Не причина, а следствие: Радиоактивно!

      После очень долгой минуты общего неподвижного замешательства Австрия всё-таки намерился растормошить зал. — Что ж… действительно не сто́ит зацикливаться на этом. Ничего страшного, что по каким-то причинам вам не хочется подключаться к выступлению, но настоятельно прошу, хотя бы представиться из уважения к другим, — АР сделал паузу и, не получив от России ничего, кроме игнорирования, отступил, — Продолжим. Кто следующий? — Кхм, я… — Казахстан выглядел спокойно и собрано, однако крылья тут же прижал к голове. Похоже, обращение выдернуло его из своих мыслей.       РФ, до сих пор нелепо держащий микрофон, передал тот сидящему напротив. РК невозмутимо принял предмет, а последующее приветствие прошло гладко. Потом бойко представился Азербайджан, затем, ничем не уступая, Армения, попутно они не упускали шанса подколоть друг друга. За ними последовал Грузия, который растянул свою речь словно тост. Туркмения же высказался односложно, по делу. Узбекистан, пригладив аккуратные перья, говорил добродушно и тихо, а Таджикистан скромно и лаконично, но так же приветливо. У Киргизии крылья слегка трепыхались, хотя держался он вполне уверенно и с задором.       Ну вот Россия и нашёл всех своих, точнее, весь бывший союз. Не все из них уже сменили флаги, и это очередное напоминание вышибало из без того неустойчивой колеи. А в общем… федерация боролся, чтобы просто не разорваться от распирающих тяжелейшей тоски и какой-то родительской гордости. Многие года связывали его и республики. Он наблюдал, как те «родились» или обновились, как росли, развивались как личности, ломались, превозмогали, достигали чего-то. Они такие молодцы. И РФ хотел для них счастья, а значит – время отпустить. Как бы Россия ни кривился, но отдавал тех в надёжные руки, и как бы ни ругался, но не понаслышке знал, насколько прочие страны были дороги СССР, а следовательно имели ценность — заслужили доверие.       На самом деле, в чём признаться ему сложно, федерация явился на собрание не «проверять кого-то на вшивость», а лишь чтобы снова увидеть «братьев», почему-то надеясь, что не всё потеряно. Нельзя так думать. Нельзя идти на эгоистичном желании остаться, когда даже просить помощи не достоин, ни то что её получить. Но как сильно искушение. Однако РФ не поддавался тому, ведь где угодно – определённо лучше, чем рядом с ним. Республики ждала другая жизнь, Россия им больше не нужен. Он ощущал себя чуждым всему свету и не мог стать его частью. А весь этот спектакль… Это ли не прощание? Несмотря на то, что с самого начала федерация понимал это, оно оказалось труднопринимаемым сюрпризом для него, держащегося за узы, как за последнюю спасительную соломинку. Он не меньше других растерян, потеряв ориентир, того, кто связывал семью воедино. Так Россия думал.       Пока шла его моральная подготовка к уходу, между тем благополучно завершилось приветствие. Однако затем последовало то, что федерации совсем, совсем не понравилось: Австрия стал толкать какую-то крайне странную речь. — Прежде чем перейти дальше… Позвольте выразить наши общие соболезнования по поводу кончины СССР. Он был важной страной в нашей жизни и очень жаль потерять такого друга…       Австрийская республика не прекращал говорить, однако РФ его уже не слышал, словно по-настоящему оглох, не в силах примириться с лёгким налётом лицемерия, ведь после войны, когда Союз больше всего нуждался в поддержке, его очень многие чурались, почти все смотрели на него как на какое-то чудовище, машину для убийств, исчадье ада, самого Сатану, вселенское зло. Как только не называли.       