Не причина, а следствие: Радиоактивно!

***

      Янтарное солнце закономерно неспешно клонилось к закату. Совсем не верится, что ещё пару часов и на город опустятся прохладные синие сумерки, ведь почти весь коридор был объят яркой, слепящей вуалью света, что невесомо, но ощутимо обволакивала теплом.       Облокотившись о дверь и слегка щурясь, Беларусь нервозно провожал взглядом спешно уходящего Украину, пока тот не завернул за угол, вовсе пропадая из поля зрения. Только тогда РБ позволил себе прикрыть сухие глаза и чуть сползти по поверхности, хотя с превеликим удовольствием он шлёпнулся бы на пол, но нельзя, когда в любой момент мог кто-то пройти. Нигде не дадут нормально передохнуть. Уже без разницы с каким ударением. И так было невыносимо находиться в зале, где братья, казалось, следили за его каждым вздохом, а республика мог поклясться (ведь делал ровно тоже самое) этим они и занимались. Потому он не мог не допустить мысль, что их с Украиной одновременный уход не совпадение, а сранное издевательство.       Хотя, с другой стороны, брату, похоже, в самом деле поплохело: вон как полетел. Обострение штука мало предсказуемая, что уж поделать. Скорее всего это именно оно, ведь он то и дело покашливал, хмурился и выглядел в общем изнурённым. И к тому же успел сгрызть целый карандаш. Не справлялся с нервами, хах? Беларусь считал небольшое злорадство вполне обоснованным, потому что тогда, за столом, ему хотелось либо удавить кого-нибудь, либо удавиться самому. Либо и то, и то по очереди.       Но теперь, несмотря на желанное одиночество, от которого буквально ещё день назад республика готов был взвыть, мозг продолжал вскипать, заставляя нервно и бессмысленно озираться. Чёрт, пусть сгинет это чувство уязвимости! Оно не давало расслабиться, так как РБ ощущал себя даже не голым, а будто вовсе без кожи, когда были видны каждый взволнованный удар сердца и каждый прилив крови в сосуды. Хоть смотреть и некому было.       Жарко. На улице ещё не май месяц, тем более вечерело, и не сказать, что в здании высокая температура — в самый раз для пиджаков или лёгкой верхней одежды. Однако сколько бы он не дёргал футболку и не оттягивал шарф, пытаясь избавиться от внутреннего пекла, оно не пропадало. Опутанный золотистым светом, словно липкой сетью паутины, Беларусь отчётливо ощущал, как горело лицо, а раздражённость мешала усмирить сердцебиение.       Вообще, план был переждать в коридоре, пока брат не уйдет обратно, но какая-то духота, сравни закрытой банке, гнала куда подальше и республика даже не заметил, как очутился за дверью уборной.       И первое, что бросилось ему в глаза было… ничего. Совсем. Зрение окутало мутью. Какого хрена так темно?! Внутри диким зверем заскрёбся давнишний страх, и совсем дезориентированный Беларусь оторопело затёр глаза. Терпеть не мог, когда терялась способность полноценно видеть. Но стоило чуть привыкнуть — пелена после яркого солнца, сама разорвалась на мелькающие лоскуты, позволяя различить очертания окружения и почти спокойно продохнуть.       Запоздало в ушах зашипел гулкий белый шум сильного напора воды и не сразу замеченная приятная прохлада окутала с ног до головы, от чего даже собственное дыхание показалось раскаленным пламенем. Картинка рябила, а освещение, ко всему прочему, было весьма тусклым, мигавшим редкими противными вспышками. Оно выделяло самую темную фигуру у середины ряда белоснежных раковин, казавшуюся чёрным призраком среди светлых надгробий.       И словно одного упоминания в мыслях достаточно, чтобы его потревожить, будто упрёк, эхом отразился от стен кашель, мокрый и резкий, отдаленно походящий на лай. Жуть! У РБ аж душа в пятки ушла. Содрогнувшись всем телом, он недовольно покосился на брата. Спасибо, очень вовремя Украина. За всё спасибо.       Путанные мысли отдавались резью в желудке в предвещании чего-то…не шибко приятного. Однако сердясь, что подкармливает свое и без того лихое воображение, Беларусь занял первую раковину, по возможности самую далекую от Украины. Они слегка повздорили пару месяцев назад, да так и не говорили нормально с тех пор. По большей части сам РБ избегал встреч, на то имелась «веская» причина — спор. И сейчас он очень жалел, что всё же поддался тогда настроению Украины, ведь исход был сразу почти что очевиден. Однако раз уж подобное случилось, ему не хотелось легко сдаваться, даже если это будет себе во вред. Хотя…почему будет? Уже ведь.       