Не причина, а следствие: Радиоактивно!

***

      Международное собрание — бред сивой кобылы! Сборище мерзких лицемеров, встретившихся, чтобы поглумиться над кем-нибудь. Пир вранья и бахвальства. Или короче: «Несусветная клоака». И это ещё предельно мягко выражаясь. Возможно и утрированно, но кому не срать?       Пусть лично Россия и не посещал эти мероприятия (хотя можно теперь сказать, что самолично с теми ознакомлен), но прекрасно осведомлён о них. И если бы не свои причины, то ноги бы его там не было.       На невероятную удачу, хотя бы удалось избежать контакта с первым встречающим гостей, ведь совершенно не имелось желания общаться с воплощением шарашкиной конторы — ООН, которая как раз спонсировала и организовывала подобные шабаши.       Для пиздецки опаздывающего, РФ не слишком торопился, но страшное волнение, колотившее тело, заставляло то и дело оступаться и спотыкаться о собственную ногу. В Москве находится ужасно, но в Вене не лучше.       Он совсем не чувствовал погоды да и не удостаивал её внимания, лишь только ветер настырно пихал в спину. Светило ли солнце, шёл ли дождь, снег, град, казалось, начнись апокалипсис, федерации будет абсолютно по боку. Не интересовали его и местные виды, хотя, наверно, много чего изменилось с последнего визита. Россия уже целую вечность не посещал Австрию, и Вену в частности. Вот бы, пожалуй, не посещать ещё столько же.       Бесили одинаковые улочки. Дорога занимала минут тридцать, а страна битый час уже кружил среди них, а то и больше. Время перестало ощущаться. Воспоминания путались. Спрашивать направление у прохожих в планах даже не допускалось. Не из-за забывчивости тот петлял подобно блуждающему призраку. РФ (не совсем он) знал путь до места назначения, но по определённому маршруту.       Блятство, куда к чёрту на кулички забрёл? Россия с сомнениями осмотрелся. Однако это ничего не дало. Ну, вроде, в ту сторону?       Он потерянно прошёлся вдоль рядов домов, не впервые мимо римско-католической церкви в еще лысых деревьев своего участка. На горизонте постоянно недостижимо мелькал Старый Дунай. Пытая фортуну, федерация в очередной раз завернул за угол, однако судьба будто к нему совсем не благосклонна.       Сердце оборвалось, а затем застучало со скоростью отбойного молотка, грозясь сломать ребра. Страна застыл как вкопанный от ужаса, что прополз по спине, вскрывая острыми когтями душу. Невыразимый страх подкатил комом к горлу, пытаясь вовсе перекрыть кислород. Кажется, даже замутило. Вместо мыслей статичный шум.       Одеревеневшие ноги сделали пару несмелых шагов назад. Прорвался короткий вдох. Внутри будто что-то хрупкое задребезжало и разбилось — Россия развернулся и рванул что было мо́чи прочь.       Не разбирая дороги, не задумываясь, он всё бежал и бежал, словно от погони, в случайном порядке поворачивая там и сям. Вереница повторяющихся картин проносилась безумной каруселью, пока в конечном итоге РФ не упёрся в какой-то закоулок во дворах. Стучащая в висках и ушах кровь оглушала. Во рту совсем пересохло. Тело жгло, будто его окунули в кипящее масло. Федерация изнеможенно сполз по стене, схватившись за голову, почти неслышно бормоча: «Неправда, неправда, неправда… Это лишь кажется, лишь кажется, лишь кажется…» Неубедительно.       Чуть придя в себя, он уже громче, но сипло произнёс: — Хах, свернул не туда… Где же я, вашу ж мать, свернул не туда?!       Задав этот риторический вопрос, страна уткнулся в колени, истерично то ли хохоча, то ли плача. То ли просто пытаясь отдышаться.       