Иные пути

Лань Чжань совершенно и точно не ревновал. Он был взрослым мужчиной, заклинателем, прошедшим множество испытаний, и он целиком и полностью доверял своему супругу несмотря на то, что тот довольно часто делал различные деструктивные и опасные вещи. У него не было причин не доверять Вэй Ину и не было причин обижаться, если тот находил себе что-то интереснее его компании. В этом был весь Вэй Усянь — он не мог сидеть на одном месте дольше пяти минут, как не мог и подолгу сосредотачиваться только на одном объекте. Для него это было чем-то само собой разумеющимся — нарушать чужое личное пространство, открыто улыбаться посторонним, смеяться в голос, быть контактным. И это было нормально. Вэй Усянь не был его собственностью и Лань Ванцзи не пытался его ограничить в чем-либо, потому что это бы причинило Вэй Ину дискомфорт, а Лань Чжань этого не хотел. Но. Эти кролики ему не нравились. То есть они были милые и в прошлом он их обожал, но сейчас он думал, что, возможно, идея Вэй Ина сделать из них жаркое не была настолько плохой. Опять же, это была не ревность, просто проснувшись, как положено, в пять утра, Лань Чжань обнаружил, что вместо него в объятьях его супруга были эти комки шерсти, несмотря на то, что прошлым вечером Лань Ванцзи довольно ясно дал понять, что не потерпит животных в их постели. Это было самым настоящим предательством. И неплохо так выбивало Лань Чжаня из колеи. Тем не менее Вэй Усянь выглядел по-настоящему счастливым, во сне зарываясь носом в их шерсть, да и кролики, признаться, смотрелись довольно мило, дергая ушами и периодически копошась под чужими пальцами в поисках более удобного положения. А-Чэнь довольно забавно дергал лапами и даже во сне стремился перегрызть чужие темные локоны. Лань Чжань не спешил его останавливать. Обычно Лань Ванцзи пытался растолкать Вэй Ина около шести утра, умывал, причесывал и позволял лечь обратно примерно до девяти-десяти часов, понимая, что его супруг все равно не встанет раньше этого времени. В этом не было ничего удивительного — если Лань Чжань мог обходится без сна и считал тот лишь необходимостью для поддержания баланса сил в своем теле, то Вэй Усянь поспать любил, и лишить его удовольствия понежиться в теплой постели Лань Чжань просто не мог. В конечном итоге Вэй Ин все же был родом из другого ордена и не привык следовать такому четкому распорядку дня. Сегодня Лань Чжань не собирался его будить. Он понимал, что все произошедшее было довольно большим стрессом для Вэй Усяня и он не хотел нагружать того слишком сильно. К тому же лекари придут не раньше полудня, так что им совершенно некуда было спешить, а будить Вэй Ина только для того, чтобы привить ему режим Гу Су Лань было глупо и, если честно, попросту не хотелось. Спящий Вэй Усянь был непозволительно красив, и Лань Чжань, не сдержавшись, провел рукой по его щеке. Это было так странно — видеть Вэй Ина в его настоящем теле, касаться его волос, заглядывать в любимые глаза, а не только искать отблески в чужой радужке расширенных зрачков. Лань Ванцзи не стал далеко отходить и сел прямо у изножья кровати, принимая позу для медитации, но, тем не менее, все равно продолжая украдкой наблюдать за своим ворочающимся во сне супругом. Лань Чжань любил его любым, независимо от тела или внешности, его пути или ошибок. Для него не имел значения цвет глаз, изгиб тела, мягкость кожи или оттенок волос, не имел бы значения пол и возраст, потому что это все было лишь оболочкой, сосудом искренней и яркой души, которую Лань Ванцзи любил всем своим сердцем. Тело Мо Сюанюя отличалось от истинного облика Вэй Усяня, но Лань Чжаня это практически не смущало, потому что даже на чужом лице та улыбка была родной и взгляд ведь совсем не изменился. После перерождения Вэй Усянь был ниже, хрупче и слабее, кожа его была такой же бледной, но волосы послушней и короче, а глаза имели совершенно иной оттенок, но Лань Чжаню было все равно, потому что Вэй Ин называл его гэгэ и целовал искренне и жадно, так, что можно было сойти с ума, и пускай, что чужими губами. Лань Чжань смирился с этим, смирился, что никогда не увидит под собой то самое тело, не коснется, не поцелует, не прижмет к груди, но это была малая плата за то, что он уже имел. Вэй Ина. Рядом. Любящего, теплого, живого и плевать, каким цветом отливают глаза и насколько торчат чужие ключицы. Но сейчас Лань Чжань не мог насмотреться, и даже медитация не особо помогала остановить учащенно бьющееся сердце. Когда