Не причина, а следствие: Радиоактивно!

***

— Аха-ха, крики прямо из фильма ужасов, хах. Америка, как всегда, в ударе…       Кажется, весь этаж выглянул узнать, кому принадлежал тот жуткий вопль, облетевший всё здание. Однако подойти к зачинщикам шума никто не решился, чтобы не навлечь гнев США на себя, задев его самолюбие.       Потому и Россия, чуть посмеиваясь вперемешку с отдышкой, вернулся в довольно тесную комнатку, в которой они с Беларусью успели расположиться. В ней едва помещалась справа полутораспальная кровать, а слева письменный стол да стул. Короче «голубая мечта» клаустрофоба. Ну хоть окно есть — уже отлично. Они часто брали одну комнату на двоих, даже если размером та маловата. Нет смысла привередничать, всё равно этими помещениями редко пользовались, да и в основном для сна. Такого же нечастого. А учитывая, что РФ спит как попало, может уснуть в любой позе и ситуации, то ему вообще без разницы.       И кстати, борьба с самим с собой его уже порядком утомила, но после того, как он выбрался из зала, мысли стали много яснее и проще контролировались, к тому же очень тормошило настроение, что улучшалось в геометрической прогрессии. И если до этого в эмоциональном плане тот с тяжкой ношей поднимался в гору, с трудом преодолевая сугробы, то теперь спускался с неё, летя словно ребёнок на санках. Однако чтобы приземлится в жгучий снег лицом — Россия не забыл, что натворил, к тому же одно из напоминаний сейчас валялось на кровати, раскинув руки и свесив ноги по колено. Беларусь на реплику федерации никак не отреагировал, хотя она и всколыхнула в нём что-то. Но не до того.       Ему нужно было почувствовать под собой опору после неслабой встряски, потому что РФ внезапный и беспощадный как понос. И это самое точное сравнение. Пусть перемены в России не укрылись от РБ, но совсем не до них, когда, вжавшись в него, последний боялся не то что пошевелиться — дышать, чтобы не наебнуться с лестницы под очень скорый и нетвёрдый шаг старшего брата. Переживал республика в первую очередь не за свою сохранность, ведь Россия буквально в лепешку разобьётся, но не позволит пострадать. Однако то, как резво скакала эта лошадка, не могло хоть немного не радовать.       Федерация тем временем склонился у двух стоящих на полу небольших коробок с вещами. Одна — его, другая, соответственно, принадлежала брату. Он вытащил любимый перочинный нож, который носил всегда и везде, из кармана спортивок и ловко вскрыл свою.       Угораздило же при сборах неделю назад закинуть в посылку телефон и понять это только тогда, когда та благополучно была отправлена. Обычно воплощения не могли взять много вещей с собой, ведь это создавало определенные трудности при перемещении. Поэтому те присылали туда, где происходили постоянные встречи (так сказать базы) и оставляли храниться. Но РФ, в последний раз как находился в Вене, выслал их обратно на Родину.       Проверив содержимое коробки, мало ли что ещё в неё попало ненароком, но не найдя ничего странного среди сменной одежды и предметов гигиены, он успешно поставил телефон на зарядку. Благо розетки нормальные, а не хуйня, как в другом здании для проведения встреч, что находилось в Америке. Намучился же тогда! Россия в очередной раз убеждался, что там все на своей волне, оторванные от остального мира. И кстати, о самом Америке. Федерация надеялся, что там у них с Канадой всё в порядке. В особенности с Канадой. Земля тому пуховиком, чтобы он не сделал.       Семья — это сложно. Даже для олицетворений, для которых она очень свободное и расплывчатое понятие. Но семья это сложно особенно тогда, когда виновник разладов не самый её буйный член, а ты сам. И ни малейшего представления не имелось, как исправить ситуацию, не сломав кому-нибудь психику. И себе в том числе.       РФ посмотрел в сторону, где младший брат, распластавшись на покрывале, уставился на потолок. Потухший взгляд дополнял заметную усталость, что словно тень легла на лицо, и вместе с тяжело вздымающиеся грудью придавала совсем какой-то болезненный вид. Явно не первые пару-тройку дней прошедшие без сна. Хотя тут, похоже, не обошлось только лишь его отсутствием. Россия завороженно наблюдал за тем, как Беларусь, немного сжимая покрывало, будто решаясь, вдыхал поглубже и еле заметно размыкал губы, вот-вот, казалось, готовый прервать тишину, но… Так и не произносил ничего. И всё пытался покоситься на федерацию, узнать его настроение, чем тот занят и стоит ли вообще что-либо говорить именно в этот момент. Республика даже ронял взгляд на пол, ведя его незамысловатой дорогой, но так и не доводил, отступая почти у цели, каждый раз укалывая РФ словно тонкой иглой подобной робостью.       Разговор будет определённо не из простых. Как и обычно, если тот касался этой темы. Потому лучше не затягивать, чтобы поскорее закончить с ним и отчасти избавиться от мучащей тяжести, что будто огромный слой снега сдавливала и душила. Обоих. РБ лишь нужно чуточку подтолкнуть, придать решительности. — Что же, — произнёс Россия наиболее непринуждённо, вставая во весь рост и отряхивая ладони, — Время объяснений? — Спрашиваю я, — пусть голос прозвучал вполне живо, однако внешне Беларусь совсем не изменился. — Ладно, — сразу согласился тот. Раз виноват, то не в праве ставить условия.       Незачем уже разыгрывать представление, что будто вчера только виделись, и всё прекрасно, и претензий они к друг другу не имели, и что федерация кое-что важное крупно не проебал, а потом снова и снова. Да и республика хренью занимался. Но не в их привычке сразу начинать с наездов и, возможно, они закрыли бы глаза на произошедшее, как всегда, но на сей раз оно слишком беспокоило, чтобы замалчивать.       Россия повесил на спинку стула жилетку: в ней со свитером точно жарковато придётся. А ситуация явно начнёт нагреваться, пусть РБ и не торопился с расспросами. Затягивание натянутой тишины не слишком волновало, пока время позволяло её поддерживать. Но чтобы не стоять совсем без дела, РФ принялся расстёгивать свои перчатки. Они обычно были на заклёпках, хотя он и предпочитал липучки, однако носил такие потому, что Украине не нравились громкие «репейники». Носил по привычке.       