Сквозь Вечность

      К тому времени, как Матурин вернулся, ярость уже схлынула, в очередной раз оставив после себя неприятную, вытягивающую силы опустошенность.       И Пожирательница Миров не знала, что лучше. Откровенно говоря, оба состояния были отвратительны. Это походило на шторм: то эмоции подхватывали ее, захлестывая с головой, и никак не выходило взять их под должный контроль, то отступали, оставляя ее совершенно обессилевшей и подавленной.       Неужели люди постоянно живут вот так? Но если эти слабые создания научились справляться со своими чувствами — почему она не может? Разве она хуже каких-то жалких человечков?       Как же мерзко!       Беспомощность, невозможность на что-либо повлиять, потеря контроля — это оказалось куда хуже боли и страха, куда хуже понимания, что она не единственная.       Пожирательница Миров не знала, как долго еще сможет выдерживать эти неуправляемые эмоциональные качели, прежде чем рассудок расколется на части и от нее прежней не останется ничего.       Вот сейчас Матурин снова откроет рот и выдаст очередную глупость, которая непременно выведет ее из себя. Мол, ей нужно думать только о хорошем, радоваться уже тому факту, что она выжила, невзирая на то, чего ей это стоило. Ах да, и, конечно же, быть благодарной ему по гроб жизни за помощь и принять ее с радостью.       Помощь, о которой она совершенно не просила!       — Приношу тебе свои извинения. Я был не прав, — от слов Матурина злость, начавшая уже в который раз разгораться в груди, сменилась легким удивлением. Чтобы Черепаха признал, что в чем-то ошибся? — Думал, тебе будет проще, если увидишь всю картину целиком, но вышло наоборот. Мне стоило замолчать сразу.       — Можешь засунуть свои извинения себе в задницу, — она даже не соизволила повернуться к нему. Не собиралась смотреть, как Черепаха ходит по комнате и, кажется, двигает журнальный столик. Не хотелось снова потерять над собой контроль. — Но я удивлена, что ты умеешь думать. Временами. А теперь уходи.       — Я привык иметь дело с фактами и расчетами, эмоциональные реакции очень долго оставались за пределами моего понимания, думаю, как и в твоем случае. Оттого мои слова могут невольно ранить. Это не значит, что я хочу специально причинить тебе ими боль.       — Прекрасно, если ты закончил тыкать меня носом в мои же слабости — может быть все-таки уйдешь? — Пожирательница Миров с трудом подавила острое желание закрыться одеялом с головой. Слишком жалко и по-человечески.       — Я уйду, но не раньше, чем ты поешь, — Матурин коснулся ее плеча, и она с негромким рычанием дернула им, сбрасывая с себя его руку. — После я не потревожу тебя до следующего дня, даю слово.       — Лучше бы ты меня вообще не тревожил, — Пожирательница Миров нехотя повернулась, скривившись от собственной медлительности, а также от необходимости мириться с обстоятельствами, и с отвращением посмотрела на Черепаху. — Я не хочу тут быть.       — Я не стану навязывать тебе помощь, — Матурин вздохнул и в глазах его промелькнуло явное сожаление. — Как только ты восстановишься достаточно, чтобы охотиться самостоятельно, мы больше не увидимся. Каким именно способом восполнять силы дальше решать тебе, не мне.       — О, неужели же вспомнил, что я не твое домашнее животное? Поразительно! — от явной издевки, прозвучавшей в ее голосе, Матурин слегка вздрогнул.       — Я и не забывал об этом, — вдруг во взгляде его мелькнула тень вины. — Похоже, я был слишком навязчив.       — Вот только сейчас до тебя это дошло. Поразительно! Неужто настолько распереживался из-за меня, что решил помогать невзирая на мое собственное мнение? — и, видя, как совсем сник Матурин, Пожирательница Миров зло рассмеялась. — Быть не может, я угадала! Ты что же, так сильно хотел не дать мне загнуться, что пошел напролом и, фактически, напал? Во имя чего, тупая ты Черепаха?!       Матурин молчал с явным трудом пытаясь подобрать слова. Судя по всему, ему внезапно стало неловко. Это с чего еще вдруг? Пожирательница Миров же сверлила его внимательным взглядом и вовсе не собиралась отступаться. Нет уж! В этот раз этот кретин не увильнет от ответов.       