он только пришел в себя в своих покоях после ритуала, то едва смог встать. Ему потребовались сутки, чтобы расставить все по полочкам и успокоить пугающе молодого брата. Ему были безразличны возгласы лекарей, суровый взгляд дяди, советы и чужие слова, для него уже мало что имело значение к тому моменту. Кроме Вэй Ина, что, кажется, был везде: в библиотеке, в классе, на озере Билин, в компании Цзян Чэна и Не Хуайсана, в одиночестве у источника, с бесстыдными шутками и рисунками вместо правил Гу Су Лань. Вэй Ина, который принес ему кроликов, нарисовал его с цветком в волосах, подложил порнокнижку, улыбался так весело и легко и ничего не помнил. Это был удар ниже пояса. Словно ведром холодной воды окатило; Лань Чжань демонстративно сердился, пряча под длинными рукавами дрожь в руках, громко возмущался и бросался вперед с мечом, желая коснуться противника хотя бы самыми кончиками пальцев. А Вэй Усянь только уворачивался, хохотал, флиртовал и тихо уничтожал Лань Чжаня изнутри, выжигая и прожигая знакомым клеймом бледную грудь. Лань Чжань давно не чувствовал такой смеси истинной, детской радости от осознания, что этот Вэй Ин еще жив, цел и все еще может так беззаботно болтать со своим шиди, ловко управляя мечом, и отчаянного, удушливого страха, ломающего изнутри хрупкие ребра и едва не выворачивающего наизнанку. Потому что этот Вэй Ин определенно и точно его не любил, и осознавать это было больно, но пока Вэй Усянь с усмешкой разваливался напротив него за деревянным столом, размашисто работая кисточкой — почти терпимо. Лань Чжань все еще не мог его коснуться. Но мог смотреть. На тонкие, но сильные пальцы, на искрящиеся жизнью глаза, на игривые жесты и шелк темных волос. На алую ленту, которую треплет ветер. На то, как он мастерски управляет Суйбянем. На кожу, что едва не светится в переливах закатного солнца. Лань Ванцзи мог бы смириться с подобным раскладом. И какое счастье, что ему не пришлось. Когда до него дошли слухи о плохом самочувствии первого ученика Юнь Мэн Цзян, он, признаться, растерялся. С момента его перемещения прошло уже больше двух недель, и он действительно не ожидал, что такое может произойти, но симптомы все говорили за себя. Когда брат пришел поговорить с ним и выразил свое беспокойство подобным происшествием с еще одним учеником, Лань Чжань не знал, как себя вести — с одной стороны быть запертым в цзинши с Вэй Усянем всегда было его желанием, но с другой — это все могло быть ошибкой, и если бы Вэй Ин ничего не вспомнил, то Лань Чжань бы сошел с ума от этой недозволительной близости, чувствуя себя настоящим преступником. Вчера, зайдя в дом и увидев спящего в неудобной позе супруга, он понял, что никакая медитация не сможет успокоить его отчаянно трепещущую душу, и касаться тогда Вэй Ина было неправильно, но и иначе он просто не мог. Ему хотелось запомнить, выжечь на подушечках пальцев, вбить в себя нежность и тепло чужой кожи, чтобы даже если их пути разойдутся он мог вспоминать это мгновение ни о чем не жалея. И когда Вэй Усянь схватил его за рукава, Лань Чжань понял, что пропал. В глазах, в улыбке, в шепчущем «гэгэ» и мягких поцелуях, вызывающих дрожь в молодом теле. Объятья душили, плавили, и одним Небесам известно, каких усилий Лань Ванцзи стоило остановиться и не наброситься прямо так, оставляя метки на тонкой шее и целуя длинные пальцы и кисти. Позабылись и сдержанность, и целомудрие, и правила стали не нужны; Вэй Ин обнимал его и лихорадочно шептал на ухо всякие непотребства, целовал щеки, покусывал губы. Если бы не обстоятельства, не люди за окном и необходимость быть сдержаннее, он бы никогда не смог заставить себя отодвинуться от этих мягких ласк. Он чувствовал переполняющую его радость, что мешалась с трепетом, нежностью и волнением. В этот раз они были в своих молодых телах, и Лань Чжань знал, что, по сути, все, что они захотят сделать будет в действительности первым разом в этом времени, начиная поцелуем и заканчивая их ежедневным обещанием. И потому спешить не хотелось, как не хотелось и испортить момент, потому что это было важно. Для них обоих. И тут не имел значения тот факт, что в их памяти сохранилось достаточно воспоминаний о прошлых моментах близости — эти тела были еще чисты и невинны, как только что распустившиеся цветки лотоса. Вэй Ин не раз говорил, насколько неприятны физически для него были их первые разы, поэтому Лань Чжань не спешил и не хотел давить на переполненного эмоциями Вэй