Не причина, а следствие: Радиоактивно!

— Да что лично тебе он сделал?! — взревел Россия, подорвавшись с места. Удар ладонями по столу едва не проломил тот, — ЧТО?!       Все сидящие между ними вздрогнули от грохота и неожиданности, а когда Польша резво вскочил на столешницу, вовсе встали и попятились, ненамеренно позволяя конфликтующим чуть ли не «столкнуться лбами». — Ты был его бо́льшей частью, этого достаточно! — тыкал в воздух РП. — Трус! Имеешь что-то против меня — говори мне, мне в лицо, вот я, перед тобой! Или слабо, сыкло бесчестное?       Но как раз так республика и делал больнее всего, найдя слабое место, зная или видя, как федерация уязвим. А РФ от бурлящей ярости сжимал кулаки, кое-как сдерживаясь, чтобы не наброситься и не придушить наглеца: самоуверенная, самодовольная рожа выводила из себя. В груди нестерпимо жгло. — Ха! А то что? Что ты сделаешь? Ударишь? Убьёшь? Так давай! — всё хорохорился Польша. Он указал рукой на зал, — Пусть все будут свидетелями. Покажи им всем какой ты на самом деле мерзавец, свою чёрную про́клятую душу, заставь, как ты любишь, дрожать их от страха. Давай! Погляди, они уже бояться тебя! Они ненавидят тебя!       Отрывисто пыхтя словно зверь, федерация в исступлении резко повернулся к смотрящим — красная пелена перед ним разом спа́ла. Он обернулся на других, позади — ладони сами собой разжались, а плечи опустились. Большие испуганные глаза застывших на месте «братьев» были намертво прикованы к нему. Давно Россия не видел их такими. Уже успел отвыкнуть. Успел отвыкнуть от взглядов, видящих перед собой монстра. — «Но не к этому ли я стремился? Не этого ли хотел? Этого? Этого, придурок? — РФ стыдливо потупился. От чего-то стало так тошно. Снова не справлялся. Снова слишком слабый, даже доброе имя брата не способный защитить, — «Какое же ты ничтожество…»       К виновникам беспорядка уже экстренно подлетел АР. Австрия что-то говорил, Польша ему что-то отвечал, однако России было уже без разницы. К чёрту. К чёрту это всё. Хватит. Просто хватит…       Похоже, ничего больше не держало здесь. И он, словно в тумане, молча развернулся, не торопясь, двинулся на выход под оживлённые обсуждения, возгласы, препирания — бестолковую шумиху. Никто не останавливал. Дверь зала беззвучно закрылась за ним.       Пройдя ещё пару шагов вперёд, федерация парализовано застыл посреди блеклого немого коридора, который обволакивало зыбкое спокойствие. Никаких дельных мыслей не было. Все они потеряли свою форму, смысл и, превратившись в вязкую трясину, лишь бесполезно наглухо забивали голову. Было только противоречивое ощущение сдавленной переполненности и одновременно какой-то душевной опустошённости. Было всё и ничего. Ничего. Ничего. Ничего. Ничего. Ничего. Ничего.       РФ не слушал тишину, однако та упорно давила на уши своим невъебено важным звоном. Она будто скребла невидимыми когтями, глубже и глубже вонзаясь, звуча лишь громче и громче, наполняя собой абсолютно всё, словно лишая слуха. Сколько это продолжалось? Вечность, но долю секунды. Скоротечно и бесконечно. Пока внезапно отчётливо, слишком отчётливо, не раздались скрип петель и на краткий момент дикий гомон, а потом и робкий оклик: — Русланд?..       Так безразлично, а губы почему-то дрожали. Бесили. Федерация безысходно нещадно вгрызся в них. Но боль не отрезвляла. — Россия? — раздражающе не унимался тот единственный, кто последовал за ним — очередное подтверждение ненужности.       Обязательно, вообще, обращать внимание на Германию? Необязательно. Однако уединение уже нарушено. И…он же не уйдёт, да? Сгорбившийся РФ старался придать своей речи максимального пренебрежения, хотя в ней слишком явно прослеживалась усталость. — …Чё надо?..       Заминка. — Мы можем поговорить? — Уже, вроде как.       Снова какая-то бестолковая многозначительная пауза. Зачем? Почему бы не оставить в покое? — Я просто хочу помочь.       Однако после этой фразы больше ничего не последовало.       А что-то должно было? Нет. И ничего не нужно. Ничего. Как помочь тому, кто не желает помощи? Как спасти того, кто по собственной воле тонул? Здесь нечего спасать. Здесь ничего не осталось. Ничего не имеет значения. Ни сейчас, ни потом. НИ-ЧЕ-ГО.       В безмолвной напряжённой обстановке Россия не менее напряжённо о чём-то раздумывал. А затем совсем внезапно крутанулся на сто восемьдесят градусов. В одно движение приблизившись, он схватил Германию за горло и рывком впечатал в стену. Об пол брякнули слетевшие очки.       Инициатива наказуема.       Однако РФ не собирался душить, только удержать. И пока ошарашенный ФРГ не очухался, федерация стремительно прильнул к нему. Излишне импульсивно, но никаких слов не хватало описать, убедить, оттолкнуть, поэтому Россия порывисто сминал чужие губы.       