Удерживать ее силой здесь он не собирался— это прекрасно. И если она хотела поскорее восстановиться и уйти восвояси — а она хотела, о да, очень-очень хотела — следовало набраться терпения и делать то, о чем ее попросит Черепаха. И раз уж какое-то время придется терпеть его присутствие рядом с собой, стоило вытрясти из него ответы на все вопросы. Просто, чтобы они больше не висели между ними и не тревожили ее.       — Мне неприятно это признавать, но ты права, — наконец тяжело вздохнул Матурин и вдруг опустился на пол рядом с диваном так, чтобы их лица оказались примерно на одном уровне, — по сути, я на тебя напал. Да, знал, что иначе ты не стала бы слушать, а даже если бы каким-то чудом выслушала — ни за что бы не согласилась принимать мою помощь, тем более таким способом. Я понимаю, что этим поступком навлек на себя твой гнев и, скорее всего, не оставил ни малейшего шанса на улучшение наших отношений в будущем. Я не хочу, чтобы мы становились врагами, но, если такова плата за твою жизнь — быть посему.       — И к чему все эти слова? В них нет смысла, — Пожирательница Миров нахмурилась. — Так ты хочешь поступить по-своему несмотря ни на что или все же стремишься избежать моей ненависти?       — Я хочу, чтобы ты жила. Мои собственные чувства не имеют значения. Даже если мы больше никогда не пересечемся, мне будет достаточно знать, что с тобой все в порядке.       — Я тебе не верю. Чего ты на самом деле хочешь от меня? — Пожирательница Миров негромко, раздраженно зарычала. — Какую цель преследуешь?       Слова Черепахи сбивали ее с толку. Если он не хотел портить отношения — при условии, что взаимное игнорирование друг друга вообще можно назвать этим словом — зачем лез на рожон? Зачем пошел против своих же желаний? К чему эта внезапная жертвенность? Разве такой, как он, может поставить ее благополучие выше своего собственного? Это все неправильно, так не должно происходить!       — Но я не могу врать, — Матурин так беспомощно развел руками, что захотелось их ему оторвать. — Могу уходить от ответа, недоговаривать, но и только. Таким меня создали. Подчас это вызывает трудности.       — Создали? Разве ты не… не существовал всегда?       — Конечно нет, но я не думаю, что прямо сейчас ты готова разговаривать об этом.       — Да… Ты и правда умеешь уходить от изначальной темы, — Пожирательница Миров ощутила, как голос явственно дрогнул, а кожа покрылась мурашками. Она раздосадовано зажмурилась, стремясь успокоиться. Да, похоже Черепаха прав, к подобным откровениям она все еще не готова. — Ответь на изначально заданные вопросы или убирайся немедленно.       Матурин снова тяжело вздохнул и опустил взгляд. Голос его звучал тихо, почти бесстрастно:       — Я хочу, чтобы ты жила, как уже говорил. Мной всегда руководил долг. Цели, задачи, расчеты. Я относился ко всему беспристрастно и объективно. Следил, чтобы все шло своим чередом. Сплав машины и живого организма, я долгое время полагал, что лишь программа определяет все. Мой кругозор был ограничен ей.       — В тебе не ощущается ничего от машины.       Слова прозвучали довольно резко, но голос в этот раз не задрожал, что порадовало Пожирательницу Миров. Честно говоря, сейчас Матурин со всеми его откровениями, стремлением помочь и странными чувствами, половину из которых не выходило распознать, пугал ее до ужаса.       Если бы он сказал, что спас ее ради какой-то своей цели, ради того, чтобы после потребовать с нее какую-нибудь плату за это — она бы даже не разозлилась. Потому что это было бы просто и понятно. Это ощущалось бы правильным и даже в какой-то мере справедливым.       Но, увы, судя по всему тут было замешано нечто иное. Нечто, уходящее корнями в область таких ненавистных, непонятных и трудно поддающихся контролю эмоций, будь оно все проклято. Нечто куда более близкое людям, чем существам, подобным им с Черепахой.       — Все стало иначе, когда Луч коснулся меня. Изменил, сделав намного большим, чем я изначально являлся. Но я все равно считал себя машиной. А потом появилась ты. Дикая, неукротимая и такая свободная. Могущественная и ранимая. Самоуверенная и наивная. Совершенная в собственном несовершенстве. Я наблюдал за тобой очень-очень долго. Не вмешивался, опасаясь навредить. И постепенно сумел выйти за пределы былого кругозора. Сумел ощутить, что я живое существо, а не беспристрастная машина. И в отношении тебя больше не могу мыслить исключительно объективно. Смерть — естественная часть жизни, все верно. Но я не могу примириться с тем, что мироздание будет существовать дальше, сам я буду существовать дальше, а тебя не будет. Боюсь, не могу сказать большего, я сам не до конца понимаю, что именно испытываю и откуда это берется. Как я уже говорил, понимать эмоциональные реакции, даже свои собственные, у меня не так хорошо получается, как хотелось бы.       