Диалогов нет

В прошлый приезд расслышал сквозь сон: - Да брось. Влад, как теленок, ласковый. - У тебя поэтому шея в лоскуты, типа? Чо-то где-то ты не так понял фразу «как корова языком слизала», браток. - Издержки темперамента. - Ну пусть ебальник потерять готовится, чо. - Серьезно? - Без бэ. - Я растроган – пиздец, щас заплачу. - Обращайся. - Давай уж со всей искренностью: вы если будете пиздиться с ним – моя первая забота встанет, как бы он нахуй не убил тебя. - Это единственное объяснение, кстати – - Ну-ка. - Которое я привожу, чтоб как-то этот твой жизненный зигзаг оправдать – да? - В смысле, что он тебе вшатать может? Или вообще вшатать может? - …в смысле, что он принцессу защитит, да, и мышцой поиграет. Ну кроме того, что в тебе говноед зрел давно. - Ты так волнуешься, ревнуешь или чисто повыебываться? - Забей. - Если у нас с ним что-то будет не так: я тебя уверяю, как-нибудь сам разберусь. - Как обычно типа? Заебок, базару ноль. - Слав. - Жду не дождусь, чо. - Если бы обычно – если бы хоть где-то, в любой раз, на который ты пизда как тонко намекаешь щас, – можно было все проблемы решить битьем ебальников, я тебе отвечаю: я был бы самым счастливым из людей. Вне зависимости даже от того, кого бы там отпиздили в итоге. - Ну как бы если ты мне снова позвонишь, типа, «побудь в хате, пока я в душ схожу, а то у меня сотряс и я один боюсь –» - Я ничо не буду отвечать. - Извини. - Пошел нахуй извини. - Я не понимаю просто – - Мы договорились, вроде. - Я не рассказывал тебе – я в Берлин ездил? - Нет. Нет, по-моему. Чо как, пункт Чарли видел? А Рейхстаг? - Ага. И Диму Хинтера. - А. - Я как раз к тому, да. Я типа же уже делился соображением, что несмотря на твердо заявленные жизненные максимы, всеобщий долбоебизм в среде реп-войск больше, чем где-либо, носит подражательный характер – и вот эта шняга вся. У нас типа любая всратая идея – она типа как телка, которая всему двору сосала: рано или поздно дойдет и до тебя. Ну и как бы в королевстве потерянных детей неоткуда взяться взрослому, корабль вышел в путь без рулевого, хуе-мое, - и типа короче мы просто все ныряем по очереди в одну парашу, подглянули друг за дружкой – и сначала одинаково калечимся, потом лечимся, а потом как дружно все начнем грайм читать… ну и короче я послушал твои коры зимние, про незаконченные там делишки, вся хуйня, и решил типа – наведаться. Помянуть и похоронить. - Мне нечего сказать. - Он кстати живет пиздец уютно, я аж обзавидовался: Шарлоттенс-бург, яблочный квартальчик такой – - Вообще не гетто, я так понимаю? - Ага, кофейня на углу, речка на районе, бабушки-соседки. Поднялся, у него койка из палет. Ну я прикекнул, короче, сфоткал, хотел тебе послать, потом подумал, ты же не заценишь, ты мандеть начнешь… - Ну с чего бы. Хочешь хер совать в овощерезку – кто тебя остановит. - Чо, как, дозрел шрамы на спинке забить, спросить у Щукка прайс? - Я сейчас трубку повешу и нам, я так думаю, придется паузу в общении взять некоторую. - Это ты ручной макаке своей рассказывай, пока ведется. - Как Дима? - Чо-то не очень, кстати. Ну типа – как? Мы нормально побазарили. Пивка попили, все дела. Он чо-то там с арабом посрался на Александр Платц – вообще место охуенное, кстати, и у них типа метро такое, полуназемное, и оно через реку короче – и там излучина такая, красиво, пиздец, я только во сне такое видел и в Dishonered… ну и короче Диме показалось, что кто-то там толкнул меня. Он наорал на пацика – тот с корешами был, короче, но такой, не шибко ебкий… короче Дима раскидал ему там по-немецки, пацан решил, что Дима ебнулся, по ходу, съебался от греха… а Дима потом заплакал. Типа. Сидел на лавочке неподалеку там. Мы отошли в стороночку. И он сидел тупо и плакал навзрыд. Потом немножко отошел, по шнапсу ебнули пошли. - Потрясающе. - Ты нос не вороти, блядь. Там сердце рвется у человека. - Русское. - Еврейское. - Казахское. - Повыебывайся. Там церковь была рядом… - И ты нашел Иисуса или чо? - Ебало завали-ка. Они короче – немцы, да? – у них вот эта тема пиздатая. Типа они церкви там, колокольни, всякие здания старые, которые под бомбежку попали в сорок пятом – они их так и оставили. Типа не реставрировали, не красили. Это как полые тела. Как остов кита: только без фильма Звяги и вот этой залупы всякой – мы тут пиздец из-за него посрались с Замаем, кстати… похуй. Нахуй. Короче, где-то это просто одна стена. Кусок фасада. Пустая башня. Но они стоят. Почти