Тайная дружба

Темные облака, переходящие в тучи, все чаще собирались над замком, повествуя о затянувшейся осенней хандре. Ученики кутались в теплые свитера и мантии, а ветер, пронизывающий до костей, заставлял без надобности не выходить из школы, а проводить свободное время отсиживаясь в гостиных факультетов. Казалось, хандра поздней осени поселилась не только в замке, но и в душе Гермионы: она редко улыбалась, а синяки под глазами от бессонных ночей прятала под заклинаниями гламура. Благо она была способной ученицей. После злополучного Святочного бала прошел почти месяц. На следующий день ее зачарованное перо, подаренное Малфоем, вибрировало не переставая весь день и успокоилось только поздно ночью. Гермиона сначала спрятала его в сумку, но каждый раз оно напоминало о глубокой обиде, нанесенной подарившим, поэтому она спрятала его в чемодан, и закинула под кровать. Совсем выкинуть не решилась… Пока не могла. Как и видеть Малфоя. На следующий день даже хотела пропустить завтрак, но Гарри не позволил ей, настояв, мол, ссора с другом — не повод пренебрегать едой. Конечно, он имел в виду Рона, который с ней не разговаривал. Гермиона переживала насчет него тоже, но Рон часто обижался то на Гарри, то на нее и быстро отходил — тут все было понятно и предсказуемо. Как не было с истинной причиной ее плохого настроения, сидящей за слизеринским столом. Ее одолевали противоречивые чувства: глубокая обида за такое оскорбление, что он посмел выставить ее шлюхой; пренебрежение ее чувствами к нему, ведь она только с ним позволила себе такое поведение; и злость, что он такой… такой Малфой. Она бы и хотела думать, что он всегда был к ней добр, а по-злому относился только к чужим, но это был бы самообман. Он часто ее обижал, просто не в таких масштабах. Мог сказать что-то необдуманно, и она ему прощала, спускала с рук, думая, что он не со зла. Теперь же она отчасти винила и себя, что допустила такое отношение. Но больше она такого не позволит. Их дружбе конец, ее чувства должны умереть прямо здесь и сейчас после вчерашнего инцидента, обещала она себе. Сердце разрывалось, но точку она решила поставить жирную. Она избегала его, старалась все время находиться с кем-то, зная, что он не подойдет в присутствии других, специально ходила другими коридорами… В душе надеясь, чтобы произошло чудо. *** После бала Драко проснулся с сильнейшей головной болью. Казалось, минотавр ударил по черепу секирой, и она теперь раскалывалась пополам. Он потер переносицу и вдруг резко открыл глаза: вспомнил все, что вчера вечером было. Волна сожаления и злости накрыла его. Вчера он явно перебрал огневиски. С его нравом необходимо ограничивать алкоголь. Он уже замечал за собой вспышки агрессии после алкоголя, поэтому на вечеринках всегда контролировал себя. Но вчера все вышло из-под контроля. Он аккуратно поднялся на кровати. — Тео! — позвал Драко. — Твою мать, придурок, очнись! — уже громче крикнул злой Малфой. Злость, граничащая с ненавистью, охватила его, но больше на себя. — Чего тебе? — вяло отозвался однокурсник. Был выходной, и он планировал нормально выспаться. — Где антипохмельное зелье? — обычно Драко не нуждался в таких вещах, но точно знал, что у любителя выпить всегда подобное зелье имеется. Ему нужно срочно исправить, что натворил вчера. Хотя он сильно сомневался, что это будет легко… Тео потянулся к прикроватной тумбочке, достал из ящика бутылек и поставил сверху. — Акцио! — флакон прямиком в руку упал Малфою, и он, быстро его открыв, выпил. На вкус как протухший тыквенный сок, впрочем, как и любое зелье. Драко потянулся к зачарованному перу и сразу же стал писать… Но ответа не было. Как и не было прочитано то, что он отправлял. Настроение Драко с каждой минутой того дня становилось все хуже. Она не читала его сообщения, его это злило и заставляло волноваться. Он помнил, что позволил себе слишком многое: они так страстно целовались, как он давно мечтал, но черт его за язык дернул ляпнуть… то, что ляпнул. Драко почти убивался. Почти, потому что внешне он был дико зол и срывался на своих и чужих. Крэббу и Гойлу сильно досталось за их тупые шутки, а Панси даже отодвинулась к Дафне, чувствуя, что Малфой сегодня не в себе. Весь день Драко пытался передать сообщение Гермионе через зачарованное перо, но