Сквозь Вечность

      — Расслабься. Мы слишком разные, но это не помеха, если мы примем друг друга, вместо того, чтобы отталкивать.       — Я стараюсь, старый идиот, стараюсь!       — Ты все равно слишком напряжена. У меня не получается дотянуться.       — Ну так попробуй снова.       — Только если ты позволишь. Помни, я не причиню тебе боли.       — Легче сказать, чем сделать!       Сдавленное рычание вырвалось из глотки. Пожирательница Миров с досадой взглянула на собственные дрожащие руки, а затем с силой ударила ими по полу.       Проклятье!       Ничего не получалось. Совершенно. Хотя поначалу казалось, что нет ничего проще: всего лишь сесть рядом, коснуться друг друга, а потом позволить сознаниям сцепиться воедино и подняться на более высокие уровни реальности. Раз плюнуть!       Если бы…       В самый первый раз все начиналось хорошо. Матурин сдвинул мебель, полностью освобождая центр комнаты, они уселись прямо на ковер, взялись за руки и попытались наладить контакт. Но стоило только Черепахе проявить чуть больше инициативы и потянуть ее разум за собой, как воспоминания о недавно пережитом кошмаре ударили с такой силой, что Пожирательница Миров едва не потеряла контроль от внезапно нахлынувшего ужаса.       Боль, ненависть, чужое сознание, отчаянно сопротивляющееся ее воле и ранящее, ранящее, ранящее…       Если бы она не была настолько слаба сейчас, то Матурину бы сильно не поздоровилось.       Лишь спустя час, в течение которого Черепаха терпеливо сносил все ее проклятья и ругань в свою сторону, Пожирательница Миров решилась попробовать снова.       Умом она понимала — происходящее между ними сейчас не имеет никакого отношения к проклятой Чуди.       Но сходств, тем не менее, все же было слишком много для ее только-только начавшего восстанавливаться душевного равновесия.       Каждый раз, когда Матурин тянулся к ее разуму, Пожирательница Миров замирала в напряжении, которое неконтролируемо перетекало в страх, а следом за ним — в панику. И чем настойчивее Черепаха пытался добраться до ее сознания, тем быстрее накатывал тошнотворный ужас, следом за которым неизменно приходила ярость — на дурацкий ритуал, на Неудачников, на собственную слабость и неспособность контролировать эмоции в должной мере.       Голова резко закружилась, а руки внезапно перестали слушаться — расплата за несдержанность и бездумную трату остатков сил пришла практически мгновенно.       С тихим, коротким стоном Пожирательница Миров повалилась на пол и непременно как следует приложилась бы головой, если бы Матурин не успел вовремя подстраховать ее.       — Возможно, тебе следует отдохнуть, — от его рассудительного тона аж сводило челюсти. — Поспи, дождись, когда тело окончательно залечит оставшиеся повреждения, поешь хорошенько. У нас впереди много времени. Когда-нибудь все равно получится.       — Ну уж нет, — рыкнула Пожирательница Миров, с трудом восстановив сбившееся дыхание. — Ни завтра, ни через год ничего не изменится. Уж я-то получше многих знаю, как работает страх, если он все же возник, и как им можно воспользоваться. Или я подомну его под себя, подавлю и пожру, или он снова сломает меня. Дважды я уже облажалась. Третьего раза не будет.       Несколько секунд Матурин задумчиво смотрел на нее, а затем решительно притянул к себе, заключив в бережные, но достаточно крепкие объятья.       — Тогда попробуем иначе.       — И что все это значит, придурок? — прошипела Пожирательница Миров больше для порядка.       На удивление столь наглые действия Черепахи вовсе не возмутили ее, наоборот — происходящее ощущалось чертовски правильным. Сильные руки, удерживающие ее с удивительной нежностью и аккуратностью, тепло чужого тела, ставший знакомым и почти родным запах, звук ритмично сокращающегося сердца… В отличие от неприятных и пугающих попыток сцепиться разумами они дарили спокойствие и уют.       Он не причинит ей вреда. Она в полной безопасности.       — Попробуй не думать о ритуале. Закрой глаза и вспомни что-нибудь хорошее, — Матурин слегка повозился, давая ей возможность устроиться удобнее. — Нам необязательно именно держаться за руки и сохранять зрительный контакт, здесь совсем иной принцип.       — Ну а сразу ты не мог об этом сообщить, умник? — недовольно проворчала Пожирательница Миров и тяжело вздохнула.       Сказать всегда легче, чем сделать. Но попробовать все-таки стоило.       Она закрыла глаза и постаралась отогнать от себя лишние мысли и опасения. Не вспоминать болезненное прошлое, не думать о мрачном будущем.       На ум пришло первое пробуждение в новом мире. Странные, незнакомые прежде ощущения замкнутости и ограниченности, больше дискомфортные, чем будоражащие: неповоротливое с непривычки материальное тело, невозможность выйти за пределы изначально заложенного в него потенциала, необходимость мириться с некоторыми законами мироздания…       В первый момент она даже решила малодушно бросить все и повернуть назад. Устранить двойственность ощущений и восприятия, вновь существовать исключительно в запределье вне всяких пределов… Пока до острого обоняния не донесся восхитительный аромат. Тогда она еще не знала, что же так вкусно пахнет, но собиралась безотлагательно это выяснить.       