Только сейчас до Пожирательницы Миров дошло, что Матурин смущен и взволнован до такой степени, что и без ее требований готов вот-вот уйти прочь. Да что на него нашло? Столько миллионов лет и словом с ней не перекинулся, постоянно дрых в своем панцире, не желая ничего увидеть дальше собственного носа, а теперь ведет себя так, словно она ему небезразлична. Более того — очень важна.       Это понимание разбудило внутри странную смесь чувств, колеблющуюся от злости до растерянности. И ни одно из них ей не нравилось совершенно.       Хотя, если уж на то пошло, ей в принципе не нравилось испытывать какие-либо эмоции, равно как злило все, что вызывало у нее их.       — Если все так, тогда зачем помог тем, кто хотел меня убить? — вопрос сорвался быстрее, чем она успела сдержать себя и тут же отдался глухой болью глубоко внутри. — Зачем вмешался?       Пожирательница Миров зажмурилась сильнее и с такой силой сжала кулаки, что ногти впились в ладони, причиняя боль. Но лучше так, чем позволить воспоминаниям снова захватить ее.       — У меня не было выбора, мальчик воззвал ко мне, и я был не в силах его проигнорировать, — в голосе Матурина прозвучало сожаление, но отчего-то из-за этого боль внутри стала только сильнее. — Я не мог солгать ему. Он спросил напрямую и мне пришлось ответить. Теплилась надежда, что он поймет меня неправильно, но он сообразил верно.       — А еще ты сказал, чтобы он не останавливался на полпути. Я все слышала, — Пожирательница Миров со злостью уставилась на Черепаху и оскалилась. — Если это не попытка убить меня, то что?       — Они не смогли бы убить тебя, — Матурин взглянул на нее с неожиданной нежностью, такой явной, что от нее замутило. — Им, уже взрослым, не удалось этого, а дети и подавно не справились бы. Да, они бы усугубили твои травмы, тебе было бы еще больнее и восстанавливалась бы ты дольше и тяжелее. Но такого, как сейчас, не случилось бы. И, самое главное, решив, что довели дело до конца, они не принесли бы клятв.       — Они были бы уверены, что я мертва. Разъехались бы и забыли. Все они. И у меня не вышло бы их созвать обратно при всем желании.       — Да, но увы, они не послушались. И все случилось, как случилось.       — Значит, ты пытался исправить ситуацию? — медленно ярость и боль стихали, только глухая тоска по-прежнему болезненно пульсировала внутри. — А когда не вышло…       — Отправился в этот мир лично, чтобы помочь тебе напрямую. Пришлось, правда, обставить все так, словно я погиб. Иначе мне бы помешали. Вмешаться в ваш конфликт напрямую тоже не получилось, к сожалению.       — И ты пошел по иному пути, — Пожирательница Миров перевела взгляд на потолок, чувствуя, как Матурин осторожно коснулся ее кисти, но в этот раз не отдернула руку. Отчего-то это осторожное прикосновение не вызывало отторжения, наоборот, казалось, грызущая ее изнутри тоска стала немного меньше. — Почему я не могу изменить облик даже когда тебя тут нет?       Она не стала спрашивать, кто помешал Черепахе вмешаться напрямую в ее противостояние с Неудачниками. Ответ был очевиден — тот же, кто дал этим смертным силу, достаточную, чтобы одолеть ее.       — Я использовал древние амулеты индейцев, которые давным-давно уже имели с тобой дело. Они верили в их силу, и потому те работают. Когда все закончится ты сможешь от них избавиться, если пожелаешь.       — Непременно.       Надо же, она совсем позабыла, как люди когда-то пытались усмирить ее. Ничего толком у них не вышло, да и к тому же другие люди, предки тех, кто сейчас обитал в Дерри, быстро выгнали надоедливых аборигенов куда подальше. А раз ничего страшного не произошло, то все их ритуалы и амулеты она посчитала недостойными внимания.       