И, в общем, республика не злился, просто был задет теми словами, потому не получалось без сострадания смотреть, как сгорбленный брат, крепко зажмурившись, жадно, как воду, глотал ртом воздух после удушающего кашля, роняя тёмные капли с губ. Одетый в чёрное, изъеденный полутьмой, тот казалось почти растворялся в ней. И вот-вот без следа поглотится ею даже изнутри. Беларусь не понаслышке знал, как симптомы мучительной «болезни» сползались словно гады, затягиваясь петлей, в напоминание о несправедливой расплате за чужие ошибки. И это один из огромных минусов в жизни воплощений. Но, как обычно, приступ вскоре прошёл. Отдышавшись, Украина приоткрыл слезящиеся глаза и, к счастью, даже не обратил внимания на РБ, и тот перестал исподтишка наблюдать, ведь сейчас брату до него дела нет. Вот и замечательно.       Сняв перчатки и подставив ладони под ледяную проточную воду, республика наклонился ближе и плеснул себе в лицо. От колкой свежести на мгновение перехватило дыхание. Он выпрямился, откидывая голову, а шарф, уже слишком свободно висевший, не стал препятствием свободно побежать каплям вперегонки по шее, от чего Беларусь передернуло. Холодно. И напряжённо.       Сломанная лампа почти над ним издевательски без ножа резала глаза. Как так получилось, что она в таком состоянии? На ум ничего толкового не приходило. Видимо потому, что большинство мыслей уходило в одно русло. Старший брат как внезапно исчез, так внезапно и появился, лично и словом не обмолвившись. Нервов с ним никаких не хватало! Но Беларусь не жаловался. Это бесполезно в любом случае, даже хуже делало. Хотел чтобы тот вернулся? Ну вот, пожалуйста. Но что, собственно, теперь-то делать?       Короткая эйфория первой встречи рассеялась через чур быстро, заводя в тупик. Если бы не алкоголь, придавший смелости, РБ даже не представлял как встретил бы Россию. В глаза бы точно смотреть не смог: чувствовал вину перед ним за нажитые себе проблемы. Плохо ему — плохо и РФ, если тот узнает, а узнает он без сомнения. И это сейчас особо не желательно, судя по тому, как повторялся изломанный образ того события, брат был нагружен тем. Поэтому оставлять его было очень тревожно. Но… он же не уйдет, верно? Пусть только не это снова. Россия ведь пообещал. Чёрт, как же жалко это звучало даже в мыслях.       Единственное, что республика понимал точно, что просто обязан сделать так, чтобы подобное исчезновение не повторилось вновь. А как — совсем другой вопрос. И такой чертовски сложный! Одно лишь предположение, что в один прекрасный момент федерация возьмёт и не вернётся, уже заставляло слегка задыхаться. Но Беларусь продолжал накручивать себя, вызывая лихую панику, которая, сгребая в охапку, казалось, ломала ребра. Алкоголь обычно с попеременным успехом глушил её, но его нужно было очень много, и легко в любой момент им не закинешься. Что не скажешь о боли — таком простом и доступном средстве. Но всё равно он весь извелся, ожидая появления РФ в конференц-зале. «Бездействие в неизвестности изматывает хуже всего», как говорил Казахстан. РБ не спал с тех пор, как случайно узнал из списка участников, что старший брат будет на встрече. Это уже три дня. А ему и перед этим докучали проблемы со сном.       Пока он, конечно, пытался подбадривать и Россию и себя, но с той неразберихой, что творилась в собственной голове, даже эта миссия становилась невыполнимой. Всё происходило так сумбурно и до сих пор казалось не совсем настоящим. Терялась связь с реальностью и охватывала какая-то жуткая неизбежность, будто при просмотре кино, где всё уже отснято, а зритель прикованный к экрану, не силах что-то поменять. Причем этот фильм он видел не впервые. На зрение будто наложили чёрно-белый фильтр от чего всё потеряло краски, и руки выглядели совсем серыми. Кстати о них: пальцы уже окоченели и с трудом гнулись. Не то чтобы его это сильно волновало, однако руки ещё пригодятся. Беларусь убрал кисти от потока, позволяя воде попадать точно в слив и вызывать этим странный гулкий звук.       