***
Вывалившись в холодный вечер, Кит нетерпеливо щёлкает зажигалкой. — Ина мне всё запрещала, пока болел. Курить, горячее, холодное, жирное. Сплошная овсянка и травяной чай. Штаны болтаются! — Он оттягивает ставший свободным пояс джинсов, и Мэтт немедленно просовывает туда руку, лениво прикуривая от его сигареты. — Такой голос стоит жертв. — Прохожие ничуть его не смущают: он целует Кита в шею, утыкается носом под воротник рубашки. — Поверь, я бы установил над тобой более жестокую тиранию. — Но ты сам куришь. — Моему голосу уже ничего не грозит, — фыркает Мэтт, сдвигая руку с его бока на поясницу, под резинку трусов. Кит давится дымом. — Я курю с тринадцати. Более или менее регулярно. С тех пор, как решил стать рок-звездой. — У вас с Ризави явно много общего. — Кит двигается ближе, смотрит в его внимательные глаза. — Рок-звезда должна скандально трахаться, пить напропалую и курить. — И сидеть на наркоте, — любезно подсказывает Мэтт. — Мне есть, куда расти. — Вот именно. Как будто петь и писать музыку — не огромный труд. Ты можешь всю жизнь вкалывать, а о тебе так никогда и не узнают. Или ты взлетишь на пару лет и исчезнешь навсегда. Но всем нравится болтать только о скандалах. — Не ной. — Мэтт больно щиплет его за поясницу, и Кит шарахается в сторону. — Ради чего трудиться, если у тебя нет веселья и хорошего секса? — А как же любовь к музыке? Потребность творить? — Кит наставляет на него кончик сигареты. — Готовность чем-то жертвовать ради искусства? Скептически заломив бровь, Мэтт выпускает облако дыма ему в лицо. — Сексом ты ради популярности жертвовать не будешь, так и знай. — Ты все разговоры будешь сводить к сексу? — Шутишь? — Мэтт швыряет окурок в урну и любезно распахивает перед Китом дверцу жёлтого мини купера, такого же яркого, как его любимые ботинки. — Я тебя пять дней не видел. О чём ещё я могу думать? — О том, как довести до ума наш парный вокал? — Это после секса, — ухмыляется Мэтт, садясь за руль, и включает магнитолу. — Кстати, о вокале. Послушай пока. На дисплее высвечивается трек без названия. Кит смутно узнаёт мелодию, которую Мэтт наигрывал неделю назад в своей спальне. Она успела измениться — стала ярче, жёстче, и когда Кит закрывает глаза, почти видит её. Жгучую, как пустынное солнце, как пламя, сходящее с небес. А потом слышит голос — и не сразу узнаёт себя. Настолько он кажется другим в профессиональной записи. — Нравится? — довольно спрашивает Мэтт, но он уже и сам всё понял.***
New Medicine — Heart With Your Name on It
Где-то на тёмной лестнице Кит в очередной раз останавливается, чтобы откашляться. Голова кружится даже от такой пустяковой нагрузки. — Какого хрена они тебя сегодня из дома выпустили? — холодновато спрашивает Мэтт, стоя на ступеньку выше. — Ты ещё не выздоровел. — Пятница. — Кит разводит руками. — Мы зашиваемся. Мэтт смотрит на него недобро и даёт руку. — Сначала будет чай. За время болезни квартира изменилась. Из коридора пропал мусор, кто-то сошкурил со стен лохмотья краски и старые обои, обнажив кирпичные стены. — У тебя ремонт? — Прощание со старой жизнью, скорее, — отмахивается Мэтт, и Кит решает не расспрашивать. Он устраивается на том же табурете в углу. Обогреватель, похоже, работает давно, потому что в кухне тепло. Мэтт сбрасывает куртку на край стола, вытаскивает из покосившегося шкафчика несколько баночек и принимается сыпать из каждой в большой фарфоровый чайник. — Это точно безопасно для жизни? — смеётся Кит, когда Мэтт суёт в одну из них нос и оглушительно чихает. — Моё любимое пойло, когда проблемы с горлом! — Чихнув ещё раз, Мэтт смахивает выступившие слёзы. — Омерзительное, но связки к утру будут как новые. — Мы завтра репетируем? — Нет. Ты болеешь. Поэтому мы трахаемся. — То есть трахаться можно? — улыбается Кит. — Да, — легко говорит Мэтт и, залив своё снадобье кипятком, привычно усаживается к Киту на колени, сдёргивает с его волос резинку. — Господи, никогда не думал, что буду так сильно хотеть официанта… — Мэтт. — Кит упирается ладонью ему в грудь, и Мэтт вопросительно поднимает брови. — Ты… ты точно уверен, что я тот человек, который тебе нужен? — Да. — Мог бы хоть для вида подумать! — О чём подумать? Я сразу всё решил. Когда увидел тебя на диване. Ты сидел с таким лицом. — Мэтт заводит глаза, изображая что-то, что Кит мог бы охарактеризовать как приход в храме. Или просто приход. — Я бы тебе прямо там отсосал, не согласись ты со