getting there from here

сону не знает, в какой момент хёнсо стал замечать то, как он на него смотрит, и в какой момент стал смотреть на него так же — как будто во всей школе, во всем окружающем мире они были одни. хёнсо играл в волейбол в школьной команде, обожал печенье с шоколадной крошкой, полупустые пачки от которого всегда таскал с собой в рюкзаке, и схватывал, как поданные ему мячи, быстро и точно даже самые трудные темы по химии, физике или алгебре. завышенное ожидание родителей накладывалось и на то, как сам хёнсо смотрел на себя. хёнсо расстраивался, когда думал, что стал хуже играть или набрал лишний килограмм (он тогда отказывался от печенья), или допускал ошибки в тесте (даже если всего лишь одну). хёнсо до сону не курил, сону до хёнсо не любил. любовь убивает чаще чем сигареты, поэтому, думал сону, они квиты. сону никогда не хотел соревноваться хоть в чем-то с хёнсо. за два года до окончания школы, до выпускного, на который они пошли в разные школы в разных городах, они были одни, а где-то рядом все остальное. сону задерживался после уроков ради тренировок хёнсо, точнее ради того, чтобы потом заняться чем-то с ним вместе: пройти путь до магазина, где они перекусывали, а после до закрытой на ремонт спортивной арены, вход на которую нашел сону, или до дома хёнсо, чтобы час-два еще не идти домой (к себе), сону в это время рисовал на полях тетрадей или пытался писать короткие рассказы, в которых в течение двух абзацев герою предстояло и попасть и выпутаться из передряги, и сону всегда представлял закадровый смех (бога). хёнсо рисовал чуть лучше чем он и иногда сопровождал его текст иллюстрациями, так что в итоге получался комикс. хёнсо все, до чего касался, делал лучше. и это тоже то, по чему сону скучает. когда все остальное перестало быть рядом, а встало между, сону продолжил хёнсо любить. пока осень срывала с деревьев листья, а сону точил себя изнутри, это не было из-за того, что время неизменно отдаляло то, что было между ними, делая это прошлым, и не из-за того, что он уже не угадывал, а знал, что хёнсо не любит его, как раньше, не из-за того, что, чтобы перестать любить его тоже, ему понадобилось больше времени, это было потому, что когда все остальное встало на первый план, он это все увидел. когда сону нужно было выразить то, что с ним происходило, образом — он выбрал для этого точку. потому что так выглядела воронка от снаряда, который разрушил дом, оставив лестницу в никуда и дверь с ничем за ней. потому что, поднявшись на высоту, в конце концов видно именно это — точки, квадраты, линии. и все теряет привычный смысл. когда хёнджэ признался, что хочет узнать его, сону подумал, что это очень и очень непросто, потому что в какой-то момент он перестал знать себя. когда сону источил себя достаточно для того, чтобы решиться на то, на что он решился, он перестал рисовать на полях, писать истории, смеяться и любить. поэтому когда хёнджэ говорит, что хочет узнать его, сону не знает, что сказать в ответ, чтобы это и не было ложью, и не было правдой. было чем-то, что может устроить три его части: ту, которая учится верить; ту, которая все еще умеет дружить; и ту, которая в определенный момент любить перестала. часть сону говорит: спасибо тем, что он смотрит на хёнджэ прямо; часть сону говорит: я хочу этого тоже тем, как он касается его руки. вдруг. часть сону говорит: нужно время. и это часть переигрывает остальные. — нужно выпить, — говорит сону, выпускает руку и уходит от хёнджэ в сторону кухни. оттуда вырывается шум и из всех голосов, которые сону слышит, сразу же улавливается голос чанхи. сону рад, что кто-то может составить ему компанию. он заходит и становится свидетелем странной картины: чанмин, оставшись в футболке, держит свитер в руках, словно это не ткань, а брошенный ему спасательный жилет, да только плыть километры и ничем он тебе не поможет. на