Его совершенно не удивила заинтересованность Беларуси, который, замерев, неотрывно следил за чужими руками, будто боялся упустить любое движение, будто от этого зависело нечто важное. Увиденное, вне сомнений, ещё больше расстроит впечатлительного на картинку республику, пусть он и выглядел так, словно уже знал достаточно. Но верить, видимо, отказывался, ожидая неопровержимое доказательство, хоть всё максимально очевидно. Но действительно ли тот в курсе или просто предполагал? Если первое, то так даже лучше: было время переварить.       Когда же, предупреждающе не спеша, наконец показалась голая кисть, и РБ, не сдерживая унылого вздоха, ожидаемо, резко отвернулся. Оставив перчатки на столе, Россия подошёл к кровати и аккуратно встал коленями на её край, заставляя подвинуться и привстать. Беларусь не поворачиваясь, взялся за мягкий шарф, что теперь казался ему хуже матёрой удавки, и обреченно медленно стянул с себя, нервно сжимая тот, что мялся так же, как и его владелец. Но эта внешняя нерасторопность непроизвольно вводила в заблуждение. Потому федерация опомниться не успел, как его заарканили, притягивая лицом к лицу, и он потерялся в родных глазах, наполненных непониманием и терпкой тоской, словно свинцовое осеннее небо. — Почему? — тихо-тихо прошептал республика одно единственное, но невероятно ёмкое для них слово, не нуждающееся в уточнении.       РФ больше всего ненавидел себя в такие моменты. Как можно быть такой мразотой, чтобы заставлять близких изводиться? Вот так вновь и вновь приходилось исправлять собственные ошибки. Но не делать их отчаянно не получалось.       Россия слегка прикрыл веки, пряча виноватый взгляд, теперь не устояв перед натиском собственной совести. Он посчитал, что говорить излишне и, слегка наклонив голову, подался вперёд, чтобы поймать поджатые в напряжении, но такие милые сердцу губы и выразить много больше, чем когда-либо смог бы сказать. Однако в чьи-то планы это не входило. Вдруг резко потемнело: Беларусь ослабил шарф и отпрянул, дёрнув шапку ему на лицо. — Нет, скажи словами, — тон того не терпел возражений, но был обрывистым и, вероятно, скажи он предложение длиннее, совсем бы выдал свою взволнованность.       Россия стянул ушанку, чуть растерянно хлопая ресницами, и сдержался, чтобы не нахмуриться. Словами? Не значило ли это, случаем, что младший брат опять скрывал что-то? Что ж, в эту игру можно играть и вдвоём. Головной убор как третий лишний отправился же на стол. Многозначительно подняв взгляд к потолку, РФ без тени волнения заговорил: — Мне нужно было подумать, — и интригующе взяв паузу, он всматривался в побелку, словно искал там что-то, и РБ даже мельком глянул туда же, когда федерация добавил, — О многом. — И-и-и? — не дождавшись уточнения, республика в нетерпении сел напротив, удобнее сложив ноги. — И-и-и… Я подумал, — беспечно ответил тот, чуть вздернув уголок губ. А Беларусь лишь нахмурился, ожидая подробностей, — Как видишь, теперь я здесь.       И Россия замолк с совершенно невозмутимым видом, будто того было достаточно, и явно не собирался продолжать.       Ну спасибо за разъяснение!       Беларусь расстроился, явно недовольный подобным расплывчатым ответом, однако и напирать для него не выход. Не передать, насколько тот боялся давить в такие моменты, наученный горьким опытом. РФ и так в зале знатно напрягли и вывели. Да что там, РБ и сам испугался до чертиков. В бессилии он опустил руки, оставляя объемную ткань висеть на брате. Смотрелось это по-нелепому мило, но не заметив, республика потупился, перебирая пушистые кисточки на конце вязки. Хотя занимался этим недолго: федерация, стянув шарф, аккуратно скрутил тот и кинул к остальным вещам. И лишившись того, чем можно было хоть немного унять тревогу, Беларусь надулся как сыч. Оправдано, между прочим! Нервы расшатали, на вопросы нормально не ответили, шарф отобрали… Как тут не дуться. Да только кто позволит.       Он мелко вздрогнул, почувствовав ладони на надплечьях, как те подбадривающе огладили раз, два и ещё, ещё, ещё, стирая недовольство приятной тяжестью рук. С головы до ног вдруг обдало ледяным жаром, когда холодные длинные пальцы России, передающие невероятное тепло, переползли к воротнику, будто случайно невесомо касаясь беззащитной шеи, открытых вырезом футболки ключиц.       В груди безумно затрепетало, словно взорвалась хлопушка с блестящими конфетти, что медленно оседали, искрясь огоньками. Беларусь желал этих до боли знакомых прикосновений, чах без них, но наслаждаться ими сейчас нельзя, иначе увлечётся. Его уже уносило в бездонный океан по имени Россия, застилая глаза солёной водой. Во рту пересохло. Справляться с наплывом разнообразных чувств едва ли выходило, ведь они накрывали как цунами. Любое прикосновение наполнено теми в избытке. Но сколько продлится это чудное «Я здесь» РФ, пока ему не взбредёт опять сбежать? Вот бы целую вечность.       Федерация спустил бомбер до плеч, проходясь по коже, такой бархатной в мгновения радости и чувственности, но настолько неприступно колкой в плохом расположении духа. — А на долго ли? — еле прошелестел республика, упорно переключая внимание на свои перчатки будто безразлично к происходящему.       И от того, что разбирался он с ними в тишине, руки переставали слушаться. Это отличалось от непредсказуемого молчания Украины, потому что было через чур говорящим. Оно кричало.       Кисть России потянулась к чужой щеке, но тут же дёрнулась назад от неожиданности: Беларусь сердито швырнул перчатки в сторону, к коробкам, и потом, неуклюже двигаясь, выпутался из бомбера, скомкал тот и так же отправил в полёт. А затем ссутулился, обняв себя, и зло засопел. Не желал принимать такой ответ вновь. Закатить бы истерику, причитая о том, как заебало всё то, в чём они крепко-накрепко увязли. Возможно Украина и США правы, и лучше по правде, а не «понарошку», перестать потакать России в разрушительных желаниях.       