мной пойти. — Да в смысле?! Чем я тебе так понравился?! — Ты двинутый, сразу видно, — доверительно шепчет Мэтт ему на ухо, — то, что мне нужно. — В Манчестере, что, проблема с двинутыми? — Всех местных двинутых я уже знаю. А тебя — нет. И хочу узнать. Как можно ближе. — Ты тоже двинутый, в курсе? — хмыкает Кит, поглаживая его по щеке. — Я обижаюсь, когда меня называют нормальным. — Мэтт встаёт, чтобы налить ему чай. — Я же не Гриффин какой-нибудь. Кит отворачивается. Мысли утекают не туда. К тому, как Джеймс пел, нежно перебирая струны, к тому, какими глазами смотрела на него Ина. К тому, что за неделю так и не поговорили нормально. К тому, что после утренней экстремальной поездки Джеймс наверняка злится, а Киту за день не выпало ни минуты свободной, чтобы извиниться. Много к чему — и от всего делается горько. — Проблемы? — тихо спрашивает Мэтт, ставя перед ним кружку. — Я могу чем-нибудь помочь? Кит берётся за толстую белую ручку, подсовывает под неё ладонь. Чай тёплый, пахнет лимоном, имбирём, мятой и ещё какими-то травами. От одного запаха становится уютнее. — А ты бы стал помогать? — спрашивает Кит, рассеянно глядя на бледный лепесток на треснутом ободке. — Зачем? — Потому что ты мой друг? — Мы две недели знакомы. — И что? — Мэтт снова садится к нему на колени, отбирает кружку и сам подносит к его губам. Растерявшийся, Кит делает глоток. — Мы с Широ когда-то тоже в клубе познакомились. Нажрались как черти. Я привёз его сюда, и мы играли всю ночь. Потом ещё выпили и играли вторую. До сих пор вместе играем. Ни разу не ссорились. Почти десять лет. Разве нужно ждать полгода, чтобы назвать человека своим другом? С тобой так не бывало, чтобы оп! — он щёлкает пальцами, — вы встречаетесь глазами — и словно целую вечность знакомы? — Ты действительно двинутый, — потрясённо говорит Кит. — Как и все мы, — смеётся Мэтт. — И ты. Поэтому ты нам подходишь. На выходные есть планы? — Петь я пока не могу, так что нет. — Тогда, — Мэтт гладит его подбородок, следя, чтобы он пил, — у тебя в планах исключительно я. — Дай мне в душ сначала сходить, — смеётся Кит, но он и сам слишком возбуждён, чтобы тянуть. — Нет, — жадно шепчет Мэтт, похоже, очарованный его красной в чёрную клетку форменной рубашкой, — ты пахнешь булочками. — Мэтт! — Кит задыхается от смеха, снова начинает кашлять, и Мэтт толкает его на кровать. — Ты уверен, что хочешь трахаться, а не ещё один ужин? — Я уже ужинал. — Мэтт сдёргивает футболку, швыряет куда-то в сторону и начинает стаскивать с Кита рубашку. — Но с удовольствием променял бы ужин на тебя… Кит перехватывает его руки. — Можно будет постирать всё у тебя, чтобы высохло до понедельника? — смущённо спрашивает он. — Да, — Мэтт проводит языком по его груди к шее, прикусывает плечо, и Кит торопится расстегнуть его джинсы, а потом и свои. — Если захочешь, найду, в чём тебе ходить, пока сушатся шмотки, но предпочту, чтобы ты делал это голый… — Что именно? — стонет Кит, шире разводя колени. — Всё, что тебе захочется, — усмехается Мэтт, опрокидывая его на спину. — Абсолютно всё.***
У Ины редкий талант всё делать красиво — танцевать, играть на гитаре, смеяться, даже перестилать постель. Стоя на пороге её спальни, Джеймс следит за её ловкими руками, пока она натягивает наволочки. Как всегда, идеально. У него ни разу в жизни так не получилось. — Останешься сегодня здесь? — спрашивает он — и снова пытается обмануть. Как будто его вопрос ничего не значит. Как будто не он собирается лежать один в постели и тосковать о крепких объятиях, мешающих спать, об острых локтях и коленях, до синяков упирающихся в рёбра, о поцелуях в шесть утра и ласковом «поспи». Ина с улыбкой смотрит на него через плечо. Как всегда, её бесполезно обманывать. Джеймс и сам не понимает, зачем всё ещё пытается. — Ты со мной? — Если можно. — Сам же не выспишься. — Да плевать, — выдыхает Джеймс и, шагнув ближе, обнимает её, утыкается носом в светлый ёжик волос на затылке. — Пусть завтра Ви открывает. — Даже так? — смеётся Ина, и Джеймс целует её в уголок губ, в ямочку на щеке. — Да ты сегодня бунтарь! — Не надо было брать в руки гитару, — шутит он; не очень-то смешно, но сейчас хочется думать совсем о другом. О том, как звучат её вздохи в тишине маленькой спальни. О серебряном свете ламп, в которых она кажется неземной — ещё сильнее обычного. О ней — о ней одной. И никакого грёбаного Когане. Грёбаный Когане настигает Джеймса в беззаботной