Ноябрь непривычно сухой и морозный, окрашенный в светло-серое, с выбеленным небом и солнцем. Рогозина останавливается, опершись рукой на шершавую стену дома, окидывает взглядом суетящуюся улицу, переводит дыхание – все тело неприятно влажное от пота, капельки собираются на висках и медленно скользят вниз. Несколько минут женщина не двигается, взгляд блуждает по вывескам близстоящих домов.Наконец цель обнаруживается, и женщина направляется к ней. Кафе располагается в подвале, десять крутых ступенек, внутри девушка за стойкой сонно переставляет бутылки со сладкими сиропами. Из квадратных компактных колонок с необычным оформлением доносится гитарный проигрыш, и вальяжный тянущий мужской голос затягивает: «And she pours herself another cup of coffee»…
Полковник слегка улыбается и берет горячий шоколад с маршмеллоу. Сладкое ей сейчас не помешает, а вот от кофе тахикардия может только усилиться. Она определенно переоценила свои возможности – пульс шкалит, в ушах ровный гул, и темный мушки ползают по периферии зрения. В теле усталость, будто она всю ночь разгружала контейнеры, оно неповоротливое и одеревеневшее, в мышцах дрожь. Очень не хочется признавать, но Валентина, как всегда, оказалась права – Галина слишком рано решила выйти на работу. Лучше было бы остаться дома еще на недельку, как настаивала подруга. Полковник вздыхает: черт ее дернул прогуляться, надо ведь восстанавливать силы, дура, - а до родной конторы остается два квартала - повернуть назад? Поймать машину, приехать домой, а дальше что?
В одиночестве и пустоте квартиры со сжимающимися вокруг стенами роится слишком много мыслей. И Галя не может отмахнуться от них. Она привыкла анализировать – а то, что случилось, не поддается никакому здравому смыслу. Антонова предполагает, что произошедшее – результат болевого шока и стресса. Рогозина как прагматичный здравый человек готова согласиться с ней, но… Она слишком отчетливо помнит мальчишку, он ведь поил ее кофе в аэропорту, сидел напротив в вертолете. Он был с ними до крушения… Или только с ней? Куда деть эти воспоминания до полета – слишком отчетливые: серый обшарпанный маленький аэродром, мальчишка сидит отдельно, уткнувшись в игровую консоль и дополнительно отгородившись от мира оранжевыми наушниками. Его невозможно было не заметить, а он при этом игнорировал всех, в том числе и членов их маленького охотничьего отряда. Кроме нее, получается.
- Этому должно быть рациональное объяснение, - для себя очень тихо произносит она. Он был там…
Тепло от картонного высокого стакана чувствуется даже сквозь кожаные печатки. Женщина медленно доходит до автобусной остановки, чувствует дрожь в коленях, слабость и усталость смешиваются и усиливаются, напитывают организм. Ни одной скамейки… а те, что расположены на остановке - заняты, ей приходится просто привалиться к холодному металлическому каркасу, на мгновение закрыть глаза. Нужно несколько минут, чтобы снова перевести дыхание, а потом все-таки доехать до ФЭС - она просто дождется автобуса. Голова кружится, Галине кажется, она чувствует чье-то неуверенное холодное прикосновение к руке, голос очень тихий, но слова можно разобрать: «Не пытайся понять… Если ты не видишь, или не веришь, или не знаешь, не значит, что этого нет…»
- Женщина, Вам плохо?! – теперь ее плечи сжимают с силой, Рогозина резко распахивает глаза –весь окружающий мир в черных и разноцветных пятнах, не в фокусе, - и чуть не роняет стакан.
- Все нормально, - шепчет она, облизывает сухие губы.
Но сердобольная пожилая женщина с всклоченными, крашенными в огненно-рыжий волосами, будто не слыша, уверено ведет ее за собой, сгоняет со скамейки двух парней в спортивных костюмах, определенно гостей из средней Азии, и усаживает Галю. Порывшись в сумке, рыжеволосая выуживает «Сникерс» и протягивает Рогозиной.
- Ешьте.
