Диалогов нет

Сам себя удивил и очень себе не понравился. Проснулся раньше Влада, открыл глаза, увидел его лицо, совсем близко. Он хмурился во сне – обычно у него был такой вид, когда он вслушивался в строчку и не мог разобрать слова. За окном таял снег, текла вода. Денис смотрел на его губы. На его рыжие ресницы. Провел кончиками пальцев по его мягкой, светлой брови, от переносицы до виска. Он мотнул головой. Денис вспомнил почему-то телят в деревне, за 21ой площадкой, куда с мамой ходили за парным молоком. Осторожно протягивал руку, чтобы погладить по морде, впервые. «Не бойся, он добрый, ну? Чего ты?». Гладкая, теплая шерсть, теленок фыркнул, отвернулся и прянул ушами. «Затеснялся». Влад потерся щекой о подушку. Очень захотелось поцеловать его в лоб: решил, что можно, пока он спит. Потом поцеловал его в губы. Он что-то пробормотал сквозь сон. Денис прильнул к нему, сдвинул край его одеяла, облизал ладонь и заработал рукой, у Влада уже наполовину стоял, в голове мелькнуло про «дело нескольких минут», разобрало, потрепал Влада по шее, чтобы разбудить до конца и поделиться рофлом, и вот тут все пошло наперекосяк. Сначала Влад ушел от прикосновения – и Денис подумал, что он просто упрямится, совсем задрых, но Влад не успокоился, недовольно, тревожно застонал, заворочался, смахнул его руку. А потом, когда Денис его обнял, Влад Дениса чувствительно так отпихнул в сторону. Резко подскочил пульс. Влад повернулся к нему спиной и уткнулся в подушку. Глубокий вдох. И еще один. Он не проснулся просто. Он тебя не ударил, даже не рядом. Нормально. Спокойно. Медленно выдох. Вдох. Повторить. Сам тоже хорош, он как бы не живой вибратор, не хочет – значит не хочет, он подустал, в конце концов, дай ему выспаться спокойно, он даже не вспомнит, когда проснется, он не нарочно, не нагнетай, ну ебана – Собрался, взял тренировочный рюкзак, съебался в зал и запер дверь. По дороге еще раз рассказал себе, что перегибает, что надо было дать ему прийти в себя, что это все житейские дела, что Влад не перся бы к нему, в конце концов, на самолетах и поездах, если бы не хотел его видеть, и ничего такого не было в его лице, и ему не надоело, и кто он блядь такой, чтоб ему надоело, кому он нахуй нужен был два года назад, божий анекдот, притча во языцах, чемпион, блядь, Калужской области по пикапу на сельской дискотеке, надоело, не хочет, воротит его – бога ради, нахуй с пляжа, ой как жаль, что до мейна не продержался… стопари, проект здесь не причем, мы не делаем так, вообще, совсем, не надо думать, во что ему это встанет, это уже шиза совсем, нет, он не притворялся все это время, что ему заебись, а тут Штирлиц спалился спросонья, нет, ему можно говорить тебе нет, ты охуел в края уже, уже все, тебя с рельс снесло нахуй – В раздевалке телефон перекинул в режим "не беспокоить", чтоб если Влад проснется и позвонит, не слышать. Пусть помаринуется часика четыре, как следует осмыслит, приоритеты расставит на досуге. Какая-то неадекватная хуйня, Денис. Какая? Что он должен, сидеть весь день и ждать, пока Влад раздуплится, раз он сюда поспать приехал? Какие претензии? Какие проблемы? О чем речь вообще, что – он теперь не прав уже, что в зал пошел? Уходил в пол-одиннадцатого, на обратном пути решил сделать норму по шагам, в итоге домой вернулся к трем. Купил шавухи Владу на завтрак. Это было лишнее и опять подпалило угли под котлом: только-только успокоился и попустился. Зачем покупать ему еду? Ничего не случилось? Отлично, не с хуя тогда его задабривать. Но раз не случилось – тем более, почему бы тогда ему завтрак не купить, ему нравилась шава