Отрешённо уставившись на раковину, что била в глаза своей белизной, от чего слегка расплывалась, он не сразу заметил рыже-розовые разводы на ней. Должно быть кровь. Кровь? Внутри болезненно свело. Да ну нет… Этого не должно было случиться. «Доигрался?» — лишь разносилось, в миг опустевшей голове, когда РБ обречённо посмотрел в зеркало.       Тени криво ложились, делая отражение совсем мрачным и каким-то безжизненным, словно гранитный памятник, а летающие всюду мушки из-за солнца сверх того нервировали. Республика успел смириться со всем, даже с концом света, но сколько бы не вглядывался, крови на лице ему разглядеть так и не удалось. И успокаивающе и нет. Чья она тогда? Украина явно далековато. Кого-то кто был здесь раньше? Вполне возможно. Но какого хрена вообще происходило в туалете? Что за погром? Тут что, били кого-то? Хотя и просто-напросто поскользнуться или споткнуться впотьмах не составит труда. А может…вообще тогда померещилось? Беларусь вернул взгляд на фаянс и, неужели, никаких следов уже не нашёл. Блять.       Возможно, их и унесла вода, но тому проще думать, что уже просто сходит с ума. Обессилив, он закрыл глаза и опёрся о раковину, нависнув над ней. Боль вихрем запутывала в ощущениях, а мысли словно снежинки: все разные, но словно в сугробе — видятся единой одинаковой массой. РБ сгребал их, пытался соединить воедино, в нечто разумное, но мороз ударивший в голову не позволял этого, и они всё рассыпались и рассыпались, возвращаясь в хаотичное однообразие.       За всем этим республика не заметил, как в какое-то мгновение всё стихло. Абсолютно. Ни шума потока, ни шороха, ни шуршания одежды, ни тяжкого дыхания. Лишь лампа отыгрывала словно на клавишах, песню без звука, сбивающую ритм сердца. Темно. Светло. Темно, светло, темно, светло. Темно. Светло… Темно. Как же темно.       Над ним нависла тень. Запоздало он услышал шаги, когда те уже были сделаны, и застыл, как вода превратившаяся в лёд. На коже выступил холодный пот, облепляя мокрой простынёй, и Беларусь почувствовал, что чудовищно замёрз. Будто вновь зима, а он полураздетый лежал на стылой земле, укрытой тонким слоем снега.       Тогда всё было так же бесцветно вокруг: белый покров до горизонта, почти что сливающийся со светло-серым безучастным небом. А на том остановилось, как и само время, тусклое солнце, так безразлично глядевшее вниз, где чернелись пропитанные страхом и страданиями постройки. И он так невпопад всей этой монохромной смертельно печальной картине растекся на ней ярко-алым пятном. Живым пятном. Республика чувствовал себя на холсте какого-то очень жестокого художника и со стороны только беспомощно наблюдал, покорно принимая всё как есть, как вокруг кем-то настолько безжалостно и безответственно рисовалась жизнь и смерть.       Так светло и пусто, прозрачно и чётко, и одновременно непомерно тяжело. То ли невидимый груз не позволял ни подняться, ни даже пошевелиться, то ли уже просто тело сковало морозом, и оно вмёрзло в чужую землю. Да что он мог даже если встать не в силах? Ничего, совершенно ничего. «Бесполезное ничтожество», — застряло в ушах, — «Бездействуй и смотри, смотри как рушится мир словно карточный домик. Твой мир.»       Внезапное, показавшееся ожогом прикосновение к руке так безжалостно выдрало с мясом из оков льда и вместе с тем и из тихой обреченности. Его будто подбросило, всего на мгновение, и тот упал, погрузился под воду, топя себя в собственном страхе. Не сопротивляясь, тонул, захлёбывался в нём, а тот замерзал прямо внутри пластинами острого обжигающего льда, забивая лёгкие. И горло совсем сдавливало, не давая пройти кислороду. Не это ли конец? Нет. Это лишь начало. — Бел, — и тут всё схлопнулось вспышкой: РБ со вздрогом распахнул глаза. Было ещё так бело, но отовсюду сгущалась темнота, словно он падал в бездну, — Ты в порядке?       Он резко повернул голову на голос и нечётко увидел всего-навсего Украину, что стоял рядом в тёплой обволакивающей полутьме, положив свою кисть на его. Бесконечное ярко-светлое пространство сжалось до размеров маленькой тёмной комнаты, а воздух стал густым как туман, который так было не больно вдыхать, в отличие от колючего морозного. Где… вообще… Что?       В пределах нормы воплощениям ловить яркие флешбэки и вполне здоровым. А если самочувствие не очень, то за милую душу гадость какая-нибудь вылезет, дай только повод. Удивительно быстро до Беларуси дошло это. Далеко же занесло: Великая Отечественная. Довольно выцветшие уже воспоминания. Угораздило же.       