Усяня, который от накативших чувств был готов едва ли не на что угодно. Это было бы бесчестно по отношению к нему, и даже если сам Вэй Ин не придавал подобным вещам значения, то Лань Ванцзи очень даже да. И поэтому остановился до того, как все зашло слишком далеко. Вэй Ин весь вечер на него обижался, но даже такой он был просто невероятно очарователен, поэтому особых мук совести Лань Чжань не испытывал. Во время разговора с Лань Хуанем Вэй Ин, кажется, едва ли их слушал, поглощенный какими-то своими размышлениями. Это позволило братьям обсудить порядок жизни и обучения Вэй Усяня в условиях карантина, перекинуться парой фраз о делах ордена и поговорить о реакции дяди на согласие Лань Чжаня проживать в цзинши вместе с главным нарушителем правил всего Гу Су Лань. Глаза Лань Сичэня смеялись, когда он говорил про это. Кажется, он что-то подозревал, но Лань Чжань рассудил, что они с Вэй Ином еще успеют поставить его брата в известность касательно их отношений и будущего, поэтому он тактично промолчал, отведя взгляд. Его вид, пожалуй, можно было назвать виноватым и, в какой-то мере, смущенным. А потом были кролики. Ужасные животные. Лань Чжань медитировал ровно до того момента, пока Вэй Ин, сонно зевая и потягиваясь, все же не встал с постели. Завтрак уже успел остыть, но это было не критично. В конечном итоге им доводилось питаться и в гораздо более жестких условиях. К тому моменту, как Вэй Ин умылся, позавтракал, попытался накормить своими палочками Лань Чжаня, потерпел неудачу и получил пару утешительных поцелуев, солнце уже взошло и ярко сияло, бликуя от посуды кучей солнечных зайчиков. Не забыв покормить кроликов, Вэй Усянь стал резво скакать по комнате, не зная, чем занять свое свободное время. Как Лань Чжань уже говорил ранее, его супруг просто не мог оставаться на одном месте слишком долго, и если к сумеркам был шанс, что его обуяет лень, то днем, преисполненный энергией, он просто физически не мог посидеть спокойно. Это касалось всего — уроков, когда он ерзал и мешал окружающим, тренировок, когда он лез вне своей очереди, приемов пищи, когда он не затыкался ни на секунду, и сотен тысяч прочих мелочей. Это, должно быть, была одна из самых раздражающих для окружающих и трепетно любимых самим Лань Чжанем черт чужого характера, и, если не брать в расчет кучу проблем, которые Вэй Усянь создавал в такие моменты, то это можно было бы назвать милым. В какой-то степени. Не то, чтобы в Вэй Ине хоть что-то не было милым, просто при свете солнца и с копной нечесаных волос он был одним из прекраснейших явлений, которые Лань Ванцзи только видел в своей жизни. Метания Вэй Ина прервали подоспевшие целители в компании Лань Сичэня, который, кажется, вознамерился лично проверять их и утром, и вечером, и, вообще, будь его воля, то он бы, наверное, поселился здесь вместе с ними, и слава богам, что подобного никто бы не допустил. Ни дядя, ни сам Лань Ванцзи. — Как тебе спалось на новом месте, Ванцзи? — Хорошо, брат, мне здесь вполне комфортно, — честно признался младший нефрит. После приветственных поклонов и доклада об их состоянии, Лань Чжань опустился на свободную застеленную кровать; несколько пылинок взметнулось в воздух, искрясь на свете солнца тонким переливом. Один из лекарей сжал его запястье, прощупывая пульс, в то время, как другой, гораздо более молодой, точно так же усадил Вэй Усяня на все еще незаправленную постель, обхватывая пальцами его руку и сосредоточено хмуря тонкие брови. Время текло медленно и Лань Чжань старался максимально сосредоточить внимание на своем золотом ядре — оно все еще пульсировало и словно зудело, распространяя по телу светлую энергию неровным, прерывающимся потоком. Это не доставляло особого вреда или дискомфорта, если не заострять внимание, но под конец дня обращалось сильной истощенностью и некой вялостью в теле, какая бывает после тяжелой ночной охоты или многочасовой тренировки. С этим можно было смириться, но Лань Сичэнь, обеспокоено маячивший за чужими спинами, очевидно, так не считал. Он не хотел прерывать целителей и лишний раз нагружать брата разговорами, но по его открытому лицу было видно, что он явно хочет о чем-то спросить, и какой-то странный, неясный блеск в его глазах немного напрягал Лань Ванцзи. Его брат всегда был безупречно вежлив и учтив, но его иногда немного заносило, когда речь шла о любимом младшем брате. Побороть подобную опеку Лань Чжань смог только после сожжения Облачных Глубин, доказав брату, что