, аргументируя это тем, что его брат ходит довольно тихо, а они, как правило, увлекаются друг другом достаточно сильно, чтобы не слышать ничего вокруг. Самое обидное, что на это возразить Вэй Усяню было толком и нечего. Лань Сичэнь пришел за час до отбоя — немного усталый, но с неизменной дружелюбной улыбкой на лице. Поклонившись и попросив прощение за столь долгое ожидание, он присел за стол, и Вэй Усянь сразу подметил, что он что-то держит под своей сверкающей белизной накидкой. Если бы это был Лань Чжань, то Вэй Ин давно бы уже подлез к нему, забираясь руками под одежду, но с Лань Сичэнем так поступать было бы в высшей степени грубо и некультурно. Вэй Усянь представил лицо Лань Чжаня, если бы он и впрямь сейчас сорвал верхнюю одежду с его брата, и едва не засмеялся в голос от своей фантазии, схлопотав недовольный взгляд своего супруга и немного растерянный — Лань Сичэня. Однако тайна, запрятанная старшим нефритом под свою одежду, выдала себя сама, просунув любопытную темно-серую морду через плотный воротник и с интересом принимаясь разглядывать всех присутствующих, периодически дергая своим розовым носиком и шевеля торчащими ушами. Лань Сичэнь выглядел немного виновато, поспешно засовывая любопытную морду обратно за шиворот, чтобы не тянуть сопротивляющийся комок через узкую горловину накидки. Как только Лань Хуань достал животное, Вэй Усянь мгновенно выхватил из его рук пушистый комочек с улыбкой прижимая к себе. Это навевало воспоминания. — Брат. — Прости, Ванцзи, но пока ты на карантине мы не можем позволить им находиться в твоих покоях, они — это твоя ответственность, и мы не можем заставлять других адептов ухаживать за ними. — Я понимаю, — кивнул Лань Чжань, при этом совершенно не выглядя хоть сколько-нибудь опечаленным, — а второй? Лань Хуань вместо ответа потянул полы накидки и вытащил из-за пазухи второго, очевидно, менее активного представителя ушастого семейства. Лань Чжань кивнул, принимая из рук брата несопротивляющееся животное и бережно опуская на деревянную поверхность стола. Немного замешкавшись и оглядевшись по сторонам, кролик дернул своим носиком и потянулся, заспанно зевая. Он огляделся, поводил ушами в разные стороны, пристально посмотрел на Старейшину Илин и в пару прыжков по гладкой поверхности преодолел расстояние от Лань Ванцзи до Вэй Усяня. Белый, как первый снег, кролик потянул Вэй Ина зубами за широкий рукав темного ханьфу, очевидно, намекая или даже, вернее сказать, требуя отпустить своего собрата. Его маленькие черные глазки, кажется, горели жаждой убийства, и он явно был намерен устроить страшную расправу над всеми находящимися здесь людьми, если ему сейчас же не вернут его драгоценную потерю. Вэй Усянь был в крайней степени очарован. — Спасибо, брат. — Тебе не за что благодарить меня, Ванцзи, — улыбнулся Лань Хуань, поправляя свою одежду. Они еще какое-то время говорили о чем-то своем, но Вэй Ин их особо не слушал; черный кролик, заметив недовольство белого, сам забился в чужих руках, требуя, чтобы его спустили вниз, однако Вэй Усянь, не обращая на это никакого внимание, подхватил со стола белый комок, таким образом прижимая к себе их обоих. Это было даже забавно; если Вэй Усяню не изменяет память, то это были буквально те же самые кролики, что он подарил Лань Чжаню в прошлый раз. Тогда, правда, его не особо интересовала их дальнейшая судьба, но сейчас один факт того, что Лань Ванцзи не просто выпустил их на территории Гу Су, а какое-то время держал их в своих личных покоях, просто безгранично умилял и без того слишком расчувствовавшегося сегодня Вэй Усяня. Лань Чжаню должно быть запрещено быть таким милым. Вэй Ин был уверен на все сто процентов, что эти слова точно были выдолблены где-нибудь на стене послушания в последней четвертой тысяче самых свежих правил ордена Гу Су Лань, примерно между «запрещено без причины улыбаться дольше четырех секунд» и «запрещено разговаривать с Вэй Усянем». Примерно так. Черный кролик завозился в его руках, явно не собираясь уподобляться своему спокойному собрату. За пару минут он уже успел заскучать и теперь активно вертелся, то и дело стараясь укусить Вэй Усяня за пальцы или пожевать его и без того растрепанные волосы. Белый же, удобно устроившись в складках темной ткани, только внимательно наблюдал за потугами своего друга, снисходительно фыркая на каждую его попытку перегрызть чужие лохмы. Эти кролики казались на удивление разумными, по крайней мере белый точно, и это немного пугало и очень даже смешило. — Целители подойдут к вам завтра после завтрака, — сказал Лань Хуань, поднимаясь из-за стола и направляясь в сторону двери, — надеюсь, что все будет в порядке. Приятного вечера, Ванцзи, господин Вэй. — Приятного вечера, господин Лань Сичэнь.  — До свидания, брат, — кивнул Лань Чжань, приподнимаясь из-за стола и кланяясь Лань Сичэню. Вэй Ин встрепенулся и прикинул, являются ли кролики в его руках достойным оправданием, почему он не может встать и достойно проводить будущего главу ордена, но Лань Сичэнь, кажется, даже не обратил внимание на отсутствие поклона с его стороны и только улыбнулся, кивая головой в знак прощания. Как бы там ни было, Вэй Ин облегченно выдохнул, когда за старшим братом его благоверного закрылась дверь. Вэй Усянь и без того очень долго держался от различного рода подколок, переходящих в невинный флирт, и сейчас, когда они с Лань Ванцзи вновь остались одни, Вэй Усянь мог, наконец, перестать делать вид, что кролики — единственная вещь, интересующая его в этой комнате. Было довольно сложно сдержать себя и не наговорить Лань Чжаню при брате каких-нибудь милых глупостей о кроликах и сентиментальности. — Лань Чжань, ты только посмотри, какие они хорошенькие, — воскликнул Вэй Ин, поднимая в руках белого кролика и с громким звуком, больше похожим на кошачье мурчание, потираясь кончиком своего носа о его розоватый носик; кролик, кажется, был более чем доволен своей нелегкой участью и с охотой отзывался на ласку, — гэгэ, я уже успел забыть, какие же они были миленькие! Ты уже дал им имена? — Мгм. Черный кролик, недовольный долгим отсутствием внимания к своей персоне, залез к Вэй Усяню на колени и перевернулся на спинку, совершенно нагло и бесстыдно требуя ласки; Вэй Ин солнечно улыбнулся, щекоча наглеца кончиками пальцев по пузику и ероша шерсть между оттопыренных ушей. Кролик от его ласк довольно зафыркал и задергал задней лапкой; Вэй Усянь звонко рассмеялся, одной рукой прижимая белый меховой комок к своему плечу. — Эх, это так обидно, Лань Чжань, я ведь тоже хотел бы дать им имена. — Хорошо. — Правда? — Мгм. Лань Чжань подошел и сел рядом, пока Вэй Усянь вслух размышлял над различными именами питомцев, не забывая ласково проводить пальцами по их мягкой шерстке. — Ничего в голову не идет, — недовольно и немного обиженно пробурчал он, тяжело вздыхая, — Лань Чжань, а какие имена им дал ты? Вот этому, беленькому, наверняка какое-нибудь витиеватое и звучное, он ведь как настоящий Лань, да, гэгэ? — Мгм, — просто ответил Лань Ванцзи. — Ну, Лань Чжань, ну скажи, как ты его назвал? — Протянул Вэй Усянь, делая свое самое жалобное лицо. Немного помешкав Лань Чжань все же ответил: — Нин. — Как «мир», да? А-Нин... звучит неплохо, ему очень подходит, знаешь, я думаю, мы не станем его менять. А второго как? За окном ветер шуршал листвой; где-то вдалеке раздался колокольный звон, оповещающий всех о наступлении отбоя. Вэй Ину показалось, что он увидел, как покраснели кончики ушей Лань Чжаня, и прежде, чем он успел бы избежать ответа, сославшись на отбой, Вэй Усянь притянул его ближе, придерживая за рукав и устраиваясь так, чтобы соприкасаться со своим мужем коленями. — Ну же, Лань Чжань, я ведь не смогу спать, пока не узнаю его имя, а ты ведь не хочешь, чтобы я не давал тебе спать своими расспросами, — промурлыкал Вэй Ин, заглядывая Лань Чжаню в глаза и не давая тому ни единой возможности избежать ответа. Еще секунду помявшись, Лань Чжань все же ответил: — Чэньцин. И Вэй Усянь счастливо улыбнулся; тепло стремительно переполняло его грудь, и он ощутил, как сильно ему хочется обнять такого милого, смущенного Лань Чжаня снова прямо сейчас. — Ты восхитительный, Лань Чжань, — весело засмеется Вэй Усянь, поднимая черный шерстяной комок и протягивая Лань Чжаню; Лань Ванцзи даже не посмотрел на кролика, скорее по привычке забирая того из чужих рук. Его взгляд целиком и полностью был прикован к лицу Вэй Усяня, и Вэй Ин видел, как блестели его глаза в подступающих сумерках, — правда А-Чэнь очень милый? Ну же, Лань Чжань, скажи, что он милый! — Милый, — искренне ответил Лань Чжань. И Вэй Усянь почувствовал себя как-то до ненормального счастливо, понимая, что Лань Чжань имел в виду вовсе не кролика.