Республика с задержкой осознал, что ему, между прочим, задали «интересный» вопрос, а он всё тянул с очевидным, в такой ситуации, ответом. — Конечно в порядке, — с глубоким судорожным вздохом республика повесил голову, но тут же встрепенулся от очередного осознания. Брат ведь положил левую кисть на его. Блять! Не хватало России об этом узнать. Украина совсем что ли сбрендил?!       Он поднял руку, чтобы скинуть чужую, но брат перехватил её, легким движением разворачивая всего РБ. А тот, неожиданно для себя, поддался как безвольная тряпичная кукла. И пока он был в замешательстве, Украина скользнул, словно удав по жертве, по ладони, чуть дёрнувшись от её жуткого холода, но надёжно сплёл пальцы их правых согнутых в локтях рук.       Наконец сориентировавшись, Беларусь скептически посмотрел на этот замок, но не спешил разрывать. Вроде, чего сложного сказать: «Укра, отъебись, пожалуйста». Да отстанет ли? Пока тот не двигался, ладонь, единожды кольнув волнением, мирным пламенем грела замёрзшую руку. Но всё равно РБ воспринимал в штыки то, что брат как ни в чем не бывало врывался в личное пространство.       А тот всё молчал. Невероятно. И пугающе. Проверял что ли? Ну и пусть. Беларусь ни о чём не просил. Начал всё брат, так что… не считается же это за поражение? И чего плохого, если ещё чуть-чуть постоять так?       Поверхностно уйдя в раздумья, республика пытался разглядывать вышитый узор своего рукава. Он не хотел перекладывать на кого-то свои загоны, тем более на Украину (они из-за этого, собственно, и поругались), но нуждался в передышке. Чертовски нуждался. Даже в чём-то намного серьёзнее, иначе так недалеко и свихнуться. Но пока он способен был отнекиваться. Или всего лишь надеялся на это. Ведь в следующее мгновение дыхание замерло, а глаза чуть на лоб не полезли. Вина тому — пятна. Несколько тёмно-бордовых пятен-капель, выбивающихся из общего рисунка. РБ перед выходом перепроверил чистоту одежды, и их там не было раньше совершенно точно. Опять кажется…или нет?       Мир закружило — в нос режущей болью, будто в него воткнули спицу, вдруг ударил такой стойкий запах железа и сырой земли, что даже ноги почти подкосились. Что за мерзость! Беларусь вжал в скривившееся лицо руку, пытаясь избежать зловония, но он сам, казалось, был насквозь пропитан им, и понимание того, что это всего лишь галлюцинация, толком не помогало. Он крепче стиснул кисть в замке, чувствуя, как собственное сердцебиение застучало в ней набатом. Чужая тревога укусила её, немного приведя в чувство, и республика заметил, что мелко дрожал. Чёрт. Надо прекращать. Уйти, выбежать, вылететь лишь бы подальше отсюда. Беларусь мигом расслабил пальцы, но цепкая хватка уже не позволила выдернуть ладонь. Украина качнулся навстречу, оказываясь слишком близко, обрезая пути отступления, заставляя на секунду перестать дышать вновь. «Больной совсем что ли?! Своих проблем мало?!» — хотел крикнуть РБ, да сердце забилось в горле, не давая возразить. Хотя это не отменяло того, что брат прекрасно ощущал возмущение.       Вместо не шедших слов он резко выгнулся, перегибаясь назад через бортик раковины, уперев в фаянсовый холод такую же холодную левую руку. Признавать поражение в их споре он не желал, но и не мог полноценно оттолкнуть: собственное тело оказывало сопротивление этому. Глупый спор закончится не в его пользу, потому что Украина рано или поздно своего добьется. У Беларуси был бы шанс выиграть, если бы не довел себя до ручки. А теперь его загнали в угол. Брат и он сам же. Потому республика отвернулся в надежде, что каким-то образом всё само собой засосётся. Рассосётся в смысле!       Вглядываясь в пугающую темень, тот силился полностью игнорировать происходящее, но видя периферийным зрением издевательски медленное приближение, прикрыл веки. Каждый невообразимо громкий вдох упирался в руки, зажатые между ними, а чужое живое тепло ощущалось всё ближе и ближе. Не надо. Нет, нет, нет…       Зажмурившись что было сил, Беларусь дрогнул и вспыхнул от контраста температур: ленивое прикосновение языка обожгло, как знойное солнце, косо проходясь и собирая оставшуюся воду со щеки. Это согревало внутри. Даже перегревало, превращая в подтаявший снег: лепи что хочешь. И Украина ухватился за это, выуживая из чужого сознании чудесный образ.       