На языке смешались кровь и непонимание. Клубок, сплетение разрозненных отрывков, ощущений, их через чур много, через чур противоречиво, нелогично, хаотично, неподъёмно. Непроходимые, густые дебри измученного сознания заставляли чувствительного Германию задыхаться, а колени подкоситься. Россия сам чуть не забылся, немного увлёкшись сиюминутным порывом. Но всего не показать, не передать так запросто. Достаточно уже. Всё равно никто и ничто не сможет забрать эту боль.       Звук разорвавшегося поцелуя и частое поверхностное дыхание развеяли непродолжительное затишье. — Сможешь помочь? Сомневаюсь, — апатично. РФ убрал руку, и державшийся на ногах только за её счёт ФРГ медленно сполз по стене, — Это не в твоя забота, и тем более не обязанность: ты не ГДР, и я не СССР. Не перед кем держать обещания. Забудь.       Федеративная республика, явно в лёгком потрясении, поникнув, прижал ладонь ко рту. Федерация не сомневался в благих намерениях Германии, однако у того после объединения собственных проблем выше крыши, незачем набирать чужие. Россия отступил, вернулся на прежнее место, казалось, смотря в глубь здания, а на деле — в никуда. Внутри по-прежнему слишком много. Внутри по-прежнему пусто. Повисла угнетающая неловкость, такая, когда и сказать что-то нужно, а нечего. И если один не замечал её, то второй принимал слишком близко к сердцу. — Вот так и уйдешь?..       Федерация ответил не сразу. Нахмурился. В мозгу завозилась неказистая идея. — …Нет, — тяжкий вздох, — Перекур…кх-кх.       На том и разошлись. Точнее РФ скрылся в коридорах, покинув ещё сидящего на полу ФРГ. «Ушёл, но обещал вернуться», хах. Не смешно.       Гулкое эхо одиноких шагов в пустом коридоре. Уже знакомая дверь. Хрустящий треск стекла под подошвой. Распахнутое окно. Пробирающий свежий ветер. Искра. Тлеющая сигарета между пальцев. Горький дым. Серые облака. Безнадёга. И Россия. У которого нет сил бороться с собой.       Нечто внутри назойливо, беспрерывно словно зудело в голове, в груди, руках, ногах, не унималось, не позволяло отвлечься. Страна с удовольствием разодрал бы себя лишь бы избавиться от этого «чего-то». Но разные эмоции, подобно семицветному кругу, что, быстро крутясь, превращался в белый, сливались воедино, в однородную бесполезную массу. И он стоял, просто стоял, смотря на свои ладони в перчатках, готовый на всё и ни на что.       Будто из пробоины, утекал разум, и от сознания только половина, остальное же статичный шум. Происходящее — какое-то грёбаное сумасшествие. Такое и в страшном сне России не снилось. Он не понимал до конца, по-настоящему, от и до, что за бред теперь творился в его жизни, да и не пытался больше. Это почти было безразличие, но какое-то жестокое к нему самому, болезненное. Зачем же всё это, вообще? Тем не менее даже если всё казалось бессмысленным, одна «волшебная» штука не позволяла сдаться — это слово «надо». РФ очень глубоко вбил его себе в установки: хоть буквально в лепёшку расшибётся, хоть из кожи вон вылезет, если надо, если цель оправдывала средства. А «не получилось» равно тому, что недостаточно старался. Однако, похоже, конкретный предел возможностей уже достигнут. Что лишь надоумило федерацию на более радикальные меры.       Для «радиоактивноодарённых» стран существовала лазейка, посредством которой можно превратить «дополнительную причину страданий» в так необходимую энергию, стойкость для преодоления себя и проблем. Хрен знает, как это работало, но работало исправно. Хоть и не без побочных эффектов. В последние пару лет Россия зачастил этим пользоваться, однако в подобной ситуации рассчитывал справиться самостоятельно. Не справился. Теперь был только план «Б».       РФ закрыл глаза, сосредоточившись на своеобразном яде в своём теле. Не требовалось чего-то особенного, лишь смириться и принять, позволить охватить себя, проникнуть в самую суть. Постепенно все недомогания отступили, как и любые чувства. Не осталось ни боли, ни слабости, ни страха, ни сожалений. Сил не прибавилось, просто наступило онемение. И он словно кукла, и всё словно игра.       Почти скуренный фильтр полетел в окно. Пустая усмешка. Ничто уже не помешает завершить одно маленькое дельце.       Кривое отражение в разбитом зеркале больше не пугало Россию.

***

      Глубокий шумный вдох.       Федерация очнулся в поту, сжимая до побеления костяшек простынь; истощённый и дезориентированный. Потревожив покой раннего утра, он проснулся от тяжёлого сна, изнурённый ещё больше, чем перед тем. Объявшая мутная тревога сотрясала изнутри.       А вокруг сумрак лёгкой вуалью застилал зрение, безобидно сгущался по углам, прячась от только-только появившегося из-за горизонта солнца.       Постепенно сердцебиение усмирилось. Постель тяготила уставшее тело. Веки, словно свинцовые, сомкнулись. Плохо соображая в таком пограничном состоянии, РФ обнял прохладное одеяло и опять провалился в забытьё, но на сей раз без сновидений.