Воплощениям стран стратегически не выгодно участвовать в войнах, однако не союзам. По итогу СССР ли виноват, что пока другие сидели по углам, ему с оружием в зубах приходилось сражаться? Его руки были не по локоть в крови, он был по горло в ней, в целом багровом море, питав то, проливая новые и новые алые реки. Советский Союз боялись и враги, и свои. Истории о нём ещё долго леденили души по всему земному шару. И Россия ненавидел этот «испорченный телефон» — в половине случаев лишь гипертрофированные сплетни, едва ли основанные на реальности.       СССР до конца жизни преследовали страшные картины тех событий, что наперебой, одна краше другой, отныне иногда посещали и сознание РФ. Союз искренне улыбался тем, кто раньше шарахался от него, как от прокажённого, общался так, будто не замечал осуждающих волчьих взглядов и грязных разговоров за спиной. И как же двояко выслушивать теперь речи о его значимости. О мёртвых либо хорошо, либо ничего, да? Федерация совершенно точно осознавал, что однобоко, если не слепо судил, просто злость, не так уж важно на что, придавала дополнительной решимости. Он всё равно полностью доверял мнению брата. — Если никто не против, то мы можем преступить к следующей части собрания.       Эта фраза стала спусковым крючком, бесцеремонно ворвалась в размышления, опять ввергая в панику. Россию охватил мандраж. Пора! Пора поставить точку. Он, опершись о стол, через силу встал, один, как перст, возвышаясь над остальными, и произнёс отчётливо громко: — Пожалуй, у меня есть что ещё сказать.       Благодаря акустике зала этот выпад дошёл до Австрии (тем более что тот находился относительно близко), который, удивившись, кивнул. — Конечно. Секунду, включу систему. Присаживайся, — он закопошился в какой-то технике, расположенной на столе, попутно поясняя, — У каждого участника есть микрофонный пульт, что находится перед вами. Вы можете самостоятельно включать или выключать его, и иногда это могу делать я, без вашего участия. — А тогда зачем вначале нужен был обычный микрофон? — резонно подметил Украина.       АР чуть сконфуженно поправил очки. — Маленький объединяющий фактор, так сказать.       Крайне очаровательно блять. РФ неловко приземлился обратно на стул, и тут же посыпались вопросы в духе: «Что ты задумал?», «Какого чёрта происходит?», «Что с тобой?», — и прочие глупости, которые, как и прежде, напрочь игнорировались.       На чёрной подставке зажёгся огонёк. — Готово.       От обыкновенного слова бросило в ужас, что холодным потом выступил на коже. Россия нервно сглотнул, дыхание перехватило от обращённого всеобщего внимания, однако голос ни на миг не имел права дрогнуть. Прикрыв на мгновение глаза, федерация ухмыльнулся, но ему показалось, что лицо просто свело судорогой. Главное не закашляться как припадочный. Аккуратно поглубже вдохнуть и… — Буду краток. Знаете, напущенное дружелюбие, всякие доброжелательности, пустая болтовня — безусловно, прелестно и замечательно… Но у меня нет на это ни времени, ни желания.       Фух. Лёгкие на нуле. Как быстро. Австрия понимающе перехватил возмущение зала на истоке. — Россия, мы- — Нет, — однако тот сразу перебил, — Дайте мне высказаться. Первый и последний раз.       И республика отзывчиво уступил.       Сердце ненормально колотилось, всё тело ломило, РФ кошмарно устал. Он представлял, с каким огромным облегчением покинет встречу, совершенно освободиться, но лишь утешался этой мыслью. Лгал, лгал как последняя скотина. Лгал самому себе. Потому что иначе ничего не получится. — Надеюсь, доходчиво объясню. Я не буду ни сейчас, ни впредь участвовать в этой клоунаде. Уяснили?       