лице чанмина ужас, а чанхи вопреки этому почему-то смеется. заметив его, он подзывает присоединиться к компании. — сону! мы тут играем в правду или действие. будешь с нами? сону останавливается у замершего со свитером в руках чанмина. — а с ним что? — он в процессе игры сейчас. — он на паузе? чанмин на шутку не реагирует, кажется, что полученный им экзистенциальный кризис серьезнее, чем показалось сону. — он выбрал действие, хотя я советовал ему выбирать правду, — чанхи в своей манере морщит нос, немного дуется, легонько подталкивает чанмина. — и теперь должен надеть на себя свитер изнаночной стороной. он уже пять! — чанхи подчеркивает. — минут пересиливает себя, чтобы его вывернуть. сону не уверен, что чанхи знает о том, как чанмин организовывает вокруг себя (в себе) пространство, что для него значит не так загнутая страница книги, сбитый ковер или уродливо кривое пятно от сока на рубашке. сону не знает, замечает ли чанхи в чанмине то, что он ему не показывает. потому что в основном, если не приглядываться, чанмин не отличается ни от сону, ни от чанхи, ни от кого-либо другого. сону бы сказал, что он даже лучше. но это только взгляд сону. — а если сменить действие на другое? — сону спрашивает скорее у чанмина, но тот качает головой. — мы предлагали ему кого-нибудь из присутствующих поцеловать или выпить вот эту бутылку. или выйти в гостиную и что-нибудь прокричать, но он отказывается. — потому что это самое нормальное из всего, что вы мне предлагаете, — говорит чанмин, не договаривая: даже если я не могу этого сделать. даже если я ненормальный, раз такую обычную вещь сделать не могу. сону впервые видит, как чанмин борется со своей проблемой по-настоящему и ей уступает. в итоге он соскальзывает с кухонного острова, на котором сидел вместе с свитером в руках, и этот свитер кидает в сторону чанхи, тот его ловит, но не лучше от этого никому. чанмин уходит, задевая парня у двери плечом. чанхи кидает в воздух: — мог бы просто спасовать. — и сжимает свитер тонкими пальцами и на одном из ногтей неоновый лак. и сону думает о том, как он любит их. сону берет бутылку со стола: — я с ним разберусь. — справишься? — читается: нужна помощь? сону таким чанмина не видел, а потому может только гадать, а не знать наверняка. но что-то подсказывает, что с чанхи получится только хуже. потому что чанмин не хочет при нем показывать свои недостатки. он находит его на улице, сидящим на ограждении перед домом, и садится рядом. — схватил чью-то чужую с вешалки. — чанмин приподнимает край куртки, которая на нем. — а я принес тебе свитер. — никогда больше его не надену. — чанмин морщится. кажется, он говорит это серьезно. — я принес еще и это, — сону достает из-под свитера бутылку дорогого рома, взятого с кухни. — хотя оно ужасно само по себе на вкус. чанмин пытается улыбнуться, плотнее застегивает куртку, прячет руки по карманам, находя в них старые чеки и ключ. чанмин вздыхает: — куртку нужно вернуть. — не хочешь возвращаться? — догадывается сону. — не хочу, - чанмин кивает и тянет руку к бутылке, которую сону держит, зажав ногами. выхватывает ее, раздумывает недолго перед тем, как сделать глоток. разумеется после морщится. — ужасно. чанмин так редко пьет, что сону не знает, пьет ли он на самом деле вообще. знает, что точно не пьет смешанные с краской коктейли. и голубой коктейль чанхи тоже, даже если краски в нем нет. — это чанхи предложил, — голос чанмина врывается в замерший ночной воздух режущей правдой. сону оборачивается к нему, но взгляд не ловит. — чтобы я вывернул свитер и весь вечер так проходил. — черт. — только и говорит сону, потому что выразить как-то иначе не может. разве чанхи не знает, как чанмин относится к таким вещам? — иногда я забываю, что он хороший человек. сону молчит. ждет, что чанмин продолжит. — и что он наш друг. — я не думаю, что он хотел… — сону не договаривает, зато