- Я… Не надо, я в порядке… - Галя слабо улыбается. Словно в доказательство хотя бы самой себе, она даже пытается рассмотреть, во что одета ее спасительница. Но мозг воспринимает только отдельные детали, не желая связывать их во что-то единое: бежевая ткань, отложной воротник, крупные пуговицы в два ряда, пояс…
- Ешьте! - судя по тону и прищуренному взгляду, возражения не принимаются
Полковник покорно разрывает упаковку и принимается жевать, запивая уже начавшим остывать шоколадом. Для нее это просто немыслимое количество сладкого за один раз – скулы сводит.
В больнице Валя выдавала ей по одной конфетке в день, любимые Галины «Ромашки». Пакет с ними подруга всегда убирала в маленький холодильник, располагающийся в тумбочке под телевизором, и сама полковник не могла до него добраться. Только раз он целиком оказался у нее в руках, и Рогозина с трудом подавила совершенно детское иррациональное желание заныкать его под подушку и не отдавать. Зашедшая в этот момент поинтересоваться, не хочет ли пациентка клюквенного киселя, нянечка улыбнулась и покачала головой:
- Вам нельзя.
- Я знаю… - выдохнула женщина, но кулек так и не выпустила из рук, позволила забрать его только пришедшей чуть позже Антоновой.
Палата, в которой Галя провела месяц – от лестницы в центре коридора направо и до конца, – была двухместной, небольшой и прямоугольной, с широким трехстворчатым окном, начинавшимся на высоте около двадцати-тридцати сантиметров от пола и возвышавшимся почти до самого потолка. Кровать Рогозиной стояла перпендикулярно ему у стены, вторая кровать под ним – но все время пребывания женщины в НИИТО она пустовала. Полковник не была целиком уверена, приложили ли к этому руку Антонова или московское начальство – или так просто получилось.
Когда ее перевезли из реанимации, женщина не сразу смогла определить время суток. В стекло хлестал ливень, ветер нещадно трепал все еще в желто-зеленом наряде листвы березу, растущую очень близко к фасаду, так что ветви то и дело царапали стену, будто просили убежища. Проглядывающийся кусочек неба был всклоченным и грязно-серым. Галя пристально вглядывалась в него без каких-либо мыслей, застрявшая в какой-то пустоте. Оказалось, был вечер, утро же отличалось только оттенками – преобладанием белесо-серого, да отсутствием дождя, на его место пришел плотный, напитанный влагой туман. Ветви больше не скреблись о стену, теперь с другой стороны доносились привычные звуки автомобильного траффика. Проснувшись, Рогозина сразу обратила внимание на руки, лежащие на ее бедре поверх тонкого больничного одеяла в белом пододеяльнике. Руки с прожилками выпирающих голубоватых венок на тыльной стороне, узкими полосками колец и французским маникюром, остро нуждающимся в коррекции. Она знала эти руки досконально, до каждой тоненькой линии, до самого мелкого шрама. Осторожно полковник повернула голову:
- Ва… Валеч-ка… - голосовые связки слушались плохо, имя целиком ей удалось выжать из себя только со второй попытки, во рту было сухо и горло саднило. - Валечка, прости меня…
Антонова – бледная, заплаканная, с припухшими веками и красными глазами в сетке лопнувших капилляров, с растрепавшимися волосами, затянутыми узлом, в светло-сером с красными вставками спортивном костюме – вот она рядом, и Гале казалось - она никогда не была красивее.
- Валя, я думала…
- Заткнись… - всхлипнув, сдавленно прошептала женщина и, наклонившись, уткнулась лбом полковнику в плечо. - Я тебя ненавижу, Рогозина, я тебя ненавижу… - зашептала она, Галя чувствовала капли слез на коже. – Ты знаешь, что я пережила за эти сутки?! Господи, Галчонок…
- Я… Прости меня… - горло сдавливали эмоции, полковнику с огромным трудом удалось совладать с ними и осторожно коснуться светлых волос. Женщина закрыла глаза, впитывая в себя Валино тепло, наслаждаясь ее присутствием. В мыслях вместе с пульсирующим сердцем было только одно: она выжила... Она все-таки выжила. В палате было тихо, а за окном после яростного вопля клаксона кто-то начал крыть матом.
- Больше никаких командировок… Ни одной. Не пущу, просто не смогу, - выдохнула Валентина.