Душистый букет мягкий, однако будто из хрусталя сверкающий, ещё влажных от росы полевых цветов, дышащих особой живой свежестью. Он приковывал не только взгляд, но и душу. Взмах — сыпались драгоценными камнями капли воды — поймавшие лучи света холодные искры. Маленькое произведение искусства самой природы так и манило зарыться в разноцветные лепестки, что нежно щекотали бы кожу, словно любимые руки. Хотелось, вымазавшись в пыльце, подставить лицо ветру, чтобы тот уносил травяной и медовый ароматы в спокойное голубое небо. И вдыхать свободно, вдыхать, вдыхать полной грудью, чтобы всё вокруг завертелось каруселью…       Очередной припадок лампы — РБ очнувшись, чуть не повернулся от неожиданности, вовремя одёрнув себя. Он шумно сглотнул и засопел, не веря, что повёлся на такую ерунду. Имей совесть Украина. Так не честно! Всё равно, что дразнить голодного картинками аппетитных блюд. Беларусь, даже не смел переубеждать себя, иначе вовсе бы перестал сопротивляться, что тот просто издевался.       Стараясь избежать новых прикосновений, убрать лицо как можно дальше, республика вытянул шею. Напрасно, ведь её совсем перестал защищать шарф, чем непременно воспользовался брат. Беларусь лишь от неожиданности приоткрыл рот в оборванном вдохе, когда Украина спустившись на шею, провел зубами, будоража, будто те были лезвием. Лезвием косы, с хрустом срезающим сочные зелёные стебли, что с пёстрыми вихрами разлетались тут и там, плавно оседая ворохом поцелуев, каждый из которых — новый ласковый цветок в пушистом букете. Такие приятные образы заставляли млеть, чувствовать себя лёгким пущенным по ветру лепестком.       Но когда брат коснулся подбородка, РБ снова опомнился и с характерным клацаньем сомкнул зубы до скрежета. Украина, несомненно, услышал злостное стирание эмали и надо же — отстранился. Снова похолодало.       Вот и правильно! А то еле стоял: получившаяся поза совсем неудобная. Иметь лишь одну опору недостаточно. Беларусь заторможено осознал оплошность лишь тогда, когда мышцы уже дрожали от напряжения. Заебись. — Расслабься, — вдруг прямо по коже прошёлся вкрадчивый шёпот, вызывая мурашки и отвлекая от руки, обвившей поперек спины. РБ и подумать возмутиться не успел, как Украина потянул на себя, выпрямляя, и он от неожиданности освободившейся кистью смял его толстовку, и потому невзначай из-за смены положения сильнее расстегнул молнию той. На что сразу же получил смешок, — Уже раздеть меня собрался?       Ух, какая же язва! Не в этот раз. Хмыкнув, Беларусь ухватил колечко бегунка и показательно довел тот доверху, да так резко, что Украина вскинул голову, чтобы не получить в челюсть. Ибо нефиг настолько наглым быть. Но хватило республику лишь на такую мелкую гадость и еле переведя взгляд выше, на губы, которые тронула почти незаметная улыбка, он в смятении потупился. И чтобы как-то отвлечься, стал рассматривать золотистый цветочный принт на правой стороне одежды брата.       Как можно быть таким мягкотелым? Хотя, наверное, просто вымотался. По крайней мере злится совсем исчезло желание, хоть Украина и был раздражающе настойчивым. Однако тот явно оставлял возможность для манёвра. Ну и что же дальше?       Настораживало, что брат больше ничего не говорил. Один единственный язвительный комментарий и всё? Ему ведь почти всегда было что сказать. Беларусь хоть и не любил пустые разговоры, однако притихший Украина — очень подозрительный Украина. Это выбивающаяся деталь нагнетала, заставляя ощущать себя неуютно. От ожидания ли слов? Каких? Добивающих? Или извинений? В действительности никаких, наверное. Просто и молчание давило, позволяя теряться в догадках, излишне сосредоточиться на действиях и ощущениях.       