Иные пути

Лань Сичэнь принес им достаточно много рукописей о различных артефактах времен Лань Аня, и это действительно было просто прекрасно, потому что Вэй Усянь мог поклясться, что как минимум один из четырех старых свитков был из состава закрытой библиотеки, к которой имели доступ только адепты Гу Су Лань. У каждого ордена были свои тайны, особенности, история и культура, и как правило, все относящееся к этой теме не любили выставлять на всеобщее обозрение. Это не было страшным секретом или скелетом в шкафу, просто никто не хотел, чтобы посторонние люди влезали в прошлое клана или семьи. Это считалось крайне невежливым, и многие из особенно ценных рукописей, которые были слишком незначительны для тайной комнаты, но слишком драгоценны для того, чтобы быть украденными или порванными, переносили в специальные залы, ограничивая их посещение только адептами своего ордена. Например, где-то среди книжек в подобном недо-тайнике скрывалось значение лобной ленты ордена Гу Су Лань. Эта информация не была секретной, но об этом и не распространялись лишний раз. Примерно такие вещи и сносили в подобные места — те, что не нужно тщательно прятать, но что имеют слишком большое значение, чтобы выставлять напоказ. В Юнь Мэн Цзян тоже было подобное помещение, однако оно никогда не интересовало Вэй Ина. После своего замужества с Лань Чжанем Вэй Усянь получил доступ к такой рекреации в Облачных Глубинах, чем довел Лань Цижэня едва ли не до сердечного приступа. Справедливости ради стоит отметить, что за все время пребывания в Гу Су Лань Вэй Усянь побывал там только четыре раза и порвал только один свиток с техникой «молчания». Не то чтобы это было так уж и случайно, но никто и ничего теперь не смог бы доказать. То, что Лань Хуань принес ему нечто подобное, показывало, что он достаточно сильно доверяет Вэй Усяню. Возможно, дело было в Лань Чжане, Вэй Ин не отрицал, что тот не дал бы ему сотворить что-нибудь страшное с этими бумажками, но тем не менее. Лань Сичэнь мог ограничиться только общедоступными материалами, потому что Лань Чжань не просил его приносить что-нибудь наподобие этого. Значит, это была его собственная инициатива, и это было очень приятно. И в некотором роде мило с его стороны. Да он вообще был лучшим старшим братом, и, как Вэй Усянь говорил очень много раз, заслуживал гораздо лучшего — Вэй Усянь искренне не понимал, почему этот мужчина всегда был так одинок, учитывая его красоту, харизму, ум и непреодолимую доброту. Вэй Усянь мог бы рисовать с него храмовые фрески, но Лань Чжань бы убил его за это, а сам Лань Хуань умер бы от смущения, поэтому как-то нет. Лань Сичэнь мог сидеть с ними совсем недолго и выглядел искренне опечаленным этим, когда уходил. Вэй Ин не совсем понимал стремления Лань Сичэня к их общению, учитывая, что его родной брат чаще всего молчал, а Вэй Усянь был для старшего нефрита ровным счетом никем. Очень болтливым и шумным никем. Иногда заинтересованные постоянным гостем кролики залезали ему на колени, и Лань Хуань с улыбкой трепал их за уши; Вэй Усянь немного ревновал своих любимцев, но те, очевидно, помнили все его шутки про кроличье жаркое, а потому не слишком-то его жаловали. В основном они либо кусали его, либо использовали как печку, иногда разбавляя свои действия настойчивым требованием еды, но при этом мелкие паршивцы просто души не чаяли в братьях Лань. Не то чтобы Вэй Усянь их не понимал, но все же. Если бы не он, их бы давно сожрали за пределами Гу Су — А-Нину и А-Чэню следовало бы быть чуть более благодарными ему за свои целые уши и хвосты. В общем и целом, их жизнь в вынужденно-желанном карантине была не такой уж и плохой. Вэй Усянь практически все свое свободное время тратил на разбор трактатов, прерываясь лишь на утренние посещения целителей и вечерние — Лань Сичэня. Лань Чжань все время сидел рядом и медитировал; Вэй Ин предполагал, что золотое ядро все же приносит ему дискомфорт, но его упертый и не в меру упрямый супруг никогда бы не показал этого. В этом плане они оба были просто невыносимы, и нет ничего удивительного, что один из них уже успел побывать на том свете. Иногда они, конечно, отрывались от своих занятий, уделяя друг другу время, но в остальном дни текли размеренно и лениво, и Вэй Усянь искренне наслаждался каждым мгновением спокойствия, зная, что их мирное время весьма ограничено. Думать об этом не хотелось, поэтому Вэй Усянь только плотнее прижимался к Лань Чжаню, отгоняя от себя накатившую тревогу. Они оба делали вид, что ничего не происходит. Пока что у них это получалось, но насколько их хватит — Вэй Ин не знал и знать не хотел. Иногда Вэй Усянь видел за окном Цзян Чэна; тот топтался около их цзинши, переминался с ноги на ногу, но так ни разу и не решился войти. Это было в некотором роде забавно, то, как наследник ордена Юнь Мэн Цзян околачивается под окнами, стараясь выглядеть за окном силуэт своего непутевого братца и убедиться, что тот еще жив, здоров и не искалечен младшим нефритом. Его забота была очаровательно-нерешительной, и Вэй Усянь внезапно понял, кого ему так сильно своим характером напоминал Цзинь Лин. Один в один же! Пару раз Вэй Усянь, завидев названого брата, едва ли не целиком вылезал в окно, маша ему рукой и улыбаясь; в такие