Рогозина улыбнулась одними уголками губ, потом нахмурилась:
– Валюш, - заговорила она, нарушая окутавшее их молчание. Антонова нехотя оторвалась от нее и выпрямилась на стуле, утерла слезы, слегка вопросительно повела бровью. – Что с мальчишкой? Где он? – и сразу же, как только прозвучали слова, Галя почувствовала неладное. Во взгляде подруги мелькнуло непонимание, она свела брови:
- С каким мальчишкой? – неуверенно переспросила она и потерла переносицу.
Рогозина постаралась говорить как можно спокойнее:
- С нами в вертолете был подросток, должно быть, сын… - полковник осеклась – она ошибочно предположила, что мальчик – сын принимающего их бизнесмена. Позже он сам сказал ей, что его отец хирург, что он попал в аварию и сейчас, возможно, находится в коме. Сосредоточиться после наркоза было сложно – но как и тогда, слушая мальчишку, она чувствовала – единый узор не выплетается: нити слишком неоднородны. Он мог быть чьим-нибудь родственником… тоже неверно – у него не было никого, кроме отца и матери, оставшейся в Берлине. Но… Думать было сложно, вопросы не находили ответов, только скапливались. Что он делал там, с ними?
- Галя, - аккуратно начала говорить Валентина, после поймала руку полковника и с силой сдавила пальцы. – Галочка, ты единственная выжившая… и… - Антонова закусила губу, но после короткой паузы все-таки закончила: - С вами не было подростка.
- Нет, Валя, ты ошибаешься, с нами был мальчик лет семнадцати. В аэропорту он все время не отлипал от игровой консоли, в вертолете сидел напротив меня. Валечка, ведь если бы не он… Он мне жизнь спас! Понимаешь? Надо выяснить, куда его отвезли?! Что с ним?! – голос Галины возрос в силе и громкости, в нем появилось волнение.
- Галя, Галочка, - Антонова тут же постаралась ее успокоить. - Я все узнаю, - произнесла Валя и еще крепче сжала ее руку, - но, если верить манифесту: в вертолете вас было пятеро… - она смотрела встревожено, и в глубине голубых глаз зарождался страх.
В манифесте действительно было только пятеро: Абаимов Н.М., Бреусов А.А., Рогозина Г.Н., Рыбаков А.Л., Яковлев И.Ф.. Мальчика не было. Несмотря на явное нежелание алтайцев сотрудничать, Круглов все-таки вытряс с них копию дела, заведенного по факту крушения частного пассажирского вертолета, со всеми экспертизами, фотографиями и заключениями – полученную папку Антонова и в палате держала при себе. Их было пятеро, никаких следов пребывания шестого пассажира обнаружено не было. Причину аварии определили просто: ошибка пилота.
Ошибка пилота… Галя пыталась восстановить в памяти все происходящее в вертолете с самого взлета и до момента крушения, но память не подчинялась. Отчетливо она помнила только его – напряженного, бледного, предупреждающего об опасности... Но, получается, его не существовало. Все, что происходило после крушения, тогда тем более казалось совершенно невозможным. Возникало слишком много вопросов, и самый главный был: как она выбралась из вертолета с взрывным переломом грудного позвонка и повреждениями двух прилегающих? А ведь ее нашли, по отчету одного из МЧСников, в десятке метров от вертолета, на достаточно ровной площадке, с одной стороны защищенной от ветра камнями, с другой – низким кустарником, закутанную в чудом уцелевшие спальные мешки, рядом был чей-то ополовиненный термос. Если мальчишки не было – она все организовала сама… Даже если в стрессовой ситуации для обеспечения собственного выживания человек зачастую действует за пределами собственных возможностей – произошедшее казалось невероятным.
- Я не свихнулась, он там был!
- Галя… - Антонова устало вздохнула, подушечками пальцев ведя по ее предплечью вниз. - Я этого и не говорила, - женщина глянула на папку с копиями. - Если он там был, куда он делся? И почему нет никаких следов его присутствия?
- Я не знаю… - Галя почувствовала, как Валины пальцы на мгновение замерли, потом оплелись вокруг запястья, нашли пульс и снова застыли.