с Просвета, ее сирийцы делали, она была с гранатовым соусом, в Калуге такой нет. Так, потрясающе. Утром от него в ебальник получил, самое то ему завтрак тащить в зубах. Командник ему пообещай, для верности, чтоб точно понял, что ты в отчаянье. А даже сомнений не было, что все этим кончится, причем. Рано или поздно они становятся тебе нужней, чем ты им. Вопиющая необучаемость потому что. Рано или поздно их всех воротит. А если б не выставлял счет на каждом блядском шаге и лишнем слове, может, было бы как-нибудь по-другому. Обязательно. Не видел Артура три месяца: славу богу. Делал вид, что и не слышал. «Ты же знаешь, мне не жалко», - повторял ему так часто, что даже эта фраза улетела в дисс, не стал глубже закапываться и спрашивать – неужели Артур так и не понял, что в нее вкладывалось, неужели и в этом видел подвох. Убедился давно: нет ничего, что нельзя обратить в пародию и швырнуть в ебло. Каждый новый бумажный кораблик складывается с робкой надеждой, из чистой страницы, но превратится в жеваный комок. Его снесет в сток. А там не прячется Оно, там только дерьмо и гниль, и корм для крыс, и кладбище отжитых дней, и о каждом из них Кондрашев тоже снимет видос, жаль, рекламу этот обоссанец продать не может до сих пор. Беззубые выебоны после срача с Димой, ебливый ленивый тречок, склепанный за пять минут. Вся личка, как обычно, в охуительных вопросах: ну чо, ну как тебе, зашло, попал, ранен, убит? «Артур понял, что не смешно, и сам решил удалить». Интересно, это профдеформация или уже клиника. Пили молдавское вино из одной бутылки, и это казалось смешным. Когда он целовал, так легко было поверить, что он не хочет никого другого. Тень от его ресниц, сильная, гибкая спина, его лопатки, когда упирался в изголовье кровати, шелковый путь от шеи до ложбинки на пояснице, невесомая роса на тонких волосках, соль на губах, обещанье на рассвете. На том месте, где были покой и щедрость, и прохладный сумрак, спасительная передышка, теперь разъеб и насрано, и оба все равно в первую очередь озаботились тем, как это будет выглядеть для ебаных школьников из комментариев, как дальше будут делаться дела и что напишет ТСП про удаление поста, и вроде как сгладили, вроде даже согласовали, что будут отвечать, если спросят про конфликт, никаких проблем, никаких терок, все друзья, это баттловая игра, братан, все ништяк, - сука блядь, хорошо, Дэнчик обиделся, снова, ебанулся всерьез принимать их возню в песочнице, но какая, нахуй, баттловая игра, когда засыпали в одной постели и со своей карточки покупал билет его матери? Безмятежная, безграничная, тупая жестокость, с лыбой во все ебало: «А чо такова? Бля, да ладно». Холодный пот и липкий страх, скользкие угри в кишках, зловещая долина и непроглядная чернота в двух шагах от костра, подростковые охуенез и безоблачная пустота. Гораздо человечней, гораздо понятней были брезгливость и усталость у Артура в глазах, когда пересекались в последний раз. Похоронил бы его нахуй, если б не узнал этот взгляд. Если б не помнил, когда и на кого сам смотрел вот так. Не могло ж этим кончиться с Владом? Ну хотя бы пока? Он не выспался просто, писал, что подзаебался и дел дохуя. Все же было в порядке, еще вчера. Разве нет? А разве да? А чо, редко кажется, что все в порядке, – когда еще пять минут и всему пизда? Денис выкинул шаву нахуй, как только вошел в квартиру, даже разуваться не стал. Потом понял, что Влад до сих пор не встал. А еще - что у Влада телефон звонит на всю хату. И он к нему не подходит. Зашел в спальню. Он не среагировал: ни на хлопнувшую дверь, ни на шаги. - Влад! Нашел трубку, сунул