сам способен справиться со всеми сложностями, однако сейчас Лань Ванцзи очень не хотелось бы прибегать к подобным методам решения их проблем. Братья в этом возрасте были сильно эмоционально привязаны друг к другу, и, признаться, Лань Чжаню совершенно не хотелось это менять, но это было необходимо, если он хотел уберечь психику Лань Хуаня от разрушительной правды. Он просто еще не был готов слышать подобное, как и сам Лань Чжань не был готов говорить. Это было сложнее, чем они с Вэй Ином полагали. Прошло порядка получаса, прежде чем целители отпустили их руки и с сомнением переглянулись, словно решая, стоит ли оглашать результат. — У господина Лань Ванцзи все еще наблюдаются колебания, но уже гораздо слабее, однако золотое ядро… я не ошибусь, если предположу, что оно стало гораздо мощнее, чем было раньше? — Мгм. — В таком случае, — все еще с сомнением проговорил лекарь, — я думаю, что в скором времени это должно пройти, если вы будете медитировать, а также при условии, что какое-то время вы не будете нагружать свое ядро — оно нестабильно, и мы не можем точно знать, как оно отреагирует на большую затрату энергии. Кивнув в знак согласия, Лань Ванцзи встал с кровати, благодарно поклонившись лекарю и выжидающе упираясь холодным взглядом в адепта, задумчиво смотрящего на Вэй Усяня. Очевидно, он не был точно уверен в том, что собирался сказать, и Лань Чжань напрягся, ожидая его слов словно настоящий смертный приговор. Как бы Вэй Усянь не пытался убедить его, что чувствует себя более чем прекрасно, Лань Чжань уже имел возможность наблюдать, как иногда виртуозно Вэй Ин плетет свою ложь, стремясь сохранить спокойствие близких ему людей. Он не любил, когда за него излишне волновались или тряслись, словно он какая-то хрупкая драгоценность. Иногда Лань Чжаню казалось, что Вэй Усянь просто чувствует себя недостойным чужого волнения, и вспоминая все, что пережил его супруг, Лань Ванцзи чувствовал, как сжимается от сильнейшей боли и тоски его сердце. Вэй Усянь был достоин намного большего, чем думал сам. Больше, чем мог бы дать ему Лань Чжань, несмотря на всю свою любовь, потому что этот человек заслуживал целого мира. Потому что он всегда улыбался, как бы сложно и больно ему не было, и самое страшное в том, что каждый раз — искренне. От всей истерзанной души, никого, кроме себя, не обвиняя в ошибках и слабостях. Именно поэтому, как бы сильно Лань Чжань не верил своему супругу, он просто не мог быть до конца уверенным, что тот не умалчивает что-нибудь касательно своего здоровья. Вэй Усянь всегда был халатен в этом вопросе, всегда пренебрежительно относился к ранам, и после его смерти мало что изменилось, разве что болезненных шуток про ту сторону стало немного больше, чем раньше. Именно поэтому, как бы Вэй Ин не убеждал его, что полностью в порядке, Лань Чжаню хотелось услышать это от целителя лично. Лань Чжань не знал, как отреагирует золотое ядро Вэй Ина на его перемещение, учитывая, что он долгое время не пользовался светлой энергией в принципе, после чего хоть и возобновил тренировки, но все же использовал, если можно так выразиться, чужое золотое ядро, что не могло не сказаться на духовной силе. Это беспокоило Лань Чжаня гораздо больше его собственного ядра, в конечном итоге, ему, в отличие от Вэй Усяня, никакая по-настоящему большая опасность не грозила. Вэй Усянь, однако, его страха не разделял, весело улыбаясь и стуча пальцами по коленям. Он не выглядел хоть сколько-нибудь заинтересованно, скорее, можно сказать, скучающе. — Золотое ядро господина Вэя в порядке, но я не совсем уверен, — пробормотал лекарь, качая головой, — у меня такое чувство, что в нем есть что-то… постороннее. Вэй Усянь насмешливо поднял бровь, придавая своему лицу крайне удивленное выражение. Усмехнувшись, он принял более расслабленную позу, локоть одной руки ставя на колено и кистью придерживая щеку, всем своим видом показывая, что он утомлен, но крайне заинтересован. Лань Чжань, однако, видел искорки смеха в чужих глазах. Перепуганного лекаря даже стало немного жаль. — Ох, что же вы такое говорите? Нечто постороннее? В моем золотом ядре? — Выкликнул Вэй Ин, взмахивая свободной рукой и драматично касаясь груди, — как же такое могло произойти? Неужели мы подхватили какого-то паразита? Ах, Лань Чжань, ты только посмотри, как бесчестно все выходит! Твое золотое ядро, видимо, сожрало его и стало только сильнее, в то время как я тут мучаюсь! Лань Ванцзи только покачал головой. Ему