Не причина, а следствие: Радиоактивно!

      Наверное, неплохо совсем ничего не чувствовать, уж лучше ничего, чем постоянную вину и боль. Но для России — это недостижимая роскошь. Множество грехов позади, ползущие по спине, никогда не дадут забыть, простить, даже если другие их простили, даже если они их забыли. Но ему не нужно прощение, никогда не было нужно. Здесь не поможет раскаяние, даже самое искреннее раскаяние не вернёт всё как прежде: испорченный ужасами некогда белый лист не обернётся чистым вновь, те останутся и под толстыми слоями краски, слишком глубоко въевшись. Это неисправимо.       Наказание тоже, в общем-то, бесполезно, однако федерация брал полную ответственность за свои деяния, не переставая казнить себя за них. Заслужил ведь. Никаких поблажек. Боль за боль, кровь за кровь. И даже если «Око за око — и мир ослепнет», РФ не весь мир и не страшился мрака. Стремление лишиться всех ощущений казалось ему одновременно и одним из худших вариантов, и освобождением. Такая чушь. Какая, чёрт возьми, чушь. Вдох. Выдох. И снова захлёбывался. Мысли путались, шли по кругу, повторяясь, и затаскивали всё глубже водоворотом. Заплыв за буйки, сознание просто переставало понимать, как реагировать. Так холодно. Однако Россия словно сам источал этот обжигающий холод. Руки и ноги подёргивались от кандалов вечной усталости, давным-давно переросшей в постоянное измождение.       Незаинтересованно, по привычке на периферии он наблюдал за происходящим будто за рыбками, за совсем иной жизнью в совсем ином пространстве. Контраст между его плоскими суждениями о них и убеждениями СССР становился только ярче. И РФ принимал чужую точку зрения, как неопровержимый факт, как встречный ветер в лицо, ведь не в состоянии сложить собственное мнение об этих странах, потому что те, с кем был когда-то знаком, уже изменились до неузнаваемости. Никого из присутствующих федерация не знал, или не хотел знать. Отчасти иронично, что параллельно этому в конференц-зале своим чередом шло дружелюбное представление. И как успехи? Россия застал скомкано представляющегося ФРГ, кинул на него мимолётный взгляд, да и только. Этот Германия тоже совсем не тот. Всё неостановимо менялось.       Спустя какое-то мучительно длящееся время выныриваний и погружений в себя, федерацию вновь прибило к берегу: настала очередь Прибалтики. Эта троица, наверняка, уже маломальски освоилась, всё-таки раньше прочих республик покинула состав союза. Ребята ответственные, и, вероятно, взяли на себя обязанность помогать (хотя для них это тоже первое собрание) «братьям» с первыми шагами в новой среде. Уверенности им придавало появление тех, на кого можно положиться в этом вопросе. У Эстонии, например, теперь был Финляндия, с которым он, наконец, без ограничений общался, и что сейчас вносил свою лепту в борьбе с волнением Эстонской республики.       Северная прибалтийская страна достойно держался, говоря спокойно, без суеты и потому без запинок, показывая тем самым пример соседям. Чуть энергичнее выступил Латвия, походя на маленькую птичку трясогузку. Литва же выглядел немного хмурым, но тоже высказался без особых трудностей. Все трое оказались чрезвычайно собранными, как и тогда.       В груди заныло, завыло, будто колкий суетливый ветер, в рёбра вонзались острые рифы воспоминаний, падающие едкие капли сожалений — предвестники бури, оставляли на коже язвы. То, за что Россия столько держался, потопит его. Уже накрывало с головой, но давало вдохнуть ещё немного. Перед глазами рябь, а в потемневшей воде, медленно растворяясь, мелькали отрывки из жизни, каждая ошибка, каждая светлая деталь, омрачённая кромешным горем. Их так много, смешиваясь, они тянули на дно. Но небосвод ещё слабо горел, не позволяя совсем потеряться под толщей, когда путались верх и низ, правда и ложь, действительность и иллюзии. Стремясь к призрачному блеклому сиянию, возможно вновь увидеть небо, но уже окрашенное багрянцем, и вновь обжечь лёгкие воздухом.       Осталась последняя часть Европы — Восточная. Близилось.       