Внезапная рыжая спасительница, одетая, оказывается, в классический бежевый тренч, решает сама проследить, чтобы Галина добралась до места назначения в целостности и сохранности, и расстаются они только у КПП под немного озадаченным взглядом охраны.
Почему-то возвращаться в стены родной конторы после трех месяцев отсутствия странно, по ощущениям совсем не так, как после даже самых длительных ее командировок. Внутри нелогичная обида грызется с гордостью, но победителя пока не видно – ее детище, ее служба функционирует без нее, и собранная ею команда действует, как отлаженный единый механизм, без сбоев и осечек. Наружу лезет противный холодный страх – что если она им не нужна? С трудом, но женщине удается его подавить, однако все равно не до конца.
- С возвращением, товарищ полковник, - приветствует девушка за стойкой ресепшена, Рогозина улыбается в ответ, отдает пальто и проходит.
В коридорах, как и всегда, наблюдается броуновское движение, но достаточно умеренное. Антонова говорила, что неделя выдалась относительно спокойной. Рогозина и сама это видела по тому, как рано Валя возвращалась домой, и по свободным выходным, которые они проводили, валяясь на кровати, кроме двух часов положенной ей прогулки. Встречающийся на пути персонал приветствует ее улыбками и словами «С возвращением, товарищ полковник». Остановившись в дверях в лабораторию, Галина несколько минут с любопытством наблюдает за ползающими среди разложенных по полу распечаток экспертами. Тихонов что-то монотонно бубнит – она не может разобрать, Холодов лишь пыхтит и кряхтит ему в тон. Стараясь не шуметь, женщина приближается и нависает над ними.
- И чем это вы тут занимаетесь? – громко интересуется она. Оба подскакивают и поворачиваются к полковнику с такой скоростью, что Андрей чуть не роняет очки, но успевает вовремя их словить.
- Галина Николаевна! – вскрикивает Иван и тут же кидается на нее с сокрушительными объятиями. Антонова определенно решила устроить всем сюрприз и не предупреждать о ее выходе на работу. Интересно, для Круглова это тоже будет неожиданностью? Женщина тихо смеется поверх растрепанной головы.
- Галина Николаевна, мы так рады вас видеть! – восклицает Холодов, расплываясь в широкой улыбке, а потом как-то внезапно сконфужено добавляет: - А Валентина нас даже не предупредила! Мы бы хоть подготовились! Тортик взяли!
- С тобой никто бы этот тортик не увидел, - ворчит Тихонов, определенно нехотя отлепляется от Рогозиной и наконец-то отвечает на заданный вначале вопрос: – Это нас ваша любимая подруга нагрузила, еще вчера, мы весь вечер ползали и с утра вот... Я провел компьютерный анализ и сразу сказал – нет тут никакой системы! Не поверила! Заставила по старинке! Изучаем карты, ищем любые сходства! А их нет! – с каждым словом Иван определенно заводится все сильнее: - Нет! – уже высоко восклицает он.
Галя ведет бровью: похоже, Антонова успела основательно достать их штатного компьютерного гения. Пока полковник находилась на больничном, Валя не обсуждала с ней дела, которыми занималась ФЭС, старалась вообще не касаться работы. Это раздражало, даже бесило Галину, но изменить ситуацию было невозможно. Звонки Круглову тоже не давали результата.
- Галя, ты на больничном, никакой работы, только отдых. Восстанавливайся, мы все ждем твоего возвращения.
- Но…
- Никаких но, сами пока неплохо справляемся, не волнуйся. Плюс, я не жажду выслушивать нравоучения от Антоновой.
- С каких это пор вы, товарищ майор, боитесь хрупкого патологоанатома? – с ехидством поинтересовалась женщина.
- Я бы сказал, кто из нас двоих ее больше опасается, - усмехнулся майор и без лишних церемоний отключился. Галя смачно выругалась и откинулась на подушку. Ставший свидетелем ее разговора Юра прыснул, а потом, не выдержав обиженного выражения лица полковника, присел рядом на диван и заговорщицки прошептал:
- Хочешь, я пожарю картошку на сале, да еще и с яйцом, а потом быстренько сварганю треугольники с «Нуттелой», а маме мы, разумеется, ничего не скажем? – Рогозина несколько секунд смотрела на парня с прищуром, потом кивнула, а Юрка просиял.