ему под ухо. - Владислав, кремль на связи. Так странно было: он не шевелился – как будто вообще ничего не слышал. Баста орал на всю комнату «Долби мой лед, преврати в снег». Денис поколебался и сбросил звонок. Сел рядом, в этот раз не трогал. Не мог определиться: уже нервничать – или еще говниться? Обычно Влад никогда так не отрубался. Когда начали, вставал сильно раньше Дениса, даже завтрак готовил. Зимой, в темном Питере он бодрость немного подутратил: но спал чутко, в отличии от Умновича со Славкой, например, мимо них-то можно было ходить с песнями и бить в ковш, как Барт Симпсон, они вообще не дергались. Если он так забегался, конечно, не надо было трогать. А если что-то посерьезнее стряслось? - Влад. Нормально все с тобой? Не заболел ты у меня? Потряс его за плечо. Он помотал головой. Моргнул. С трудом нашел Дениса бездумным, расфокусированным взгляд. И не ответил ничего. - Все в порядке? Ты как себя чувствуешь? Помотал головой снова. Не в порядке? Не беспокойся? Не понял? Влад зарылся лицом в подушку. Денис еще раз потрогал голую кожу на предплечье. Шею. Щеку. Жара не было. Померил ему пульс: зачем-то. Мотор работал нормально, вроде. Подумал, как же хуево, наверное, Владу – и всем остальным – обычно с ним, когда у него спад: ничо непонятно, только-только все было норм, хоба – и пациент уже лежит, как куль с говном. В голове мелькнуло даже – на секунду, всего, - а Влад не придуривается часом? Так, для наглядной демонстрации, типа сам любишь такие номера, вкуси за обе щеки. Тут же заела совесть: да нет, конечно. Очевидно было, что он не притворялся. А что важнее – ему бы это даже на ум не пришло (в отличие от Дениса). Погладил его по волосам. Влад в этот раз подался к руке, потерся во сне затылком. Стало его жалко, преувеличенно, до сентиментального такого уже загона, с самого утра штормило, как бабу в пмс. Принес ему воды на тумбочку, поцеловал курчавую лохматую голову. Потом забил трубочку, чтобы поправить бардак в башке. А трубочка не дала на убыль, трубочка пошла в тревожку. Когда сидел у него – у себя – на кровати, откуда-то из закромов памяти, из чужого загашника выплыло: - Малыш. Посмотри на меня. Хорошо, не спизданул. Малыш, блядь. Звучало слащаво, пиздец, а к Владу – белому, православному, здоровому лосю из Калуги, - и вовсе никак не клеилось. Но Антон говорил это так часто: когда Денис не мог открыть глаза. Когда тонул с утра до вечера и с вечера до утра в пустой вязкой дреме, и было не поднять с подушки голову, летели дни, менялись страницы календаря, улетали в очко бабки, время, его большие планы, шансы вернуться в ВУЗ, обещанья, впопыхах данные маме. Солнце не вставало, и у Дениса тоже не было причин встать, чтобы снова ебнуться на спину, и было так безгранично, абсолютно насрать на все. На то, кем он когда-то хотел себя считать, кем были друг другу и каково было Антону с ним оставаться под одной крышей. Абсолютно не страшно было умирать: казалось, что все уже случилось. Ладонь Антона за затылке. Его теплые пальцы. - Малыш. Уже пора. Малыш, тебе двадцать семь, блядь. И что бы ни думал в свое время о Тоше, что бы ему ни сказал на прощанье, стоило только подумать о том, каково будет оказаться на его месте, - и подкатывала такая паника, что убрал полку за полчаса и вскрыл заначку. Чтобы как-то упорядочить ахуй, взялся за блокнот. Повторял себе: не может быть депрессии у Влада. Не может у него быть спада. Он прекрасно себе валандался между тремя городами, ебашил, бухал, угарал и точил панчи на баттл с Вальчи. Нормально все с ним было - господи, он как-то прожил свои двадцать восемь, и о