Пожирательница Миров слегка оскалилась в раздражении, на сей раз на саму себя. На сколько вот таких мелочей она за всю свою жизнь не обращала внимания, уверенная в собственной непобедимости и неуязвимости? Неудивительно, что однажды это все вышло ей боком.       И если Матурин отыскал амулеты и сумел использовать их по назначению, то, быть может, кто-нибудь сумеет откопать еще что-либо против нее. Ну до чего беспечной она была все это время!       Из невеселых размышлений ее вырвал запах свежей крови, внезапно ударивший в нос.       Человеческой крови.       Рот мгновенно наполнился вязкой слюной, а голод, до этого мучительно стягивающий нутро, вспыхнул с такой силой, что тело едва не свело в судороге.       Пожирательница Миров вскинулась, дико осматриваясь по сторонам и желая только одного — поскорее добраться до источника этого чудесного запаха. О, его она не спутала бы ни с чем: манящий аромат свежей, горячей крови насмерть перепуганного ребенка. Выбравшись из канализации, не рассчитывая ни на что, кроме падали, она и мечтать не смела заполучить что-то подобное.       На том самом злополучном журнальном столике, который Матурин, оказывается, подвинул почти вплотную к дивану, стояло нечто, больше всего напоминающее большой термос и вместительная кружка рядом. Так вот чем он гремел, как только вернулся!       Запах исходил именно из термоса, который Черепаха как раз открыл и теперь наливал его содержимое в кружку.       — Кажется, они были правы, с этого следовало начать, — пробормотал Матурин, видя, как Пожирательница Миров с нетерпеливым рычанием подалась вперед. — Твердую пищу тебе не проглотить, но вот это должно быть в самый раз. Только учти, все равно будет больно.       Более громкое рычание, перешедшее в рассерженное шипение, послужило ему ответом.       Все его слова Пожирательница Миров пропустила мимо ушей. Не важно, что там бормочет Черепаха, не важно, где и как он сумел раздобыть кровь, ничего не важно, кроме одного-единственного желания — насытиться.       Воспоминания, эмоции, размышления — все сейчас растворилось, сметенное ослепляющим, всепоглощающим голодом, который моментально вырывался из-под контроля, стоило ей учуять пищу.       Она схватила кружку обеими руками и поднесла ко рту, дрожа всем телом от предвкушения. На Матурина, который устроился рядом с ней, бережно придерживая, помогая оставаться в сидячем положении и не позволяя расплескать содержимое кружки, она не обратила совершенно никакого внимания.       Первый глоток обжег горло, словно вместо крови она хлебнула расплавленный металл. Пожирательница Миров замерла, тяжело дыша, пережидая, когда боль отступит. И как только стало чуть легче, вновь припала к кружке.       Кровь была восхитительна: теплая, дурманящая, насквозь пропитанная ужасом, словно совсем недавно текшая по чьим-то жилам.       После пятого или шестого глотка стало заметно легче, боль уменьшилась, а слабость отступила. Теперь Пожирательница Миров жадно пила, прерываясь, только чтобы дождаться, когда Матурин нальет в кружку очередную порцию.       А когда термос опустел, она расслабленно улеглась обратно, лениво слизывая с губ последние капли и довольно жмурясь. О, каким же удовольствием было вновь чувствовать этот великолепный вкус, ощущать, как отступает слабость, стихает боль, а внутри разливается тепло.       Конечно, такого количества крови было ничтожно мало, чтобы полностью насытиться, требовалось что-то более существенное, но Пожирательница Миров прекрасно понимала, что сейчас большего ей попросту не усвоить. Значит, следовало набраться терпения. Скоро, совсем скоро, как только раны достаточно затянутся, она сможет выйти на охоту и, наконец, устроить себе полноценную трапезу.       Впрочем, даже этого хватило — не столько из-за самой крови, сколько из-за страха, который пропитал ее — голод стих до вполне терпимого и уже не доставлял мучений. Она едва сдержалась, чтобы не застонать от облегчения. Наконец-то, впервые после пробуждения, она на самом деле почувствовала себя лучше, по-настоящему живой, а не полумертвым куском истерзанного мяса.       — Маленькая девочка, совсем кроха, года три, не больше, —мурлыкнула Пожирательница Миров, искоса глянув на Черепаху, который как раз закручивал крышку термоса, — она осталась совсем одна и знала, что сейчас ей будет больно. И никто ее не защитит. Откуда, Матурин?       