его мысль досказывает чанмин. — меня задеть? это же чанхи. — чанмин бросает взгляд на дом, на окна, как ему кажется, кухни. — чанхи ничего не делает просто так. когда сону заходит обратно вернуть две вещи: куртку и ром, он замечает чанхи за перебиранием клавиш пианино. когда он закрывает крышку, то видит на дереве пятно от стакана. — это ужасно. — вздыхает чанхи, когда сону подходит к нему. — то, что ты сделал, тоже. если бы сону нужно было занять чью-то сторону, то он бы не раздумывая занял сторону чанмина. чанхи это знает. — ему ничего не мешало отказаться от игры. — может, он не хотел? — это всего лишь свитер. это не всего лишь чанмин. они с чанхи переглядываются. оба думают, что это затягивается и что вечер, скорее всего, уже испорчен. чанхи желает ему приятной ночи и скользит взглядом по двери. — передай чанмину, что я не хотел, чтобы так получилось. чего ты хотел, чанхи? чанхи присоединяется к какой-то компании, включаясь в разговор. сону старается не задерживаться, потому что хёнджэ все еще где-то здесь, даже если сону его больше и не видел. он слышит чей-то смех, тот врывается вспышкой. сону спешит прочь, туда, где его ждет чанмин. на улице он снимает через горло свой тонкий нисколько не согревающий свитер, протягивая его чанмину. — а сам ты пойдешь в майке? — чанмин подразумевает: какая в этом логика? сону просто не хочет, чтобы чанмин замерз, и ему все равно, если холод почувствует сам. со своими ощущениями справляться проще чем с чужими. логики действительно нет. — как-нибудь переживу. — сону поводит голыми плечами. — ты можешь надеть мой свитер? — предлагает чанмин. — я оставил его в квартире. — что? — чанмин смеется. — ладно, это будет подарок санёну. полгорода пешком до метро, две улицы от метро до магазинчика, чтобы купить кофе в банках, холодный и ужасный на вкус, еще две, чтобы дойти до общежития и несколько лестничных пролетов, коридоров, дверей, чтобы дойти до двери нужной. множество возможностей разобраться с тем, что за этот вечер случилось, или запутаться еще больше. если мысли — это клубок, который нужно распутать, чтобы понять, что он из себя представляет, то сону никогда не знал, с какого конца искать нитку. в конце концов все переплеталось друг с другом. узлами. когда сону выбрал для того, через что он проходил, образ точки, врач спросил, что если то, что происходит с ним, — точка, его чувства — лестница, а он сам — дверь, то что тогда снаряд, который к этому всему привел? и сону не смог на этот вопрос ответить, зато впервые подумал, что, может, мама не ошиблась, выбрав врача по чужим рекомендациям. когда их просили поделиться мыслями и тем, что произошло за прошедшую неделю, сону все упростил до теста, который он не смог решить, хотя знал ответы, потому что его отвлекал звук чужой автоматической ручки. щелк-щелк-щелк. сону отвлекал вид пустой парты, на которую он по привычке смотрел. это все, когда он был один, давило на плечи. джун толкнула его в плечо на выходе. сону не заметил, что они собрались одновременно (оба никогда ничего не брали с собой). они ходили на такие собрания вот уже третий месяц, и скоро их должны были отпустить, как зверей, на волю. джун улыбнулась: — будешь по этому скучать? сону оглядел светлый коридор, стеклянную дверь, которая то открывалась, то закрывалась, когда вся их группа спешила поскорее убраться как можно дальше. — а по мне? то, что джун собиралась уехать, как закончит школу, сону нисколько не удивило. то, что джун тоже уезжала, было самым логичным на свете. когда она сообщила эту новость, сону подумал, что люди приходят в жизнь, чтобы что-то внести, поменять и из нее уйти. и это то, к чему надо привыкнуть. когда сону заходит в широкий дверной проем аудитории, где у них проходит единственная совместная лекция с курсом чанмина, чанхи поправляет воротник рубашки, браслет на запястье, раскладывает