депрессии, если уж на то пошло, впервые узнал от Дениса. Он думал до сих пор, что биполярка – это раздвоение личности. Он жил себе и бед не знал. А еще он раньше вскакивал в десять утра, заснув одновременно с Денисом. А еще Антон не нырял в запои по полтора месяца, пока Денис к нему не переехал. Кровь во рту. Слава на коленях, посреди кухни. И кто мог знать, что в августе семнадцатого года Илья с мокрыми, бездонными глазами будет держать Дениса за руки: - Хорошо. Хорошо. Если ты решил, что больше не можешь, если точно – то… я с тобой тогда. Мне же можно с тобой? Я с тобой. Всегда. Ты – не поверил мне, когда я раньше говорил, да? Тогда думал, что это в лучшем случае – манипуляция, в худшем – секундная блажь, но синяки на запястьях, его влажные губы, новый альбом, пьяные слезы, не набрался смелости, чтобы спросить его потом: неужели правда готов был, всерьез, шагнуть в открытое окно перед тем, как разбежались окончательно. Хотелось спросить: "Я-то понятно, а вы все куда?" – звучало жестоко, и глупо, и смешно, и по-детски, и даже однажды позвонил Илье, но сбросил раньше, чем он взял трубку. У Влада было все нормально: четыре месяца назад, когда не было причин для перемен. У Влада было все нормально двадцать восемь лет подряд. Пока они не встретились. Выбил трубочку, закурил сигарету. Глянул на часы: брал ему обратный билет, точно помнил время отправления. Настаивал на том, чтоб оплачивать хотя бы половину с его поездок. Излишние понты, забота о фасаде. Так льстило, что он по-прежнему верил: у Дениса все схвачено, он знает, как вести дела. Поезд у Влада был в девять, ему пора было ехать. Совсем не повидались, уже не поговорили. Беспокойно было отпускать его. - Влад. Был редкий случай, когда не хватало ласковой версии, какой угодно. Влад так и не обзавелся домашним именем. Дениса это вполне устраивало, выпадал в свое время от Славы с его пантеоном «Ванечка, Лешечка, Мишенька, Геночка, Дэночка Чейни, подруженька Коха и дружочек Старуха», но хотелось быть с Владом добрее – хотелось завернуть во что-то помягче свои неизбежные доебы: и то немногое, что мог ему дать. - Влад! Влад. Слушай. Слушай меня. Посмотри сюда. Погоди. Успеешь поспать. Хлопнул в ладоши у него перед носом, никогда толком не умел щелкать пальцами. Влад вздрогнул. - Поезд через полтора часа. Ты можешь встать? Он тупо смотрел мимо Дениса, на темные окна. Выбивало из колеи то, что в этом диалоге знал наизусть каждое слово. - А остаться можешь себе позволить? Уже решил, что разговор впустую, и тут Влад подал голос: - Могу? Остаться? У него во рту явно пересохло, он был очень тихим, непривычно, Денис взял нетронутый стакан с тумбочки, забрался на матрас с ногами, поднес стакан к его губам, выпили. Пил Влад жадно, выдул все одним махом, Денис смотрел, как ходит его кадык, вода полилась по горлу. Вернул стакан на место, понял, что он ждет ответа. Какого? В смысле? В смысле – - Ну конечно. Конечно, можешь, о чем речь даже. Влад облегченно прикрыл глаза и улегся на бок, подсунул руку под щеку. Денис толкнул его лбом в плечо. Не знал, что сказать еще. Что на это скажешь? «А как иначе»? «А ты сомневался что ли»? «Прости, если приходится – сомневаться»? - Посидеть с тобой? Влад молча подвинулся в сторону, едва-едва. Денис лег рядом. Слушал, как он дышит. Прижался к его спине, обнял его поверх одеяла. Не заметил, как уснул сам, проснулся от того, что Влад стонал во сне. Он ворочался, волновался, волосы прилипли ко лбу, наволочка была влажная от пота. Денис попробовал разбудить его, на этот раз не получалось долго, пришлось как следует его встряхнуть. В голове