полудрёме. — Кит всегда таким был? — задумчиво спрашивает Ина. Её рука на затылке примиряет и с вопросом, и с необходимостью отвечать; зарождающееся раздражение проходит само собой. Джеймсу слишком хорошо, чтобы злиться. — Каким? — Будто каждую секунду всё боится испортить. Думала, ему станет легче, если сможет побыть один. Но здесь словно и не жил никто. Он даже часы на тумбочке не передвинул. — Конечно, это же твоя комната, — ворчит Джеймс. — С чего бы ему двигать твои часы? Ина вздыхает, молчит, прежде чем задать следующий вопрос. — Откуда он? Как он жил раньше? У него была семья? — Я никогда не спрашивал. — Почему? Над этим Джеймс серьёзно задумывается. Вспоминает безумные годы в университете. Выпивка, песни, секс где попало и гонки на мотоцикле. Объятия на пронзительном ветру и растрескавшиеся от поцелуев губы. Обрывки газет и листки из тетрадей, исписанные стихами. У него не было времени на вопросы. — Кит не тот человек, которого хочется о чём-нибудь спрашивать, — наконец, отвечает он. — И да, он всегда таким был. Шибанутым на всю голову. Не от мира сего. — Прямо как я. — Нет! — вскидывается Джеймс. — Ты не такая, как он! Ты… ты умеешь любить! И ты ни за что бы меня не бросила! — Или так же бы вернулась. — Ина! — Он садится, сжимает виски ладонями. — Я не понимаю, что я сделал! Что-то не так? Я тебя обидел? Просто скажи! — Он тебе нужен? — Ина ласково касается его колена. Она не злится, и Джеймс сам не знает, почему постоянно ждёт от неё чего-то такого. Ревности, обиды, оскорблений. Всего, что было между матерью и отцом — но она не такая, его Ина. Всегда на его стороне, именно поэтому он здесь. — Хочешь, чтобы я его выгнал? Ина, я… — Джеймс, — останавливает она. — Я не хочу, чтобы ты его выгонял. Не хочу, чтобы тебе приходилось выбирать между мной и кем-то ещё. Кит и мой друг тоже. — А мне он не друг! — выплёвывает Джеймс и закрывает глаза ладонью. — Прости, я… я сам не знаю… Ещё немного — и он сорвётся, но Ина слишком хорошо его знает. Больше никаких вопросов — только объятия и нежные поцелуи, в которых так легко забыться. — Люблю тебя, — шепчет Джеймс ей на ухо, и слова даются так легко. Так просто, будто он когда-нибудь смог бы повторить их и Киту. Но он точно знает, что не сможет.***
— Трубку не берёт, — ухмыляется Лэнс. — Значит, едем без него. — А ты и рад, — язвит Лотор. — Да хоть день от него отдохну! — Если не все три. Он же отменил общую репетицию. Почему, кстати? — Ризави сказала, Кит болел и ему ещё рано петь, — отзывается Широ с заднего сиденья, пролистывая соцсети. — Они всю неделю не репетировали. — Я бы на твоём месте начал ревновать. — Лэнс большим пальцем указывает себе за плечо. — Ризави то, Ризави это! — Да куда он от меня денется, — спокойно отзывается Лотор, — у меня его гитара. — Мы куда едем? — спрашивает Широ. — Ризави спрашивает, можно ли присоединиться. — Тащи её к нам! Мы туда. — Лэнс кивает на итальянский ресторанчик. — Ты всё-таки по нему скучаешь, — поддевает Лотор. — Нет Мэтта — так хоть пасты пожрать. — Это чтобы ему было обиднее. Сделаю тысячу фоток в инстаграм. — Только без меня. — То есть?! А на хрена я тебя брал?! — Чтобы получить комплимент от повара, конечно. — Лотор подмигивает и выходит из машины. — Займите столик, я скоро буду. — Всё про меня знает, — сентиментально вздыхает Лэнс, глядя, как Лотор идёт через парковку к супермаркету за очередной бутылкой витаминизированной воды. — Мудила. Обожаю. Широ смеётся и даёт ему пять. — А это? — спрашивает Лотор, указывая на следующую позицию в вегетарианском меню, и официант пускается в пространные объяснения о составе и калорийности. — Зануда, — вздыхает Лэнс. — Выбери уже хоть что-нибудь! Лотор не удостаивает его внимания. — Ты знал, на что шёл, — хмыкает Широ, доедая свою карбонару. — В следующий раз без него поедем! — Изнывая от монотонного бубнежа с наигранным итальянским акцентом — официант пытается создать атмосферу, — Лэнс ворует у Широ из тарелки последний кусочек бекона. — Я хотел заказать ризотто и поехать развлекаться! — Мы всё равно ждём Ри. Вот, кстати, и она. — Широ поднимает руку, и Ризави, просияв улыбкой, спешит к их столику. — Привет! — кричит она ещё издали. Широ встаёт её обнять, Лэнс целует в щёки. Лотор только кивает — сеанс выбора еды ещё не закончен. — Как дела? Где Мэтт? Опять в толчке мужиков клеит? — Он не приедет, — хмыкает Лэнс. — У него сегодня другие планы. Я думал, ты в