дни Цзян Ваньинь делал вид, что оказался здесь совершенно случайно, и проходил мимо, раздраженно отмахиваясь от зовущего его Вэй Усяня. Чаще Вэй Ин прятался от цепкого взгляда за ширмой или за Лань Чжанем, хихикая и представляя, какое же сейчас глупое у Цзян Чэна лицо. Рукописи были на удивление интересными, но явно неполными; Вэй Усянь чувствовал себя каким-то стариком, дополняя некоторые фрагменты в учебных свитках. Лань Ванцзи снисходительно терпел порчу имущества своего ордена первое время, но вскоре, когда загребущие ручонки Вэй Усяня потянулись к тем самым библиотечным рукописям, Лань Чжань все же забрал у него чернила. Сначала Вэй Усянь подумал, что Лань Чжань не хотел, чтобы он и дальше портил книги, но тот только покачал головой и сам внес уточнения. Вэй Усянь не возражал — ему самому было гораздо легче работать, не отвлекаясь на эти заметки, да и иероглифы у его мужа получались просто загляденье. Сейчас его увлекало создание талисмана, ускоряющего процесс затягивания открытых ран. Существующие версии этого талисмана были слишком непостоянными и энергозатратными, поэтому не помешало бы сделать их доступнее и проще в применении. В очередной раз сминая тонкий лист, Вэй Ин прикусывал губу, хмуря брови и принимаясь по новой вырисовывать кистью символы на клочке бумаги. У него уже вышло сделать талисман проще в написании и придать его работе стабильность, но как заставить его меньше потреблять ци, Вэй Усянь не знал. Лань Чжань запретил ему сейчас пробовать талисман на себе, а экспериментировать на своем супруге Вэй Ин попросту не хотел — его золотое ядро было нестабильно, и подвергать его опасности из-за такой мелочи Вэй Усянь никогда бы не стал. У него была идея использовать темную энергию — это бы значительно усилило талисман и наверняка уберегло бы заклинателя от полного истощения, и хотя данное заклинание было, в первую очередь, рассчитано на использование во время войны, Вэй Усянь не был уверен наверняка, что адепты из того же Гу Су Лань с радостью станут использовать талисманы с темной энергией. Поэтому ему и приходилось сейчас стараться избежать этого всеми возможными способами. Помимо этого, Вэй Усянь подумывал закончить один из темных артефактов, задуманных им еще задолго до смерти Цзинь Цзысюаня. Пока что он не брался загадывать наперед, но подобная вещичка помогла бы многим людям избежать незаслуженного наказания и в то же время смогла бы покарать виновных. Это бы спасло многих, и единственное, что останавливало Вэй Усяня — его подозрения, что если артефакт попадет не в те руки, то у них, возможно, назреют крупные неприятности вроде массовой резни или кровавой бойни на уровне Безночного города. К тому же для воссоздания его придумки понадобилась бы энергия, не уступающая Стигийской Тигриной Печати, а это уже многое говорило об опасности его затеи. Тем не менее после инцидента в городе И, Вэй Усяня не оставляла мысль о возможной реализации его планов. Однако сколько бы пользы не сулил новый артефакт, он бы ни капли не помог им в предстоящей войне, а значит вполне мог подождать своего звездного часа. Или, по крайней мере, пока у Вэй Усяня не закончатся идеи, а это явно не грозило ему в ближайшее время. Все же орден Ци Шань Вэнь оставался их приоритетной задачей, а на пробы осуществления его затеи еще найдется время. Возможно, он даже использует для этого металл Стигийской Тигриной Печати после того, как закончится война. Это было бы довольно неплохо и решило бы сразу несколько их проблем: уничтожение Печати и создание мощного полезного артефакта, способного сыграть большую роль в спасении некоторых небезразличных Вэй Усяню Вэней. В итоге все бы остались в выигрыше. Кроме некоторых ублюдков из клана Цзинь, конечно. Работать и жить так было привычно; Вэй Усянь со временем даже начал забывать о причине всего происходящего, и вспомнил только две недели спустя, когда лекари в один голос заявили, что Вэй Усянь и Лань Чжань совершенно здоровы и больше не нуждаются в их помощи. Как будто они делали хоть что-то, кроме утреннего прощупывания их пульса и качания головой! Тем не менее им снимали их вынужденный карантин, и Вэй Усянь был готов прямо сейчас забиться в конвульсиях, лишь бы это помогло продлить время их уединения. Лань Чжань, стоит отметить, тоже выглядел очень опечаленным этим фактом, и это делало Вэй Усяню еще больнее. Все время после отбытия целителей Вэй Ин старался находиться к супругу максимально близко, несмотря на то, что им нужно было собирать вещи. И, конечно, это не укрылось от Лань Сичэня, который немного задержался для разговора с Лань Ванцзи о предстоящей ночной охоте. Вэй Усянь видел его искренне удивленный взгляд, недоумение и розовеющие кончики ушей, когда Вэй Ин якобы нечаянно касался своей рукой запястья Лань Чжаня. Старший нефрит, казалось, не находил слов, и Вэй Усянь действительно подумывал прямо сейчас рассказать ему их небольшую тайну, несмотря на то, что они с Лань Чжанем приняли решение повременить с этим до совета кланов в Безночном городе. В конечном итоге Лань Сичэнь был безупречно вежливым и достаточно умным человеком, чтобы никак не выдать неприязни или своего волнения адептам Ци Шань Вэнь. К сожалению, Лань Чжань не разделял его мнения. Он, конечно, всецело