И тут уж гул поднялся безудержно. Страны неразборчиво зароптали, зал зажужжал ульем. Разнообразные возгласы: и недовольные, и обеспокоенные сливались воедино; Австрия не прекращал попыток унять их. А федерация испытал даже какое-то странное наслаждение от уничтожения собственных шаблонов, пойдя наперекор своим услужливости, присмыканию, подобострастию. С него достаточно ползать в ногах, хоть и якобы не заслуживал иного. Обманчивое чувство некой свободы окрыляло, чтобы потом дать разбиться. Но он готов к последствиям. — Россия, давай поговорим об этом после? — мирно предложил Узбекистан.       Однако того заглушил высунувшийся из-за Беларуси Украина: — Да, прекращай сейчас же нести этот бред! Замолчи! — Мм, — но тот только отрицательно мыкнул в наваждении, — Я ещё не закончил.       Пора перестать притворяться и играть в благородство, пора снять маски, явить истинную уродливую личину, то, как другие видели его: холодным, угнетающим, жестоким, монстром, ненормальным, больным, пугающим, манипулятором. Виноватым. Обузой. Лишним. Потому что так надо. — К тому же, я не собираюсь поддерживать хоть какие-либо контакты ни с кем из вас. И сразу перевожу для тупых: Катитесь вы все к чёрту, — Можно было и грубее. Эмоции смешались в единый неразделимый ком, не разобрать, где заканчивалась одна и начиналась другая. До дрожи страшно и невыносимо больно. Голос отнимался. Надо договаривать. Говори, говори говори! — Заебали вы меня, в печёнках уже сидите! Удобный Россия закончился, я не собираюсь больше нянчиться с вами. Идите. Все. Нахуй. Так понятнее?!       Вот и всё. Сделано. Федерация знал это наверняка, только вот… совершенно не услышал того, что сказал, словно погружённый под воду, не слышал будто и крика в своей голове. Кричали ни какие-то голоса. Кричал он сам. Шторм поглощал его, истощал.       Хотелось метаться словно безумный, но сил почти не было даже банально дышать, хотелось орать в припадке, но не получалось больше выдавить и звука. В висках стучала кровь, так громко и неугомонно, словно голова ещё миг — и взорвётся, орошая всех бордовым фонтаном. Хотелось бы тогда посмотреть на чужие охуевшие лица, да вот незадача — без головы это сделать нельзя! Хотелось смеяться и плакать, обливаться слезами в приступе неудержимого хохота, выворачивающего наизнанку. РФ горел в огненной воде, раздираемый неукротимыми волнами страха, сожалений, вины, захлёбывался бессилием перед ними, отравленный их изощрённым ядом, растёкшимся по всему организму, проникшему в каждую клеточку.       Но на мгновение всё застыло.       Всё замерло пред прикосновением, мягким и невесомым, будто маленькое воздушное пёрышко. Жаль, оно из многообразия целого мира умудрилось попасть на обречённую бесполезную гниль, делая в сто крат больнее выстрела.       Беларусь бережно держал Россию за предплечье.       На краткий миг воспарив от трудновыразимых тёплых чувств, придётся упасть вновь, вновь увидев солнце, вернуться обратно в беспроглядную пучину. Наверное, мог быть иной путь. Наверное, всё могло сложиться по-другому. Наверное, всё это неправильно. Наверное, но…свободное падение не остановить. И когда федерация встретился с разодранной водной гладью, что-то сумело вырваться из груди, однако совсем не то, совсем не то. — Н е т р о г а й м е н я.       Неосторожная фраза, холодна и тверда, как могильная плита, насколько страшна и безнадёжна, настолько же тяжела.       РБ испуганно отдёрнул руку.       