Стоило вспомнить часть дороги, как вдалеке, на пути, появлялся размытый силуэт, словно гнал оттуда. А Россия постоянно оглядывался и послушно избегал тот, ведь если они встретятся, ничего хорошего не произойдёт. Ничего хорошего для его решения. Но он не мог отступиться, даже если всё превратилось в лабиринт собственного разума. Однако психика, похоже, не выдерживала всего того, что на неё возлагали.       Немного утихомирившись, РФ в прострации немигающим взором вперился в пустоту, пока не очнулся, найдя себя сидящим на земле почти в луже. Потрёпанный и слегка вымазанный федерация поднялся на некрепкие ноги, лишь для вида отряхнулся и, вновь выжатый, поплёлся куда глаза глядят. Изрядно измотанный он смотрел только на серый тротуар и уже не надеялся добраться до здания проведения встречи, а такими темпами желание сдохнуть где-нибудь в канаве вскоре перевесило бы в приоритете. Снова запнувшись на ровном месте, страна вскинул голову. Удивлению не было б предела, если бы на на него остались силы. Мост. До того, действительно ведущего на нужный островок, прямо рукой подать. Ну и везение, да уж…       Озеро встретило иностранца холодным бесстрастным блеском, России на то было так же ровно. Как, в принципе, и на всё вокруг. Дойдя до середины, он замедлил шаг и повернулся, глядя мертвенным взглядом куда-то ни на небо, ни на воду, вдаль. Таким же далёким казалось прошлое, пустым — будущее. А он застрял между без возможности вернуться назад, без желания двигаться вперёд.       РФ почти обмяк, навалившись на ограждение. Груз ответственности давил на плечи, точно намеревался проломить мост и утянуть на дно, разверзнуть землю и опустить в самый ад. Сгорбившись, походя на знак вопроса, федерация вопрошал: «А зачем это всё?» Пусть дорога и нашлась, он не хотел идти. Впрочем, как и оставаться. Впрочем, как и направиться куда-то ещё. Каждый уголок на всей Земле теперь чужд и неприветлив.       Почему подобным образом сложилась жизнь? И если на неё повлиять нельзя, тогда почему так душила вина? Но и если безвыходных ситуаций не существует, значит можно было что-то сделать? Как поздно, как поздно рассуждать об этом. Проще думать, что это только твоя ошибка, чем осознавать своё абсолютное бессилие перед миром. Как принять тот факт, что то, что ты строил долго и усердно в одночасье может так просто разрушиться кем-то?       Глубокое сожаление травило душу и боль, как самый отъявленный маньяк, беспощадно потрошила её. Почему же так случилось?       Россия крепко стиснул ладони на перекладине ограждения. Почему? У кого спросить? Кто в силах дать ответ? Почему кому-то приходиться умирать, а кто-то должен жить?       Пустота внутри всё задавала и задавала эти дурацкие вопросы. Когда голоса в голове наконец замолкнут?       Вдруг страна почувствовал на руках ощутимый вес, будто на них положили чужие и чуть сжали. На такое безобидное действие тот тут же шарахнулся, словно от раскалённого металла. Мир покачнулся, РФ попятился и упал на бок на неоживленную проезжую часть. Обернулся — никого не было рядом. Совершенно никого.       От ужаса внутри похолодело, кровь застыла льдом прямо в жилах. В полнейшем ступоре федерация покрывался мурашками точно инеем, глядя во все глаза на место, где только что стоял. А кисти наоборот пекло жаром. Почему? Почему? Почему это происходило?       Сердце, проткнутое осколками разбитых надежд и мечтаний, вновь заныло, взывая о чём-то, о чём его хозяин слушать не желал. Горько, чудовищно горько.       Отмерев и сжав зубы до скрежета, Россия вскочил как ошпаренный на еле гнущиеся ноги будто пьяный, больной, не в своём уме, помчался, не оборачиваясь, всё дальше и дальше, быстрее и быстрее, но едва ли от себя можно убежать.       