И не сдержала довольного смешка, заметив, как он вздрогнул и в удивлении поднял на нее взгляд. Видимо, совсем не ожидал, что она вполне миролюбиво назовет его по имени.       — Ее зовут Эмили Купер, сейчас ей уже, должно быть, четырнадцать, — Матурин улыбнулся и ненадолго прикрыл глаза, словно ощутил что-то очень хорошее. — Она ходит в школу и жутко любит веселиться с друзьями. И совсем не помнит, как в раннем детстве родители пытались выяснить, на что же у их дочери такая сильная аллергия. Как мамочка привела ее в очень светлую комнату, где резко пахло лекарствами, и оставила совсем одну с незнакомым человеком, который воткнул ей в ручку страшную иголку, отчего пошла кровь и стало больно.       — Быть не может, ты что же…       — Подрабатывал в больнице, да, — Матурин улыбнулся, а Пожирательница Миров негромко рассмеялась. Представлять Черепаху в форме медбрата было почти так же забавно, как и видеть его в переднике. — Во многих больницах за все эти годы, если быть точнее, а иногда и в частных лабораториях. Часто мне приходилось брать кровь у ребятишек и почти всегда мне удавалось уговорить их родителей оставить их со мной наедине. Чтобы боль ассоциировалась у малышей со мной, а утешение после — уже с родными людьми. А когда я ощущал, что ребенок искренне и очень сильно боится, я погружал его в транс, сцеживал кровь вот в такую темпоральную капсулу, — он кивнул в сторону термоса, — благодаря чему время для нее замирало и она оставалась свежей, только что покинувшей тело, после чего восстанавливал отнятое и будил малыша.       — А ты в своем репертуаре, как я погляжу. Спорить могу, после те дети начисто забывали о пережитом ужасе, да и вообще о всех плохих событиях того периода, — вдруг Пожирательница Миров в потрясенно посмотрела прямо в глаза Матурину. Потому что осознала весь смысл только что услышанного. — Погоди… Так ты догадывался, что я могу быть не в состоянии охотиться самостоятельно в первое время, и специально собирал кровь… Нет, не так. Кровь лишь проводник, не она сейчас восполнила мои силы. Страх. Ты собирал страх, целенаправленно, таким способом, который не претит твоим принципам. Для меня?       — Ну конечно, Вечная. Я не в силах исцелить тебя так легко и быстро, как это у меня получается с людьми, так что это меньшее, что я могу сделать, — Матурин подхватил пустой термос и направился к двери, не дожидаясь ответа. — Отдыхай, если у тебя появятся еще вопросы, я непременно отвечу на них завтра. Я, конечно, не большой любитель поболтать, но в исключительных случаях можно и поступиться некоторыми принципами, верно?       Пожирательница Миров лишь качнула головой, проводив его растерянным взглядом.       О да, у нее были вопросы, очень много вопросов, особенно касаемо мотивов Матурина, но она не была уверена, что хочет знать на них ответы. Чем больше она узнавала, тем сложнее становилось воспринимать Черепаху так, как обычно. То есть делать вид, что его нет, а когда не выходило — снисходительно терпеть его присутствие. Глупый, ленивый, неразговорчивый, совершенно недостойный хотя бы малейшего интереса… Сейчас она видела перед собой совсем иное существо.       Быть может, она просто никогда и не знала его настоящего?       Да, он все еще творил глупости и говорил идиотские вещи, но явно старался помочь. Старался что-то сделать для нее. Раньше Пожирательница Миров брала все, что требовалось, самостоятельно. Стоило ей пожелать — и любое живое и даже не очень существо становилось покорным ее воле послушным слугой, с радостью исполняющим все повеления. Но никто и никогда не делал для нее что-то добровольно.       Все это было крайне непривычным, странным, сбивающим с толку, а оттого раздражающим… Но, одновременно с этим, где-то внутри теплилась еще какая-то эмоция, слабая, только зарождающаяся, которую никак не получалось распознать. В отличии от остальных она не вызывала дискомфорта, наоборот, словно согревала и заставляла вихрь ранящих воспоминаний и выматывающих, плохо поддающихся контролю чувств немного утихнуть.       Пожирательница Миров постаралась сосредоточиться на ней, но та ускользала, все так же оставаясь недоступной для понимания.       В конце концов она перестала пытаться, позволив сну затянуть себя.