Связь предполагала в той или иной форме обмен информацией. А если научиться отлично «врать» — подменять мысли, что искусно и умел РФ, ничего не вытащить важного, не прибегая к каким-нибудь психологическим пыткам. Потому лишь он сам знал насколько близко в действительности подбирался к пропасти. По этой причине РБ и не хотел нагружать старшего брата, позволить снова взвалить на себя чужие заботы и тревоги, но обстоятельства явно сложились не в его пользу.       Федерация протянул уже обе ладони, а внутри республики заклокотало обжигающим пламенем из всех испытуемых сейчас эмоций, и он намертво вцепился в чужие запястья, не пуская. — Бел… — произнес Россия понимающе, так, будто читал мысли, будто всё знал. Как и всегда. Будто рядом с ним не утаить абсолютно ничего. Или это Беларусь был словно прозрачный?       Чуть напирая вперёд, РФ осторожно опрокинул того на мягкую постель, но РБ она показалась гольным бетоном после падения в пропасть. Его растерянно и искренне наивно распахнутые глаза уже блестели.       Не получалось, не получалось сопротивляться. Слишком страшно, слишком плохо. Слишком хорошо. Просто-напросто повторялась ситуация с Украиной. – Пожалуйста, — шептание России словно заклинание, и выражение «волшебное слово» приобретало прямое значение.       Беларусь вымотан, ослаб и, что ещё хуже, околдован чарующим взглядом, в котором кажется плескалась вселенская нежность. Мысли как спешащая толпа наступали друг на друга, путались, разбегались, оставалось неизменным только навязчивое, охватывающее желание. Желание просто побыть рядом, не переживая ни о чём, словно слепой довериться ведущим родным рукам. И собственные кисти перестали удерживать, смиренно упали на кровать.       Сегодня что, день сдавания себя в плен? Но заслужено ли это сладкое пленение? Однако России сложно отказать, ведь делал это тот от всей души, полностью отдавая себя. А он до ужаса настырный. И сколько раз ему советовали перестать набирать чужие проблемы, если у самого их вагон и маленькая тележка, но кого федерация слушал, стоило ему только понять, что кому-то необходима разгрузка. Что сейчас и происходило.       Воздух с трудом покидал и наполнял лёгкие. Беларусь дрогнул, вовсе задыхаясь, когда брат выправил его белую футболку, и размашисто проведя под тканью, остановился на быстро колотящимся сердце, что как птица, зажатая в ладони, трепыхалось, царапалось в панике. Как же то показательно, насколько республика переволновался. И потому РФ не двигался, не спешил, позволял испуганной бойкой пташке довериться без обеспокоенности. Ему так привычно ощущать под рукой это живое биение сквозь клетку рёбер-прутьев, такое частое будто и правда поймал воробушка. И оно отзывалось знакомым прикосновениям, пусть постепенно замедляясь, но подгоняло чужой пульс, составляя вместе единый не спокойный, однако и не слишком беспокойный ритм. Вскоре достаточно было лишь успокаивающе поглаживать только кончиками подушечек пальцев, а ещё погодя, и вовсе пришлось перестать.       Россия опёрся локтями по сторонам от Беларуси, прикованный томившемся взглядом, что внимательно очерчивал каждый миллиметр его лица, словно обрисовывая в памяти. Мир вокруг переставал существовать, а мгновение казалось слишком коротким, не давало собой насытиться. Вот миг — РБ облизнул свои сухие губы, ещё один — и уже РФ неторопливо, но для них двоих так стремительно, наклонялся к нему, заставляя зажмуриться.       Расстояния чрезвычайно мало, и оно должно так же чрезвычайно быстро закончиться. Но… момент ожидания не прекращался. Тянулся и тянулся, однако напоминая не сладкую патоку, а канцелярскую резинку, что вот-вот хлестнёт по открытой коже. Будто целая жизнь проносилась в мучительном предвкушении.       Федерация застыл буквально в сантиметре от цели, когда шумное дыхание республики разбивалось о него подобно волнам о скалы. И эти бушующие волны дробили сердце на мелкие кусочки. Он вновь посмотрел на младшего брата, напрягшегося так, будто его собирались пытать, и от самого себя отвратился. Беларусь разрешит сейчас ему что угодно, даже если сам не желал этого. Тот податливый, но видно, пытался бороться внутри. Не важно по какой причине. России, конечно, ничего не стоило слегка надавить на него, чтобы добиться своего, однако возможно, это никому на пользу и не пойдёт. Даже скорее всего не пойдёт. РФ за период затворничества правда много чего обмыслил, даже чуть больше, чтобы принять решение изменить привычке. То, чего он сам желал — дать понять, убедить, что всё в порядке, и тем самым успокоить. Но связь лишь один из путей показать это.       Федерация немного отстранился, и они снова встретились глазами. — Если не хочешь, я не буду настаивать.       Республика был сбит с толку, и настала его очередь растерянно хлопать ресницами. Не верилось, что Россия не пошёл до конца. Что случилось? Это повод, опять же, больше паниковать или радоваться? Однако однозначно чувствовалось неясное облегчение, потому что он сам точно не остановился бы, пересеки они черту. Но тут же ощутился взявшийся вместе с тем налёт лёгкого разочарования. Россия действительно единственный за полгода, кто по-настоящему мог подарить покой душе, хотя бы на время. Его любовь, опьяняющая, кружила голову калейдоскопом, напуская туман на сознание. Однако немного отрезвляла боязнь, что тот поймет что к чему. РФ видел почти насквозь, но вот РБ никогда не понимал, что творилось внутри того. По крайней мере, сам так думал.       Пусть и не поймав рыбу покрупнее, федерация не отказал себе в удовольствии уткнуться в сгиб шеи брата. — Почему за всё то время ты не пробовал поговорить со мной? — от приглушённого голоса и касания губ, когда Россия говорил, пробрало до кончиков пальцев. — Кто…тут вопросы задает.? — едва разборчиво выговорил Беларусь с придыханием. — Одна очень важная картофелина, — тот усмехнувшись, игриво потёрся как большой кот, и республика на мгновение совсем выпал из реальности. Веки сомкнулись, а руки сами собой уложились на чужую голову, любовно перебирая растрепанный пух.       