Через футболку слишком явственно чувствовалась поддерживающая рука, и малейшее движение той проходило по спине словно током, заставляя непроизвольно ёжиться, не зная куда деться. Правая кисть, которая в замке, похоже, затекла, РБ пошевелил ею и, так как больше не собирался сбегать, Украина всё же позволил выпутать её, но не за просто так. Взамен он взял в заложники бесхозную левую, прижался теснее, утыкаясь лицом почти в лоб свесившего голову брата. А тот боролся с навязчивым желанием положить её ему на надплечье и безвольно повиснуть под тяжестью усталости. Он даже как-то пропустил момент, когда начал потирать чужие пальцы, крадя их жар, однако перестать не получалось. Республика сколько не пытался, не находил ни капли злорадства или насмешки, зато ощущал шершавое беспокойство и колючее волнение. Беларусь вдруг осознал то, как выглядел со стороны. Даже не просто как, а как кое-кто конкретный. Это действительно настолько плохо? Боже…       РБ глубоко вздохнул с неопределённой эмоцией то ли разочарования, то ли смирения. Он не мог позволить себе расклеиться, когда дела наконец сдвинулись с мертвой точки, и понимал, что не осилит сидение с винегретом вместо мозга. Ему очень хотелось хоть как-то помочь России, но в таком состоянии разве что дельное получится? И нужно ли тогда что-то доказывать Украине? У них просто не схожие взгляды на методы решения проблем. Конечно, возможно, брат действительно прав, однако Беларусь не готов отказаться от своей точки зрения, даже если на этот раз проиграл. Побеждён, но не сломлен.       Преисполненный вспышкой уверенности он чуть вздёрнул голову, однако всё равно колеблясь, замер. Брат лишь едва придвинулся, словно предоставляя выбор, последний шанс отступить. Но куда уж там! Между ними и пуля бы не пролетела. Так дурманяще близко. Его ровное дыхание, будто единственный источник тепла, казался неприлично заманчивым. А Беларусь…устал, так устал и просто безнадежен. Эх… Пусть и на сей раз будет так, как угодно Украине. Наверное, так и вправду будет лучше.       Непослушная рука провела по чужому предплечью, и беспомощно смяла ткань рукава. Прикрыв веки, не желая смотреть на происходящее безобразие, РБ трепетно ткнулся во влажные губы напротив. Вот и всё. Так просто.       Безмолвно извиняясь, Украина разомкнул те, и Беларусь с каким-то тихим упоением, на момент оставляя груз договоренности, медленно и широко мазнул языком по его нижней губе, чувствуя за вкусом железа свежих ранок чужое тягучее сожаление. И унизительную жалость, от которой жгло в уголках глаз. Но сейчас ему хотелось отмахнуться от всего тянущего сердце. Хотя бы на пару мгновений. Даже привкус крови уже не беспокоил его, хоть и был реален, занимая неизменное место во рту брата, сейчас напоминая больше солёную карамель. Из-за ссоры РБ сначала не хотел признаваться насколько скучал по этому засранцу, а теперь с остервенением сминал его губы, испытывая облегчение даже не от самой связи, а от понимания, что наконец наиглупейший спор окончен, и можно вот так вот просто касаться кого-то. И это ему чертовски нравилось.       Республика даже нашел забавным, что брат оказался в небольшом ступоре. От чего же Украине совестно? Разве он не доволен результатом? Иначе к чему тогда всё это было? Как Бессмысленно! Ха-ха. Хотя порой они занимались и более пустыми вещами.       Беларусь взволновано провёл кончиком языка по кромке передних верхних зубов Украины. Острые, хотя не могли так просто ранить, но если немного приложить усилие, если тот всего прикусит чуть… Ну же, братец, действуй. Твоя ведь затея. В особых уговорах тот не нуждался. РБ лишь сильнее зажмурился, шумно выдыхая носом, когда от вмиг перехваченной инициативы защипало губы. Однако Украина не стал долго задерживаться на тех, и подторможенный Беларусь, не поспев за тем, чуть дернулся от касания к языку. Щекотно. Но вскоре вовсе утонул в неспешном поцелуе, что разлился горечью в душе, кружа сознание, в обманчивой сладости общих надежд.       Тот, словно жидкий металл, заполнял тело раскалённой тяжестью, и лишь голова трепыхалась как воздушный шарик, не в силах унести за собой то. Выше. Желая ей помочь, РБ неосознанно встал на цыпочки. Но тем вернее она утыкалась в иглу сомнений, шедшей по тонкой грани. Почти разрывает. Но иного выхода нет. Ближе. Беларусь закинул руки брату за шею, аккуратно утягивая немного на себя, почти повиснув, а Украина лишь крепче обнял, ещё сильнее прогибая его.       Чем связь ближе, тем больше можно узнать и показать. Образы бывают как четкими, так более абстрактными, размытыми. По разным причинам. Частью связи также является разделение. Воплощения не просто узнают что-то, а делят это друг с другом, в зависимости от типа связи в разных пропорциях, уменьшая тем самым яркость некоторых чувств. Или наоборот — увеличивая. Так же она действовала как анальгетик, только с перекладыванием боли на другого.       