Воздуха критически не хватало, лёгкие невыносимо жгло, и пожар в груди заставлял задыхаться. Ворот свитера словно душил, но не он сдавливал шею невидимой петлёй, которую не убрать даже расцарапав горло. И затягивалась она только туже и туже. Тело, казалось, неслось куда-то само собой, а мозг заморозился. Они словно отделились друг от друга затмившим разум безумием. И к сожалению РФ ненадолго. Потому что в эти короткие моменты помутнения, он позволял себе забыться в панике, отпустить все прочие тревоги, отключиться от других чувств, иметь одну чёткую цель — хотя бы убежать. А не принимать сложные решения. Но сознание, как назло, всегда прояснялось, выкидывая с пинком обратно в не менее безумную реальность, как никому ненужную псину на улицу. И оно же так внезапно отрезвляло, не давая ни секунды подготовиться, точно яркая вспышка фотоаппарата — и всё замирало как на снимке.       На фоне светлого трёхэтажного здания, в конце парадной лестницы возвышалась такая до боли знакомая вытянутая фигура, в неизменном коричневом пальто и картузе, покорно сложив руки за спиной, словно ожидая кого-то.       Федерация резко затормозил и улетел по инерции вперёд, попутно разбивая колени в кровь. Он скрючился, касаясь лбом в шапке земли, содрогаясь от кашля, похожего больше на лай старой больной собаки, и хватаясь за сердце, будто и вправду собирающееся проломиться наружу. Мир вокруг вмиг сжался, сдавливая огромными тисками, и даже небо обрушилось пластом, прибивая к дороге, заставляя лишь беспомощно хрипеть под его тяжестью. Голова пухла от прилившей крови, став точно переспелый помидор, а звон в ушах подобно спицам воткнулся в неё остротой, мучительно входя глубже и глубже.       Не скоро Россия ещё усмирил свою агонию.       Кто знает сколько прошло времени. Но постепенно сухое горло смягчилось проглоченными слезами и слизью. Иссушенных губ коснулась влага, которую подхватил язык, наполнив металлическим привкусом рот. Свинцовое тело слишком легко поддалось жалкому усилию и слишком резко приподнялось: картинка поплыла, в глазах сразу потухло. В этом тёмном пространстве каждый раз так странно находиться: ты на том же самом месте, но будто где-то ещё, очень, очень далеко. Но прежде чем удавалось уловить то, куда проваливался, свет неизбежно возвращался, словно поднимался занавес, и освещалось продолжение представления.       Страна сидел, равнодушно смотря на красные капли, окропившие тротуарную плитку, и ощущая сочившуюся из носа теплоту. Он заторможено перевёл остекленевший взгляд на, по-прежнему как изображение на плакате, неизменно стоящую фигуру, будто не замечавшую всего этого почти перед собой. И не заметит. Потому что его нет.       Со смерти СССР прошло немногим больше двух с половиной месяцев, однако чувство того, что это случилось только-только, ни в какую не отпускало. Да и как могло? Когда буквально же вчера на губах напротив играла мягкая улыбка, и его шершавая ладонь бережно сжимала руку, и в глазах, таких… измученных…ещё горел огонь. А если обнять, чувствовалось как со всей любовью обнимали в ответ, совсем близко слышались мерное сердцебиение и тихое дыхание, и голос, успокаивающе произносящий: «Всё в порядке».       Да нихуя не в порядке. Какое «в порядке», когда члена семьи просто стёрли, словно тот лишь приснился, оказался завораживающим миражом длинною в чью-то жизнь? Почему же тогда неуёмная жгучая боль в груди так реальна?       