getting there from here

хенджэ для него незнакомый, далекий во всех смыслах человек. сону ничего не знает из его прошлого, ни что-либо из его будней, кроме того, что они видятся на парах и иногда сону слышит обрывки чужих разговоров, картина полная и понятная не складывается. сону не может представить, чем тот интересуется, как проводит свободное время, есть ли у него сестры или братья, домашние питомцы. предпочтения в еде, музыке или кино. и это нормально, ведь они просто заняты одним проектом, это единственное, что их связывает. но каждый раз, когда сону останавливается перед дверью библиотеки, он чувствует потребность это исправить — трудно проводить время с тем, кого так плохо знаешь, но не предпринимает попыток найти точки соприкосновения. в этом нет ничего нового, в конце концов сону тот кто он есть. сону выкидывает жвачку в мусорку перед дверями библиотеки, вздыхает и вопреки желанию бежать заходит внутрь. хенджэ кивает ему, поднимая голову на звук двери, и сону отмечает, что тот выглядит непривычно уставшим, а еще прическа у него помята. сону медлит, у него в руках блокнот с цветными стикерами чанмина, и, когда он садится наконец напротив хенджэ, тот тянет руки, чтобы взять его и пробежаться по материалу, который подготовил чанмин для сону. сону хватило приличия прочитать его по дороге до университета, хотя особой нужды в этом не было, ведь чанмин шел с ним и пересказывал все, что сону пытался прочесть, смешным голосом, каким в его представлении говорят профессора. хенджэ отмечает, что он проделал отличную работу, голос у него звучит на тон тише, чем обычно. сону не может представить, что успело произойти с того времени, как утром хенджэ приходил извиниться. он наблюдает за ним и после внутренней борьбы спрашивает: — что-то случилось? ты расстроен? хенджэ удивленно опускает блокнот на стол и растерянно растирает шею. — все нормально. что-то не так? сону думает, что отвечать вопросом на вопрос — худшее, что можно сделать. — нет, просто твой тон. ты как будто расстроен. — не бери в голову, все в порядке. сону узнает этот взгляд — таким смотрят, когда не хотят говорить о проблемах, и поддается. хорошо, он не будет больше говорить об этом. они продолжают с того момента, как остановились, и проходит около сорока минут, прежде чем сону ловит себя на том, что начинает отвлекаться. желание оторваться от процесса пересиливает нежелание прикладывать силы для того, чтобы наладить их с хенджэ общение. — вас в школе заставляли делать разминку между уроками? подожди, — сону вдруг улыбается. — дай угадаю, ты был старостой и их проводил, верно? хенджэ отрывает взгляд от ноутбука, куда переносит материал. предостерегающе хмурит брови. — даже если так, в этом нет ничего смешного. — разве я смеюсь? — а ты отсиживался за последней партой и не сводил взгляда с окна, я угадал? сону прикусывает губу и качает головой. — средний ряд, третья с начала, в окно я не смотрел. на доску, думает сону, тоже. сону смотрел как за первой партой у окна склонялся над тетрадью хенсо или как он засматривался — на дождь, который бил в стекла, на дерево, которое начинало цвести, или на учителя, который старательно выписывал примеры на доске. старшая школа была так давно, но стоит подумать о чем-то таком и мысленно ты на том же месте и вокруг: и звуки, и чужие голоса, и то же напряжение на кончиках пальцев. хенджэ мягко и очень понимающе улыбается, и сону вдруг вспыхивает под этим взглядом, как будто его поймали на чем-то личном. — радует, что больше не нужно сдавать экзамены, — хенджэ предлагает удобное для всех продолжение темы. сону цепляется, чувствуя благодарность за этот жест. — у тебя были вопросы, которые ты сделал чисто наугад? хенджэ усмехается. — только не говори, что это для тебя был обычный способ справляться с тестами? часто везло? — не говорю, но удача всегда была на моей стороне. — в чем-то ведь должна была. — хотя я никогда много не набирал, но уверен, что если бы старался больше, лучше бы не выходило. тем более какая разница теперь? когда я учусь там же и вместе с теми, кто так ради учебы напрягался. сону не озвучивает мысль, вспоминая о чанмине, который к учебе относится прямо противоположно. даже если сону здесь, у него нет тех же амбиций и целей, даже плана на будущее — завтрашний день для него относительное понятие. ему не нужно стараться ради стипендии, оплачивать общежитие — с этим помогают родители. сону ловит на себе задумчивый взгляд хенджэ и пытается вспомнить, о чем они только что говорили. — ты здесь по своему желанию? — вопрос хенджэ застает врасплох. он слишком