РФ будто отравил свои слова тем самым наполняющим его ядом, и после них осела разъедающая жгучая горечь во рту, в сердце. Внутри гром сотрясал мрачные небеса жутким раскатистым смехом, а потемневшие волны неистово «рукоплескали» ему. Они сводили с ума. Они слышались как наяву, будто здесь, рядом, будто ощущалось даже колебание воздуха, будто совершенно стёрлась грань реальности, а воображаемое потоком хлынуло наружу и затопило собой абсолютно всё. Мерный грохот звучал отчетливее и громче, врезался в сознание, сбивал пульс, перебивал любой другой шум и… Вдруг оборвался, словно и не бывало.       Тут же очень внезапную абсолютную тишину буквально прорезал едкий голос: — Да-а-а… Чего же ещё можно было ожидать от такого отброса как ты? Так замечательно я давно не смеялся. Аплодисменты!       Раздались одинокие хлопки и, отражаясь от стен зала, усилялись, превращались в…раскаты грома? Растерянный Россия вздрогнул: за ними последовал смех, гулкий и ужасающий, от которого волосы вставали дыбом, настоящий. И исходил тот от одного из присутствующих. Однако прежде чем РФ относительно пришёл в себя, чтобы сообразить, что к чему, ответ сам снизошёл на него: кто-то недовольно шикнул. — Из ума выжил, Польша? Чего расхохотался?       Польша. Блять. Мурашки пробежали по телу. Имя вызвало целый ворох ассоциаций, но мысли загустевали, стопорились. Федерация пребывал в ступоре из-за эмоциональной перегрузки, способный пока только наблюдать, без реакции. — Потому что это просто смехотворно! — беззастенчиво воскликнул РП и, сидя в восточноевропейском участке, размашисто указал на бывшие республики СССР, — Посмотрите на их лица — просто уморительно!       Однако подобный комментарий не получил одобрения, а вызвал лишь больше недопонимания. Тогда Польша чуть посерьёзнел: — Но, естественно, они не самое комичное в этой всей ситуации. Недоразумение в виде России — вот главное посмешище. — Республика Польша, — кто-то попытался осадить его, — Прояви хоть каплю уважения… — Уважения? К кому? — негодующе сразу усмехнулся тот, — К этому, пытающемуся строить что-то из себя, мудню? То есть мне нужно выказывать уважение тому, кто нас всех только что послал? — Но можно же выбирать выражения? — Я, может, и мог бы, а для чего? Ясно как день, какого развития оппонент, и что он не собирается «выбирать выражения». — П-погодите, — вклинился вдруг до сих пор смешанный Украина, — Н-не может такого быть. Это… наверное, ошибка какая-то.       Однако чётко сформулировать протест у него не получилось, что РП только лишний раз позабавило. — Ошибка? Хах, — однако последующий тон не предполагал и толики усмешки, — По-моему всё было сказано предельно однозначно.       Остальные тоже понемногу отмирали. — Но это совсем не похоже на Россию! — вскинулся Киргизия. — Да, видимо, мы…просто что-то неправильно поняли, — предположил Таджикистан.       Ещё несколько голосов согласились с таким выводом. — Неправильно поняли? –напыщенно передразнил Польша. — По крайней мере мы можем всё спокойно обсудить, — отметил Эстония. — Можем обсудить? — глумление не прекращалось, — Можем обсудить…верно, Россия? Правда ведь, Россия? — Рос?.. — Молдавия выглянул из-за впереди сидящих братьев. — Скажи же уже что-нибудь! — словно пытаясь взглянуть в лицо, Украина навалился на стол, заслонив тем самым Молдову.       РФ, едва улавливая суть, продолжал молчать, потухший. Наблюдавший за этим всем РП снова разразился хохотом, полубезумным и самодовольным. — Вам самим-то не смешно от того, как пытаетесь выгородить отморозка и не принимаете очевидного? Ваши потуги достойны жалости. Бедные, бедные обдурённые, наивные, запуганные…       На перечислении он даже смягчился, и это почти не звучало как издевательство. Беларусь, поджимавший раннее губы в нерешительности, осуждающе вперился в него и пролепетал: — Зачем ты так?.. — Хотя бы потому, что у меня есть самоуважение. А зачем ты унижаешься перед этим мусором? — Притормози! Прости, конечно, но ты перегибаешь палку, — вмешался Азербайджан.       