Она выбралась наружу и принялась осматриваться. Небо было затянуто клубами дыма, сильно пахло горелой древесиной, до ушей доносился треск пламени и полные ужаса вопли спасающихся животных… И не только.       Следом за несущимся от пожара стадом бежали люди, чье примитивное поселение не пощадил огонь. Вот от них-то и исходил столь прекрасный манящий аромат.       Племя было охвачено паникой, каждый думал лишь о себе и о том, как бы поскорее оказаться подальше. Одна юная особь сильно отстала, а потом внезапно запнулась и повалилась на горячую землю, визжа от ужаса и отчаянья.       Она кинулась к упавшему дитя, на ходу отмечая, что привыкнуть к существованию в новых условиях оказалось на удивление легко, и в одно мгновение растерзала трепещущее хрупкое тело. Восхитительный вкус пропитанного сладким страхом мяса мигом вытеснил все остальные ощущения.       Ужас. Отчаянье. Паника. Мир полный пищи, мир, полностью оказавшийся в ее власти. Восхитительно.       Пожирательница Миров подняла голову и неожиданно вместо затянутого дымом неба увидела темное полотно космоса с тысячами сверкающих звезд. Их свет потянулся к ней, оплел тело, разум, саму ее сущность, потянул за собой.       Страх на миг всколыхнулся внутри, но в этот раз его удалось подавить.       Она поднималась все выше, до тех пор, пока не осталось ничего кроме этого размеренного полета. Воспоминания осыпались и потухли, подобно искрам костра, материальная оболочка осталась где-то позади, как и следовало.       Теперь Пожирательница Миров вновь была самой собой — Вечным воплощением Мертвых Огней.       [Не настолько трудно, как показалось вначале, не так ли?] — сначала раздался гулкий голос Черепахи, а затем из тьмы соткался и он сам, древний и огромный.       [Получилось?] — впрочем, ответа Пожирательнице Миров уже не требовалось, потому что в следующее мгновение она все прекрасно ощутила сама.       Они с Черепахой все еще были двойственными сущностями, обитающими одновременно в Макрокосмосе и в материальном мире. Энергетическая связь между воплощениями тянулась подобно широкой и прочной струне.       Но если раньше эти их струны никогда не пересекались, то теперь они переплелись подобно удивительному кружеву, сцепились, слились воедино.       Сейчас Пожирательница Миров воспринимала Черепаху так, словно он был ее частью — и его крохотное материальное воплощение, оставшееся рядом с ее где-то там очень далеко, и его истинную, не сдерживаемую никакими физическими ограничениями сущность.       Сила пульсировала в нем в такт биению сердца, а Мертвые Огни мерцали ей в унисон.       Она была истощена, он — полон сил, и теперь его энергия стремительно заполняла пустоты.       Так быстро, так ярко, так…       [Жжется!] — Пожирательнице Миров на миг показалось, что она сейчас утонет, растворится без остатка в этом неудержимом потоке, и Черепаха попросту поглотит ее, как сама она не раз поглощала миры…       [Потерпи, Вечная,] — в этот раз спокойный и рассудительный голос Матурина не вызвал раздражения, а, наоборот, помог справиться с нарастающей паникой, — [скоро станет легче. Твой холод перестает сковывать меня, значит и тебя вот-вот прекратит жечь мой жар.]       И правда, жжение быстро сменилось теплом, а циркулирующая между ними энергия стала однородной и начала походить больше на приятный согревающий бриз, а не обжигающую лаву.       Теперь-то Пожирательница Миров хорошо понимала, отчего Матурин не мог поделиться с ней своей силой в одностороннем порядке — даже сейчас это далось нелегко, а раньше и вовсе бы ее убило.       Но усилия определенно того стоили. Уже давно она не чувствовала себя так хорошо — отдохнувшей, здоровой, сытой, полной сил. Прежней.       Макрокосмос оставался темным и тихим, лишь где-то за панцирем Черепахи что-то призывно мерцало. Что-то, раньше никогда не привлекавшее ее внимания.       [Могу я взглянуть?] — Пожирательница Миров осторожно скользнула разумом вдоль потока их единой энергии, подбираясь поближе к источнику странного сияния. — [Это не повредит?]       [Нет, сейчас это нам не навредит,] — судя по тону, Черепаха улыбался, пусть в его теперешней форме этого и не было заметно. — [Слышать мои рассказы одно, а увидеть лично — совсем другое. Эта возможность выпадает тебе, быть может, лишь раз. Воспользуйся ей.]       [Хватит умничать, старый дуралей,] — беззлобно фыркнула Пожирательница Миров и куда решительнее двинулась дальше.       Она поравнялась с Черепахой, а затем без лишних церемоний устремилась прямо на его панцирь — именно оттуда без сомнений должен был открыться наилучший вид.       И она не ошиблась. Упорядоченная часть Макрокосмоса — Метавселенная, как частенько называл ее Черепаха в их разговорах — раскинулась перед ней во всей своей красе. Миллиарды миров спиралями вились вокруг мощных, сцепляющих их воедино энергетических потоков. Шесть Лучей пересекались в одной кажущейся бесконечно далекой точке, скрепленные незыблемой осью, именуемой Темной Башней.       