Федерация как огромный котище — просто груда наглой ласки! Он отгораживал от всего, заставляя сосредоточиться лишь на нём. Всё же очень сказывалась разница в росте около сорока сантиметров.       Восстановив возможность связывать слова во что-то осознанное, РБ снисходительно фыркнул: — Так эта бульба только на этот раз отвечает, что другой очень вредный овощ закатился в самый дальний угол, фиг достанешь. — Переписки это не касалось, знаешь же. — Ну и что бы ты тогда сделал? Если бы я написал.?       И опять, опять молчание. А после усталый вздох с обеих сторон, который не ознаменовал ничего хорошего. РФ всё же слепо надеялся, что брат хотя бы напишет, если вдруг понадобится, снова не учитывая, что Беларусь лишний раз не стал бы его напрягать, что, иронично, только больше напрягало. Даже бесило.       Немного спустя поглаживания прекратились: республика, задумавшись, неосознанно сжал руки, а спохватившись, расслабил и вовсе их убрал. — Зачем ты вообще устроил побег ото всех абсолютно?       Федерация резко вскинул голову, отодвинувшись: — Если бы! Питер с его хмурым хлебалом я видел постоянно, — и нарочито нахмурился, пародируя свою северную столицу. — Только потому, что на его территории жил, — за ним и Беларусь приподнялся на локтях, не оценя ёрничества, — Россия, ты ведь понял, о чём я.       Ну понял, что с того? Закатив глаза, тот уселся на край кровати, словно это помогло бы избежать новых вопросов. — Это было так обязательно? Разве я… мы не могли помочь? — РБ, не отступая, сдвинул брови, однако голос его подводил, и говорил всё тише с каждым словом. — Не надо рвать себе и мне душу, — хотел было произнести РФ, но вместо этого вышло другое, — Бел, после драки кулаками не машут. Забудь об этом. — Но я не могу, не хочу! — вдруг воскликнул тот, внутри бушевал шторм, — Снова забыть? Снова сделать вид, что ничего не происходит? Чтобы ты снова как сквозь землю провалился?       Глядя, как всего на долю мгновения Россия изменился в лице, что напомнило безжизненную выжженную пустошь, Беларусь испугался своего порыва и крепко зажал ладонями рот. Он не собирался этого произносить. Оно само по себе вырвалось. Уже не было сил сдерживать негодования. Пусть не для кого из них эти слова не были чем-то новым, но произнесённые вновь почему-то делали в сто крат больнее.       Дотронувшись до кистей брата, федерация почувствовал, как те будто сковал лёд, и настойчиво отнял его руки от лица, чтобы согревающе сжать их в своих. — Даже не смей винить себя.       Не сразу, но республика пролепетал в сторону: — Как мне не чувствовать себя виноватым, если я ничего не могу с этим всем поделать.?       РФ любовно провёл кончиками пальцев по грустно свесившему лепестки ярко-синему васильку у головы РБ слева. — Тебе и не нужно. Мне очень жаль, что я заставил всех так поволноваться. — А твоё сожаление что-то меняет? Разве оно когда-то хоть что-то меняло? Я ведь просто, просто… Прости. — Нет, ты прав, ничего не меняет, но… больше я ничего не могу, — Россия печально улыбнулся, отнимая от него руку и мягко толкая в грудь, обратно на постель, — Всё хорошо, солнце моё, правда.       Голос слаще и воздушнее зефира оборвался поцелуем во влажную щёку. На этом месте словно распустился цветок, и Беларусь окутала нежность, которую не спутать ни с какой другой: бесконечная, всеобъемлющая, умиротворяющая. Самая уютная, самая необходимая. Всё же федерация очень хотел отвлечь его от бесполезных размышлений, усыпая кожу трепетными и лёгкими, как крылья бабочки, поцелуями. И вскоре республика ощутил своё лицо цветущей поляной, закусывая губы, которые оказались обделены вниманием. Увлёкшись, в порыве Россия лизнул шею, чувствуя горечь гнетущих эмоций и снова скорый ритм пульса. В забытьи РБ изогнулся, только сильнее подставляясь. Сам же желал избавиться от давящих мыслей, но отчего-то останавливался.       Старший брат знал того как облупленного и в принципе догадался о многом, ещё когда только увидел его на улице. Через чур рано, через чур сильно тот хромал, да и ахинею какую-то наплёл. Но это не могло быть только обострение. РФ был уверен, они ведь связаны. Союзное государство как никак. Пусть в действительности оно и существовало почти только на бумаге.       Нужно, чтобы Беларусь перестал так зацикливаться на том, что что-то скрывал. Руки России вновь забрались под футболку и, под нескромный вздох огладив ребра, расположились на талии. Он сразу ясно дал понять, что не предлагал большее, потому намёк был понят и после некоторых колебаний всё же одобрен. Пальцы нырнули под пояс, оттягивая тот и стаскивая чёрные брюки гаучо, чему республика посодействовал, приподнимая таз. Те были немного ниже колена, скрывая перебинтованное левое бедро. Сами кислотно-желтые бинты не новость, страшная обыденность, но вот то, что их слой толще, чем обычно лишь подтверждало догадку. И вызвало новые сомнения, однако не место и не время докапываться до истины.       Федерация пересел в конец кровати, совсем снимая штаны, оставляя брата только в ярко-белых носках, того же цвета белье и футболке. А тот всем телом напрягся, словно ожидал чего-то плохого, и боязливо посматривал на РФ, получая однако лишь невозмутимый доброжелательный взгляд в ответ, словно говорящий: «Видишь, ничего страшного не случилось».       Вопреки внешнему спокойствию, внутри России скручивалась тугая пружина, и, чтобы не дать ей разжаться, тот решил переключиться на что-нибудь. И этим «что-нибудь» стали игривые белые носочки. Он провёл, невесомо касаясь, по левой стопе, на что Беларусь, несмотря на объемную повязку бинта, чуть выглядывающую из-под высокого носка, рвано выдохнул и отвернулся. И тогда федерация пощекотал здоровую правую, от чего республика согнул обе ноги, спасая их от нападений, под неслышимый смешок. Подсев ближе РФ проскользил всей ладонью снизу вверх и обратно по довольно тонким икрам, подмечая насколько РБ исхудал, хотя и так никогда не отличался массивностью. В его с виду хрупких ногах давно не было силы.       