К нему подключился и Грузия: — Совсем не дело оскорблять других. — Нет, ну вы только поглядите! Теперь я ещё и виноват!       С настороженностью заговорил и Казахстан: — Войди в положение, ситуа-       Однако его оборвали на полуслове. — В положение хамла, морального урода да и вообще преступника? Почему это я ему что-то должен? — ничуть не смущённый Польша и вовсе стал читать нотации, — Но есть вопрос получше: чего вы хотели, придя в чужой монастырь со своим уставом? Послушайте, находясь в цивилизованном обществе это вы много чего должны. Однако, если вы не считаете вежливость своим обязательством, то о чём дальше речь вести-то?       Братья и так были в замешательстве, обескуражены, а теперь ещё и в какой-то степени возмущены. Армения быстрее прочих нашёлся, что сказать: — А какое право ты сам имеешь выражаться так? — Самое обыкновенное. Кто мне запретит сообщать неоспоримую истину? А если вы настолько рьяно защищаете Россию, значит его подельники и ничем не лучше, такие же-       В нарастающий конфликт стали подтягиваться и прочие страны, как в попытках остановить, так и вставить своё дохрена важное мнение. Всё заходило куда-то не туда. Всё начинало идти не по плану. Нельзя создавать лишних проблем. Беспорядочные голоса роились в ушах надоедливыми мухами, мешали слышать себя, глушили мысли. Что теперь? Как исправить? Как вернуть на нужный путь? Как заставить поверить? В голове только жужжание. Какой же раздражающий шум! — Харе галдеть! — неожиданно несдержанно рявкнул федерация, чтобы осечь зачинщиков гвалта.       Помогло лишь отчасти и то на короткий срок. Однако достаточно для потерявшего прежний гам Польше крайне возмущённо вдохнуть и словно открыть второе дыхание. — Всех не заткнёшь! — он почти что вскочил с места, повернувшись к РФ, а во взгляде мелькнул какой-то нездоровый блеск, — Что, правда глаза колет?       Похоже, реакция раззадорила РП, будто долгожданная. Этот эффект надоумил Россию на кое-что. — А я как посмотрю, пшек, ты тоже не изменяешь себе: всё такая же язвительная визгливая крыса.       Бывшая семья, не отойдя от одного шока, сидела в новом, разинув рты. Почему-то до сих пор невдомёк им, какой Россия перед ними. Что касалось Польши, то лицо его озарил такой оскал, который обычно принадлежал оголодавшим свирепым хищникам. Казалось бархатный, тон его сочился желчью и неприкрытой злобой, предвкушением. — Почту за комплимент от гнусной свиньи вроде тебя, — некий обмен «вежливостями» — ритуал, разминка, — Смотри, как бы тебя с яблоком во рту не запекли.       Федерацию словно током прошибло. Чужие слова встали поперёк горла, и он резко по-настоящему осознал, с кем имел дело. Сколько лет сколько зим, а Польша, пожалуй, единственный, кто ни на грамм не поменялся. Совсем не удивительно, что этот чёрт с ангельской внешностью подобным образом себя вёл, ведь умудрялся искусно действовать на нервы ещё давным-давно. — Вижу, не забыл…– с явным польщением заметил тот, чуть ли не мурча, словно довольный кот, поймавший рыбу.       Такое обращение определённо встряхнуло РФ, заставило переключиться, перестать концентрироваться на одном и том же. Он был в каком-то смысле на стороне РП, однако остальные тут ни при чём, и их нужно увести из-под удара. Тем более, провокации чистой воды возможно использовать и в своих интересах, хоть это и немного рискованно. — Если честно, запамятовал. Как там тебя? Республика Гиена? Не думал, что ты вообще ещё существуешь.       