перед собой тетради и упорно не смотрит по сторонам. сону замечает впереди макушку чанмина. то, что они так об этом и не поговорили, расстраивает. — привет. — сону садится рядом с чанхи. место возле него свободно, и сону не знает, оставил ли он его специально для него или просто так получилось. — привет. — у чанхи сиплый голос, и он впервые приходит в очках. — вам нужно поговорить. от его слов чанхи ежится. — из тебя плохой советчик, сону. знаешь почему? — нет. почему? — потому что, чтобы давать советы, надо им следовать. — чанхи вздыхает. — первое правило клуба. — я советчик без лицензии и без клуба. — и шутник из тебя тоже такой себе. хотя бы, думает сону, между ними все по-прежнему. неоновый ноготь чанхи почти стерся. — вы оставили тот свитер у санёна. — чанхи не звучит так, будто задает вопрос, поэтому сону просто смотрит на него, позволяя продолжить мысль. — санён подумал, что он мой, и теперь он у меня. это странно, сону. я словно совершил ограбление, передумал, оставил мешок с деньгами на пороге банка, а полиция вместо того, чтобы задержать меня, вручила мне его и попросила быть внимательнее в следующий раз. — не понимаю твою метафору. — зачем он мне, сону? — чанхи бросает взгляд на машку чанмина. — просто извинись перед ним и отдай свитер. мне кажется, чанмин с радостью захочет порезать его на части. сону не пытается над этим шутить, чанхи не пытается над этим смеяться. они смотрят на чанмина, который сидит впереди, живя своей отдельной от них жизнью, и оба думают, что все будет как раньше, потому что они — большее, чем глупая ссора. — а что ты имел в виду, ну, что я не следую своим же советам? чанхи задумчиво трясет перед собой карандашом с резинкой на конце в виде дельфина, стершейся с одной стороны. — вам с хёнджэ тоже следует поговорить. вон, смотри, — чанхи делает неопределенное движение головой в сторону соседнего ряда. — за все время, которые ты здесь, хёнджэ взглянул на тебя раз десять, и это я только украдкой подсчитал. — он кое-что сказал. — о! ну вот, то самое “о!”, которого так боялся сону. — и пока ты не сказал кое-что тоже, — сону щелкает по карандашу, который чанхи направил в его сторону, как волшебную палочку. — это не то, о чем ты подумал. он просто сказал, что хочет узнать меня лучше. — ауч, — чанхи трет место на руке, в которое попало, когда карандаш отрекошетил. — ауч! чанхи в отместку стучит по его плечу, сону смеется, и к ним оборачивается чанмин. — о, — чанхи улыбается. — ему за нас стыдно. смотри, как покраснел. если бы сону нужно было выбрать сторону одного из них, сону не раздумывая занял бы сторону чанмина, и чанхи занял бы сторону чанмина тоже, а значит они все были бы на одной стороне. — а то, о чем ты подумал, когда подумал, что я об этом подумал, тоже что-то говорит. — знаешь, из тебя такой же плохой психоаналитик, как из меня советчик. ты выражаешься слишком сложно. точнее, — сону вынимает из пальцев чанхи карандаш и убирает его на угол стола, чтобы никому из них не мешался. — запутанно. ни один пациент тебя не поймет. — но ты же меня понял. на этот аргумент сону возвражает: — но я же не твой пациент. после пары к ним подходит чанмин. они отходят подальше от двери, чтобы не мешаться, и чанхи сдается. — прости, ладно? и сону, видя, что у них получается вернуть контакт, говорит, что подождет снаружи, хотя никто его в этот момент не слышит. в коридоре сону видит хёнджэ и идет к нему. так, кажется, действует то, что чанхи извинился первым, — вдохновляет, хоть и сбивает с толку. — привет. — сону останавливается перед ним, оглядывается на дверь. кусает губу. — ты говорил вчера, что свободен сегодня. давай позанимаемся после пар? или не позанимаемся. можем просто, думает сону, вместе побыть. хёнджэ застегивает рюкзак, поднимает голову к нему. — давай. — тогда увидимся. если мысли сону клубок, то ему еще как-то удается ими жонглировать.