точный и проницательный, чтобы на него ответить честно. сону отступает на шаг назад — это заметно, но хенджэ не акцентирует внимание. — на специальности? — угу. сону кивает и перелистывает страницы блокнота, цепляя цветную закладку, в конце концов он говорит: — наполовину. скажем, мы пришли с отцом к компромиссу, который устроил обоих. — тогда мы с тобой здесь по одной же причине, — вдруг признается хенджэ и тоже уводит взгляд, сосредотачиваясь над текстом перед ним. школьные экзамены были проще, чем все часы с психотерапевтом, которого ему назначили. проще, чем все время, которое он провел среди напуганных ребят, которые ходили с ним на консультативные сеансы. выходные ада, так он их называл. они были с причудами, и он, наверное, тоже был с причудой, раз сидел там с ними. куратор использовал этот свой особый тон, будто одно неправильное слово могло спровоцировать цепную реакцию, и они бы попадали со своих стульев, как домино. никто из них не был психом, но у всех были свои причины быть здесь. сону не хотел сравнивать, но все же вывел линию, пунктир, который отделил его от них. сону казалось, что он самый нормальный. — не устал? хочешь сделать паузу? голос хенджэ сосредотачивает реальность на здесь и сейчас, сону оценивает не столько свое ощущение, сколько чужое — хенджэ, кажется, нужно это больше, чем ему. и он соглашается. — спустимся вниз за снэками? внизу в холле стоит автомат, который работает неисправно уже второй месяц, и никто с этим ничего не делает. хотя 50/50, что им повезет. — тебе не надоело с ним драться? мой друг недавно набил синяк на плече из-за него. тот не хотел отдавать колу. представляешь? — плечом, серьезно? для чего твоему другу ноги? спустя десять минут, когда они спускаются и опускают монеты, вдавливая кнопки с выбранными закусками, автомат дергается, но ничего вниз так и не слетает. хенджэ пропускает сону вперед. — твой шанс. спустя минуту и пятнадцать секунд сону с круглыми от ужаса глазами признается, что не может вытащить руку, и хенджэ смеется так громко, что звук его голоса эхом отлетает от стен. это самое неловкая ситуация в жизни сону, и он проклинает себя за то, что вообще предложил такой вариант перекуса. удача на его стороне? кажется, счастливый билет он уже однажды использовал. когда хенджэ устает смеяться, то склоняется перед ним. — не шевелись, — тише на тон говорит он, и зрачки в его глазах расширяются. сону думает, что так выглядит в чужих глазах доверие или желание успокоить напуганного зверя. или что-то такое, что должно проложить мост между ними. и это работает. хенджэ накрывает его руку, пробует развернуть и осторожно тянет на себя. когда сону ощущает, что может вытянуть руку дальше, он говорит об этом хенджэ, и тот отпускает, поднимаясь обратно. — глупо вышло, — сону раскрывает ладонь с батончиком, который ему удалось ухватить. сону замечает, что когда хенджэ улыбается, вокруг его глаз собираются морщинки, и выглядит это очень тепло. хенджэ с улыбкой выглядит проще и ближе, и тогда они будто становятся наравне. — ее переломило надвое, — замечает хенджэ. — хотя бы не мне руку. — да, это безусловно плюс. а теперь давай пойдем туда же, куда ходили в прошлый раз? — разумно, — соглашается сону, убирая шоколад в карман ветровки. вечер ложится на небо лиловыми полосами, они выходят из кофейни, и оба, не обсуждая это, поворачивают в сторону общежития. такое единодушие вызывает у сону улыбку. он мнет батончик пальцами в кармане, от этого тот еще больше крошится. недалеко от корпуса они встречают чанмина, возвращающегося с занятий, которые в этот день у него поздно, и хенджэ обращает на это совпадение внимание: — он всегда так поздно заканчивает? сону окликает чанмина, который еще не успел заметить их, и поворачивается к хенджэ. — мы просто настолько с ним синхронизированы. а вообще нет, конечно, но сегодня у него действительно вечерние пары. чанмину так и не удается привыкнуть к хенджэ, и он не пытается выглядеть дружелюбнее и расслабленее, смотрит из-под бровей и с явным недоверием. — привет. вы только закончили? как ваш проект? хенджэ отвечает раньше, поэтому сону пожимает плечами. может, потом, когда они останутся одни, он и скажет, что последние два часа они не занимались, а провели за кофе и странно естественной беседой, но скорее всего — нет. когда хенджэ заходит в блок на третьем этаже, а они поднимаются дальше, сону ничего из этого не говорит, даже когда чанмин шумно вздыхает. — как ты? вы сегодня не ссорились? это так мило, если подумать, как утром он пришел извиниться. слушай, ты мне так и не купил мармелад. когда