У Польши это вызвало лишь ухмылку. Мимо? — Твоя дремучая непросвещённость неудивительна: всегда тебе была присуща. Но теперь-то среди адекватных культурных стран, может, наберёшься ума. Хотя, в твоём случае, я бы не рассчитывал: горбатого лишь могила исправит. СССР-то уже исправила, верно? — под конец голос сладкий, речь — конфета, конфета с мышьяком, — Не расстраивайся, у тебя тоже обязательно получится.       Мелкая дрянь. Федерацию внутри всего покорёжило. Но нельзя идти на поводу. Он не единственный, кто желал поддеть, однако Польша, вероятно, единственный из них двоих, кто абсолютно искренне желал смерти другому. У них старые счёты. — Ну, бывают в жизни огорчения, — РФ развёл руками, стараясь не подавать вида, — А бывает жизнь — сплошное огорчение. У тебя, например. Мало того что не поделили, как обычно с тобой происходит, так к тому же позволили на правах маленькой злобной суки веселить всех своим тявканьем. Скучновато, наверно, целыми днями на цепи сидеть да жопы лизать. Не давишься хоть?       На укол РП лишь рокочуще захохотал и порицающе покачал головой, однако ощущалось в этом нечто неестественно странное. Пугающее. Предостерегающее. — Сколько грязи внутри тебя и сколько ещё выльется? Если на чужих наплевать, то перед семьёй не стыдно, а? Хорош-то пример для подражания.       Чёрт. Республика слишком на многое готов, и не брезговал давить через других. Из-за этого у него испортились отношения с Советским Союзом, когда Россия отошёл на второй план в политическом аспекте, и с ним проблематично было встретиться, Польша не прекращал попыток любыми способами достать, тем более через близких, поэтому СССР, защищающему брата, доставалось дерьма.       Здесь помогут лишь непоколебимые уверенность и безразличие. — Хах? Чего? С чего ты взял, что меня и эти груши для битья что-то связывает? Или уже отказываешься от своих же слов, что я обвёл бедняжек вокруг пальца, как простачков? А так и было, мне есть чем гордиться, — федерация надеялся, что те не успели много наплести о «замечательном старшем брате», и сказанное не слишком разнилось с представлениями о нём РП. Только вот невозможно смотреть теперь на разочарованные лица любимых. — За собой бы следил. Не стыдно появляться на людях как общипанная курица?       К счастью, похоже, Польша склонен доверять больше себе, а в последнюю их встречу Россия был именно таким, как сейчас. — Сказал ты, ха-ха-ха-ха.       РФ запоздало вспомнил, что действительно не в лучшем виде. Совсем каплю досадно за прокол. — А мне и не стыдно. Я хотя бы неуместно не ржал как конь. Смех без причины — признак, знаешь, не очень большого ума и отсутствия банальной воспитанности.       Республика сощурился и процедил сквозь зубы: — Уж ты-то про воспитанность говорить будешь?       Федерация равнодушно пожал плечами. — Буду. Я-то чётко обозначил свою позицию: мне плевать на вас и ваши дурацкие правила. С чего бы тогда мне им следовать? — он слегка приподнял уголки губ, — А вот ты другое дело… или нет? Для тебя, похоже, нормально проявлять несдержанность, грубость и- — Возможно, порой я через чур порывист, — недовольно перебил тот, однако тут же снова расплылся в гаденькой улыбке с напыщенностью, — Впрочем, это сущая ерунда, по сравнению с тем беспределом, что творил СССР. Так долго мы все жили в страхе и страдали от его нападок. Ничего святого в нём не было: измывался над кем не попадя. А сколько он людей погубил? Сколько детей оставил сиротами с покалеченными жизнями? Я слышал, что даже после войны он продолжал пытки, но уже ради каких-то экспериментов, не жалея ни собственных республик, ни городов, что уж говорить о простых людях. Так жутко было находиться рядом с этим чудовищем, даже вспоминать страшно.       Невооружённым глазом видно: Польша явно наслаждался тем, как у России заскрипели зубы от наглой клеветы.       