доверял своему брату, но, очевидно, всячески старался оттянуть момент признания. На пару мгновений Вэй Усянь даже испугался, что Лань Чжань боится представить Вэй Ина молодому брату как своего спутника на тропе совершенствования, но потом напомнил себе, что такого просто не может быть. Лань Чжань был готов ради него сражаться с адептами собственного ордена, уничтожить в пух и прах свою репутацию, встать против всего мира, и Вэй Ин просто не имел права сомневаться в нем и его чувствах. Лань Чжань любил его и старался уберечь, иногда в своей заботе едва ли не переходя границу, и сейчас, скорее всего, он волновался, что излишне переживающий за брата Лань Сичэнь может доставить Вэй Усяню неудобства. Каким бы душкой не казался старший нефрит, он действительно мог быть опасен, когда дело касалось Ванцзи. В конечном итоге, находясь рядом с добродушным Лань Хуанем, было на удивление просто забыть о том, что он считался лучшим заклинателем поколения, который смог прославить и возвысить свой орден после окончания Аннигиляции Солнца, встав на место своего покойного отца. Да, Облачные Глубины не были разорены так, как Пристань Лотоса, но тем не менее никто не взялся бы отрицать тех усилий, что Лань Сичэнь приложил для восстановления их былой славы. Он был опасен, по-настоящему опасен, но, как казалось Вэй Усяню, сам иногда не понимал своей внутренней силы. Этим они были похожи с Цзян Чэном: они оба могли идти вперед и вести за собой других, только делали это они по-разному и преследовали в большинстве своем разные цели. Лань Сичэнь не был лицемером и не прятался за маской дружелюбия, как Цзинь Гуанъяо. Он просто был воспитан и знал, где нужно применить силу, а где конфликт можно решить словами. Для него насилие было крайней мерой. Но «крайней» — не значит невозможной. В конечном итоге первое место в списке заклинателей не получают просто так. Как бы Вэй Усянь не тянул время своих сборов, ему все же пришлось покинуть цзинши, напоследок тихонько чмокнув Лань Чжаня, пока Лань Хуань очень удобно смотрел в другую сторону. Лань Чжань обнял его в ответ, ткнувшись носом в волосы и целуя его в висок, и Вэй Усянь клятвенно пообещал, что непременно будет пробираться в его покои каждый вечер. У него была идея выкинуть что-нибудь незначительное, чтобы снова оказаться с Лань Чжанем в библиотеке, но Лань Ванцзи, предугадывая мысли супруга, строго запретил ему делать нечто подобное. Несмотря на то, что Лань Чжань совершенно не умел на него сердиться, Вэй Усянь не хотел, чтобы тот чувствовал себя некомфортно из-за его поступка. К тому же никогда нельзя было предугадать, что именно станет для Лань Цижэня точкой кипения и за что он выпнет Вэй Ина за пределы Облачных Глубин. Этого допустить было нельзя. Цзян Чэн встретил его множеством едких шуток и брошенной в лицо подушкой; торчащий в их комнате практически все свободное время Не Хуайсан — веселыми огоньками в глазах и обманчиво смущенной улыбкой за ширмой расписного веера. — Как ты себя чувствуешь после трех недель наедине с первым учеником Гу Су, Вэй-сюн? В глазах Не Хуайсана было искреннее, неподдельное любопытство, и даже Цзян Чэн, в стороне начищающий до блеска свой меч, выглядел заинтересованным. Вэй Усянь даже не знал, чего в тот момент ему хотелось больше: сказать им правду и посмотреть на шокированные и недоверчивые лица или наплести, какой Лань Чжань скучный, жестокий и суровый, и как ему, бедному и несчастному, было нелегко прятаться от его сурового взгляда и ручных кроликов-людоедов. В конечном итоге совместив оба варианта в один краткий, но крайне эмоциональный ответ, Вэй Усянь приложил правую ладонь к груди, напротив сердца, и с совершенно серьезным лицом ответил: — Я чувствую себя примерно так же, как персонажи твоих книжек после очень бурной ночи. Любой, кто знал о них с Лань Ванцзи, оценил бы его шутку по достоинству, потому что она была прекрасна в своей правдивости и двусмысленности. На самом деле, Вэй Усянь считал ее апогеем шуток, которые таковыми не являлись, но, к сожалению, никто из его нынешних слушателей не знал об их связи, а потому и этот прекрасный каламбур терял всякую цену. И это было обидно. Не Хуайсан вспыхнул, целиком пряча лицо за веером и, кажется, вполне себе представляя все это в голове, в то время как Цзян Чэн сдавлено вскрикнул, бросая в него ножны Саньду и наваливаясь на Вэй Усяня сверху, принимаясь остервенело лупить Вэй Ина подушкой, выкрикивая в его адрес угрозы напополам с оскорблениями. Вэй Усяню только и оставалось, что прикрывать руками голову и смеяться, стараясь скинуть с себя весьма нелегкого брата. В общем и целом, это было весьма забавно, но Цзян Чэн не успокаивался еще на протяжении нескольких часов, периодически бормоча себе под нос что-то вроде: «позор», «бесстыдник», «обрезанный рукав» и «совсем совесть потерял». Вэй Усянь, знающий, как долго может беситься его шиди, разумно игнорировал каждое его слово. На занятиях стало еще скучнее чем раньше. Старик словно стал еще нуднее, да и вдобавок ко всему информация, которую он преподавал, для Вэй Усяня была не то что неинтересна — в некотором роде даже оскорбительна. Это же надо, на полном серьезе на протяжении трех часов рассказывать молодому поколению о том, что золотое