стоило бы остановить вошедшего во вкус супруга, но все методы, которые Лань Чжань мог бы использовать, сейчас — в присутствии других адептов Гу Су Лань и его родного брата — считались бы в высшей степени бесстыдными. Скорее всего Вэй Усянь тоже это понимал, потому и бесстыже подтрунивал над несчастным бледнеющим лекарем, ловко провоцируя и играя на нервах Лань Ванцзи, как на своей любимой флейте. — Н-не стоит так волноваться! Ваше золотое ядро в порядке, просто от него исходят редкие слабые потоки посторонней энергии, возможно, вы недавно были ранены и нечаянно впитали в себя немного темной ци, в этом нет ничего опасного, — поспешно заверил целитель, поднимаясь и явно не зная, куда теперь деть свои руки, — все должно пройти через пару дней, но вам также стоит уделить больше времени медитации для контроля духовных сил. — Во время инцидента с бездонным омутом господин Вэй, если я не ошибаюсь, упал в воду, возможно, тогда он и подхватил это, как думаешь, Ванцзи? — Обратился к брату Сичэнь. — Мгм, — ответил Лань Чжань. Если честно, то данная новость с одной стороны вызвала у него облегчение — Вэй Ину и его ядру в действительности ничего не угрожало, но с другой стороны Лань Чжань не совсем понимал, откуда темной энергии было взяться в этом времени. Вэй Усянь еще не пользовался ей, так как же такое могло произойти? С его собственными духовными силами все было ясно — они являлись неотъемлемой его частью, следствием его самосовершенствования и долгих лет медитации, так что неудивительно, что они перенеслись в новое тело. Однако темная энергия являлась подпиткой извне, и как утверждал Вэй Усянь, была бесконтрольна, хаотична, и ей можно было свободно пользоваться и без золотого ядра, и это означало, что она никак не могла быть связана с заклинателем или подобна духовным силам. И потому не могла прийти в новое тело вместе с душой. Возможно ли, что это какой-то след от ритуала? И если да, то почему пострадало только золотое ядро Вэй Усяня? — Да, точно, такое вполне может быть, — согласно закивал Вэй Ин, — я потерял сознание на пару секунд, так что вполне возможно, что все произошло так, как вы сказали! К тому же Лань Чжань был так груб тогда, почти меня удушил… Лань Сичэнь перевел на брата полный удивления взгляд. Конечно, Вэй Усянь точно помнил только свою прошлую жизнь и, очевидно, имел некоторые провалы относительно событий, которые разнились между двумя реальностями. В этом был смысл — Вэй Ин не мог помнить два произошедших события, которые практически не отличались друг от друга, потому что тогда в его голове возникла бы сильная путаница, и раз подобного не произошло, то это значит, что старые воспоминания просто вытеснили относительно недавние моменты. Это произошло, скорее всего, неосознанно, в процессе горячки; Лань Чжань этого не испытывал, потому что очнулся в этом времени первым и никаких изменений к тому моменту еще не было, однако Вэй Ину повезло чуть меньше. Наверное, это было тяжело — разобрать, какая из картинок в его голове была из этого времени, а какая — из их настоящего прошлого. Сейчас, говоря о грубости, он, очевидно, имел в виду события их родной временной линии, когда Лань Чжань вытянул его из воды зашиворот. Если все было так, как предполагал Лань Чжань, и сознание Вэй Ина просто стерло все, что не подходило под его уже существующие воспоминания, то он не мог знать, что в этот раз Лань Чжань вытянул его за руку, а потом придерживал за талию, помогая восстановить равновесие. Вот только Лань Сичэнь это помнил. Помнил, и смотрел на брата со смесью интереса и недоверия. Лань Чжань пока не мог знать, как много успел понять его брат — Лань Сичэнь всегда был умен и наблюдателен, если только вера и преданность не туманили его взор, и сейчас явно был не тот случай. Он умел подмечать мелкие детали, как например то, что Лань Чжань, обычно не сильно любивший физические контакты, в тот раз намеренно и сам касался чужого тела. Или то, как резко его раздражение сменилось на почти снисходительное терпение. Если учитывать неясно каким образом усилившейся золотое ядро Лань Чжаня и Вэй Ина, который сейчас вполне мог запутаться в фактах измененного времени, оставалось лишь вопросом времени, как скоро Лань Хуань потребует у них объяснения. По-видимому, разговор им предстоит куда раньше планируемого срока. Тему нужно было переводить, и, слава Небесам, Вэй Ин сам это понял по нахмуренным бровям Лань Чжаня. Иногда он бывал ужасно невнимателен, но