курсе. — Я-то почему? Я же не… — Она застывает с открытым ртом. — По… постой, он что, с Китом, что ли? Лэнс отвечает самой паскудной улыбкой, на какую только способен. — Божечки-кошечки! — восклицает Ризави так, будто на неё снизошло откровение. — У нас будет самый скандальный вокалист в Манчестере! — Нет, Мэтт уже занят, — смеётся Широ, глядя, как она лезет за телефоном. — Что, срочные новости для Кинкейда? — Конечно! Слухи сами себя не посеют! К облегчению Лэнса, официант удаляется, и теперь можно безнаказанно тыкать Лотора в бок. — Ну ты только посмотри на них. Идеальная пара. У них уже четыре селфи на фоне пустой тарелки. И одно на фоне твоей кислой рожи. — Мою кислую рожу получше твоей весёлой лайкают. — Только если она на фоне пресса Широ. — Священное писание запрещает завидовать, Макклейн. — Ты буддист! — Так не мне же. Примета работает всегда — пока они подначивают друг друга, Лэнсу приносят заказ. Ризотто пахнет божественно и ещё лучше выглядит на фото. — Да, Ина говорит, они из кафе вместе уехали! — Ризави трясёт смеющегося Широ за плечо. — И целовались у машины! Нас начнут узнавать на улицах, Широ! Я буду давать автографы на сиськах! Как думаешь, уже пора подсаживать Кита на кокаин?! Смахнув уведомление о новой сотне лайков, Лэнс проверяет чат. Мэтт оффлайн больше часа. Никаких мемов, никаких селфи на фоне голой жопы очередного красавца, в смешной позе уснувшего посреди его хламовника. Да ладно, неужели всё серьёзно?..***
Moonspell — Capricorn at Her Feet
— Я разве не просил тебя беречь голос? — Я стараюсь, — оправдывается Кит, судорожно пытаясь проглотить очередной стон. Не получается — внутри только пальцы, но каждое движение словно бьёт по оголённым нервам, и от того, что ему совсем не больно, ещё хуже. — Плохо стараешься. — Свободной рукой Мэтт зажимает ему рот. Крепко, даже губы не разомкнуть, иначе Кит бы вылизал его ладонь. — Старайся лучше. Глухо замычав, Кит подаётся к его руке, изнемогая от нетерпения, трётся бедром о его твёрдый член. — Ну нет, — хрипло смеётся Мэтт, — ещё рано. Ты хоть понимаешь, насколько напряжён? Вероятно, эти сладкие круговые движения призваны продемонстрировать Киту степень его напряжения; в ответ Кит демонстрирует, какой громкий стон можно выдать через нос. — Нет, — повторяет Мэтт, целуя его в шею, — тише. Тише. Я не хочу тебя поранить. Его хватка слабеет, и Кит пользуется этим, чтобы втянуть его пальцы в рот. Облизывает их, сосёт, стараясь быть потише, но потише не получается. Всё его тело жаждет ласки — любой, какую может получить. Так яростно, будто проснулось для любви только теперь. — Кит, — шепчет Мэтт, поглаживая его влажной от смазки рукой везде, где Джеймсу всегда было противно, — ты в порядке? Я точно не делаю лишнего? Кит просовывает руку между их животами, направляет его член в себя, выгибается навстречу, и сдавленный стон у самого уха звучит сразу как награда и обещание. — Я просто соскучился, — говорит он; голос дрожит, но не срывается. Мэтт поворачивает его к себе, целует в уголок рта, в щёку, в подбородок. — Я тоже, — неразборчиво шепчет он, прикрыв глаза, а Кит кусает губу, чтобы протянуть без стонов хоть секунду. — Ты какой-то невероятный… Первая разрядка приносит приятное расслабление, но уже хочется ещё. Кит лежит под Мэттом, весь мокрый, по животу при каждом вдохе размазывается сперма, но он всё ещё не чувствует себя грязным и не может понять, почему. — Тебе не только связки надо беречь, — усмехается Мэтт, потираясь щекой о его плечо. — Не пойдёшь в душ? — спрашивает Кит, осторожно отводя в сторону его спутанную чёлку, целует кончик носа и светлую бровь. — А смысл? — Мэтт теснее прижимается к его руке, накрывает своей. — У меня есть вариант получше. Он подаётся назад — Кит шипит, всё ещё слишком чувствительный, — и принимается вылизывать его. Всё ещё улыбаясь. Всё ещё беззаботный, будто это в порядке вещей. — Мэтт, — хрипит Кит, — это ты невероятный. — Конечно, — дурачась, напевает Мэтт и прижимается щекой к его члену, — я же грёбаный гений, или ты не знал, мистер загадка? М-м-м… Он ведёт языком по твердеющему стволу, и, возможно, Кит ещё слишком слаб после болезни, чтобы столько трахаться, но не собирается останавливаться.***