Но если серьезных расследований сейчас не проводится, то что это у них здесь за дело? Галя начинает внимательнее рассматривать разложенные листы бумаги. Так и есть – медицинские карты. Холодов поправляет очки и менторским тоном заявляет:
- Вань, есть статистика, а она баба упрямая, против нее не попрешь! И по статистике… - Тихонов нахохливается, готов кинуться в омут словесной перепалки, которая, по всей видимости, не первая и даже не вторая. Галя снова хмурится: похоже, непростое дело, и тронуло оно всех. Интересно.
- Что за дело? – встревает она прежде, чем разгорится горячий спор.
Оба как-то внезапно теряют весь пыл. Тихонов тут же выскальзывает из-под ее руки, опускается на пол и начинает собирать бумаги в излишне аккуратную стопочку. Холодов тоже какое-то время мнется, посматривая на коллегу, потом вздыхает. Определенно начальник компьютерного отдела решил оставить этот вопрос по его душу. Андрей снова привычным движением поправляет очки и начинает:
- Почти сразу же после вашего отъезда нас вызвали на труп подростка, семнадцать лет, был задушен. Тело нашли на пустыре, но убили его, по словам Антоновой, в другом месте. С трудом, да почти что по чистой случайности нам удалось установить личность – так получилось, что Валин сын его узнал. Звали юношу Ян Вайс. Его не искали, потому что родители в разводе. Мать живет в Берлине, а отец находится в коме после автомобильной аварии, других родственников в Москве у него нет. Друзей у него было немного – по словам одноклассников, плотно общался он только с одной девочкой в классе, врагов у него вроде бы тоже не было. Что странно, эта девочка, с которой он дружил, Дана Прихненко, как и его отец, в коме после операции. Оба сейчас содержатся в одном медицинском центре «Очертание сновидений», это единственный подобный центр не то что в Москве – во всей России!
- Бери выше: в Европе тоже нет аналогов. Что-то подобное вроде бы есть в Штатах, но информации кот наплакал, - встревает Тихонов. Он уже расправился с распечатками, перетащил всю стопочку на свой стол, сам примостился на нем и внимательно следит за коллегой.
Полковник чувствует, как ее прошибает холодный пот и начинает кружиться голова. Андрей после ремарки Ивана продолжает говорить, но Галина не слышит – в голове сквозь вихрь мыслей начинают складываться кусочки мозаики. Цельной картинки пока нет, но то что она видит - пугает. «Нет, я не сумасшедшая», - звучит на повторе.
- Отец – хирург? – хриплым голосом перебивает Рогозина.
- Да… Откуда вы знаете? – снова подает голос Иван, сводит брови на переносице. - Вообще, там дело - труба, Галина Николаевна, никаких улик, никаких зацепок, мы с ним месяц мудохались – все без толку. Висяк. Валя, правда, вцепилась клешнями в этот новомодный центр, но там прикопаться не к чему. Все чистенько, аккуратненько, аж противно. Правда, имеется еще одна ниточка: в «Очертание сновидений» что отец жертвы, что его одноклассница попали из частной клиники, возглавляет которую Мария Андриановна Надежина, на самом деле у нее четыре клиники, и она сокурсница…
- Все материалы по этому делу поднять и мне на стол! Сейчас же! - голос звучит неожиданно громко и резко. - Кто занимался этим?
Холодов с Тихоновым переглядываются, что-то в ее поведении их настораживает.
- На выезде Власова с Майским были, и Валя…
***
Пятнадцать минут. Власовой всегда с трудом давалось ожидание – словно приклеившиеся к циферблату стрелки часов и висящее в воздухе напряжение, поэтому она всегда ненавидела быть в наружке. Пятнадцать минут, часы на приборной панели спешат, но женщина не сразу это понимает. Отыграло две песни и только начинается третья – значит, прошло меньше времени. Рита касается широкого металлического ремня своих наручных часов, долго изучает расположение стрелок – так и есть – прошло всего восемь минут. Капитану неспокойно, она злится, ей с самого начала не понравилась идея Антоновой, но отговорить ту было невозможно, а отпустить совсем одну – неприемлемо.