в таких вещах ему не было равных. — Господин Лань Сичэнь, а нам вообще нельзя выходить за пределы цзинши? — Сожалею, но пока нет. — О Боги, но ведь здесь совершенно нечем заняться, — проныл Вэй Ин, запрокидывая голову и едва не скуля, — Лань Ванцзи ведь меня со свету сживет своим бубнежом о правилах и пристойности, Цзэу-цзюнь, будьте милосердны. Лань Сичэнь улыбнулся и кивнул; лекари, до этого момента не находящие себе места, облегченно выдохнули и, поклонившись, покинули цзинши, явно не особо стремясь слушать жалобные завывания первого ученика ордена Юнь Мэн Цзян. Лань Сичэнь на минутку задумался, прикидывая, что можно поделать с этой небольшой проблемкой. То, что его брат достанет Вэй Усяня он сомневался, однако, если последний будет и дальше так действовать на нервы Ванцзи, то это не закончится ничем хорошим. — Я могу принести для вас книг, чтобы вы не отставали от программы. Вэй Ин застонал, закрывая лицо рукой. Лань Чжань покачал головой, обращая свой взор на Лань Хуаня. — Брат, не затруднит ли тебя принести несколько свитков об артефактах и немного бумаги с чернилами? Вэй Усянь мгновенно приободрился, выпрямляясь и с интересом поглядывая на Лань Чжаня. Должно быть, он понял, как именно его супруг собирался занять их время. После войны с орденом Ци Шань Вэнь Вэй Усянь активно занимался разработкой различного вида артефактов, начиная компасом зла и заканчивая различными аналогами известных заклинательских талисманов. Несмотря на то, что многие его изобретения были только в процессе создания, они имели довольно большую цену и были бы весьма полезны, если бы Вэй Усянь все же успел их закончить до своей смерти. К тому же, ему действительно нравилось это занятие, но будучи ужасным Старейшиной Илин он не всегда мог воплотить свою безумную идею в жизнь, банально не имея под рукой большого количества светлой ци. Теперь же он мог закончить что-то из прошлых задумок или попытаться воплотить в жизнь какую-нибудь новую идею, и это, вне всяких сомнений, отвлекло бы его на достаточно продолжительное время. Вэй Усянь был крайне неусидчивым человеком, но если что-то увлекало его по-настоящему сильно, то он мог пренебречь и едой, и сном, и отдыхом, лишь бы закончить начатое. К тому же в будущем их ждет война, и парочка новых артефактов не станет лишней в битве с орденом Ци Шань Вэнь. Им еще предстояло поговорить о Стигийской Тигриной печати, ставшей огромной проблемой в прошлом. Вряд ли Вэй Усянь планировал создавать ее вновь, но, тем не менее, каким-бы разрушительным потенциалом не обладала Печать и какой бы опасной вещью не являлась, она сыграла большую роль в падении псов Вэнь, а, значит, им нужно было хотя бы попытаться создать ее аналог, который бы лучше поддавался контролю и который было бы проще уничтожить. Лань Чжаню отчаянно не хотелось, чтобы Вэй Усянь снова пачкал себе руки этой тьмой, но и другого выхода у них пока еще просто не было. Поэтому все, что они могли — плыть по течению, как бы противно Лань Чжаню не было это признавать. Он мог лишь надеяться, что им не придется пользоваться подобным. Но Лань Чжань не понаслышке знал, как бывают непозволительно хрупки подобные надежды. — Да, конечно, брат. В таком случае я подойду к вам вечером, заодно и принесу ужин, — улыбнулся Лань Сичэнь, кивая и уходя вслед за целителями; как бы ему не хотелось остаться подольше, у него все же был ряд обязанностей, необходимых к выполнению, и дел, не терпящих отлагательств. — Ах, Лань Чжань, ты действительно знаешь, как развеять мою скуку, — радостно улыбнулся Вэй Усянь, как только за Лань Хуанем закрылась дверь, — знаешь, это странно, у нас, вроде, карантин из-за того, что мы можем быть заразными, но в это же время Лань Сичэнь, очевидно, совсем не боится заразиться. — Не думаю, что брат считает нас заразными, скорее всего он просто… проверяет нас. Карантин — это профилактика и гарантия безопасности. — Жаль, что он не может длиться вечно. Это было еще одной из их проблем. Если Вэй Усянь все же сможет доучиться в Облачных Глубинах до конца мая, то после его отъезда им предстоит пережить еще два месяца разлуки, после чего они встретятся только на соревновании лучников на совете кланов в Безночном Городе в августе. Через год псы Вэнь нападут на Облачные Глубины. Но дело здесь было даже не в войне, о ней они еще успеют подумать позже, а в том, что им с Вэй Усянем придется провести порознь столько времени. В последние годы после событий с Цзинь Гуанъяо