Немногим погодя, очередь дошла до Молдавии. Он представился с какой-то детской непосредственностью, теребя коричневые пёрышки у рожек. Румыния позаботится о нём.       А затем настал черёд Украины.       РФ ощутил, будто на плечи упала целая тонна, и кости затрещали от тяжести. Как же это выносить? Ах, вот бы в миг просто исчезнуть, провалиться под землю, не слышать и не видеть больше ничего! А республика прямо светился изнутри. Выжигал федерации глаза и душу. Хотя заметно, что Украине боязно, непривычно, но не этого ли тот всегда хотел — признания целым миром? И в итоге наговорил каких-то «глупостей» с уверенным видом, как, впрочем, всегда, пребывая в рассеянном восторге от внимания к себе. Сколько волка не корми — всё равно в лес смотрит. Но разве виной тому сам волк? Просто кое-кто недостаточно старался, слишком мало, слишком плохо. Нужно было больше, лучше. Если бы только кое-кто не был жалким ничтожеством, неспособным ни на что, кроме вредительства…       В дали сознания раздался первый раскат грома. Уже рядом.       Почти под боком, с глубоким дрожащим вздохом, неуверенно поднялся со своего места Беларусь, скованный и смущённый. Он оказался застенчиво краток, и так пересиливал себя, чтобы хоть что-то вымолвить.       Всем бывшим республикам СССР, по сути, пока проблематично свыкнуться с идеей общения с таким количеством таких разных чужих стран. Через чур мало времени прошло, однако они обязательно приноровятся, дело опыта и привычки. А чтобы на первых порах справиться с напряженностью и волнением всегда с собой универсальное средство — юмор. Чем они активно и пользовались, неловко, даже нервно, тихонько посмеиваясь от перешёптываний.       РФ стало совсем дурно. Их улыбки… для него теперь хуже любых пыток. Ведь раньше, собравшись вместе, можно было совершенно беззаботно неугомонно хохотать с любой ерунды, или после изнуряющей работы всего лишь слегка приподняв уголки губ, расслаблено смотреть в даль, на горизонт, надеясь на прекрасное далёко. А оно оказалось так безнадёжно жестоко. Оно стёрло брата, и больше он не улыбнётся никогда. Оно оставило Россию с искажённым страданиями кривым оскалом гнить заживо. Вот оно какое — прекрасное далёко. Дальше ещё лучше.       Снова на зал опустилась тишина ожидания. Наступил момент, момент положить начало концу. Паника будто от пороха полыхнула, взвилась, изжигая изнутри, огненной птицей металась и крушила, однако словно беспомощно билась задыхающейся рыбой об лёд, наблюдая, как жизнь ускользала из его рук и летела к чертям. — «Это действительно то, чего ты хочешь? — умоляла и угрожала, — Остановись пока не поздно!»       Но Россия в мёртвой хватке саморазрушения. И даже если сдаться не сейчас — значит позже. От этого не убежать. От себя не убежать. И он сам обрёк себя на преследование. Сам себе же враг. Для него осталось лишь делать то, что до́лжно.       Нерасторопно, словно заржавелый, РФ нехотя поднялся, сопротивляясь скребущей горло панике. Голова закружилась, пульсирующие тёмные вспышки ослепили. Происходящее вновь казалось нереальным, кривым зеркалом.       Нужно ли придумывать что сказать? Незачем церемониться. Эти слова лишь малая ступень вниз, капля в море. — Ну, думаю уже все в курсе, кто я, а рассказывать мне нечего. На этом всё.       Федерация сел. А косые взгляды тут же облепили как грязь. Кто-то потрясённо онемел, а кто-то потерял дар речи от недоумения или негодования. Неестественное молчание затянулось, и будто петля с каждой секундой крепче сжимало шею. Что им ещё нужно? — Россия, может… хотя бы представишься? — вдруг робко пролепетал Германия.       Нет. — Ты сам назвал моё имя, этого достаточно.       Снова пауза. Неуёмный писк безмолвия уничтожал уши, разжижал мозг, усиливался, становился громче и громче. За ним РФ едва расслышал недовольный шепчущий голос Украины: — Россия, что ты несёшь?!       То, что никому не понравится. — А что, хочешь хорошее впечатление произвести? — республика чуть не задохнулся от возмущения и смущения, — А я нет. Продолжайте.       Статичный шум только нарастал, оглушая. — «Хватит молчать и таращиться. Прекращайте. Нет в этом чего-то настолько удивительного. Или есть, ха?»