ядро есть важнейшая часть заклинателя и что без его развития можно смело ставить крест на постижении этой науки. И еще с таким серьезным, знающим видом ведь говорит! Вэй Усяню многих сил стоило не высказать этому королю нудятины все, что он думает о его словах и о том, какие гадкие мысли он внушает ученикам. Ничего не добиться без золотого ядра? Невозможно стать сильным, не развивая его? Так разве в умении тупо махать мечом заключается вся эта бравая заклинательская сила? Не высказать все это было сложно, Лань Ванцзи должен будет хорошенько похвалить Вэй Усяня за сдержанность. Дни тянулись медленно и невыносимо скучно; единственное, что не давало Вэй Усяню окончательно пасть духом и погрузиться в тоску — это его тайные вечерние побеги к Лань Чжаню и кормежка кроликов. Чаще всего это было совмещенным занятием, потому что чесать и гладить этих очаровашек в теплых объятьях супруга было до безобразия приятно, и Вэй Ин просто не мог отказать себе в подобном удовольствии. К тому же Вэй Усянь чувствовал азарт, каждый день придумывая новые и новые способы улизнуть из-под пристального взгляда других адептов в общем и Цзян Чэна в частности. Лань Чжань каждый день смотрел на него с невероятной смесью осуждения, нежности и потаенного обожания, особенно когда Вэй Усянь прибегал к нему после отбоя и в редкие дни оставался с ночевкой, буквально жертвуя ради этого своим любимым сном. Лань Чжань по достоинству ценил его жертвы, но все равно беспокоился и просил Вэй Усяня перестать изнурять себя бессонницей. Раньше, во время их ночных марафонов, его это не слишком смущало, и когда Вэй Ин напоминал ему об этом, кончики ушей Лань Ванцзи просто непозволительно очаровательно краснели, заставляя Вэй Усяня каждый раз умиляться этому все больше и больше. Все же его Лань Чжань был удивительным. Эти их отношения сейчас казались Вэй Усяню запретными, и это лишь сильнее воспаляло его желание и подстегивало на сумасшедшие поступки. Он любил нарушать правила, любил Лань Чжаня и А-Нина с А-Чэнем, а потому просто не мог не совершать различные глупости в их присутствии. Лань Ванцзи уже перестал посещать их уроки, и, Вэй Усянь был готов поклясться в этом перед Небесами, это было единственной причиной, почему он еще не довел Лань Цижэня до белого каления своими подкатами к его племяннику. Лань Чжань вообще довольно редко в последнее время светился перед остальными адептами, возможно, он понял, что в его присутствии Вэй Ин просто физически не способен взять себя в руки, а может, он просто был слишком занят делами ордена и тренировками. Вэй Ин все же склонялся к первому варианту. Урок, посвященный истории основателя клана Лань, настал как-то незаметно и быстро. Вэй Усянь уже и думать забыл о времени и о той своей давней ссоре с павлином клана Цзинь, и вспомнил обо всем только когда Лань Цижэнь в своей привычной нудной манере стал грузить их информацией о жизни несчастного монаха, портя прекрасную и интересную историю кучей хронологических заметок и совершенно сухим стилем повествования. Вэй Ин мог бы рассказать эту историю гораздо интереснее этого старика, от одного голоса которого уши в трубочку сворачивались, но ему такой возможности никто не дал. Глупцы еще просто не знали, что теряли. Ожидаемо после конца урока по всему залу потянулись шепотки и комментарии. Всех молодых адептов, как и в прошлый раз, увлекла и заинтересовала данная тема. На протяжении всего занятия Вэй Усянь практически не слушал нудятину старика, предчувствуя следующий за уроком концерт. Нет, он не продумывал свои слова или свою речь, скорее он просто искренне желал посмотреть на пристыженное или оскорбленное лицо этого золотого засранца, и потому едва не подскочил на месте от знакомого вопроса: — Цзысюань-сюн, а кого ты считаешь самой лучшей? И это было именно оно. То, чего Вэй Усянь так долго и трепетно ждал — шанс доказать самому себе, что он стал старше и умнее, а еще, конечно, прекрасная возможность морально вколотить в землю наследника ордена Лань Лин Цзинь, но это так — приятным бонусом, не иначе. — Не стоит говорить об этом. — Ты бы лучше не спрашивал Цзысюань-сюна об этом. У него уже есть невеста, и, конечно, ответом будет она. — Правда? А из какого она ордена? Она наверняка чрезвычайно талантлива и красива! Вэй Усянь обернулся, награждая озвучившего вопрос юношу насмешливым взглядом. Он помнил, чем закончилась вся эта шумиха в прошлый раз, и был не намерен повторять свою ошибку. Что-что, а вылететь сейчас из Гу Су он не имел никакого права. К тому же он, в отличие от всех этих парней, знал ту истину, что Цзинь Цзысюань скрывал за своим недовольством. Да, он был тем еще ослом, но Вэй Ин никогда не смог бы забыть его направленный на шицзе ошалело-влюбленный взгляд. Признаться, Вэй Ин понятия не имел, когда этот напыщенный павлин все же принял и полюбил его сестру, но сейчас весь этот спор казался Вэй Усяню глупым и ребяческим даже по его меркам. — Не стоит говорить об этом. Однако показать место зазнавшемуся идиоту все же стоило. К тому же Цзян Чэн явно был готов и сам кинуться на наследника павлиньего ордена с кулаками, а этого Вэй Ин позволить совершенно и точно не мог. — Да, действительно, какой толк говорить об этом с ним? Если у вас есть вопросы