У Союза было большое доброе сердце. Судьба заставила его пройти через настоящий кошмар, изувечила не физически, однако невзирая на то, СССР не утратил милосердия. Он всегда, в меру возможностей, поддерживал, заботился, защищал изо всех сил, жертвовал собой ради других, даже его смерть — проявление заботы о ближних. В памяти наперебой всплывали нечастые моменты, когда они вместе проводили время, и многие из этих моментов одни из самых счастливых в жизни России. Непозволительно давать бессовестно марать их в грязи.       Хоть вестись на провокации глупо, однако состояние слишком нестабильно, чтобы не переборщить. — А наши «игры» вспоминать не страшно? Заскучав, я иногда предаюсь воспоминаниям. Твои забавные отчаянные крики и скулёж, что удивительно, всегда поднимают настроение. А твоё жалкое заплаканное лицо — просто нечто! Нарисовал бы и повесил в спальне. Так приятно освежить в памяти, как я заламывал твои руки и выдирал перья, медленно, одно за одним, а ты дрожал, захлёбываясь рыданиями. Сложно забыть какой ты мягкий и какая твоя кожа на вкус. М-м-м-м... И я не против снова пройтись по ней ножом, ну, и не только… — РФ недвусмысленно закусил нижнюю губу. РП же, белый как мел, натуральным образом выпал в осадок, постепенно багровея с дёргающимся веком, — А ты будешь кричать: «Помогите! Отпустите! Курва! А-а-а! Хнык-хнык». О! А помнишь, когда втроём- — ЗАТКНИСЬ! — гаркнул тот с бешенным взглядом, поверхностно тяжело дыша, и встопорщив белые перья. Попался на удочку. — Ах ты хуила… Какого хуя ты смеешь мне здесь угрожать?! — Не угрожать, а рассказывать вслух планы на будущее.       Правда, единственный план федерации — покинуть собрание, а как случайно подвернувшийся вариант, добиться своего выдворения с мероприятия из-за острого конфликта. Хотя пока прочие страны не торопились радикально пресекать разборки. Однако их какие-либо иные потуги остановить ссору не приносили результата, потому что конфликтующие банально не замечали происходящего вокруг.       Республика-то успешно заглотил наживку, только вот РФ не рассчитывал, что поймал гораздо больше, чем мог бы выдержать. — СССР тоже строил грандиозные планы и, надо же, развалился! Сыпал угрозами, и где он теперь? Вы словно две капли воды, и я охуеть как рад, что на одного ёбаного психопата-садиста стало меньше. Без него мир уже куда лучше! Чудесно, что он наконец сдох! Поделом! Пусть горит в аду!       Громко воскликнув, Польша пуще прежнего зашёлся бесноватым смехом, надрывно, истерично, без меры, ненасытно. Эхо охотно подхватывало это, искажало, сплеталось с прочими звуками, превращаясь в невыносимую какофонию, музыку преисподней.       А у федерации вскипела кровь. У него до сих пор перед глазами ясно стоял тот злосчастный день: как выскочил из дома в чём был, босой, зимой, на мороз, как упирался и умолял, не хотел отпускать, хоть решение было принято давно и им самим в том числе; как Советский Союз лишь устало нежно потрепал по голове и ледяными бесчувственными губами поцеловал в лоб, а потом ласково тихо сказал, что любит его, что любит всех братьев, что всё будет в порядке. И взгляд его ещё горел мирным нежным пламенем, грел от любой стужи вместе с ободряющей тяжестью рук на плечах. Россия поверил. А СССР ушёл. Ушёл с улыбкой, безмятежной, как неспешно кружащиеся в воздухе хлопья снега.       Россия ненавидел снег, ненавидел зиму, ненавидел дурацкий мир, в котором не оказалось места для Союза, мир, который не заслуживал такого, как он. В конце концов Россия просто ненавидел себя.       И эти волны ненависти затмили трещащее по швам небо, затмили разум и обрушились неотвратимым цунами на маленький корабль.