— Может, здесь плавнее сделаем? — Я с тобой даже спорить не буду. — Ризави, тебя точно не подменили пришельцы? — Я… — Она закрывает рот ладонью и мотает головой. — Настал этот момент, Джеймс. Я на всё готова, лишь бы ты пел. Растроганный, Джеймс замирает, держа руку над струнами. — Лишь бы играл на гитаре вот так… Как будто никуда и не уходил. — Ризави всхлипывает, и вот теперь Джеймсу становится по-настоящему стрёмно. — Как будто не было всей этой ебатории с поиском нового солиста… как будто с нами никто больше не пел, кроме тебя… Кинкейд смотрит на неё странно. — Я думал, вы сработались с Китом. — Сработались, — огрызается она, — но это другое. Не то же самое, понимаешь?! — Понимаю, — басит он, примирительно подняв руку, — я, в общем, согласен. — Ина, — Ризави поворачивается к ней, — если… если Джеймс возвращается, то… как мы скажем Киту? — Не говорите ему ничего, — резко требует Джеймс. — Почему?! — Во-первых, я ещё не решил. Во-вторых… — Он вздыхает, глядя на гитару. — Не хочу, чтобы получилось, как будто мы его вышвырнули. — Пусть сам выберет, — соглашается Ина. — У «ковбоев» может быть два солиста, у нас тоже. — Тогда с кем мы в пятницу едем? — спрашивает Кинкейд. — Посмотрим, — пожимает плечами Ризави. — Давайте репетировать так, будто с Джеймсом!***
Утром субботы Мэтт впервые жалеет о своей привычке ходить по квартире либо голым, либо в одеяле. Единственная приличная домашняя одежда, которая у него есть, — подаренная говнюком Макклейном слащавая пижама, ни разу не распакованная за два года. Так, в пакете, Мэтт и несёт её в спальню. — Других вариантов нет. — Он бросает свою находку на кровать. — Извини. Кит открывает пакет, будто там бомба. Осторожно запускает руку, вытаскивает упаковку, разворачивает, осматривает со всех сторон. — Нормальная пижама, — говорит он, убедившись, что вынул всё, и натягивает ярко-красную майку. — Даже не стариковская. — Тебе приходилось ходить в стариковских? — Я не привередливый, одежда есть одежда, — усмехается Кит и, спустив ноги с кровати, надевает штаны с «хэлло, Китти». — Спасибо. Можно в душ? — Составить компанию? Собирая по полу мятые форменные шмотки, Кит молчит — и так же молча пытается проскользнуть мимо, но Мэтт перехватывает его за талию. — Не хочешь — я не обижусь, — говорит он. — Всё нормально. — Я… — Кит стискивает губы, сглатывает, глядя в другую сторону, и Мэтт чувствует, как мышцы под рукой напрягаются всё сильнее. — Я точно не помешаю? Мы ведь не работаем, и… — Ты рок-звезда, секс тоже твоя работа, — отшучивается Мэтт и притягивает его ближе. — Но я не обижусь, если тебе надоел. Кит разворачивается к нему быстрее, чем Мэтт успеет моргнуть. Прижимает к себе, как в прошлую пятницу в клубе, всем телом, и отчаяния в его взгляде больше, чем чего угодно ещё. — Скажи, что хочешь — и я останусь, — шепчет он. — Но только если правда хочешь. — Оставайся совсем. — Мэтт закидывает руки ему на шею, запускает пальцы в лохматые волосы. — Я сделаю вторые ключи. — Мэтт… — Кит утыкается лицом ему в шею и как-то разом обмякает. — Я имел в виду выходные. — У меня полно места, и я целыми днями торчу в студии. Ты не помешаешь. Скорее, наоборот. — Мэтт целует его в висок. — Так что насчёт душа? — Уговорил, из нас двоих ты больше двинутый. — Откуда я мог знать, что она такая мягкая?! — Надо сразу разворачивать подарки. — Кит сверху, как Мэтт и просил, тяжёлый, горячий под тонкой бархатистой тканью, вжимает колено между его бёдер, и этого достаточно, чтобы Мэтт готов был умолять. — Тогда бы ты был в курсе. — Работает только в комплекте с тобой, — стонет Мэтт, утыкаясь в подушку. — Неловко просить, но ты не мог бы… — Что? — …не снимать её? Кит смеётся, ёрзает, и Мэтт, чувствуя поясницей, как сползает резинка, выдыхает: — Обещай, что это будет нашей общей грязной тайной. — Не в моих интересах о таком трепаться, — смеётся Кит, — обещаю.***
Goat Girl — Scum
Вечером воскресенья Кит выходит из машины Мэтта рядом с кафе, садится на свой мотоцикл, заводит мотор — и слышит задорный свист в спину. — Прокатишь потом? — спрашивает Мэтт, свесившись из окна. — Хоть сейчас, — усмехается Кит и сдаёт назад, чтобы его поцеловать. После выходных, проведённых в постели, как никогда хочется петь, но ещё сильнее тянет назад, в заставленную обогревателями старую квартиру, чтобы забыть обо всём остальном. Обо всём, кроме Мэтта. …чёрт. — Что? — хмурится Мэтт, когда Кит выпрямляется, так и не коснувшись его губ. — Мне пора. Он выкручивает газ и прыгает через бордюр на дорогу, собрав яростные возгласы всех водителей, застрявших в пробке. Мэтт провожает взглядом ярко-красный шлем, мелькающий