чанмин устает, он начинает перескакивать с мысли на мысль, это похоже на то, как он разделяет пищу или сортирует вещи — в системе, которую выстраивает его мозг, может разобраться только он сам. сону роется в кармане, чанмин останавливается на ступеньке перед ним и с надеждой ожидает упаковку haribo, но сону вытаскивает помятый шоколадный батончик и получает шлепок по руке. — не принимается. и на самом деле я все еще жду, что ты мне расскажешь, откуда вы с хенджэ второй вечер возвращаетесь. сону прячет батончик обратно в карман, а утром найдет его там растаявшим. — мы пили кофе. в той кофейне, которая рядом с метро. чанмин придерживает дверь их этажа. — так он больше не враг? надо позвонить чанхи, чтобы отменил операцию. — чанмин загадочно улыбается и спешит вперед, чтобы сону с вытянувшимся от удивления лицом его не догнал. — какую операцию?! страшно представить что-то, где имя чанхи и слово операция соединяются в одном предложении. чанмин закрывает перед его носом дверь и смеется, когда сону колотит по белому дереву. голос из соседней комнаты кричит: да можете вы не шуметь?! сону кричит в ответ категоричное: нет! и тогда чанмин ему открывает. — я пошутил! это была шутка. сону устало садится на кровать. — ха-ха, я оценил. когда-то они спорили из-за света, шума, запахов, крошек на ковре, вещах в шкафу, но даже тогда сону не думал, что хотел бы кого-то другого, вместо чанмина, к себе в соседи. чанмин, который следил за чистотой, с нездоровой маниакальностью упорядочивал вещи вокруг себя, просиживал часы за учебниками и книгами и не переносил запах табака и тем более косяков, подходил сону во всех возможных смыслах — сону смотрел на него и успокаивался. заземлялся как ток. чанмин каким-то образом упорядочивал и его мысли тоже. когда сону впервые пришел к психотерапевту, то никакой терапевтический эффект он от этого не почувствовал, только нежелание открываться. он уперся тогда в две вещи: в картину за его плечом и в узлы своих шнурков. когда сону впервые пришел на встречу в группе, то никакого желания говорить он не почувствовал тоже, только любопытно искал сходства с подростками, оказавшимися в этой комнате вместе с ним. больше всего другого бросалось одно сходство — никто из них делится не хотел. чанмин тоже был одним из них. не таким, как они, но в чем-то все-таки похожим. когда оказываешься в новом для себя пространстве и все выглядит иначе: расписание, люди, ширина классов, количество имен, названий и предметов, невольно начинаешь искать сходства с миром привычным. чанмин показался сону знакомым больше, чем вещи, которые он привез из родительского дома. он растерянно в первую минуту улыбнулся и очень вежливо поздоровался. и в том, как он мысленно разделил все содержимое комнаты на равные части, сону увидел больше дружелюбия, чем в неловких улыбках и вопросах: из какого ты города, школы, как зовут, сколько лет и на какой специальности, которые лились из открытых дверей коридора. сону тогда дверь их комнаты закрыл, а чанмин поделил между ними полки в шкафу. и хотя они подружились, сону чанмина так и не спросил, было ли ему из-за этой привычки когда-то сложнее и как он придумал способ с ней управляться. сравнивая с собой, сону гадал: если бы он продолжил посещать психотерапевта, придумал бы тот и ему такие уловки — вроде, цветных ярлыков и отлаженных действий. заставил бы его распутывать свои мысли, как клубок, с начала и до конца? и если бы это с ним сработало, был бы он больше похож на чанмина? был бы он больше к месту? он всегда выхватывал мысли с середины и получалось, что ходил по ним, как по циклу, лабиринту, по-кругу. однажды его просили выразить чувства образом, и он выбрал для них лестницу. он видел однажды черно-белое фото разрушенного снарядом дома. от особняка не осталось ничего, кроме лестницы. поднимаешься в никуда. сону хотел передать этим бессмысленность и абсурдность действия как такового — его чувства тогда можно было выразить именно так, ведь все, что ему казалось важным, оказалось пустотой за дверью. он поднялся, повернул ручку. осталось либо спуститься, либо шагнуть вперед. он выбрал последнее. его психотерапевт наложил на этот образ его якобы подсознательный страх перед жизнью — лестница перевелась им как будущее, взросление. сону эта трактовка разочаровала, он вернул взгляд к картине, а свои откровения обратно в свою черепную коробку. надо было выбрать аквариум, может, тогда бы тот придумал менее клишейное толкование. ну или сказал бы, что он чувствует себя запертым, ведь на него давит школа, экзамены, чужое ожидание. дело в родителях, верно?