она так ничего и не прочитала. В большом зале специально села спиной к слизеринскому столу. К вечеру он уже ее винил во всем и убеждал себя, что немного перебрал, со всеми бывает, а она — нетерпимая эгоистка и если бы ей действительно были дороги их отношения — прочитала бы послание. К ночи Драко снова налег на огневиски, зажав Панси в темном углу слизеринской гостиной. *** Весь месяц Драко кидал на Гермиону взгляды, которые она, может, не видела, но всегда чувствовала. Между ними оставалась тонкая нить необъяснимого притяжения, позволявшая ощущать присутствие друг друга рядом, даже находясь в огромном Большом зале. А совместные пары проходили для Гермионы просто ужасно: ее все время бросало в жар от волнения. Девушка собирала волосы в высокий пучок, чтобы хоть как-то облегчить самоощущение, но будто делала хуже — Драко впивался взглядом в ее открытую шею, в голове воспроизводя, как он ее ласкал и, казалось, это же возбуждение передавалось ей. Малфой стал чаще замечать ее в компании Крама. Правда, они совсем не делали того, что он себе надумывал. Гермиона обычно делала уроки, а он сидел рядом и смотрел. Интересно, они вообще разговаривают? Но Драко все равно грелся. Никто не должен был быть рядом с ней. Он смирился с инвалидами в лице Поттера и Уизела — они ему не ровня. Но в дурмстрангском чемпионе он видел соперника. Но что он мог сделать?.. *** — Ты не можешь бегать от меня вечно, Грейнджер. Сердце Гермионы екнуло, а затем забилось в ускоренном ритме, отбивая сто сорок ударов в минуту. Она уже почти поднялась на последнюю лестницу, ведущую к портрету Полной дамы, за которым находилась гостиная Гриффиндора. Был поздний вечер, засиделась в библиотеке, доделывая рефераты на будущую неделю. Гермиона сильно загружала себя уроками, и ей это помогало справляться. По крайней мере, так казалось до настоящего момента. Малфой стоял прямо у подножия лестницы в мантии с накинутым капюшоном. Пусть его лицо скрывала одежда, но фигура, стоящая прямо у гостиной факультета могла вызвать подозрения. За этот бесконечно долгий месяц Гермиона уже успела сто раз остыть, уже практически не держала зла, снова в мыслях оправдывая его поведение алкоголем и присущей ему вспыльчивостью, но самой подойти ей не позволяла гордость. Как ни крути, виноват был он. А волновалась она сейчас, потому что он, как обычно, все делал непредсказуемо. И что он хотел сейчас сказать или сделать — она не знала. И опасалась. Малфой был непредсказуем как в словах, так и в действиях. — Чего тебе? — она постаралась придать своему голосу твердость, но ее девичий, тонкий голосок все равно звучал мягко и нежно. Гермиона нахмурилась и сложила руки на груди, не двигаясь с места. — Иди сюда, поговорить надо, — ответил Малфой, протягивая руку. Обычно он хватал ее и тянул на себя, но сейчас спрашивал. — Я достаточно от тебя уже выслушала, — даже не дернувшись, ответила гриффиндорка. Она и не хотела накалять обстановку, но ничего не могла с собой поделать — обида вновь ожила в ее душе при взгляде на него. Гермиона чувствовала, как соскучилась по нему, по его голосу, обращенному к ней, по его особой манере говорить: не насмешливой и презрительной, как обычно при всех, а только с ней. Только с ней он использовал особенные чары разговора. Но… просто этого было недостаточно. Недостаточно, чтобы обида рассеялась. Драко тяжело вздохнул. Он понимал, что будет сложно. Все же месяц она копила обиду, наверняка увеличивая ее в размерах, но все это время он сам «отходил» от ссоры, не мог прийти к решению, чего же он хочет и правда ли считает ее виноватой не меньше, чем сам. Он признавал за собой вину, но она не позволила ему даже высказаться на следующий день, и Драко это сильно оскорбило — он не привык к такому. Верно, как и она к тому, что он ей наговорил. В очередной раз страдая от самоедства, он отрицал свою тягу к ней, пытался даже ненавидеть ее за то, что не позволила высказаться; за то, что общалась с Крамом; за то, что так легко вычеркнула его из своей жизни… Пытался смириться, что больше нет его тайной связи с его гриффиндоркой… И не смог. Драко пристрастился к алкоголю. Почти каждый вечер он с Тео употреблял, но спустя время заметил, что на душе становилось только хуже, усугубляя и без того паршивое состояние. И решил, что