Прекрасное видение идеального упорядоченного мироздания держалось несколько секунд, а затем истаяло, являя взору удручающую истину — и Пожирательница Миров едва сумела сдержать удивленный возглас.       Трое из шести Лучей исчезли, а там, где они когда-то проходили, беспорядочно мельтешили ничем не сдерживаемые миры. Какие-то замерли на месте, словно время для них остановилось, иные неслись с головокружительной скоростью. Прямо на ее глазах два мира столкнулись, слились воедино, подобно каплям ртути, а затем внезапно набухли и разлетелись мелкими брызгами.       Оставшиеся три Луча были оплетены странными, похожими на причудливые лианы черно-красными нитями, которые пронзали их, сдавливали и иссушали.       Один Луч казался почти нетронутым, он выглядел ровным и чистым, зараза коснулась его лишь в нескольких местах. Второй, тянущийся прямиком к ним с Черепахой, также оставался прям, но его сияние едва-едва пробивалось из-за густого ковра черно-алых нитей. А вот третий… Искаженный, деформированный, погасший, он больше напоминал искривленный корень мертвого дерева, чем нечто, способное удерживать и питать миры.       Не так давно Пожирательница Миров полагала, что успела познать все грани ужаса и теперь-то ее уже ничем не проймешь.       Но сейчас, глядя, как медленно Луч-корень слегка сдвинулся, еще больше деформируясь, как от него в стороны подобно бусинам лопнувшего ожерелья разлетелась часть удерживаемых им миров — она поняла, что жестоко ошиблась.       И это все творит ее братец?       То есть, выходит, она и сама могла бы провернуть нечто подобное, если бы захотела?       [Но зачем? Не понимаю…]       [Твой брат желает уничтожить Лучи, и, возможно, саму Темну Башню,] — голос Черепахи был тих и полон скорби. — [Если над ней, конечно же, не получится установить контроль.]       [Так не доставайся же ты никому?] — недоумение Пожирательницы Миров возрастало с каждой секундой.       Всего-лишь какая-то Башня? Да, она ось мироздания, но какой к хаосу прок от оси, когда колеса уже разлетелись в щепки? Если все рухнет, то смысл ее существования будет утерян, и она потеряет свою значимость. Но все равно нужно ей завладеть? Вот так мелочно? Так жалко?       [Да, именно так,] — голос Черепахи стал еще тише.       Неожиданно Пожирательница Миров обратила внимание, что ослабел не только его голос — сердцебиение тоже замедлилось. Что-то было не в порядке.       [Старый идиот, что происходит?] — пусть она не знала в точности всех особенностей ритуала, но была совершенно уверена, что так происходить не должно. — [Матурин, Луч!]       Черно-красные лианы ближайшего к ним Луча — именно его, судя по всему, и охранял Матурин — пришли в движение, засияли алым, принялись жадно тянуть все новые и новые отростки, которые теперь перекинулись и на черепаший панцирь, сдавили его, стремясь прорости внутрь.       Убивали.       [Матурин, хаос тебя побери! Сделай что-нибудь!] — Пожирательница Миров уже не могла сдерживать захлестывающий ее ужас.       Никогда за всю свою долгую-долгую жизнь она не видела ничего подобного. Конечно же их с Черепахой недавние действия привлеки к себе внимание, что было не удивительно, но она и подумать не могла, что со столь могущественном существом, коим Матурин без сомнения являлся, можно расправиться так стремительно и легко.       [Все в порядке, Вечная. Не о чем беспокоиться. Тебе не о чем,] — настолько спокойно и смиренно проговорил Черепаха, что захотелось впиться в него клыками, рвать и рвать его плоть до тех пор, пока он не прекратил бы вот так просто мириться с собственной надвигающейся гибелью и начал бороться. — [В этом противостоянии я уже давно занимаю слишком шаткую позицию. Я стремлюсь защитить Луч, сохранить упорядоченный принцип существования, но с недавних пор эти цели меркнут в сравнении с иной — защитить тебя любой ценой. Это стремление впервые мой и только мой осознанный выбор, а не навязанная извне программа или долг. Если твой брат разрушит Лучи, то ты и тебе подобные больше не будут ничем скованны. Вы станете свободны. Будет лишь хаос и вы все в нем. Если такое тебе больше по душе, то это твое право. Если выбирать между Лучом и тобой — я выберу тебя, Вечная. Пусть этот выбор и означает мою гибель, ибо жить, отрекшись от Луча, я все равно не смогу.]       [Так ты… ты знал. С самого начала знал, к чему приведет этот ритуал!] — медленно страх, сковывающий нутро Пожирательницы Миров, начал отступать, сменяясь жгучей яростью. — [Ты подстроил свою смерть и спокойно существовал, но сейчас из-за него тебя заметили и спешат исправить оплошность, не так ли? Ты не просто решил спасти меня и восстановить мои силы, но передать их мне и сгинуть! И даже не удосужился меня предупредить!]       [Не было смысла, это ничего бы не изменило. Ты все равно согласилась бы, не упустила шанса вновь жить полноценно. Я же знаю, что моя жизнь для тебя ничего не значит. Как и я сам. Все в порядке, просто такова ты. Я принимаю это.]       [Ничего ты не знаешь, тупица! И ты совсем не знаешь меня! Идиот-идиот-идиот!]       [Прошу тебя, успокойся,] — голос Черепахи теперь стал едва слышен, но в нем явственно мелькнуло легко недоумение. Мелькнуло — и пропало. — [Времени уже почти не осталось. Я должен тебе еще… кое-что рассказать... Вы обязательно встретитесь… скоро… позаботься о…]       [Заткнись!] — яростное рычание Пожирательницы Миров неожиданно гулко раскатилось по Макрокосмосу.       Довольно! Больше она не будет слушать этот лепет. Старый идиот точно собрался бормотать что-то несусветное до тех пор, пока не подохнет. И если раньше мысль о его смерти и правда никак не трогала ее, а известие о мнимой гибели в прошлый раз вызвало лишь легкое удивление и даже капельку злорадства, то теперь все кардинально изменилось.       Возможно, главная причина крылась в том, что изменилась она сама — научилась чувствовать и принимать собственные эмоции, не закрываться от них и не пытаться подавить. И теперь они захлестывали ее, яркие и неудержимые, как вспышки фейерверков.       Ее дважды пытались убить, и один раз почти удачно. Она потеряла детенышей и вслед за этим едва не лишилась рассудка. А если план ее проклятого братца сработает — то она останется не только без Дерри, своей привычной и полюбившейся кормовой площадки, но и без самого ставшим уже таким привычным мира, в котором обитала. Всех миров.       Черепаха мог думать что угодно, но если упорядоченное мироздание рухнет, а хаос затопит все — это будет означать не только вечную свободу, но так же вечный голод и нескончаемую борьбу за выживание.       Созданиям, подобным ей, останется только питаться собственными соплеменниками да в спешке бесконтрольно плодиться, не жалея собственной жизни — лишь бы род не сгинул. И так до тех пор, пока сильнейшие не поглотят слабейших. Пока не останется лишь один, обреченный с той поры вечно существовать и вечно мучиться от неутолимого голода.       Провести остаток жизни без отдыха, в вечном движении, в вечной охоте — вовсе не таким она видела собственное будущее.       Это не свобода — деградация.       Только безумец мог желать подобного себе и своему роду. Впрочем, в последнем Пожирательница Миров ни капли не сомневалась.       И теперь этот безумец пытается убить единственное существо во всем Макрокосмосе, которое встало на ее сторону. Того, кто мог хитростью попытаться манипулировать ею, но вместо этого помог совершенно бескорыстно. Того, кто без колебаний отдает сейчас собственную жизнь ради нее.       Черепаха конечно старый дурак, каких поискать, но он, хаос побери, ЕЕ старый дурак. И более ни одна тварь не посмеет отобрать то, что принадлежит Пожирательнице Миров.       Она сосредоточилась на биении сердца Черепахи и, пользуясь тем, что их энергии все еще были переплетены, а организмы функционировали почти синхронно, заставила то биться быстрее, ровнее, вернуться в единый ритм с пульсацией ее собственных огней.       А затем всем своим существом потянулась к черно-алым нитям. Присмотрелась, после осторожно коснулась их. Сияние Луча пробивалось сквозь ковер густой поросли, болезненное и слепящее. Но Пожирательница Миров не отступила. Она прекрасно понимала, что эта энергия для нее губительна, но она и не собиралась с ней взаимодействовать.       Нет, ее интересовали лишь мерзкие лианы. Теперь-то она поняла, что они такое — тошнотворное порождение чужой злонаправленной воли, причем воли человеческой. Сила ее братца ощущалась очень явно, такая до омерзения знакомая, но она служила лишь питательной средой, но не источником.       Зато история, рассказанная Матурином, подтвердились: сродство ее огней и алого сияния теперь ощущалось совершенно отчетливо. Она могла его коснуться, могла скользить вдоль лианы словно по путеводной нити, могла воздействовать.       [Кто… ты?]       Голос прозвучал на самой границе слышимости, а потому Пожирательница Миров отмахнулась от него, решив, что тот ей просто мерещится.       Она двинулась дальше вдоль лиан, желая добраться до их источника и одновременно отчетливо понимая, что времени почти не остается. Нити извивались, стремились оборваться, сбить ее со следа.       [Ты… спасешь?] — на сей раз странный, лишенный эмоций голос прозвучал куда яснее.       Теперь она ощутила, что он лился из-под лиан вместе со слепящим сиянием Луча. Честно говоря, Пожирательница Миров не знала, что ответить, все же она преследовала сугубо личную цель и точно не собиралась записываться в спасительницы вселенной. Но от нее явно требовали хоть какого-то ответа.       [Не наврежу,] — наконец она наиболее точно описала свои стремления, после чего сияние Луча, внезапно, стало гораздо менее болезненным, а черно-алые нити замедлились. — [Кажется, старый кретин рассказал мне не все…]       Впрочем, сейчас это было не важно. Ничто не имело значения, кроме тех, кто посмел посягать на чужое. О да, чем ближе она подбиралась, тем яснее чувствовала, как единое биение силы разделяется на несколько отдельных. Десяток или два, а может и того больше, пока трудно было сказать точно.       