Потеряв равновесие, Украина резко навалился вперёд, от чего Беларусь весом двух тел врезался в бортик раковины. Вот так помощь, блять. Украина замешкался, чуть дезориентированный внезапно оборванной связью, но спохватившись, забарахтался и, меньше опираясь на левую ногу, выпрямился, утягивая вцепившегося в него шипящего брата. Можно ли хоть когда-то сделать всё нормально, а не через одно место? Он чуть отступил, дав пространство согнутому РБ, но придерживал его за плечо. — Прости-прости. В порядке?       Тот лишь кивнул, немного мыча и потирая спину. Похоже, хорошенько отдавил её, но уже, по-видимому, увереннее держался на своих двоих. В отличие от Украины. Не каждый день у него появлялось чувство, будто нога полностью побывала в яме, заполненной битым стеклом. Короче ныло как надо. К тому же, ещё рот и ладони немного зудели из-за того, что Беларусь слабо, да сопротивлялся, пока они нормально не поцеловались. Но ему нужно было взять ответственность за действительно бесполезный спор. Он бы и раньше закончил это, но брат принял всё слишком близко к сердцу и всерьёз избегал его.       Может так продолжалось бы и дальше, ведь Украине в самом деле не хотелось давить на него, но в этот раз он заметил даже не тревожные звоночки, а сраный удар в колокол. Всегда узнавал страх, вызванный тем, что они оба предпочли бы забыть, тем что доставляло не только в их жизнях немало проблем. А глупый спор только всё усложнил: Беларусь каждое действие воспринимал как попытку задеть. Для Украины слова хоть и весомы, но он не так часто, как требовал от других, следил за своей речью. Вот и в порыве с благими намерениями наговорил всякого, из-за чего они тогда и поспорили. Пусть он всё же хотел показать брату, что прав в большинстве своём, но на деле у него была надежда, что тот докажет обратное. И она умерла последней, в момент касания их губ.       Из раздумий его вывел шмыг РБ, потиравшего правый глаз. Угхр. Как можно было его опять довести? — Я… Слушай, я не хотел чтобы так вышло, ну…с этим всем. Знаю, поступил как скотина, — В принципе он всё выложил в связи, но считал необходимым говорить вслух, — Снова. Прости…       В ответ послышалось лишь печальное «Мг». Исчерпывающе красноречиво. А чего ещё ожидать? Беларусь, конечно, не умеет долго обижаться и, вероятно, простил уже в день ссоры, но менее удрученным это его не делало. И с этим ничего не поделаешь.       Конфликт не совсем исчерпан, однако начало положено. Сейчас, когда у РБ по-прежнему в голове кавардак, бесполезно в неё что-то вбивать, только ставить перед фактом, и у Украины имелся в общих чертах план. Пока не время и не место разбираться с главной проблемой, вполне можно попробовать с другой насущной. — Бел, — начал тот, как уже что-то порядком надоевшее, а оно так и было, — прекращай пить.       На что последовал вздох, сам собой говорящий: «Снова ты за своё». — Звучит так, будто я пьянь, не просыхающая. — Учти, это ты сказал, не я, — брат только фыркнул, а сам Украина невесело прыснул, — И разве это так далеко от правды?       Тот сначала промолчал, будто вовсе проигнорировав вопрос или посчитав его риторическим, но немного погодя, многозначительно пожал плечами. Это означало что-то вроде: «Может, да, а может и нет, что с того?» — Сегодня не актуально, — нашёлся и слишком беспечно возразил Беларусь, не понимая, что то был не совет и не предложение. — Сегодня будешь трезвым как стеклышко. Лично прослежу, — строго пообещал Украина, надевая повязку.       РБ медленно убрал кисть от лица, ошеломлённо уставившись на того. Они встретились глазами, и Украина, прикрывая правый, завис с руками у головы. То, что республика не удостоил его ни одним взглядом раньше, можно было расценивать почти как оскорбление, хотя лучше бы вообще не смотрел, чем таким: в нем лёгкое удивление, быстро сменилось хмурым раздражением. Вот одного поля ягоды они с РФ — чуть что, сразу сверлить. Бесят! Тем не менее решительности это не поубавило. Ещё чего. — И не смотри так. Извини, конечно, за вмешательство, но пора браться за дело капитально. Для твоего же блага.       