между крышами машин, и пристраивается в очередь к светофору. — Лэнс, — говорит он, выслушав «Despacito» на гудке ожидания и преодолев автоответчик. — У меня проблемы. — Он тебя на хер послал? — сонно спрашивает Лэнс. — Если бы. Он сел на мотоцикл и уехал, как в жопу ужаленный. — Так надо было меньше жалить его в жопу ночью. — Не в этом проблема. Он… просто сбежал. Как будто у него в голове что-то перещёлкнуло. — Так он ебанутый, разве не в этом проблема? Такой же, как ты. — Лэнс сладко зевает. — Послушай, ты всегда выбираешь мужиков, у которых беда с башкой. Трахался бы с Лотором — горя бы не знал, как Широ. — Ты меня заебал своим Лотором, сам с ним трахайся. — Я не хочу, — печально вздыхает Лэнс. — Да и он не особо… — Скажи мне, — терпеливо продолжает Мэтт, проехав полметра, и поднимает стекло, чтобы не задохнуться выхлопными газами, — я должен был поехать за ним или что? Пять минут назад я был уверен, что ему всё нравилось. Вообще всё. Что он мой с потрохами. — Так может он тоже это понял? — Мэтт слышит, как Лэнс пожимает плечом, которым держит у уха мобильник. — Знаешь ли, в тебя влюбиться — врагу не пожелаешь. — Да пошёл ты. — Дай ему подумать, — серьёзно говорит Лэнс. — Всё равно в клубе в пятницу увидитесь. Там и поговорите. Как раз жопа ужаленная заживёт. Кстати, может, выступим там? Покажешься ему во всей красе. — Я подумаю, — сухо отвечает Мэтт и бросает телефон на соседнее сиденье. Машина впереди сдвигается ещё на полметра. По таким пробкам даже если бы собирался догнать — нет смысла пытаться. Мысли в голову лезть начинают одна дурнее другой. Вздохнув, Мэтт включает магнитолу и ставит на повтор черновой трек, над которым проторчал в студии почти всю неделю. Похоже, этой ночью ему снова понадобится снотворное. Слишком забрав в сторону, Кит чиркает плечом по красному боку автобуса, едва не сшибает ограждение дорожных работ, с трудом выравнивается, но дальше его подстерегает свежевымытая дорога. На скользком асфальте мотоцикл заносит боком, заднее колесо цепляется за гидрант на обочине, и только чудом удаётся затормозить и никого не сбить. Перепуганные велосипедисты осыпают его проклятиями, а Кит стоит на пустом тротуаре и пытается унять дрожь в руках и бешеное сердцебиение. Он не знает, что делать. Он запутался, и ему страшно. — Эй, — окликают его сзади. — Знакомая куртка. Загадочный ковбой на полставки? Обернувшись, Кит стаскивает забрызганный шлем, и Ромелль обнимает его как старого друга. — Мы тут с девочками сидим, — улыбается она, то ли не замечая его смятения, то ли не подавая вида. — Зайдёшь поболтать? Кит согласен на что угодно, лишь бы не быть одному. Паб, в который Ромелль его затаскивает, забит рокерами, панками и футбольными болельщиками. Кита ведёт от тепла, гомона и густого запаха алкоголя. — Садись! — Ромелль пихает его под бок к молчаливой девушке, которая постоянно маячит с ней рядом в клубе. — Это Акша, Эзор, — ему машет хищная, как пантера, красотка с пучком разноцветных кос на макушке; всё остальное, включая брови, гладко выбрито, — и Аллура, скажи привет! — Привет, — не поднимая глаз от ноутбука, говорит статная блондинка; половину лица скрывают зеркальные розовые очки. — Польщена. Я слышала о тебе. — Интересно, что. — Кита ещё потряхивает, но в компании становится легче. — Что Холт тебя в оборот взял, — сухо говорит Акша. — И не только потому, что сосёшь хорошо. Кит сносит удар стойко. По крайней мере, надеется, что не выглядит слишком смущённым. — Уже весь Манчестер в курсе? — фыркает он, глядя на Ромелль. — Конечно! — Она заливается смехом, хлопая в ладоши. — Вас все видели! Молодчина, с первого дня влился. Две недели слухи кипят! Эй, эй, — она машет официантке, — будь добра, дорогая, пива нашему другу! — Я за рулём, — пытается Кит, но Ромелль только отмахивается: — Мы подвезём твой байк, в кузове полно места. Давай, расскажи что-нибудь о себе! Это будет знать весь клуб, — думает Кит и поправляет ворот куртки так, чтобы лучше было видно следы зубов на шее. — Весь Манчестер. И скоро половина Британии, вероятно. — Начнём с того, что я неплохо сосу, — скалится он. — И трахаюсь тоже сносно. — Ты мне нравишься! — Эзор хватает его за руку, округляя и без того огромные глаза. — Почему ты поёшь в «Присцилле»? Ты и туда попал через постель?! Все здесь говорят только половину правды. Всем плевать, кого ты любишь и откуда приехал, плевать на твою унылую биографию и скучные