Ярость вновь захлестнула Пожирательницу Миров, отчаянная и слепящая. Люди, снова эти жалкие люди! Марионетки ее ублюдка-брата, несправедливо наделенные силой, которая могла принести реальную пользу, если не мирозданию в целом, то хотя бы им самим, но вместо этого избравшие путь разрушения.       Разрушители.       Слово всплыло в сознании, и одновременно с этим Пожирательница Миров почувствовала их. Тридцать три. Ровно тридцать три человека замерли сейчас в ужасе, ощутив ее присутствие совсем рядом.       А в следующую секунду лианы внезапно метнулись к ней, натянулись, причиняя боль и стремясь разорвать саму ее сущность изнутри. Сознание наполнила какофония голосов, каждый из этих Разрушителей лопотал что-то на свой манер, требовал и приказывал. Они решили противостоять ей. Решили, что могут все — или почти все — пока они вместе. Тридцать три усиленных специальными препаратами разумов, собравшиеся в особом месте и соединенные общими стремлениями.       Вот теперь это все куда больше походило на Чудь, чем странные ритуалы Черепахи.       На миг страх и болезненные воспоминания подняли голову, и Пожирательница Миров едва не поддалась им. Желание в ужасе бежать прочь, затаиться и забыть все как кошмарный сон казалось почти непреодолимым.       Их больше, в разы больше, чем в прошлый раз. Они куда сильнее никем не обученных Неудачников. Они знают, что делать. Они уничтожат ее, если не скрыться прямо сейчас. Матурин уже передал ей достаточно сил, еще не поздно бросить все и спасти хотя бы себя.       Однажды она уже рассуждала похожим образом, но получила не спасение, а лишь краткую отсрочку.       Мысль пронзила ее подобно удару молнии. И вслед за ней страх с нерешительностью растворились без остатка и осталась только всепоглощающая решимость.       Она не отступит. Не сбежит в панике, напуганная болью, растерянная, застигнутая врасплох и не знающая, что делать. Она больше не одна и ей действительно теперь есть что терять и за что бороться, не жалея жизни.       Да и Разрушители эти просто обороняются, действуя больше по наитию и не ведомые насильно чьей-то волей или жаждой отмщения. Сколько бы их ни было — она одолеет всех. Числа с их выдуманной людьми магией не имеют никого значения — на самом деле, пришло запоздалое озарение, не имели и в прошлые разы — лишь ее вера в себя и собственные силы против их веры. И в этот раз она не дрогнет и не позволит себе ни капли сомнений.       [Жалкие ублюдки!] — Пожирательница Миров вцепилась в опутавшие ее нити — в чужие языки — с яростным рычанием. — [Думаете вы сильнее? Думаете, вы что-то можете? Что-то значите? Вы ничто! Продавшись ему на милость вы уже стали пустым местом, вонючим расходным материалом. Ваши жизни ничего не стоят. А потому не смейте тянуть свои грязные лапы к тому, что принадлежит МНЕ! Обратитесь в ничто!]       А в следующее мгновение она изо всех сил дернула черно-алые нити и тех, кто сейчас были на их конце, к себе. Всю ярость, ненависть к брату, желание отомстить за утерянное и сохранить обретенное… Все свои пробудившиеся эмоции она вложила в этот рывок.       Противники были сильны и умелы, их действия уже причинили ей вред, а нарастающая боль грозила вот-вот затмить рассудок. Но каждый из них сражался по-своему. Свои принципы, своя вера, свои убеждения. И пока их помыслы не пришли к одному общему знаменателю, пока их атака не стала абсолютно синхронной — у нее есть шанс взять верх.       Она — сама Вечность. Не важно трое ей противостоят, пятеро, семеро, тридцать три или три тысячи. Все они лишь жалкая пыль.       Жалящие голоса в разуме сменились пронзительными воплями чистого ужаса. О, какие же прекрасные звуки!       Нити больше не держали ни ее, ни Матурина — они лопались, рвались, распадались в ничто. Луч — та его часть, что тянулась от Башни к Черепахе — ярко засиял, освободившись от большей части пут. И его свет, вопреки ожиданиям, не ослепил, а только придал больше сил и смыл всю пронизывавшую ее до этого момента боль.       Превосходно!       [Да, познайте, что такое настоящая Вечность, вы, жалкий мусор! Ваша сила лишь ничтожная искра в сравнении с настоящим пламенем. Так сгорите же дотла!]       На миг отчаянные крики сменились безумным многоголосым воем, уже мало походящим на человеческий, а после отдалились и стихли, обратившись шелестом прибрежных волн. Стали частью Мертвых Огней.       Когда в Читальню, откуда буквально пару минут назад раздавались пронзительные и полные безумного отчаяния вопли, ворвался отряд охраны во главе с Фимли о’Тего, они нашли вместо только-только заступившей смены из тридцати трех Разрушителей лишь тридцать три трупа с искаженными гримасой дикого ужаса лицами.       Пожирательница Миров еще некоторое время удовлетворенно прислушивалась к затухающему безумному шепоту тех, кто пребывал в Мертвых Огнях, одновременно чувствуя, как быстрее циркулирует энергия между ней и Черепахой, пока жизнь вновь наполняет его тело.       Главное, не думать о том, что именно она сотворила. Как она это сделала. Почему она поступила так.       Безусловно, не будь ее энергия так тесно переплетена с энергией Матурина — она не смогла бы даже приблизиться к Лучу, не говоря уже о том, чтобы зайти так далеко.       