Поправив повязку, он сложил руки на груди, всем видом показывая, что не отступиться. Беларусь, с мгновение ещё поразмыслив, насмешливо цокнул и, будто потеряв всякий интерес, засунул руки в карманы и отвернулся. О нет, даже не думай. — Не рассчитывай, что если будешь нос воротить, то сможешь отвязаться от меня. Это не одноразовая акция.       Украина услышал, как изменилось дыхание брата, однако так и не дождавшись возмущений по типу: «С какого перепугу?» Или «Не охуел ли ты часом?», хотел было продолжить, но РБ оборвал его на полуслове, сухо и с укором: — Закроем эту тему. То что ты выиграл, не дает тебе права помыкать мной.       От такого заявления Украина в осадок выпал и глуповато вытянул шею вперед. — Помыкать? — обескураженно переспросил он. Надо же всё так с ног на голову перевернуть. А припомнил Беларусь это не просто так, оборачивая сказанное в пылу ссоры Украиной против него же. За что боролся, на то и напоролся, — Я не. Да о чём ты? Делай что хочешь, хоть на Луну лети, но в своем уме. И не пренебрегая потребностями.       А связь для воплощений почти такая же потребность как в еде и сне. Прочищала мысли и способствовала, в идеале, укреплению взаимоотношений. Не нужно им второго РФ, а оно давно к этому шло. — Надо было мне очень побеждать будто. Никогда меня не слушаете, когда я всего-навсего хочу помочь, — как-то обижено пробубнил Украина в пол.       Беларусь ничего не произнёс. Оно и к лучшему. Одно его неосторожное слово, и Украина не сдержал бы своего негодования, выдавая целую тираду о том, что думает о нём, себе, этой дибильной ситуации, обязательно приплетя Россию, не избегая новой ссоры.       Больше всего его бесило, что он сам допустил это всё, и было сложно не начать причитать хотя бы на самого себя. Потому предпочёл взять паузу, доставая из карманов перчатки, хоть тишина ему тоже не нравилась. Сохранять её ранее чуть ли не пыткой показалось. Язык сводило выдать чего-нибудь, и Украина снова прокусил губу. Чёртова привычка. Даже свет лампы выровнялся, и ничего более не отвлекало от натянутого звенящего в ушах молчания. И когда таким образом прошла целая вечность, (от силы минуты полторы) и тот, нервно теребя руки, уже раздумывал завести разговор о погоде, напрочь забыв, что собственно творилось на улице, Беларусь устало спросил: — Ты-то во что уже успел врезаться? Уходил, вроде бы, целым.       Украина разом расслабился, припомнил, что действительно умудрился разбить правую бровь. Фигня. Он при обострениях становился рассеянным и неуклюжим. И похуже бывало. Но тот рад, что РБ идет на контакт. — Дверь сама на меня напала, — Украина ухмыльнулся разводя руками, стараясь разрядить обстановку, — даже не представляешь насколько они коварные. — Да ну? — произнесено нарочито удивлённо, на грани сарказма, но всё же беззлобно. РБ, словно наивно, чуть склонил голову в бок. — А то!       На этом разговор вновь застопорился. Не зная, за что ещё ухватиться, запал одиноко сгорел как спичка. Пространство вновь до краев заполнила тишина, а Украину накрыло волной неловкости. В его душе раздавался крик умирающей чайки. Вот теперь уж точно нужно закругляться. — Пора, кхм, наверно, идти, — невнятно пробормотал он, зажёвывая щёку с внутренней стороны.       Беларусь неопределенно пожал плечами, рассматривая что-то на полу. Украина решил пока отступить, чтобы тот не ощущал себя совсем беспомощным, не способным даже ходить самостоятельно. Хотя почти так и было. Но РБ должно было стать немного легче. И возможно ему ещё нужно время побыть одному. А раньше он бы принял помощь и относился к этому нормально, если не перебарщивать. Сраная ссора. Сраный длинный язык.       Пока сделав, что мог, и чувствуя себя не в своей тарелке, Украина конфузно похлопал руками вдоль тела словно пингвин. Ну…эм… Вот так взять и уйти, по крайней мере, было бы странно. И не придумав ничего лучше — хватанул ничего не подозревающего Беларусь за лицо, в одно движение приподнял то и клюнул в лоб. И так же быстро развернувшись, зашагал от слегка растерянного брата. Уже взявшись за ручку, чтобы смыться нахрен, он услышал позади тусклый смешок: — Осторожней с дверьми.       И расплылся в немного смущённой улыбке. — Постараюсь.       Но в коридор он уже вышел почти мрачным, крепко задумавшись. Стоит ли игра свеч?..