хобби. Им нужен скандал. Ему нужен скандал. Он же, мать его, рок-звезда. Пусть и не настоящая. Кит неопределённо пожимает плечами и загадочно улыбается. — Я так и знала, он соблазнил Кинкейда! — в восторге вопит Эзор и хватается за телефон. — Индрой клянусь, Зетрид сейчас умрёт! Аллура, посмотри только, какой он! Аллура смотрит на него поверх очков, пожимает плечами. — Все уже решили, что Кит лакомый кусочек. — Твоё пиво! — кричит весёлая официантка, ставя на стол пинту тёмного. — И поосторожнее с этими акулами! — Моя фанатка, — шёпотом сообщает Ромелль. Все чокаются бокалами с пивом, только у Аллуры что-то вроде смузи. — Выпьем за слухи, и пусть Кит даст нам повод для новых разговоров! Никто не узнает, что из этого правда, — усмехается про себя Кит Когане, человек из ниоткуда, без прошлого и, вероятно, без будущего. У него есть только здесь и сейчас, в маленьком баре, из которого его слова разлетятся совсем другими. Искажёнными, приукрашенными, лживыми. И, как и секс, это тоже часть его работы.***
— Тащите! — машет рукой Эзор, сбросив из фургона трап. Кит и Ромелль закатывают байк внутрь, крепят колодками. — Ого! Бывалый! — Она хлопает ладонью по чёрному кожуху. — Как я, — смеётся Кит. — Обожаю, когда мальчики дружат со своими мотоциклами! — Эзор расцеловывает его в щёки и с высоты своего внушительного роста покровительственно хлопает по макушке. — Я пойду к Аллуре пиво допивать, а вы поезжайте, не злите мегеру! — Я всё слышу, — замечает Акша из-за руля. — Конечно, слышишь, сучка! — Эзор тычет средним пальцем в мутное окошко между кузовом и кабиной. — До завтра! Спрыгнув на дорогу, она с грохотом складывает трап, а Ромелль закрывает дверцы и усаживает Кита в кабину. — Если меня остановит полицейский, дышите в другую сторону, — хмыкает Акша, вбивая в навигатор продиктованный адрес. — О, так ты у Ины поселился? — В гараже, — говорит Кит. — И на этот раз я даже не вру. — Мой мальчик! — Ромелль обнимает его за плечи. — Живёшь как звезда панк-рока! Оставайся в Манчестере, нам определённо тебя не хватало! Спотыкаясь, Кит закатывает байк под навес, кое-как натягивает на него чехол. Спать осталось что-то около трёх часов, если он хочет поехать с Иной, и четырёх, если с Джеймсом. «Разбуди меня, я не поведу», — пишет Кит Ине, потом пишет Джеймсу, что уедет раньше, заваливается на матрас и засыпает мёртвым сном.***
— Кит? Кит! Кит натягивает одеяло на голову и прячется под ним от сырого сквозняка и от Ины заодно. — Уже пора? — спрашивает он. — Дай мне пять минут. — Как ты себя чувствуешь? — Она невозмутимо стаскивает с него одеяло, чтобы пощупать лоб и щёки. — Уверен, что тебе стоит выходить на работу? — Я в норме. — Он садится, стряхивает волосы с лица. — Не хочу знать, как от меня пахнет. Дай мне пять минут. — У тебя десять. — Ина смеётся. — Смотрю, ты работаешь на имидж. У Ромелль и Эзор в инстаграме все сторис твоими фото забиты. Молодец, что заводишь друзей. Она выходит, тонкая и грациозная в коротком светлом пиджаке и узкой юбке, открывающей колени. Везунчик Джеймс, — думает Кит, соскребает себя с матраса и торопится в душ.***
— Раз, два, три! — выкрикивает Ризави и начинает играть. Кит с первого слова не попадает в ноты, сбивается, оборачивается, растерянный. — Чёрт, — шипит она, — подожди, сейчас перестрою. Но репетиция, которая началась хреново, хреново и продолжается. Кит в голосе, но его постоянно тянет куда-то не туда. Он то перегоняет музыку, то, наоборот, не догоняет, как будто у него в голове сбился ритм. Ризави бесится всё сильнее, молчит, но от неё разве что искры не летят. Доходит до того, что неуютно становится стоять к ней спиной. — Слушай, — когда они кое-как доигрывают песню, Кит подходит, присаживается на корточки перед синтезатором, — я думал, мы ладим. Что я делаю не так? — Всё так. — Она не смотрит на него. Делает вид, что перебирает записи с нотами, но это всё фуфло. — Нормально. Я просто не в настроении. — Как у вас? — спрашивает Джеймс, заглянув в гараж. — Не ладится, — коротко рапортует Кинкейд. — Дерьмо полное, — соглашается Ина. — Разойдёмся, может? — Давайте хоть русалку порепетируем, — требует Ризави. — Нам на фэйсбуке уже человек сто написало с просьбой её спеть. Кит, споёшь? — Начни нормально только, — шутит Кит — и сразу жалеет. Ризави срывается. — Я нормально начинаю! Хочешь сказать, я играть разучилась, пока ты без голоса валялся?! — Я не… — Нет, ты именно это имел в