про его невесту, так спросите нас, мы с удовольствием ответим, какая наша шицзе прекрасная и милая, правда ведь, Цзян Чэн? — с легкой улыбкой проговорил Вэй Усянь, дружески толкая Цзян Ваньиня кулаком в плечо. Тот наградил его хмурым взглядом и ничего не ответил, хотя его слов Вэй Ин особо и не ждал — не то место, не та тема и не то поведение. Ученики зашептались, испуганно косясь на Вэй Ина. Они, видно, поняли, о какой девушке сейчас шла речь — молодая дева Цзян Яньли из ордена Юнь Мэн Цзян была родной сестрой Цзян Чэна и шицзе самого Вэй Усяня, и только последняя собака не знала, с каким трепетом наследник ордена и лучший ученик относились к своей дорогой сестрице. И как рьяно сам Вэй Усянь обычно защищал ее честь, не скупясь на удары и отборные ругательства. Все присутствующие, кажется, резко притихли; их лица больше не выражали радости и воодушевления, должно быть, они и сами пожалели, что подняли эту тему. По лицу Цзинь Цзысюаня было видно, насколько ему неприятно говорить о своей будущей супруге, к тому же теперь, когда они все знали, что за девушка таилась за званием его невесты, каждый присутствующий почувствовал себя не в своей тарелке. Цзян Яньли была хоть и милой, но ничем не примечательной девушкой: тихой, кроткой, доброй, но ни в какое сравнение не идущей со многими прочими молодыми особами из других орденов, к тому же красотой и талантом она явно уступала своему супругу, что занимал третье место в списке лучших заклинателей поколения. Не то чтобы Вэй Ин считал это чем-то заслуженным, по его нескромному мнению, даже Не Хуайсан со своим миловидным личиком был куда симпатичнее этого павлина, но его мнения при составлении списка никто, к сожалению, не спрашивал. Что, кстати, и ясно, потому что в его личном топе прекраснейших мужей первое место навсегда было закреплено за Лань Чжанем, в то время как напыщенный наследник Лань Лин Цзинь едва ли мог похвастаться своим наличием в десятке. И это Вэй Ин ему еще накинул из жалости. — К тому же разве может он что-то знать о моей шицзе, — протянул Вэй Усянь, медленно наклоняя голову и нарочито скучающе принимаясь накручивать на палец прядь волос, — они даже толком и не общались, а если и беседовали, то дальше деловых разговоров никогда не заходили. — Мы беседовали достаточно, — насупился Цзинь Цзысюань, гневно смотря на Вэй Ина, — мне хватило и нескольких наших встреч, чтобы понять, насколько она заурядна. Цзян Чэн порывался уже было вскочить из-за своей парты и хорошенько врезать заносчивому мерзавцу, но Вэй Усянь мертвой хваткой вцепился в его плечо; возможно, он сжал ткань слишком сильно, но ему было уже все равно — павлин опять начал переходить границы. Им всем повезло, что здесь и сейчас с ними была более взрослая версия старейшины Илин, иначе драка не закончилась бы так невинно, как в прошлый раз. И масштабом бы явно отличалась, учитывая, как гневно сверкали прямо сейчас глаза Цзян Чэна. Казалось, сам воздух между ними искрил от напряжения, и Вэй Усянь почувствовал острую необходимость немного разрядить обстановку. К тому же эту баталию уже давно пора было заканчивать, иначе не уйти сегодня из класса этому павлину неощипанным. — Ха-ха, а ты смешной, неужели ты и впрямь считаешь, что для того, чтобы узнать чужую душу, пары мелких разговорчиков будет достаточно? Моя шицзе прекрасна и не обделена талантами, но она ведь тебе не какая-то рыночная торговка, чтобы все и сразу выставлять напоказ, набивая цену, — с ухмылкой протянул Вэй Ин, подмечая, как загорелись у Цзинь Цзысюаня уши, и как покраснели некоторые из окружающих их адептов, видимо, не совсем верно истолковавших, о каких именно торговках шла речь, но Вэй Ин не спешил их переубеждать, в конечном итоге каждый думает в меру своей испорченности. — Это только бесстыдники вроде меня будут ходить и хвастать всем, что они умеют, а по-настоящему достойные люди, как Цзян Яньли, никогда не станут опускаться до подобных мелочей и глупостей. Цзинь Цзысюань выглядел уязвленно и в некотором роде виновато, что доставляло Вэй Ину особую радость, которая, к сожалению, не длилась вечно. Возможно, дело было в его смерти, виновником которой Вэй Усянь стал, а возможно, в теплой улыбке шицзе, когда она говорила о своем супруге, но Вэй Ин почувствовал странное желание помочь этому идиоту окончательно не пасть в глазах остальных адептов, которые уже начали неодобрительно перешептываться за их спинами и коситься в сторону молодого наследника Лань Лин Цзинь. — Хотя и твои слова понять можно. Помолвку ведь заключили против вашего согласия, вот ты и бесишься, — протянул Вэй Усянь, в совершенно дурашливой манере показывая Цзинь Цзысюаню язык и принимая более расслабленную и развязную и просто ужасно неподобающую позу, — сам не знаешь, как тебе повезло. Наша шицзе самая хорошая, никакие другие девушки с ней и рядом не стоят. Это как сравнивать Лань Сичэня и Лань Чжаня, вот кого бы из этих двоих вы выбрали? — Это просто смешно, — выкрикнул кто-то из толпы, и Вэй Ин поднял бровь, небрежно тряхнув волосами, — кто станет выбирать между этими двумя? — А вот ты сейчас и станешь, — усмехнулся Вэй Ин, потягиваясь и хрустя суставами, — ну или не ты. Мне уже серьезно надоел этот разговор с павлином, мы ведь можем немного