Женщина сверяет время: на приборной панели оно ускакало вперед на целых семь минут, для верности она проверяет цифры на телефоне – семь минут тридцать секунд, если придираться. После непродолжительной возни, а с пассажирского сидения тыкать по миниатюрным кнопочкам неудобно, Рита перенастраивает бортовой компьютер. Снова откидывается на спинку кресла, скользит взглядом по территории. Валин «Гольф» они поставили на другой стороне улицы, чуть в отдалении, чтобы не попасть под камеры наблюдения, расположенные на фасаде здания. Без изменений.
Формально – они не на задании, у нее нет причин дергаться. Антонова клятвенно пообещала, что она просто зайдет внутрь и попробует пообщаться с администратором. Представиться врачом из какой-нибудь частной клиники, заинтересованным таким уникальным центром и возможностью сотрудничества. Никакой самодеятельности и никакого риска. Власова согласилась со скрипом - она привыкла доверять своему чутью, и все внутри говорило ей, что от этого центра тянет чем-то гнусным. Пойти с Валей Рита не могла - она засветилась, когда ФЭС занималось расследованием гибели подростка.
Капитан внимательно держит под наблюдением центральный вход и хорошо просматривающуюся парковку с немногочисленными машинами. Замечает какое-то движение возле стеклянных раздвижных дверей – двое мужчин в черной форме охраны вышли перекурить. Магнитола отыгрывает последние аккорды «Русского марша», который сменяется «Крещатиком», Рита встряхивает головой: Валина подборка музыки всегда вызывала у нее когнитивный диссонанс. Несколько треков вперед, еще пять минут – невозможно медленно. Капитан в очередной раз болтает, встряхивает стакан кофе – пустой, Валя вручила ей напиток, как только Власова села в машину, поэтому выпила она его еще до приезда сюда. Но от второй дозы кофеина женщина бы не отказалась.
Антонова в темно-красном пальто резко выделяется на фоне окружающих ее поблекших красок поздней осени. Идет вальяжно, неторопливо, а Рита жадно следит взглядом, внутри постепенно начинает пульсировать охотничий азарт – возможно, им удастся взять цель. Щелкает центральный замок за секунду до того, как Валя тянет дверь на себя и садится на место водителя. Машина плавно стартует.
- Не родственникам пациентов, находящихся у них на содержании, попасть внутрь невозможно, это нам и так было известно. У них проводятся ознакомительные экскурсии и лекции только для врачей и только по письму от руководителя медицинского учреждения, или главврача больницы. Максимальное число человек в группе – пятеро. Мне дали контакты, куда отправлять заявление. Но что-то мне подсказывает, что даже если попасть на эту экскурсию, незаметно улизнуть, дабы осмотреться, будет сложно… У них охрана, как в ЦБ…
Рита хмыкает. Еще при первом посещении «Очертания сновидений» она отметила про себя и количество вооруженной охраны, и наличие повсеместно камер видеонаблюдения, и магнитные замки, скорее всего, на всех дверях. Для официального постановления на обыск не было оснований, а просто так сотрудников ФЭС тогда не пустили дальше просторного холла, сияющего металлом и стеклом, с натертыми до блеска полами черного мрамора.
- Но попытаться стоит… Не нравится мне этот центр.
- Валь, расследование остановлено в связи с отсутствием улик, все материалы уже в нашем архиве. Ты уверена, что стоит туда лезть? – осторожно интересуется капитан и получает в ответ весьма красноречивый острый, как бритва, взгляд. Правда, ничего другого она и не ожидала.