Руки немного пекло от жара кожи под ними, буйствующего словно в знойный летний день. Эти блятские перепады температуры уже откровенно начинали пугать. И если Россия ещё замечал их, то Беларусь уже и не мог разобрать от чего мучился: горячо ли, холодно ли или вообще просто ехала крыша. Он, казалось, действительно сходил с ума: так истосковался по ласке, нуждаясь даже в самых мимолётных прикосновениях, что почти потерял голову, не заботясь ни о чём более. И выглядел соответствующе трогательно. От слова трогать, оно же — лапать. Федерация плавно наклонился и оставил поцелуй на правом колене, а затем немного сместился, переходя на бедро, поглаживая его с другой стороны.       Это всего-навсего один из лёгких типов связи — не совсем то, что им нужно, но на большее никто из них сейчас, похоже, не был способен. Оба истощены одиночеством и переполнены всевозможными переживаниями, которыми не желали делиться, чтобы не навредить. Связь очень похожа на беседу, в ней есть две стороны: принимающая, которая получает информацию — «слушает», и отдающая, которая «рассказывает». Но также она – палка о двух концах: нельзя быть только слушателем или только рассказчиком. Это происходит одновременно, но в разных пропорциях, завися от намерений, типа связи и соприкасаемых частей тела.       Губы же по большей части отдавали и при правильном подходе не просто передавали чувства, а пробуждали воспоминания почти с фотографической четкостью. Потому каждый поцелуй нёс в себе нечто особенное, кусочек картины, буквально заново постепенно рисуя её.       Вот насыщенно голубое небо, такое вязкое и близкое, будто вот-вот рухнет на голову. По нему лениво плыли облака, объёмные и огромные, словно снежные горы, чередой величаво уходящие куда-то совершенно далеко, к горизонту, и настолько яркие, что без рези на них и не взглянешь. На их фоне птицы вытягивались в еле заметные тёмные линии. А на земле, совсем рядом окружали верделитовые кроны тенистых деревьев, и даже солнце путалось в их пышных ветвях, а его лучи разбивались на тысячи бликов о блестящее озеро, слепя двоих на песчанистом берегу.       То был один из летних деньков не меньше сорока лет назад, они уже и не вспомнят точный год. Старший брат тогда ещё сильно обгорел, походя на вареного рака, и Беларуси пришлось обмазывать его сметаной. Хотя не особо действенно: заигравшись половина оказалась ими съедена. В памяти этот день отчетливо запечатлелся атмосферой приятного томления: успокаивающий шум леса, чуть тёплый ветер, холодящая кожу вкусная сметана, жгучие прикосновения солнца и друг друга, искрящаяся гладь воды.       Республика совсем разомлел, рассеянно наблюдая из-под полуопущенных век. Он улыбался, а глаза словно сияли тем далеким светом. Федерация считал это щемяще душу милым. Ему вдруг захотелось той самой сметаны, от чего и он сам не сдержал глуповатой улыбки.       Весна не так давно наступила и не успела ещё раскрыться в полной мере, но они уже очень устали от, казалось, бесконечно длящейся зимы.       Чем ниже РФ опускался, тем более пылкими становились поцелуи, чувственно прихватывая нежную кожу, а горячее дыхание распаляло её, под нарушающие тишину рваные вздохи. Его пальцы дразняще иногда едва забирались под кромку белья. Но когда и губы дошли до неё, РБ сдавленно мыкнул, от горячего и влажного касания: брат провел языком вверх, возвратившись на половину бедра, этим будто стерев вырисованный им же образ. Всё же использовать старые хорошие воспоминания — всегда замечательная идея.       Вполне довольный Россия собрался отстраниться, но не успел, как голову недвусмысленно зажали бёдрами, не пуская. Опешив, он так и уставился тому между ног, в этот же миг чуть вздрагивая от внезапного жгучего покалывания, но скорее именно от неожиданности, чем от него самого. Оно не исчезло, а быстро очухавшемуся федерации не потребовалось много времени, чтобы понять что к чему и метнуть строгий взгляд на Беларусь, лицо которого исказилось от боли. Совсем дурак! Мало того, что обхватить что-либо больной ногой идея откровенно херовая, так цель и того хуже. Желая задержать, республика растерялся, сделав первое пришедшее на ум, из-за чего сильно побеспокоил болезненное место. Это и почувствовал РФ от соприкосновения здорового бедра со щекой, что само собой отдавало часть неприятных ощущений, охвативших всего РБ. Так как они до сих пор касались друг друга, последний заметил чужое раздражение и то, что на него недобро смотрели. Однако даже закравшийся страх, тонким лезвием полоснувший сердце, не изменил настроя и не заставил сразу отступить.       Невозможно было не ощутить, как Беларусь мелко подрагивал от жуткой смеси чувств, а всё равно такое предлагал! Да он же просто откинется! Одно дело — не заходящие особо далеко прикосновения, но совершенно иное, если те куда, куда…интимнее. От настолько колоссального потока информации в лучшем случае республика потеряет сознание. Не в его состоянии предлагать подобное настолько опрометчиво. Это всё равно, что пробовать бесконечно надувать шарик, исход один — тот рано или поздно лопнет. А главное поменяйся они местами, Беларусь не позволил бы старшему брату провернуть тоже самое, ровно так же отказавшись.       Россия не на шутку был разозлён. Если дело касалось помощи, вредящей кому-то из-за него, то нахуй ему такая помощь не сдавалась. Но злость быстро улетучилась, заменяясь тяжелым переживанием и виной. Он взял себя в руки, осознавая, что лишь пугал своей резко негативной реакцией. — Больно же, — пусть это и было вопросом, но прозвучало утверждением, не строго, снисходительно мягко, так, словно ребёнку, по незнанию совершившему неимоверную глупость.       