расслабиться и поговорить о чем-нибудь интересном? О знаменитых нефритах, например. Разве вам не интересно, кто из них круче? — И так ясно, что это молодой господин Лань Сичэнь, к чему тут разговоры. — А я думаю, что Лань Ванцзи круче, в конечном итоге они сейчас идут наравне, а Ханьгуан-цзюнь младше своего брата, значит он и сильнее, — подал голос бледный и все еще немного напуганный Не Хуайсан. Вэй Ин одобрительно кивнул и улыбнулся. Остальные ученики как-то странно переглянулись, словно не до конца понимая, о чем идет речь, и только через пару секунд со стороны столов раздались первые оживленные голоса. На удивление, мысль о том, кто из двух нефритов Гу Су Лань лучше, довольно быстро заняла молодые умы; совершенно обескураженный Цзинь Цзысюань в разговоре не учувствовал, задирая нос и игнорируя вопросы о его мнении на этот счет, но все же слушал с явным интересом, и в этот момент он просто до безобразия был похож на Цзинь Лина. Точнее, Цзинь Лин был похож на своего отца, но это не суть важно, главное, что сходство у них было практически налицо. Спустя пару десятков минут, коллективно решив, что Лань Чжань слишком холоден для того, чтобы кто-то смог по-настоящему им проникнуться (что, на самом деле, было лишь частичной правдой и просто разбивало Вэй Ину сердце), адепты общим голосованием решили, что Лань Сичэнь все же обаятельнее своего несговорчивого младшего брата. И тут уже промолчать Вэй Усянь не мог. — Да куда ж вы все смотрите, — воскликнул он, вскакивая с места и размахивая руками; волосы его еще больше растрепались и при каждом шаге били по его щеками и шее, пока он стремительно перемещался по классу, бурча и загибая пальцы, — Лань Чжань гораздо выносливее Лань Сичэня! Он находится с ним на равных по силе, но он младше, и его золотое ядро еще активно развивается, а он уже один из сильнейших заклинателей, к тому же он уже в совершенстве владеет гуцинем и техникой расспроса, и вообще, если так подумать, то его гуцинь гораздо сильнее сяо Цзэу-цзюня. А еще внешне Лань Чжань гораздо милее! — Да он похож на каменную статую! — Ничего подобного! Вы просто не умеете смотреть, — яростно запротестовал Вэй Ин, садясь на место и громко ударяя руками по парте, — у него очень милое и живое лицо, плюс ко всему у него просто потрясающие глаза, да и вы вообще его видели? Да он же олицетворение красоты и совершенства! Адепты, на удивление, призадумались, а Вэй Ин едва смог удержать пробирающий его смех. Эх, видел бы сейчас их Лань Чжань! — Что за чушь ты несешь, — сквозь плотно стиснутые зубы протянул за его спиной Цзян Чэн, — совсем умом тронулся? Когда это ты в обрезанные рукава подался, бесстыдник? Окончательно наш орден опорочить решил? Его злобный взгляд прожигал насквозь, но ни в какое сравнение не шел с гневным взором госпожи Юй, а потому и на Вэй Усяня особого впечатления он не произвел. За долгие годы их прошлой жизни у Вэй Усяня уже выработался иммунитет на его злобные взгляды и полные ненависти слова, так что сейчас его мало что смущало в поведении названого брата. — А ты что же, не считаешь Лань Чжаня красивым? — Да причем тут это, — громко воскликнул Цзян Чэн и, больше не выдержав, отвесил Вэй Ину смачный подзатыльник. — А ты ответь, — запротестовал Вэй Усянь, с гримасой боли потирая ушибленное место — рука у Цзян Чэна все же была тяжелой, — или же ты считаешь господина Лань Ванцзи не красивым? Потому что наш золотой павлин, очевидно, считает шицзе именно таковой, вот я ему и остальным доходчиво объясняю, что иногда тот, кто кажется худшим вариантом, оказывается на голову выше остальных. Адепты казались по-настоящему задумчивыми и в некотором роде восхищенными. Видимо, им понравилась проведенная Вэй Усянем аналогия. Цзян Чэн их мнения не разделял. — Не паясничай, и не прикрывайся подобной темой, ясно же, что ты просто в очередной раз решил исподтишка поиздеваться над Лань Ванцзи, — воскликнул Цзян Чэн. Не Хуайсан по правую сторону от него выглядел искренне потрясенным, и Вэй Усянь почувствовал странную гордость, смотря на задумчивые лица остальных адептов. Голова после удара Цзян Чэна болела, но это было наименьшей из возможных плат. Они оба, и Цзян Чэн, и Вэй Ин, знали, что если уж Цзян Ваньинь заведется, то не сможет остановиться, пока кому-нибудь не прилетит. В этот раз Вэй Усянь взял роль битого на себя, обеспечивая этому золотому индюку возможность выйти из класса без разбитого лица. Цзинь Цзысюань будет ему должен, без всяких сомнений, но как именно использовать своего должника, даже не подозревающего о своем новом статусе, старейшина Илин сможет решить и позже. Пока что у Вэй Ина оставалось и без того немало хлопот. Сам Цзинь Цзысюань, кажется, совершенно не находил себе места. Лицо его было задумчивым, и сейчас, когда он не старался держать маску надменного павлина, оно показалось Вэй Ину довольно приятным. Стало хотя бы ясно, что в этом человеке смогло привлечь его милую шицзе, хотя Вэй Усянь и знал, что внешность — это последнее, что интересовало Цзян Яньли. Возможно, стоило дать ему шанс. Из класса на обед их выгнали раньше, чем они успели развить эту тему, но Вэй Ин слышал перешептывания других адептов вплоть до самого вечера. Цзян Чэн заметно поостыл, но все равно периодически