будь что будет, но встретиться они должны. Он караулил ее обычные маршруты по коридорам, часто бывал в их месте, но она нигде не появлялась. Оставался один вариант — поймать только у ее собственной гостиной. И слава Мерлину, что она до последнего задерживалась в библиотеке и никого не оказалось сейчас рядом. Но как ее уговорить пойти на контакт? Она закрылась и хмуро смотрела на него. Но… не уходила. Драко был достаточно проницательным, чтобы отметить этот факт. — Послушаешь то, чего никогда не слышала, — криво усмехнувшись, сказал Малфой и, все же схватив ее за руку, дернул на себя. Гермиона ахнула и упала прямо в его объятия, а он, быстро ее окольцевав, прижал к себе. Но она и не вырывалась. Родные объятья будто опьянили ее, она вдруг уткнулась носом ему в грудь, держа руки перед собой и просто дышала родным запахом. — Ну и, — спустя некоторое время подала голос Гермиона. Она пыталась собраться с духом, чтобы совсем не растаять и все-таки хоть что-то услышать, что подлатает ее раненую гордость и душу. — Я сожалею, — сказал Малфой. Как тяжело ему давались слова о чувствах! Он так много ощущал, казалось, целый космос эмоций и чувств. Он сожалел? Ему было чертовски стыдно, больно, обидно, тяжело, в конце концов. Чертов рот не выговаривал все эти слова, будто был сломан или не настроен на частоту откровенности. Гермиона чуть отстранилась от него и в изумлении округлила глаза: — И это все? Ты просто сожалеешь? — ее голос окреп, она снова начинала злиться, ее возмущение придавало ей сил. Она оттолкнулась от него, сложив руки на груди. Драко провел рукой по волосам, собираясь с духом: — Гермиона, ты знаешь меня, мне тяжело даются такие слова. Ты же всегда понимала меня и без слов! — Да, только оскорбления тебе всегда даются легко, а как просить за них прощения — видите ли ты и так поймешь! — на эмоциях она сильно повысила голос, еще чуть и их бы услышали. — Нет уж, будь любезен, соизволь нормально попросить прощения! Воцарилось молчание. Драко напряженно поджал губы и тяжело дышал. Ее настойчивость также выводила его из себя. Неужели мало того, что он здесь, пришел, несмотря на весь ее игнор? Переступил через себя, сказал, что сожалеет, чего она еще хочет?! Гермиона сверлила его возмущенным взглядом, ожидая нормальных извинений. Она готова была его простить, снова все забыть вопреки собственным обещаниям, просто скажи «прости меня». — Есть вещи, Малфой, которые должны быть произнесены и услышаны, — тихо сказала девушка и, резко развернувшись, ушла вверх по лестнице. Грубо чертыхнувшись, Драко накинул капюшон и быстрым шагом ушел в гостиную. Злой, разочарованный, поникший… *** Зайдя в гостиную, Гермиона прямиком направилась к графину с водой — от волнения горло пересохло, а язык прилип к нёбу. Своим появлением он вдруг снова нарушил ее душевное равновесие. Да, она сильно переживала, была разочарована, обижена на него, но уже понемногу свыклась с мыслью, что между ними всё, а сейчас — снова, всё заново, все переживания, непонимание… Когда и почему зародился между ними росток раздора?.. — Гермиона, ты в порядке? — спросил Гарри, увидев зашедшую девушку. — Да, все отлично. Пойду отдыхать, — как можно более ровным голосом постаралась ответить Гермиона. Сбросив сумку на свою кровать и сняв мантию, она достала чемодан и отыскала зачарованное перо. Она крутила его в руках, будто вспоминая, как оно ощущается, как это — держать его в руке, какие мысли оно вызывает… Гермиона была на грани срыва, почти как в вечер Святочного бала. Он пришел, она так ждала этого момента, ее душа ликовала, но чертова память не позволяла стереть его гнусные, обжигающие как яд слова. Что стоило просто сказать «прости»? Единственный раз пойти на уступки? Она готова была, хотела его простить. Самовлюбленный эгоист! И вдруг перо завибрировало. В волнении Гермиона закусила нижнюю губу, ее всю охватила дрожь как будто она на экзамене и боится, что ей не хватит времени дать ответ. Она металась, не могла решиться, прочитать послание от Малфоя или нет. Что он написал? Извинения в письменной форме? Решил снова все сделать по-своему? Она быстро достала пергамент из сумки, поставила перо, и будь что будет. «Я скучаю». И всё… Как обычно. Скупо и ёмко. Почему от него такие короткие фразы вмещали целую вселенную?