крутилось, что дома нет колес, совсем. - Эй! Эй, эй. Нормально. Спокойно. Спокойно. Прекрасно. Все превосходно. Все отлично. Ты у меня. С тобой все хорошо. Гладил его по мокрой горячей спине, Влад тяжело дышал. - Все нормально. Нормально? Нормально. Хочешь, дальше отдыхай, сколько влезет, сколько надо. Хочешь, можем похавать пойти. Можем водочки ебнуть, чтоб крепче спалось. Как такая идея тебе? Сгонял за бутылкой. Влад, во-первых, в этот раз взял ее сам. Во-вторых, видно было, что он смутился: от всего расклада, от того, как Денис говорил с ним, от того, как попытался напоить его из горла. Смущение, в общем, было хорошим признаком, когда ты в разъебе, на него мощностей не остается, но Денис тут же почувствовал себя идиотом, и мучительно захотелось переночевать на диване. - Сегодня воскресенье же? - Понедельник почти. Я будил тебя, ты не уехал. - Пиздец. Нахуй, пусть сам на диване спит, и так на сутки койку занял. - Вот спасибо тебе большое. - Ебать, какой пиздец. Какой пиздец. Какой же… Я не знаю, чо так перекрыло: не спал нихуя, всего дохуя, чо-то навалилось как-то… я билет с утра куплю и съебусь пораньше, извини, что все – ну вот так вот. Чо - типа, я опять хуйню несу, или чо? - Да нет, я рад просто, что ты разговариваешь. Кто бы мог подумать, что я это в здравом уме скажу, да? - Да ладно. Я ж знаю, ты мои стримы смотришь, пока меня рядом нет. - Ой, посмотрите на него. Посмотрите. Вот так вот посудил семнашку пару месяцев, а уже зазнался. Владислав-Владислав. - Ну, между прочим, раз на то пошло, я еще лучший баттловый проект в России взял, так что хочешь не хочешь, а тут придется – придется проявить уважение. - Ну конечно – конечно – теперь давай подлизывайся… Забрал у него бутылку, ебнул с горла. - Такой хороший момент, чтоб сделать вид, что ничо не было, да? - Прости, что выходные заговнил. Я вообще не ожидал, серьезно, я типа понимаю – я понимаю, что это нихуя себе оправдание такое, здрасте, еба-на – - А тебе кто сказал, что ты оправдываться должен? - Я – в смысле я понимаю, что толку с этого, ну, как бы, нихуя, но я – не знаю даже – я что-нибудь – - Сдается мне, ты в курсе, что я не работаю. Выходных у меня нет. - Не, я в курсе, как бы, что ты каждый день занят, я не то имел в виду, типа – мне очень жаль, серьезно, я не хотел вообще так твое время всерать. По-пиздюковски говорить, что я там не буду больше и я все осознал типа – но я прекрасно понимаю, как тебе – - Это я так себя с тобой веду, как будто мне плевать, или ты просто так обо мне думаешь? - Я не – - Мне не плевать. Похуй вообще на сегодня – жалко, что ты впустую съездил, тебе добираться дохуя, но тут уж что уж. Мы не очень… у нас не очень определенно все, ладно. И я не лезу в твои дела как бы – да? Но ты меня напугал сегодня – не то слово, как – - Извини. - Поебать. Я к чему. Обычно на такие вопросы принято врать. Я буду очень благодарен, если ты не станешь. Договорились? - Со мной все – - Все хуйня, давай по новой. У тебя что-то стряслось? - Нет. - Нет? - Нет. - Точно? - Ну типа кроме того, что я растекся, как баба, сутки провалялся, ты со мной базарил, как с отсталым – - И ты мое имя назвал, когда тебе снился кошмар. Пару раз. Чувство в общем сложилось, что кошмар был про меня. - Сука. - Теперь второй вопрос, соответственно. У нас все нормально? Не – хуйня, хуйня. Я знаю, что нет. У Влада был не испуганный вид. У Влада было лицо человека, которого поймали за руку. - Что не так? Что такое? Помоги мне, пожалуйста. Он с трудом сглотнул, потом сказал: - Можно я поссать метнусь? Ссать очень хочется. А разговор, я чую, будет нихуя не быстрый.