недовольно зыркал в его сторону и, кажется, стал немного подозрительнее, чем раньше. Вэй Усянь впервые был так рад непроходимой традиционности своего шиди, которому и в голову не могло прийти, что слова восхваления Лань Ванцзи Вэй Усянь говорит искренне и от всего пропащего сердца. Все же, Цзян Чэн видел все эти несостыковки в поведении своего названого брата, но просто не знал, как сложить их все воедино. Это было трудно не заметить. То, как Вэй Усянь разговаривает, как двигается, как смотрит — это все казалось очень знакомым, но все равно каким-то неправильным. Однако ничего поделать Вэй Усянь не мог. Во время тренировок Цзян Чэн наверняка стал замечать это как никогда остро — раньше Вэй Усянь фехтовал игриво и лениво, неспеша и не особо стараясь выиграть, особенно если вокруг не было зрителей, но если те все же были, то он моментально превращался в наглого и бесстыдного показушника. В спаррингах с Цзян Чэном он нередко отвлекался на всякую ерунду, что делало его просто невыносимым. Он больше любил само состояние сражения, азарт, риск — то, что он получал во время хорошей драки, и обычно в его взгляде было веселье и усмешка. Он улыбался, тянул буквы в словах, дразнился и даже на тренировках с манекенами выглядел как ребенок, получивший новую игрушку. Но сейчас все было иначе. Да, Вэй Ин все так же смеялся, шутил, все так же игриво тянул буквы, но он не отвлекался ни на миг, был полностью сосредоточен на бое и практически не обращал внимание на окружающих адептов, частенько наблюдающих за ним. Это наверняка для Цзян Чэна было странно и непривычно. Словно что-то внутри Вэй Ина сломалось, сделало его серьезнее, но Цзян Чэн не понимал, что именно. Все оставалось так же, но Цзян Ваньинь видел разницу. Но не видел причину. И Вэй Усянь не стремился ее раскрывать. Он знал, что его движения изменились, что он стал быстрее, но при этом перестал так сильно полагаться на меч, и это, безусловно, довольно сильно изменило его технику боя. Он понимал, что его шиди, знавший его как облупленного и сражающийся с ним плечом к плечу с самого детства, не мог не заметить этих разительных отличий. Он лишь рассчитывал, что Цзян Чэн как можно дольше останется в неведении относительно всего остального. Да уж, повезло ему и Лань Чжаню с братьями, нечего сказать. Оставалось лишь надеяться, что те никогда не захотят объединить свои усилия для их разоблачения. Это было бы слишком опасно, честное слово, лучше сразу сдаться псам ордена Вэнь. Из-за пристального внимания своего шиди Вэй Усянь смог выбраться к Лань Чжаню только глубоко за полночь. Осторожно подоткнув другу сползающее одеяло, Вэй Ин предельно тихо прокрался прочь из комнаты, стараясь не скрипеть половицами и ничего не ронять во время блужданий во тьме помещения. На улице было холодно. Легкий ветер пробирался под одежду, и Вэй Ин обнял себя руками, через внутренний двор крадясь в сторону комнаты Лань Чжаня. Листва и тонкие ветки хрустели под его ногами, луна тускло светила из-за набежавших облаков. Эту погоду, пожалуй, можно было назвать пасмурной. Здесь, в Гу Су Лань, почти не бывало дождей, но если те все же случались, то лили по несколько дней без перерыва, стуча каплями о крыши домов. Вэй Усяню нравился этот успокаивающий гул, ему вообще нравился дождь, потому что после него солнце всегда, казалось, было намного приветливей и теплей. Такая небольшая обманка — компенсация за причиненный посевам и людям ущерб. В Пристани Лотоса довольно часто шли дожди, и в такие дни они с шицзе сидели в беседке и болтали обо всем на свете; Вэй Ин иногда в шутку выталкивал Цзян Чэна прямо под дождь, а потом прятался от рассерженного брата за спиной Цзян Яньли. В конечном итоге его всегда так же бессовестно выставляли из-под козырька, и они все — мокрые, но не в меру веселые и счастливые — шли отогреваться в дом. Как же давно все это было. За его спиной громко крикнул ворон, и Вэй Усянь от неожиданности оступился, задевая чье-то окно локтем. Наклонившись ниже и пригнув голову, Вэй Усянь практически побежал, надеясь, что его никто не услышит. Он уже вступил на территорию жилых комнат адептов Лань, и поэтому попадаться было ни в коем случае нельзя. Остановился он только около нужного, приглашающе приоткрытого окна, из которого лился мягкий свет, и исходило приятное для озябшего тела тепло. Вэй Ин уже собирался перепрыгнуть через деревянную раму, но в последний момент услышал тихий, приятный голос, который точно не мог принадлежать его супругу. Вэй Ину потребовалось порядка десяти секунд, чтобы опознать в незнакомце Лань Сичэня и ожидающе притаиться у стены, вжимаясь в холодную поверхность спиной и прислушиваясь к разговору. В Облачных Глубинах было запрещено подслушивать. Это было ярким проявлением неуважения и крайней степенью бесстыдства. Вообще это считалось дурным тоном независимо от ордена, и никакой добропорядочный человек никогда не стал бы делать ничего настолько низкого, как подслушивание чужих разговоров. Какое счастье, что Вэй Усянь никогда не считался честным и добропорядочным человеком. К тому же бежать обратно в свои комнаты отчаянно не хотелось — сегодня он смог мастерски поставить на место Цзинь Цзысюаня без применения силы или угроз, а потому очень рассчитывал на похвалу