они редко разлучались дольше, чем на сутки. По нахмуренным бровям Вэй Усяня Лань Чжань понял, что тот думает о том же. Единственное, что могло бы разрешить Вэй Усяню официально посещать Гу Су или жить здесь — это личное приглашение главы Гу Су Лань или принадлежность Вэй Усяня к их ордену. Ни того, ни другого они сейчас не имели. Да и его близкие из Юнь Мэн Цзян вряд ли смирились бы с чем-то подобным. — Мы что-нибудь придумаем, Лань Чжань. Ты же знаешь, что я от тебя никуда не денусь, да? — Мгм. — После моего отъезда ты можешь посетить Пристань Лотоса и остаться в качестве гостя примерно на месяц или полтора, — рассудил Вэй Ин, задумчиво кивая своим мыслям, — ты вернешься в Гу Су за пару недель до совета кланов, чтобы вдоволь натренироваться и точно занять первое место в этот раз, а после… надо подумать. — Мгм. Идея посетить Пристань Лотоса была и пугающей, и заманчивой. Лань Чжань помнил свой прошлый визит и очередную стычку с Цзян Чэном, и хоть он понимал, что в этот раз ничего подобного не произойдет, все же с этим местом у него было связано не так много хороших воспоминаний. С другой стороны, Пристань Лотоса еще не претерпела те послевоенные изменения, и поэтому Вэй Ину наверняка не терпелось показать ему больше своих любимых мест. Как бы там ни было, Лань Чжань хотел вновь послушать его детские истории и увидеть тот самый радостный блеск в глазах. Да и расставаться не хотелось, а предложенная Вэй Ином идея была не так уж и плоха. — Если бы не псы Вэнь мы бы просто сбежали, — недовольно насупился Вэй Ин, — как в прошлый раз. Путешествовали, спасали людей, вернули бы тебе титул защитника всех и вся. Лань Ванцзи ничего не ответил. — Лань Чжань, как думаешь, когда мы расскажем Лань Сичэню, он сможет помочь нам с этим? — В данный момент у него нет на это полномочий, — покачал головой Лань Ванцзи, — мой брат будет бессилен. Он еще не глава клана и не может свободно раздавать приглашения в орден. Должна быть веская причина. — Словно того факта, что я твой муж — недостаточно! — Раздраженно воскликнул Вэй Ин, но Лань Чжань не обратил на это внимания, присаживаясь рядом и переплетая их пальцы, — навалять бы Не Хауйсану, не мог он что ли поточнее время выбрать, интриган недоделанный. Честное слово, лучше бы сразу к началу боевых действий швырнул, мы бы сориентировались. А сейчас мы только и можем, что сидеть тут на иголках. А смысл? Все равно раньше времени ничего сделать не сможем. Вэй Ин был прав — сейчас они были бессильны. Они могли совершить нечто радикальное, чтобы переписать историю, но они не могли знать наверняка, что их действия не выльются в еще большую катастрофу. Они были достаточно сильны, как бойцы, но здесь и сейчас на их плечах лежала ответственность за их ордена и жизни близких людей. Лань Чжань на данный момент считался лучшим из учеников Облачных Глубин и любое его необдуманное действие кидало тень на весь Гу Су Лань. Вэй Усянь находился в схожем положении. Его и без того часто обвиняли в том, что он позорит весь Юнь Мэн Цзян своими выходками, и усугублять положение им обоим отчаянно не хотелось. Они, конечно, могли бы, например, убить Вэнь Жоханя, но где гарантия того, что его старший сын не станет еще более страшным монстром, приложившим все силы на месть убийцам своего отца? И как повел бы себя клан Вэнь, погибни их лидер? В любом случае Вэй Усянь и Лань Чжань не смогли бы сделать это, не объявляя своими действиями начало полноценной войны. В таком случае еще был бы вопрос, на чьей стороне встал бы вертлявый Цзинь Гуашань со своим орденом Лань Лин Цзинь и стали бы вмешиваться адепты прославленного Цин Хэ Не. Они были важными участниками Аннигиляции Солнца и без них Юнь Мэн Цзян и Гу Су Лань вряд ли смогли бы противостоять нарастающей угрозе. Все было бы проще, если бы Вэй Ин и Лань Чжань отреклись и покинули свои кланы, но это также не представлялось возможным — вызвало бы море подозрений. К тому же, где бы они ни были, Лань Чжань все еще оставался вторым наследником Гу Су Лань, а Вэй Ин — приемным сыном главы Юнь Мэн Цзян, и в умах людей этого было уже не изменить. Поэтому подобный вариант, как бы удобен ни был, совершенно им не подходил — риски были неоправданно велики. — Нужно будет переманить на нашу сторону Вэнь Нина и деву Цин, — немного расслабляясь от ласковых касаний с улыбкой проговорил Вэй Усянь, опуская голову супругу на плечо и в задумчивости принимаясь перебирать пряди чужих волос, — чтобы они официально