В подтверждение тому, внешней стороной пальцев РФ провёл по бинту, совсем чуть-чуть надавливая, снова разделяя жжение, что вновь обожгло, но слабее, чем от резкого столкновения. Федерация имел ввиду, что раз он не собирался соглашаться на такое безрассудство, РБ этим удержанием ничего не добьётся и не нужно продолжать себя мучить.       Чуть погодя «оковы» всё же разжались, и Россия, не задевая их, аккуратно приподнялся. А на Беларусь нахлынуло чувство, что сам он последний идиот, но оно оказалось столь незначительным по сравнению с обрушившемся на него ужасом, от которого замирало дыхание. От чего республика не мог и на сантиметр больше двинуться или выдавить хоть слово, ни даже посмотреть на Россию. Ведь его разозлил, и теперь тот точно уйдёт, поминай как звали. Нельзя же было быть более сообразительными и придумать что-то не настолько тупое!       Сам РФ, естественно, предвидел такой ход мыслей. И его расстраивало мнение, будто все коллективно разом согласились, что он совсем ёбнулся. Нет же ведь! Развели трагедию раньше времени. Подавив усталый вздох, федерация вновь тронул губами колено республики. Те прошлись словно по наждачке из-за неприятных чувств последнего, но Россию это, похоже, совершенно не заботило. — Всё хорошо, — прошептал он и вправду остался там же, никуда не собираясь.       И Беларусь немного расслабился, шумно выдохнув, хотя ещё ощущал себя никчёмным, пряча недовольный взгляд за пушистыми ресницами.       Снова образовалась неловкость, будто они вернулись в самое начало разговора. Но не на долго, так как у России уже имелся план. Он нарочно резко, чтобы застать врасплох, совсем низко склонился над нижней половиной торса, а затем лицом задрал белую футболку, оголяя живот, чтобы бесстыдно уткнуться в тот. Республика только и ахнул, застыв с широко распахнутыми глазами. Едва сдержался, чтобы возмущенно не запищать, когда федерация ещё и потерся об него, потому что было жутко щекотно. Но последний вдруг отодвинулся, однако лишь для того, чтобы набрать воздуха, раздувая щёки. — Н…не надо, — слегка испугано произнёс РБ, поняв намерения РФ.       Не слушая, тот вплотную прижался ртом к коже. Тут же по комнате раздался звук, напоминающий подушку-пердушку, а за ним и звонкий смех.       Беларусь согнулся, вцепившись в брата, не в силах отпихнуть, и только едва отсмеявшись, поднял расплывшуюся в довольной лыбе хитрую рожу. Уголки губ республики тоже были приподняты, он с восторгом всматривался, как в прищуренном взгляде напротив весело бесновались черти. Федерация ещё и бровями подёргал, рассеивая любую серьёзность. И эта игривость была заразительна. Она ложилась как бальзам на беспокойную душу, затыкая наседающую совесть и позволяя пока отложить непростые размышления.       Нарочито сердито нахмурившись из-за внезапного грязного приёма, который использовал Россия, ведь щекотка — слабость Беларуси, последний мстяще потянул того за щёки. Правда тягать особо нечего: РФ не пухлый, хотя и не скелет обтянутый кожей, но вызывал порой желание накормить. РБ смял его лицо, сделав похожим на рыбу, и энергично замотылял им туда-сюда, будто подражая ей в плавании. Пусть это дурачество, но тот не мог упустить возможность повредничать даже сейчас, конечно не без немого позволения, но всё же. И от того, как забавно федерация выглядел, он не сдержавшись, тихо хохотнул, потеряв бдительность. Но в щекотке, как на войне: ни в коем случае нельзя этого допускать иначе, лишь мгновение — и ты уже поверженный, задыхаясь в слезах, молил о пощаде. Беларусь прекрасно то помнил, потому вовремя не пустил тянущиеся к бокам юркие пальцы. Россия был буквально пойман за руку, и из-за неудавшейся шалости с напущенной досадой цокнул, ни на миг не теряя обаяния, отвлекающего от его попыток дотянуться до цели, гипнотизируя своей располагающей улыбкой. Ведь что могло сравниться с видом радостного близкого человека? Республика был готов смотреть на него такого несколько вечностей. Однако с небес на землю спускало понимание того, что пряталось за той положительной эмоцией. И он очнулся как раз вовремя: федерация вновь собирался приблизиться, чтобы вытворить очередное безобразие. — Ах ты зараза! — воскликнул РБ, упершись тому в плечи.       И чтобы пресечь любые новые поползновения, он надавил сильнее, направляя в сторону. Ощущая, как брат очень активно поддавался ему, Беларусь сумел перевернуть ситуацию и усесться на нём, смотря теперь с высока. — Сдаюсь-сдаюсь! Признаюсь, виноват, — РФ сразу поднял ладони, но раскаявшимся совершенно не выглядел. — Раз сдаёшься — раздевайся!       РБ считал крайне нечестным, что федерация уже облапал его буквально всего, а сам преспокойно снял только шапку и перчатки. Тем более, что республика тоже хотел кое-что увидеть, и от плохого предчувствия сердце неприятно сдавливало. Взявшись за край свитера, он закрыл глаза и неуверенно потянул вверх. Россия приподнялся, и вместе они расправились с лишним элементом одежды, который тут же улетел неизвестно куда. Однако несмотря на это, Беларусь всё ещё крепко жмурился. И пока тот собирался с духом, чужая ладонь невесомо поглаживала его здоровое бедро, а другая, забравшись под футболку, просто легла на бок, ожидая реакции. Но этого словно и не заметили. — Бел?       РФ скользнул кистью ему за спину и притянул чуть выше, стараясь не совсем навязчиво привлечь внимание. Что же теперь не так?       Ощущая беспокойство того, РБ медленно наконец разомкнул веки и, в первую очередь, со сложным выражением лица уставился на руки, почти обвившие его. Они вызвали у республики неоднозначные чувства, и федерация на всякий случай убрал их подальше, положив на постель.       Тот какое-то время продолжал рассматривать тело под собой, но уже довольно бегло, пока не раздался настолько громкий вздох облегчения, что стало даже как-то неловко.       Россия удивленно вскинул брови. — И что же ты рассчитывал найти? — достаточно озорно поинтересовался РФ. Хотя припоминая то, как он сам неадекватно отреагировал на прикосновение к предплечью в конференц-зале, уже наводило на определённую мысль. — Причину, по которой у меня одежда в крови, — Холодно ответил тот. И Полуулыбка России так и застыла, словно высеченная во льду. — Я так понимаю, у тебя из носа кровь пошла?       