Связь, созданная при помощи ритуала, начала истаивать. Кружево единых энергетических потоков расплеталось, но одновременно с этим до нее долетали отголоски эмоций Матурина: растерянность, потрясение, облегчение, восхищение, признательность. И еще что-то яркое, походящее на поток горячего воздуха, пронизанного солнечными лучами, одновременно согревающее и заставляющее нутро болезненно сжиматься.       Это уже слишком! Слишком даже для нее!       С коротким отчаянным вскриком Пожирательница Миров оттолкнула от себя Черепаху, подалась назад и повалилась на пол. Потолок гостиной несколько секунд бешено вращался перед взором, а затем замер.       Пахло свежей кровью.       Пожирательница Миров медленно села, подняла дрожащие руки к лицу, с трудом сорвала скрывавший поврежденный глаз бинт и отбросила подальше.       До ушей донесся тихий болезненный стон. Следом кашель. Запах крови усилился. Похоже, старому идиоту крепко досталось…       Она запустила пальцы в собственные волосы и судорожно сжала их.       Энергия переполняла ее, казалось, еще немного, и та польется через край. Она не ощущала боли, голода или слабости. Все повреждения, как старые, так свежие, возникшие в результате недавней схватки — она не столько увидела, сколько ощутила, что спина, правый рукав и вся левая часть халата насквозь пропиталась ее кровью — затянулись, оставив лишь едва заметные следы на коже.       Сердце бешено колотилось, дыхание участилось, дрожь то и дело сотрясала все тело. Чужие эмоции все еще ощущались где-то на границе восприятия. Тело казалось объятым пламенем, а внутри словно сжалась некая пружина.       Картины недавней битвы переплетались с воспоминаниями двадцатисемилетней давности, вновь и вновь вспыхивая в памяти сигнальными ракетами.       Она не хотела думать об этом. Не хотела думать ни о чем!       Не было ни радости от победы, ни облегчения от их с Черепахой спасения, ни гордости за себя. Лишь глубокое потрясение, напряжение, сводящее все мышцы разом, и возбуждение, от которого по всему телу бежали мурашки. Так, словно она еще сражается, словно вот-вот нужно будет отбить очередную атаку, словно малейшее действие может стоить ей всего.       Пожирательница Миров подняла голову и, встретившись глазами с то и дело мелко вздрагивающим Матурином, поняла, что он чувствует сейчас то же самое. Выглядел он, что и говорить, не важно: бледный, с темными кругами под глазами, в полностью пропитавшейся кровью одежде и перепачканными в ней же губами и подбородком. Впрочем, дышал он хоть и быстро, но в то же время ровно и без хрипов – судя по всему его тело стремительно исцеляло себя.       Черепаха осторожно приподнялся на локтях, затем сел, не отрывая от нее взгляда. Пожирательница Миров криво ухмыльнулась, повела плечами в стремлении хоть немного размять гудящие мышцы и подалась вперед. Да, нужно отвлечься, забыться, переключиться хоть на что-то. Заставить собственные мысли и память успокоиться.       Матурин, похоже, подыхать в ближайшее время не собирался, это радовало, но не означало, что она все забыла. Те его казавшиеся такими странными эмоции… Эмоции, которые она, наконец, узнала.       — Ты что же… влюбился в меня, глупец? Настолько по-человечески? — хрипло сорвалось с ее губ, после чего Пожирательница Миров запрокинула голову и пронзительно рассмеялась.       Черепаха молчал, но ей и не требовался его ответ. Она смеялась долго, отчаянно, до тех пор, пока из глаз не потекли слезы, а дыхание окончательно не перехватило. Влюбился! Подумать только! В нее, само воплощение Ужаса и Разрушения! Вот так бесхитростно, без расчета на взаимность, смиренно и по-собачьи преданно. Хотя какая из этой рептилии к хаосу собака…       На фоне всего произошедшего это откровение оказалось попросту последней каплей. Невероятно, немыслимо, невозможно! И все же… все же, как бы ей ни хотелось обратного, Пожирательница Миров вынуждена была признать, что не испытывает к Черепахе и его чувствам презрения или отвращения. Напротив, внутри разливалось странное тепло, которое постепенно вытесняло потрясение и заставляло болезненные воспоминания затухать.       Смех, уже больше походящий на рваные всхлипы, все еще душил ее, и ей пришлось до крови прикусить губу, чтобы заставить себя остановиться.       Матурин продолжал хранить молчание, и только когда она немного отдышалась, плавно слизнула алые капли и вновь подняла на него горящий расплавленным янтарем взор, прошептал:       — Я с трудом разбираюсь в собственных эмоциональных реакциях, Вечная, я уже говорил. Когда дело касается тебя, предпочитаю не задумываться о причинах, а просто делаю, как считаю правильным.       — Да что ты говоришь! Мне бы расплакаться от умиления, но что-то не тянет, — Пожирательница Миров хищно оскалилась.       Черепаха сидел неподвижно, казался спокойным и лишенным всяких эмоций. Но только на первый взгляд. Она видела, как закаменели его мышцы, как лихорадочно блестели глаза, как судорожно вцеплялись в пропитанный кровью ковер пальцы.       