Видения пытались обмануть, однако они пришли слишком поздно, когда безжалостное осознание уже избило до полусмерти, не давая даже призрачной надежды. Мир разделился на до и после. И после ничего не существовало. Только пустота. — Х-хват-тит…прошу…       Россию пробило ознобом, и всё, на что тот был способен — это умолять прекратить пытку. Бессмысленно. Как же бессмысленно. Он молил с тех пор как очнулся, через недели две после произошедшего. Ему казалось, что и сам он тоже умер. Лучше бы умер. А не волочил свой жалкий труп, изображая хоть какую-то видимость жизни. И поэтому, поэтому…       Федерация знал, что Союз не одобрил бы то, что он собирался сделать. Но его нет. Хотя всё-таки РФ боялся увидеть разочарование и осуждение в дорогих глазах даже иллюзии. Однако, как бы то ни было, отступать некуда. Позади ничего не осталось и нужно сжечь мосты в никуда. Вне сомнения, впереди то самое место проведения встреч.       Страна зажмурился и крепко сжал кулаки. Ему не под силу взглянуть в лицо собственному страху. — Давай же, сыкло, очередной рывок. В с т а в а й.       Шмыгнув, он стёр кровь рукавом, опёрся на колено и, не с первой попытки, но встал. Ноги едва держали, предательски подгибаясь. Шаркающий шажок, потом ещё один. Неуклюжие словно первые шаги ребёнка. Так и двигался, пока нос обуви не стукнулся о ступень.       Подниматься по лестнице без зрения? Да как два пальца об асфальт! При яром желании устроить сотрясение или вовсе проломить череп. Но Россия не искал лёгких путей. Хотя и самых трудных тоже. Пройдя немного в бок, и без разницы насколько нелепо то выглядело со стороны, вытянув руку, тот нашёл перила и начал подниматься, медленно обречённо словно на эшафот. — «Одна, две, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять, одиннадцать, двенадцать…»       Споткнулся. Сколько? — «Одна, две…»       Оступился. Опять сбился. — «Одна, две, три, четыре, пять, шесть…»       Нога на миг будто полетела в пропасть и тут же громко шлепнулась подошвой. Ступени закончились. Россия сглотнул.       Внезапно раздался стук каблука по камню, а затем опять и опять, размеренно приближаясь. Дыхание перехватило. Федерация не знал, почему застыл истуканом. Когда звук оказался совсем близко, на расстоянии рукопожатия, всё затихло, однако чужое присутствие ощущалось настолько ярко… Капля холодного пота скатилась с виска до шеи. — «Почему ты стоишь? Почему чёрт возьми ты стоишь?!» — Сам себя корил РФ, но и на миллиметр не сдвигался. И чего, спрашивается, ждал?       Аромат сигаретного дыма и сырой земли после дождя ненавязчиво появился в воздухе, смешиваясь с железистым шлейфом, становясь таким, каким и должен быть. Его запахом. После смерти брата тот исчез вместе с ним, ничего больше так не пахло: ни его кабинет, ни его постель, ни его одежда. Застрял лишь в воспоминаниях. Ненастоящий. Обман, сплошной обман.       Страна уже вознамерился ринуться дальше, разозленный очередной блажью сознания, как до щеки что-то дотронулось. Он впал в полное оцепенение и чуть не испустил дух прямо там. В голове сразу пронеслось огромными красными буквами: «Беги блять!» Но… Аккуратное касание ладони нежно огладило лицо, большим пальцем будто пытаясь вытереть катящуюся по коже соленую каплю. Не получалось. — Россия…       Этот печальный зов, стал спусковым крючком, для того, чтобы беспрепятственно сорваться с места. Со всего маху врезавшись в стену, на долю мгновения совсем теряя ориентацию в пространстве, он на ощупь нашарил массивную ручку и изо всех оставшихся сил потянул на себя. Ворвавшись внутрь шквальным ветром, федерация обернулся и, попятившись назад, наконец открыл веки, щурясь от света. По зданию гулким расходился хлопок закрывшихся дверей. Никого. Минута. Две. Никого. Напряжение спало, РФ тут же рухнул на пол. — Хватит, хватит, ХВАТИТ! Безвольное эхо вторило ему.