Такое объяснение расставило бы всё на свои места. Да и было почти безобидным. По крайней мере лучше чем то, что навыдумывал до этого Беларусь. — Черт, на тебя всё же попало? — федерация грубо провел ладонью по собственному лицу, очередной раз разочаровавшись в себе, и виновато спросил, — Испугал? — Нет, крови я по-твоему не видел? — республика усмехнулся, но усмешка эта получилась слегка надломленной. РФ не стал заостряться на ней, но она будто сломала ему пару рёбер. — Поэтому ты опоздал? — Поэтому. –…А погром в туалете твоих рук дело?       Полностью раскрытому «хулигану» с тяжким вздохом пришлось признать своих деяниях: — Моих…       Россия совершенно этим не гордился и, конечно, вновь заплатит за причинённый санузлу ущерб. Австрия даже не разозлится, ему не привыкать. Что только не происходило в многострадальной уборной: и дверь выламывали, и потоп устраивали, и унитазы разбивали… Вот, вроде бы, цивилизованные страны, а такое творили, пускай в основном и случайно.       Беларусь был относительно доволен, ведь хоть на какие-то вопросы получил ответы, однако этого по-прежнему недостаточно. Федерация приподнял голову, силясь что-то сказать, но чужая рука, закрыв его рот, опустила обратно на кровать. — Ничего больше не хочу слышать, — словами по-настоящему республики не убедить, хоть он и настаивал на разговоре ранее, но на то до сих пор имелась причина.       Ну и раз к брату ни так, ни эдак не подступиться, чем бесполезно сотрясать воздух, с возможностью нарваться на неприятности, лучше вовсе прекратить. А РФ совсем и не против помолчать, насладиться компанией друг друга в тишине. Между ними в такие моменты обычно мало говорилось вслух. Так они смотрели глаза в глаза какое-то время, пока тот не прикрыл свои, чмокая руку РБ, тем самым разрешая делать, что вздумается (в определенных рамках, естественно). И, похоже, что допрос с пристрастием продолжится немного в иной форме.       Беларусь сместил ладонь на щёку, уже почти потерявшую румянец, появившийся от тяганий за неё, а большим пальцем легонько надавил на губы. Сухие и потрескавшиеся, но мягкие и невообразимо желанные. Это будоражило. Снова.       Прикосновения к России исключительно приятные, а его безмятежное, как гладь воды в штиль, лицо и доля доверия только больше подкупали. Так трепетало внутри, словно потревожили целую поляну бабочек, и те взвились ярким вихрем, пытаясь унести с собой любые сомнения. Боже… Республика готов был взвыть и, утопая в неге, захлебнуться. Как и предполагалось, не поддаваться соблазну оказалось самой большой трудностью. Не в силах оторвать взгляд будто в бреду, будто до сих пор не веря, что старший брат действительно рядом, РБ невольно наклонился к тому совсем близко, убирая палец с губ. И всё же поцеловал.       Однако…       Вовремя подставив свою кисть, коснулся лишь своей кожи на внешней стороне ладони. Какая досада!       Россия постоянно избегал нежелательных тем, но вот Беларусь впервые так настойчиво что-то скрывал. Хотя еле как, потому что не привык в подобных ситуациях отказываться от помощи, да и федерация обычно напористее. Но если всё так сложилось, не шанс ли это наконец изменить что-нибудь? Упустить его было бы действительно глупостью, потому республика не мог отступиться.       За эти полгода они вроде и остались прежними, однако что-то изменилось кардинально, но парадоксально неуловимо. Оба наконец безмолвно согласились, что прикапываться сейчас самая напрасная трата нервов и сил. И вместо того, чтобы испытывать себя на психическую прочность, проще приободрить друг друга чем-то приятным, помогая тем самым самостоятельно хоть немного разгрузиться.       Чтобы лишний раз не искушаться, РБ нехотя выпрямился и вновь отнял руку от рта РФ, тем не менее у него всё же имелись кое-какие неизменные планы на этого засранца.       Чувствуя себя немного увереннее, даже наглее, от ощущения чужой доброй усмешки, тот с мгновение ещё любовался умиротворением на лице России, бережно придерживая его подбородок, прежде чем чуть приподнять. Подушечками пальцев он неторопливо провёл по шее, сосредоточенно рассматривая каждую мелочь, следя за своими же движениями, и остановился на впадине между ключицами, где легко прощупывался пульс, что взволновано едва ускорился. Но грудь федерации по-прежнему спокойно вздымалась. Республика не без удовольствия водил по ней так привычно, будто карандашом по бумаге, пока не задержался на левой стороне, где размером примерно с небольшую ладонь красовался герб страны. Рука накрыла рисунок, а вместе с тем и сердце, которое с каждым новым ударом будто доверчиво ластилось к ней. Послышался весёлый фырк, и пальцы, словно играя на струнах, пробежались по каждому выпирающему ребру, прямо до впалого живота. К сожалению, Россия щекотки не боялся.       Беларусь заёрзал и, сев повыше, мягко провёл по его плечам, затем по предплечьям, цепляя внимательным взглядом следы от пары новых давным-давно заживших царапин. Помедлив, РБ перевёл глаза ниже, на внешнюю сторону кисти, испещрённую шрамами так тесно, что те почти вытеснили нормальный цвет кожи. Зубы плотно сжались от осевшей в душе горечи, ведь худшее было ещё впереди. Республика на самом деле знал малость от том, что произошло, но то лишь с немногочисленных слов городов.       Он аккуратно, бессмысленно боясь причинить боль, взял РФ за запястья и поднес их к лицу, чтобы лучше рассмотреть. И вблизи всё казалось только ужаснее. В горле, казалось, застрял ком. Беларусь хотел подождать, чтобы дать хоть чуть-чуть уняться эмоциям, однако терпение слишком быстро исчерпало себя, и он перевернул руки, открывая вид на длинные глубокие рубцы. Сердце тут же ухнуло вниз.       Затянувшиеся раны пересекали и ладонь, и фаланги пальцев, словно федерация сжимал что-то острое. И это вправду было так.       