Она медленно двинулась вперед, опираясь на ладони и колени, не рискуя пробовать подняться на ноги. Отяжелевший от крови халат соскользнул с плеч и теперь только мешал, сковывая ее. Несколько резких движений — и досадная помеха отлетела к ближайшей стене.       Дышать все еще было тяжело, воздух словно сгустился, казалось, еще немного — и он начнет потрескивать от напряжения, кожу покалывало, а охвативший все тело жар стал почти нестерпимым.       Слишком уж много всего произошло за предельно кроткий срок. Азарт боя и триумф победы, страх и потрясение, болезненные воспоминания и ощущение чужих эмоций словно своих собственных — все это слилось воедино, сплавилось внутри в нечто могучее, ослепляющее и непреодолимое, чему она не могла подобрать названия. И оно требовало выхода. Немедленно.       — Ты имеешь полное право презирать меня, — дыхание Матурина еще больше участилось, как только она подобралась практически вплотную, — за столь человеческие чувства.       — Имею, — Пожирательница Миров глубоко вдохнула, ощущая острый, манящий аромат свежей крови, — но не стану. Иначе мне придется начать презирать и себя. В конце концов, быть может чувства — это просто чувства, одни на всех, не важно жалкий человек ты, глупый киборг или запутавшееся в себе воплощение хаоса.       — Вечная… Ты хочешь сказать, что тоже испытываешь…       — Без понятия, — она преодолела оставшееся между ними расстояние, вцепилась пальцами в плечи Матурина, быстрым движением слизнула кровь с его подбородка и довольно ухмыльнулась. — Я, знаешь ли, тоже с трудом разбираюсь в собственных эмоциональных реакциях.       А в следующую секунду она впилась в его губы, ощущая металлический со сладковатыми нотками вкус крови, наполнивший рот, и вместе с ним отголоски чужих эмоций, снова долетающие до разума. В этот раз Пожирательница Миров целовала жадно, требовательно — ничего общего с тем легким поцелуем, который она подарила Черепахе во дворе не так давно. Упивалась вожделением, горячим и острым, от которого ощутимо кружило голову. Наслаждалась дурманящей смесью запахов, исходящих от их разгоряченной кожи, ставших по-особенному яркими и терпкими.       Матурин тотчас крепко обнял ее, откинулся назад, еще сильнее прижав к себе, и ответил на поцелуй с не меньшим нетерпением и напористостью. О да, от хваленого терпения Черепахи, похоже, не осталось и следа.       Напряжение, возникшее между ними, достигло пика, и вдруг словно взорвалось, яркой вспышкой озарив сознание.       С гортанным рычанием Матурин извернулся и подмял ее под себя. Вот таким Черепаха ей очень даже нравился — решительным, сильным, поддавшимся древним инстинктам и отбросившим сомнения и рациональность.       Настоящим.       Пожирательница Миров довольно вздохнула и приглушенно застонала, когда Матурин вжал ее в пропитанный кровью ковер и одновременно прихватил зубами нежную кожу на шее. Она охотно позволила ему полностью перехватить инициативу и блаженно зажмурилась, запрокинув голову и подставившись под быстрые, беспорядочные поцелуи.       Она не желала задумываться о природе того, что испытывала — они оба испытывали — сейчас. Лишь дать этому выход и получить долгожданное облегчение.       Форма не имела значения. Ничто не имело значения.       Мир сузился до предела, сжался, практически исчез. Не осталось ничего, кроме грохота собственной крови в ушах, сильных, но в то же время аккуратных касаний, от которых под кожей словно пробегали электрические искры, горячего дыхания и обжигающих губ.       Неожиданно Черепаха отстранился, заставив ее слегка нахмуриться и нетерпеливо, коротко заскулить, но быстро прижался вновь, как только избавился от одежды. Горячий, тяжелый член скользнул по внутренней поверхности бедра, и она слегка выгнулась, принимая более удобную позу и жадно потираясь о него в немом приглашении.       Пожирательница Миров приоткрыла глаза и всмотрелась в склонившееся над ней лицо: слегка расфокусированный, затуманенный желанием взгляд, неровные пятна румянца на щеках, блестящие на висках небольшие капельки пота, приоткрытые губы, с которых срывалось тяжелое, рваное дыхание. Никакого самоконтроля — лишь чистые инстинкты. Восхитительное зрелище.       А в следующее мгновение она ощутила, как Матурин подался вперед, толкнувшись внутрь нетерпеливо, резко и сильно.       Пожалуй, чересчур резко и сильно.       Пожирательница Миров зашипела от обжегшей низ живота острой боли, ярко контрастирующей с испытываемым мгновение назад удовольствием, и тут же от души впилась клыками в плечо Матурина. Тот сдавленно охнул и моментально замер.       — Я… кажется… — взгляд его стал виноватым, а рассудок, похоже, отчасти прояснился. — Прости.       — Если бы ты реально навредил мне, я вырвала бы твое горло, — Пожирательница Миров довольно облизала окровавленные губы. — Просто притормози на пару секунд.       Она вновь прошлась языком по ране на плече Черепахи, собирая свежевыступившие алые капли, удовлетворенно выдохнула и медленно подалась ему навстречу, принимая член глубже, почти до самого основания.       