перешли на нашу сторону и ни одна тварь не посмела тронуть их и пальцем. — Мгм. — И еще нужно будет найти Сюэ Яна и остановить до того, как он окончательно поедет крышей. То, что он не сможет натворить дел с помощью Стигийской Тигриной Печати не значит, что он не станет в будущем весомой проблемой. Он был очень талантливым ублюдком, и если в этот раз я смогу избежать темного пути, то он наверняка сможет заменить меня в статусе Старейшины Илин, а это будет не очень-то хорошо. Лань Чжань не стал спрашивать, что значит «остановить». Ему и не было на это нужды, Вэй Усянь уже принялся вслух и в красках рассуждать, что можно сделать с малолетним маньяком. — На момент смерти клана Чан ему было… ммм… около пятнадцати? — Неуверенно протянул Вэй Усянь и, дождавшись кивка супруга, продолжил, — это значит, что на момент осады горы Луаньцзан около четырнадцати, на момент Аннигиляции Солнца примерно двенадцать, а это значит, что сейчас ему… где-то около десяти? Лань Чжань, он ведь еще совсем ребенок! Вэй Ин казался искренне удивленным. Он, кажется, сам не знал, как должен отреагировать на это откровение. Обрадоваться? Расстроиться? Возмутиться? Ему было сложно осознать, что один из самых ненавистных и противных ему до глубины души людей сейчас был всего лишь маленьким ребенком с улиц, которому отчаянно нужна была защита. Он уже был ожесточен и зол на клан Чан, но еще слишком слаб и беспомощен, чтобы совершить непоправимое. Если раньше Вэй Усянь мог точно сказать, что Сюэ Ян — чертов сукин сын, которому нравится уничтожать все на своем пути, то сейчас он этого произнести не мог, потому что пока еще тот таковым не являлся. Он был просто бездомным ребенком. Как сам Вэй Усянь когда-то. Дядя Цзян забрал Вэй Ина с улиц, когда тому было от силы лет девять, не больше. Сюэ Яну сейчас примерно столько же и осознание этого довольно сильно выбивало Вэй Усяня из колеи. Лань Чжань видел, как сложно его мужу смириться с этой мыслью. В Вэй Ине боролась искренняя неприязнь к этому сумасшедшему и полному тьмы человеку, но при этом его доброе сердце не могло позволить Вэй Усяню всерьез ненавидеть и желать смерти ребенку, которого он еще даже не видел. Да даже если бы и видел, разве смог бы он причинить тому вред? Здесь Лань Чжань был бессилен. Он понимал, что возраст не преграда для совершения мерзких поступков, но он действительно не хотел бы причинить вред ребенку, даже если тот потенциально может стать в будущем воплощением безумия и тьмы. Но «не хотел» не значит, что Лань Ванцзи не смог бы. Вэй Усяню совершенно не обязательно этого знать. — Поместье клана Чан находится в Юэ Яне, значит он сейчас живет где-то там. — Что ты собираешься делать? Вэй Усянь задумчиво покачал головой, тяжело вздыхая и заваливаясь Лань Чжаню на колени; Лань Ванцзи зарылся пальцами в его волосы, пропуская мягкие пряди сквозь пальцы. Вэй Усянь перевернулся на спину и улыбнулся, сверкая глазами и млея под нежными касаниями чужих рук. — Пока ничего. Сейчас мне нужно не вылететь из Гу Су за ближайшие девять месяцев, после этого у нас совет кланов. А вот потом уже можно подумать. Правда, я даже не представляю, как уговорить принять его в ученики Юнь Мэн Цзян. У него большой потенциал, но мне придется приглядывать за ним, и это еще при условии, что мальчишку получится найти. Я уже вижу гневное лицо Госпожи Юй, когда привожу этого дьявола в Пристань Лотоса. Хотя он, скорее всего, этого не захочет. Или его можно будет попытаться отыскать после войны. Если выжил в первый раз, то и во второй сможет. — Вэй Ин. — Ладно, ладно, гэгэ, давай пока просто закроем эту тему? Поверь, Сюэ Ян — это совершенно не то, о чем я с тобой сейчас хотел бы поговорить. Лань Чжань посмотрел на коварную улыбку Вэй Усяня, перевел взгляд на его руки и игриво проводящие по вороту одежд кончики пальцев. Вэй Ин облизнул пересохшие губы и потянул Лань Чжаня вниз, приподнимаясь и утягивая его в долгий жаркий поцелуй, руками обвивая шею и играя с концами лобной ленты. Лань Чжань осторожно переложил его на постель, нависая сверху и отрываясь от желанных губ лишь за тем, чтобы провести дорожку поцелуев вниз, по щекам, по шее, лаская и слегка прикусывая кожу в районе ключиц, одной ладонью касаясь обнаженной из-за распахнутого ханьфу груди. Видимо, нежелание Вэй Усяня говорить о Сюэ Яне вылилось в их общее нежелание не говорить ни о чем вообще. Оставляя укусы на его бледной коже, Лань Чжань подумал, что совершенно ничего не имеет против.