Не сдержав расстроено дрожащего вздоха, РБ опустил голову и со всей нежностью бережно коснулся губами чужих ладоней, пряча в них лицо. Ему было бесконечно жаль. Жаль, что не предотвратил это, жаль, что не оказался рядом в нужный момент, жаль, что не находился рядом и после.       От ощущения, будто на кожу капал расплавленный воск от горящей свечи, Россия открыл глаза. Республика до того чуть отстранился и теперь отрешённо смотрел сквозь любимые руки, на которые с дрожащих ресниц срывались поблёскивающие солёные капли. Его тронутое тихой печалью лицо было расслаблено, а мысли улетели совсем далёко. РФ показалось, что пахло дождём.       В такие мгновения тот считал, что младший брат похож на прекраснейшее произведение искусства, ожившую великолепную статую оплакивающего ангела у надгробия. Но ни грусть, ни слёзы не были тому причиной. Он с восхищением взирал много лет в капкане робкого неверия, что кто-то так сильно мог переживать за него. И одновременно это глубоко его ранило.       Застоявшуюся тишину прервал всхлип. Наконец отпустив чужие руки, Беларусь неуклюже вытер лицо и поднял голову, с недовольством смотря на Россию. Но тот в забытьи протянул кисти обратно и их тыльной стороной убрал оставшуюся влагу с прохладной кожи республики. И в тот же момент губы последнего дрогнули и изогнулись от вновь подступающих слёз. Федерация не должен был его трогать с унылыми удушающими образами, что неожиданно заполнили разум. Но придя в себя, и осознав ошибку, РФ сразу сгреб РБ в тёплые объятия, не смея больше допускать дурных воспоминаний. А тот, уткнувшись в его надплечье, всё теснее прижимался, будто говоря: «Я больше не оставлю тебя, и ты не оставляй меня», и наконец принимая, что старший брат взаправду здесь, так достижимо близко. Какое-то время он ещё лежал так, порой подрагивая, пока полностью не успокоился и расслабился.       Тяжесть чужого тела приятно давила, совсем не стесняя движения; Россия водил лёгкими движениями под футболкой по позвоночнику Беларуси, выделяя каждый позвонок, идя сверху вниз. Сначала кожа словно покалывала иголками, но позже стала бархатом. И федерация даже успел задуматься о чём-то далёком, наслаждаясь этими поглаживаниями.       Однако он внезапно ойкнул от ощущения, будто вогнал себе пару заноз, и отдёрнул руку, задирая одежду республики. Взору предстал продолговатый тёмный синяк на середине поясницы, от чего Россия пораженно спросил: — Это ещё что такое? — А? — РБ, приподнявшись, растеряно заглянул за своё плечо, кажется, совсем позабыв о недавнем повреждении, — О. Видимо, отдавил раковиной. — Раковиной? — Так получилось, — он равнодушно пожал плечами.       Беларусь с раскрашенной спиной и Украина с разбитой бровью, как заметил РФ, неохотно вызывали смешанные чувства. — Вы же…не подрались? — Что? Нет конечно! — республика сразу понял о ком говорилось и замялся, — Просто…так получилось. Случайно.       Но федерация всем своим существом чуял подвох, какой-то конфликт точно был.       После упоминания третьего брата они оба помрачнели, но всё равно ничего рассказывать о том не собирались. Старший не хотел вгонять в грусть только отошедшего младшего, и, чтобы разогнать неловкость, повисшую между ними, решил использовать проверенный метод, уже протягивая шустрые пальцы. — Щекотули, щекотули! — Аха, только не щекоту-ули-и! Аха-ха!       Заливистый смех снова наполнил комнату.       Казахстан спокойно направлялся к лестнице, чтобы спуститься на первый этаж, и просто проходил мимо, когда дверь рядом с ним распахнулась, и в коридор наполовину вывалился Беларусь. — Ааа, Каз, спаси! — пропищал тот с пола с улыбкой до ушей, протянув руки к опешившему РК. — А ну стоять! — нарочито грозно раздалось из комнаты, и через секунду оттуда же с хищной рожей как у довольного жизнью пса показался Россия.       РБ встревожено оглянулся и вскрикнул: — Скорее!       Чуть растерявшись, Казахстан взял того подмышки, а РФ не решился тащить его обратно за ноги, позволив поднять беглеца полностью. В итоге, последний вцепился в РК, как в спасательный круг, что тем не менее было огромной ошибкой, ведь уже не видел, как те двое пересеклись взглядами и обменялись коварными оскалами. Казахстан хохотнул и хитро сощурился. Внезапно для себя Беларусь почувствовал почти невесомое касание чего-то пушистого на шее и оцепенел. Твою ж… До него в миг дошло — он забыл, что попался прямо в лапы главному щекотуну. Но уже слишком поздно: сбежать из крепкой хватки невозможно. Да и выбирая между молотом и наковальней… Всё же лучше младший республика. И тут правое крылышко того напористо защекотало, и РБ весь сжался от подлого нападения. — Не-е-е-ет! Предатель, ха-ха-ха!       РК перешагнул порог, чтобы не светить полуодетым братом на всеобщее обозрение. — Вижу, у вас тут весело, — он подошел к РФ, сложившему руки на груди. — А то.       Они вновь встретились глазами, но уже без улыбок, более долгими и напряженными.       Конечно же Казахстан переживал за этих двух неразумных оболтусов, но если одного он уже успел слегонца отчитать после формального собрания, то состояние второго ещё слишком тревожило. Однако Россия выглядел спокойно и уверенно, словно сам обо всём позаботится. И РК вздохнул то ли от раздражения, то ли от облегчения, и заботливо погладил республику по спине, прежде чем попробовал отстраниться, но тот ни в какую не отцеплялся. Федерация прыснул и залез руками тому под футболку, тогда РБ запаниковал и, попытавшись остановить его, ожидаемо, начинал падать. РФ бережно подхватил Беларусь и подкинул ровно на постель, а тот не теряя времени, спрятался, укутавшись с головой в покрывало.       Стоявшие братья с толикой тяжести на душе поумилялись их картофельной гусеницей. — Ну, не опоздайте со своими игрищами, а то народ опять разволнуете, — сказал Казахстан и был таков.       Оставшись вдвоём, Россия прыгнул на кровать подбрасывая тем самым Беларусь, а потом вовсе на него навалился, снова обнимая. — Раздавишь же! — Вот и будет у меня вредная пюреха. — Протестую!