Вздохнув, женщина тянется к магнитоле, пролистывает вперед пару треков – салон заполняется обволакивающей сознание мелодией и потом чуть вяжущим голосом Джеммы Халид. Власова откидывается на спинку пассажирского кресла и закрывает глаза. Спорить с Антоновой бесполезно, наверно, только у полковника были маломальские шансы одержать в этом деле победу. Машина идет ровно и легко, Валентина старается выбрать оптимальный маршрут, чтобы не увязнуть в ярко-красных линиях пробок на навигаторе. Рита не замечает, как начинает проваливаться – балансируя на краю, сознание рисует совершенно четкий образ – будто омытый кровью алый закат, плотное густое море цвета расплавленного свинца. Антонова стоит у самой кромки воды, зарывшись ступнями в уже остывший крупный песок. На ней белый воздушный сарафан на тонких лямках, сквозь легкую ткань виднеется татуировка, не такая зияющая и рубленная, но все равно бросается в глаза. Волосы у Вали собраны наверх – оголенные плечи, изящная шея. Аккуратно Рита двигается к ней, она отвыкла ходить босиком по такому острому, жесткому песку, он хрустит под ногами, как битое стекло. Капитан не успевает приблизиться, прежде чем подруга начинает заходить в воду, расстояние между ними никак не сокращается. Когда почти недвижимые волны начинают облизывать ее грудь, Валя оборачивается и улыбается – пугающе.
- Валя!
Она раскидывает руки в стороны и отклоняется назад – но море не выталкивает ее на поверхность, наоборот, утягивает в вязкую сизую воду.
- Валя! – страх подстегивает вперед. – Валя! – нельзя позволить ей погрузиться… успеть поймать! Но ноги вязнут в песке. – Валя!
- Рита, Рита?! – Антонова трясет ее за плечо и Власова резко стряхивает с себя остатки странного видения, крутит головой – парковка у здания ФЭС. Прибыли.
- Твою же… Бредятина! – но на душе неспокойно, ощущение надвигающейся беды не растворяется вместе с видением, оседает в организме, как шлаки на стенках сосудов. Валя внимательно всматривается в ее лицо, потом что-то хмыкает сама себе.
На асфальте замерзшие лужи. Рита привычно уже отмечает стоящие машины коллег, каждая в своей клетке из белых линий. Байк Майского – конечно, самая погода, – на своем месте, рядом с «Пыжиком» Холодова. «Короллы» Амелиной нет, а Тихонов последнее время повадился ездить с Кругловым, чья «Шкода» стоит ближе к крыльцу.
Неожиданно Рита тормозит, вспомнив:
- Полковник же сегодня выходит?
- Да, - поморщившись, нехотя отвечает Валя. - Я бы еще ее недельку дома подержала…
- Да будь твоя воля, ты бы вообще ее на работу больше не отпустила, - усмехается Власова, галантно открывая дверь и пропуская подругу вперед, та лишь фыркает в ответ.
Когда Антонова улетела, после короткого брифинга у Круглова Рита долго сидела на лавке в раздевалке, держа в руках телефон с уже выбранным контактом на дисплее, на прикрепленном фото Валя смеялась. Случайный момент, пойманный в офисе на День Ивана Купала, тогда Тихонов с Холодовым, на голову которых внезапно свалилось много свободного времени, устроили обливания. Подлавливали незадачливых сотрудников в коридоре, стреляли из водного пистолета из дверей лаборатории. А гордого и хвастающегося тем, что его никто за день ни разу так и не облил, Майского они окатили из ведра уже вечером, когда тот принарядился на свидание. Лицо Сергея после было непередаваемо, так же как и выданная им тирада. Потом была беготня, визги и ор. Валя, ставшая свидетельницей сего безобразия, заливисто смеялась, казалась такой легкой, беззаботной и счастливой. Момент невозможно было упустить, и Рита не упустила. Она часто смотрела на это фото, держа палец на кнопке вызова.
В тот день сердце сжималось – и Власова заставила себя все-таки позвонить. Долго слушала гудки, после почти неузнаваемый уставший голос – и слезы: Валя почти сразу же расплакалась в трубку, отпустила себя. Капитан терпеливо ждала, пока женщина, чуть успокоившись, обрисует положение полковника. Галина Николаевна родилась в рубашке. На самом деле они обе родились – сколько раз смерть была благосклонна к самой Антоновой, только в последний раз отпуская нехотя со скрипом.
- Похоже, Галина Николаевна уже на месте и уже всех построила, - с усмешкой замечает Рита, рассматривая спешно двигающегося в их направлении Майского. Антонова чиркает закорючку в журнале и тоже поворачивается. Если Галя уже провела совещание, почему их не пытались вызвонить?
- Ну и где вас носило, дамы? – и, не дожидаясь ответа, Сергей тут же продолжает: - Валь, Галя тебя ждет у себя в кабинете. Рит, переодевайся и поехали.