своего Лань Чжаня. А теперь, когда его супруг был занят разговором со старшим братом, Вэй Усянь не мог так просто зайти к нему и потребовать причитающееся. Поэтому если сегодня он все же намеревался получить свою порцию объятий, то ему предстояло просидеть на этом ужасном морозе какое-то время. Это не особо печалило Вэй Усяня, возможно, потому что его в принципе не могли опечалить подобные мелочи, а возможно, потому, что он уже предчувствовал, как именно его муж будет согревать в итоге его промерзшее тельце. Как бы там ни было, ожидание стоило того. — … представляешь? — Мгм. — Брат, ты совсем не удивлен? Господин Вэй Усянь так яро утверждал, что ты лучший, что, боюсь, теперь все внимание будет приковано к тебе. Вэй Усянь встрепенулся, услышав свое имя. Из контекста выходило, что Лань Хуань рассказывал брату о событиях сегодняшнего дня, акцентируя внимание на его блистательном выступлении. Наверняка услышал разговоры других адептов и попросил ему все рассказать, а эта мелочь из Гу Су никогда бы не смогла ему соврать. Надавать бы им всем тумаков за сплетни, жаль, что у Вэй Ина пока еще нет таких полномочий. — Не имеет значения, — отозвался Лань Чжань, но Вэй Ин был готов поклясться, что расслышал улыбку в его голосе. После стольких лет совместной жизни и множества приключений начинаешь чувствовать такое на каком-то подсознательном уровне. За нарастающим гулом ветра Вэй Усянь все же разобрал тихий шорох и звонкий цок от соприкосновения фарфора с деревянной столешницей. — Брат, что ты думаешь о молодом господине Вэй Усяне? — спросил Лань Сичэнь и Вэй Ин затаил дыхание, вслушиваясь в ответ. Он знал, что Лань Чжань его любил, но почему-то услышать то, что он скажет своему брату казалось очень и очень важным. — Он шумный. Бесстыдный. Безрассудный. Нарушает правила. Иногда ведет себя как ребенок, — коротко, с небольшими паузами между словами начал перечислять Лань Чжань, и Вэй Ин слабо улыбнулся, чувствуя сквозившую в интонации его супруга нежность, — он ветреный и своевольный, никогда не слушает других и делает лишь то, что сам считает правильным. — Но тем не менее, Ванцзи, — с теплотой произнес Лань Хуань, и Вэй Усянь услышал шорох его одежд, — я никогда не видел, чтобы ты так интересовался другими людьми. Что тебя так привлекло в Вэй Усяне? Это был хороший вопрос. На самом деле, этот вопрос интересовал и самого Вэй Усяня, потому что даже после нескольких лет счастливого брака он все еще не мог понять, что такого нашел в нем Лань Чжань, чтобы любить так сильно, искренне и долго, сохраняя преданность и неся в своем сердце боль на протяжении долгих лет. Вэй Ин никогда не понимал, почему Лань Чжань полюбил его, несмотря на все его выходки и шутки на грани издевки. Он был готов услышать отрицание или не услышать ничего, но ответ Лань Ванцзи заставил его сердце на секунду замереть… — Все. … и забиться снова в бешеном ритме. — Все? Даже его бесстыдство? — тихонько рассмеялся Лань Сичэнь. В его голосе явственно ощущалась радость, смешанная с беспокойством. — Даже оно. — В таком случае я рад, что у тебя появился друг, Ванцзи, — мягко произнес Лань Хуань, и Вэй Усянь услышал его шаги в сторону двери, — я надеюсь, господин Вэй Усянь не разочарует тебя. — Это невозможно, брат, — уверенно ответил Лань Чжань, и Вэй Ин почувствовал тепло, разливающееся по всему телу. Он, кажется, даже перестал мерзнуть, и только тихий хлопок двери отвлек его от сторонних мыслей. Лань Чжань, очевидно, убедившись, что брат ушел, тихо подошел прямо к окну и открыл его пошире. Вэй Ин, до этого момента сидевший прямо под рамой, спиной к стене, запрокинул голову вверх, встречаясь взглядом с родными глазами. Улыбка моментально озарила его лицо, и он вскочил, мгновенно пересекая деревянную границу и оказываясь в комнате, прямо в теплых объятьях своего супруга. — Лань Чжань, я так замерз, — прошептал Вэй Усянь ему в шею, прикусывая фарфоровую кожу, — боюсь, что тебе придется хорошенько постараться, чтобы согреть меня. — Тебе не стоило так долго стоять на улице в такой одежде, — недовольно покачал головой Лань Чжань, усаживая его на кровать, но все еще не выпуская из крепкой хватки рук. — Ну, не мог же я появиться перед твоим братом, — пробурчал Вэй Ин, утягивая Лань Ванцзи за собой следом. — Он и так понял, что ты подслушиваешь. — Ну и ладно, — легко отмахнулся Вэй Усянь, поудобнее устраиваясь на чужой груди и целуя Лань Чжаня в щеку, пробираясь руками под его верхние одежды, — по крайней мере, он не выразил своего возмущения, значит, это можно считать за одобрение. — Мгм. — То, что ты говорил — правда? Ну, что ты любишь всего меня, — промурлыкал Вэй Усянь, нависая над Лань Чжанем, опаляя своим дыханием его кожу и заглядывая в глаза. Получив очередной уверенный «мгм» и почувствовав сильные руки на своей пояснице, Вэй Ин улыбнулся, припадая ниже и едва ли не касаясь губами чужих губ, — и даже мое бесстыдство? Вместо ответа Лань Чжань притянул его ближе, целуя, одной рукой проводя вниз вдоль его позвоночника, а другой зарываясь в непослушные темные пряди. Этот ответ Вэй Усяня более чем устраивал. А похвалу за сдержанность или наказание за разглагольствование о нефритах он может получить и немного позже. У них впереди была еще длинная ночь.