виду! Держи язык за зубами, понял, Когане?! Рок-звезда, блядь! — Надия! — восклицает Кинкейд — и Ризави немедленно обрушивается на него. Стараясь не вслушиваться, Кит выходит из гаража, садится на качели и откидывается на спинку. Что происходит? Что, мать вашу, происходит? — Кит. — Джеймс садится рядом. Кладёт руку ему на колено. У Кита не хватает сил хоть как-то отреагировать. По-своему истолковав его неподвижность, Джеймс отодвигается. — Где я лажаю? — глухо спрашивает Кит. — Она не с той ноги встала, или это я не понимаю чего-то? Где я проебался? — Да нормально с тобой всё. У Ри бывает, сам знаешь. — Джеймс почему-то выглядит виноватым, и это ещё сильнее сбивает с толку. — Перебесится. Может, в эту пятницу инструментальное что-нибудь сыграем. Ты вроде ещё не восстановился. — Я в норме! — огрызается Кит, и Джеймс отодвигается ещё. Отстой. — Прости, я… — Пойду, посмотрю как они, — ровно говорит Джеймс и уходит. Глядя ему в спину, Кит обхватывает себя руками и утыкается лбом в колени. Почему всё так сложно? Почему эффектные споры Мэтта с Лэнсом не кажутся обидными, а всего одна фраза Ризави вынесла сразу? Рок-звезда, блядь. Как будто не она хотела рок-звезду. Кит думает о Ромелль. О том, что она поёт, когда не тусуется в своём арт-клубе недалеко от Манчестера. О том, что поют «Звёздные ковбои». С этим легче. Он хотя бы знает название группы. Он вытаскивает телефон, вбивает в музыкальном сервисе название — и не верит глазам. Тысячи лайков на каждом треке. Как он ухитрился ни разу о них не слышать? Первая позиция в топе популярных наверняка выбешивает Лотора до мигрени. Улыбнувшись, Кит начинает со второй. Лёжа на качелях и вслушиваясь в голос Мэтта из разболтанного динамика, Кит скроллит музыкальные сайты, соцсети и немногочисленные интервью. Третий и пока последний альбом «Звёздных ковбоев» отгремел полтора года назад — и единственный стал популярным. Положительные отзывы критиков, два трека на радио, пусть и не в топах, турне по Европе, клубы на триста-пятьсот человек, забитые под завязку, — а дальше почти год тишины. Туманные ответы Широ и Лэнса на вопросы фанатов о новом альбоме, никаких выступлений, отмена участия во всех фестивалях. В те полгода, что они блистали в лучах долгожданной славы, Кит не слушал радио. Он чинил тачки в маленькой загородной автомастерской, гонял по кругу все альбомы «квинов» на старом плеере и пытался стать собой прежним — вот только не помнил, каким он был до Джеймса. И был ли вообще. — Хватит прохлаждаться, — бурчит Ризави и садится на качели, подвинув его ноги. — Пошли дальше репетировать. — И всё? — грустно спрашивает Кит. — Извини, — неохотно говорит она и шмыгает носом. — Не хотела тебя обидеть. Всё время забываю, что ты не Джеймс. Он на такое говно не обижается. — Бывает. — Кит пожимает плечами. — Я действительно не Джеймс. Они жмут руки в знак примирения и возвращаются. Взглянув на Джеймса, который подыгрывает Кинкейду на гитаре, Кит улыбается и встаёт к микрофону. — Русалка? — Давай её. — Ризави азартно сверкает глазами. — Мы всех порвём в пятницу! Вжарь, Когане! Кит показывает большой палец — и дальше всё идёт как по маслу. Они на одной волне, и если так продолжится, они встряхнут Манчестер — и весь мир заодно. Ну, можно же помечтать?***
Кит Когане Утопи меня в любви (Самое чистое чувство) говорят, ничего там нет — грязь одна говорят, заболеешь и умрёшь говорят, не ходи — оступишься не будет пути назад, не будет пути назад но я хочу оступиться такие, как я, всегда хотят оступиться они говорят, копнёшь глубже — провалишься они говорят, у любви нет носа и костей они говорят, ты пропащий, родился таким сразу видно, не было пути назад, не было пути назад но я не искал этот путь я никогда не искал этот путь они говорят, шлюха твоя подружка они говорят, сторчится твой любимый они говорят, и сам ты пропащий нашёл своих, нашёл своих прах к праху, грязь к грязи но я всегда искал своих искал своих, а на остальных мне плевать они говорят, кривая дорожка довела они говорят — выблядок, ублюдок они говорят, грязным родился — в грязи и сдохнешь они никогда не ходили по кривой ничего не знают о грязи те, кто не ходил по кривой никакая грязь не прилипнет к любви чистая любовь стоит того, чтобы идти по кривой утопи меня в любви, детка, смой с меня всё, что они о нас говорили покажи мне самое чистое чувство, утопи меня в любви я хочу захлебнуться в твоей чистой, чистой любви