- Новый труп?
- Нет, Галя возобновила расследование дела подростка с пустыря, едем в его школу.
- Мы же там были… Ничего интересного… - Власова бросает взгляд в сторону подруги, но Валя также озадачена и удивлена, такого поворота событий она явно не ожидала.
- Рогозина сказала тщательно обыскать шкаф в кабинете его классного руководителя… Ищем какие-то медицинские документы…
Власова хмурится, но больше вопросов не задает, быстрым шагом направляется к лестнице. До школы по пробкам они будут добираться не меньше часа, будет время выпытать у напарника всю необходимую информацию. Похоже, на собрании было интересно…
***
Валя останавливается в дверях, заново жадно впитывает в себя абсолютно верную правильную картинку – полковник Рогозина в своем кабинете, за своим столом. Женщина внимательно рассматривает разложенные перед ней фотографии, не замечает ничего вокруг. На одном краю стола пластиковая коробка с уликами, с другой стороны бумажная увесистая папка со всеми отчетами, экспертизами и заключениями. Галина реагирует на шаги и поднимает голову, взгляд у нее странный: задумчивый и немного растерянный; заметив Антонову, он мгновенно становится жестким, подозрительным, и Валя непроизвольно ежится.
- Круглова ты предупредила, что вы с Власовой вдвоем задержитесь, - выделяя слова, произносит Галя. - А мне сказать, какие у тебя внезапные дела с капитаном, не удосужилась?
- Галь… - женщина присаживается на один из стульев сбоку от полковника, складывает руки замком на гладкой белой столешнице. - Если начистоту, то наши с ней дела были связаны как раз вот с этим делом… Думаю, ты уже в курсе, что в первый раз нам не удалось даже попасть в «Очертание сновидений».
Рогозина коротко кивает.
- Сегодня мы съездили туда, я выяснила, как можно записаться на ознакомительную экскурсию и лекцию.
- Господи, ну сколько раз говорилось про самодеятельность! – с пол-оборота заводится Галина Николаевна. - И все как об стенку горох! Всем! – женщина неодобрительно качает головой. - Ладно, это нам может пригодиться, судя по всему, за этим центром стоят непростые люди, и попасть туда официально у нас вряд ли получится. Будем рассматривать такую возможность, - полковник снова переключается на фотографии и словно выпадает из реальности. Берет в руки распечатанную на обычном листе прижизненную фотографию Яна.
- Галь, почему ты заново открыла это дело? Ребята качественно все отработали – и ничего не нашли. Все подчищено…
- А почему ты полезла в эти «Очертания сновидений»? – Рогозина с трудом отрывается от изображения подростка, внимательно смотрит на подругу. Взгляд Вали опускается на фотографии на столе: снимки с места преступления, сделанные Власовой и Майским, дальше – сделанные ею самой в морге.
- С его матерью ребята месяц связаться не могли, она по Тибету путешествовала, потом еще неделю она не могла прилететь, потому что у нее дела дома были. Когда все-таки появилась, выглядела такой скучающей, ей было все равно, что мы не нашли виновного в гибели ее сына. Коле было не все равно, мне, ребятам… а ей все равно… Это не правильно. И… - Валентина встречается уверенным твердым взглядом с Галей. - Сомневаюсь я, что он единственная жертва… Возможно, с ним получился какой-то просчет, я думаю, что и его одноклассница и его отец – это не просто осложнения во время операции. И я думаю, не они одни…
- Кома была спровоцирована? – женщина внимательно смотрит на патологоанатома.
- Уверена, - твердо звучит в ответ.
Рогозина задумчиво кивает.
- Главный вопрос зачем? – медленно протягивает она, наконец, отложив фотографию. Галина достает из ящика перчатки, а из коробки пластиковый пакет с зажигалкой. Валя внимательно следит за ее действиями. Вытащив зажигалку, женщина принимается тщательно ее исследовать. Через пару минут она с легким щелчком открывает боковую панель и выдвигает стандартный носик флэш-накопителя.
- Галя?..
Полковник подключает устройство к компьютеру; ожидая, пока система расшевелится и начнет считывать информацию, она тихо отвечает на заданный чуть ранее вопрос:
- Я обещала…