Матурин выждал еще несколько секунд, затем осторожно, едва ли не с опаской двинулся.       Боль и дискомфорт исчезли, а от ощущения заполненности и неспешного, плавного скольжения поутихшее было пламя внутри вспыхнуло с новой силой.       С губ Пожирательницы Миров сорвался короткий, довольный стон, и на миг она ощутила даже легкий укол сочувствия к человеческим женщинам, тела которых, в отличие от ее собственного, не могли ни легко подстроиться под размеры партнера, ни мгновенно залечить повреждения в случае досадного форс-мажора.       Она легонько поскребла плечи Матурина, игриво прикусила кожу на шее — на сей раз не прокусывая до крови. Тот в ответ потерся носом о ее висок, а движения его стали резче и увереннее.       Пожирательница Миров вновь прикрыла глаза, задышала чаще, негромко порыкивая на выдохе от особенно глубоких проникновений. Позволила горячему туману удовольствия затянуть сознание и полностью окунулась в незнакомые для себя, яркие ощущения.       Так хорошо, так горячо, так правильно.       Матурин, более не сдерживаясь, брал ее быстро и жадно, и одновременно легко, почти невесомо целовал ее шею, линию челюсти, губы.       Она вскоре подхватила темп и охотно подавалась на его движения, чувствуя, как охвативший тело жар становится почти нестерпимым, а стягивающее нутро сладостное напряжение стремительно нарастает.       Удовольствие пронзило ее яркой вспышкой, такое сильное и острое, что на несколько мгновений она не могла ни вдохнуть, ни выдохнуть. Она выгнулась под Матурином, вздрагивая, запрокинув голову и сжимая его так сильно, словно хотела сплавить их тела в единое целое.       Черепаха замер, с губ его сорвался протяжный стон. Пожирательница Миров зажмурилась до цветных сполохов перед глазами, чувствуя обжигающе восхитительную пульсацию глубоко внутри.       Она судорожно хватала ром воздух, все еще неконтролируемо вздрагивая и вжимаясь в Матурина. Наслаждение пронизывало каждую клеточку ее тела, подобно электрическому разряду.       Прошло довольно много времени, прежде чем она сумела отчасти выровнять дыхание и отпустить Черепаху, который тут же перекатился на бок, а потом и вовсе растянулся на полу с ней рядом.       По телу разлилась сладкая истома, не хотелось ни шевелиться, ни говорить, ни даже думать, лишь расслабленно парить в этой блаженной неге.       — Ну как, стало легче? — слова давались Матурину с явным трудом.       — Отчасти, — Пожирательница Миров лениво повернула голову и глянула на Черепаху из-под полуприкрытых век.       — И мне.       Да, сейчас им обоим было хорошо, как никогда, и возникшее между ними не так давно напряжение, переросшее в вожделение, поутихло. Но не исчезло окончательно. Оба они получили столь желанную разрядку, но одного раза, судя по всему, было мало.       Впрочем, не сказать, что ее это хоть немного расстроило.       — Мне так жаль, Вечная, я совсем потерял над собой контроль, — виноватый взгляд и голос Матурина заставили ее в недоумении приподнять брови. — Я не должен был забывать том, кто я такой, и о своем даре творения. Причинять тебе такие неудобства, особенно после всего, что ты пережила… Уверяю, я более не посмею даже коснуться тебя, если не буду уверен, что разум мой ясен.       Сначала Пожирательница Миров никак не могла сообразить, о чем лопочет этот глупый Черепаха и за что рассыпается перед ней в извинениях. А потом поняла в чем дело.       — Вот как… Значит ты подарил мне шанс снова стать матерью, — несколько секунд она сверлила нарочито хмурым взглядом Матурина, который с каждым мгновением все больше и больше походил на нашкодившего щенка, а затем не выдержала и коротко, хрипло рассмеялась. — Конечно, мучить тебя чувством вины весьма и весьма заманчиво… Но, так уж и быть, я сжалюсь в этот раз. Расслабься. В отличие от человеческих женщин я прекрасно контролирую собственные репродуктивные процессы. Потому можешь не сдерживаться лишний раз, сюрпризов не предвидится. Потомство у меня будет исключительно тогда, когда я посчитаю нужным, и никак иначе. К слову о прикосновениях… Мне нужно больше. И не ври, что тебе нет.       — Ты права, — Матурин слегка нахмурился, — но, если тебе неприятно быть принимающей, можешь в любой момент сменить форму. Я счастлив просто быть с тобой и мне не принципиально в какой роли.       — О, ты ведь понимаешь, что я теперь не успокоюсь, пока во всех обликах, на какие мне только хватит фантазии, не отдеру тебя так, что ноги свести не сможешь? — Пожирательница Миров оскалилась в предвкушении. — Но позже. Учитывая, что я не так давно спасла твою шкуру, будь добр отработать.       — В таком случае, Вечная, для большего удобства нам с тобой стоит подняться в спальню.       Лицо Матурина выражало смирение с неизбежным, но Пожирательница Миров успела заметить огонек довольства в его глазах за миг до того, как Черепаха поспешил их прикрыть. Она ухмыльнулась, а затем чуть скривилась, разглядев неровные кровавые разводы на собственной коже, и проворчала:       — Всенепременно. Но сначала — в душ. Так и быть, сегодня в виде исключения я разрешаю тебе принять его вместе со мной.