неузнаваемые – там фотки рядом ставят, да? – совсем другие. И ты когда их видишь, ты хуй не вспомнишь про взрывы. Про то, что они пережили. Но они по-прежнему на месте: тут и там, в полном городе живых и целых. - Только блядь берлинская церковь тебе половину ебальника не расхуярит и нервный срыв не устроит месячный. - Да завали ебало, не о том речь вообще, ты никогда нормально не выкупаешь. Влад не выкупал тем более. Никогда не понимал до конца, о чем они говорили. Ни очно, ни урывками. Не понимал даже смутно. Чувствовал себя отсталым. Чувствовал себя отрезанным. Было время – однажды – когда надеялся усвоить чужой язык, и прогуляться по чужим хоромам, сделав чужую историю своей, сорвать чужие цветы в чужом саду, и пить водяру из чужого призового кубка. Когда-то верил: будет момент, когда он прыгнет выше головы, и вот тогда его «призовут в стан своих святых», тогда он станет одним из них, и сразу станет ясно, о чем они, и больше никогда Влад не почувствует себя чужим. Кубок он взял. Но этот день так никогда и не случился. И щедрой пролетарской слюной КПСС в его кубок плюнул, прямо на золотое дно, и Влад сказал себе, что это нормально – хули – это так же и должно быть, и это Слава, ему можно, и он вообще-то разъебал Оксимирона, и Влад не ждал ничего другого. И даже смог бы к этому привыкнуть, быстро. Даже смог бы это сделать правдой. Если б – хотя бы – Денис был поближе. Если б – по-прежнему – Денис был подальше. А ночью в марте спорили до хрипа: - Да нет у меня депрессии, ну чо ты начинаешь-то - - Ты проверялся, прости, когда-нибудь? Тебе врач это сказал? - Так а зачем мне к врачу идти-то? К какому врачу? - Затем, что ты спишь сутки и встать не можешь? Ты думаешь, как это начинается, лампочка над тобой загорится? - Слушай – ну это, ну откуда у меня депрессия-то? Я, конечно, да, шуе ппш, все дела – но не настока же. - Ух ты. Никогда не умел толком играть в сапера. Никогда не знал, когда жать на тормоз. После нового года жрал шопский салат, валялся на просиженном диване в съемной хате и смотрел Олдбоя. А когда чувак себе под конец ножницами готов был отрезать язык, пьяно заплакал и понял, что пора бы завязывать: допраздрновался. - Я не то имел в виду. - У тебя диагноза не может быть, потому что ты не я и ты не ебнутый. - Ден – - Нормальный пацан такой. Мужик, можно сказать. С усердной натяжкой, но это уже частности. - Стоп. Стоп – блядь – остановись, пожалуйста. Хочешь знать – сука – хочешь знать, чо со мной? Переживаешь типа дохуя? Я пиздец – я скоро собственной тени, блядь, шарахаться начну, я только рот открываю – уже думаю, все, блядь, ща хуйню снесу, и пиздец, приплыли. - Чо-то уж больно бодро открываешь, я б сказал. При таких фобиях. - Я каждый день жду, что ты меня нахуй пошлешь. Я хожу не так, дышу не так, говорю не так, еблан сельский от сохи, книжек правильных не читал, жизнь не понял, пидораса в себе никак не могу принять – чо еще там? Долго в Плагу учился играть и вопросы задаю не те. КПСС сказал – чо? Завел себе ручную макаку, макака знай себе ведется? - Нехорошо подслушивать чужие разговоры. - Макака тупая, зато у нее глаз наметанный. Ты когда не хочешь, чтобы я слышал, ты дверь закрываешь: плотненько. - Ну прекрати. Я не считаю, что ты – «Влад, как теленок, ласковый». Уж лучше быть макакой. Лучше – что угодно. - Под настроение. Чего ты отворачиваешься? Под настроение. Тебе нравится, что ты всегда умнее, и типа ты мне оказал услугу – я не спорю, не спорю – - Я ничего тебе – - Огромную. Когда только меня взял – когда только взял на сезон, у меня вся жизнь перевернулась, без шуток, - и сколько раз, потом. Без базара. Я понимаю все. Я знаю, сколько это стоит. И ты – реально. Чо спорить. Чо спорить. Ты умнее, в натуре, ты дохуя всего знаешь. Его пустое лицо и глянцевые блики в черных птичьих глазах. Привыкал, как мог, ничего не знать, ни о чем, ни о себе, ни о нем, - привыкать оказалось труднее, чем рассчитывал на старте. - Ты лучше соображаешь в каких-то вещах – в дохуя чем, ладно – ты лучше понимаешь какие-то вещи, ты даже ебешься лучше – и я знаю, ок, пускай. Уши и щеки пекло, а ладони вспотели. Пиздюковский, подростковый мандраж, не ловил его со времен дискотеки в соседнем селе (вранье), не ловил с тех пор, как влюбился в последний раз, убеждал себя день за днем, что любовь – это просто, как два пальца обоссать, что любовь – это лишнее, это химера, дым и вода, хватит хорошей жопки и гладкой мордашки, два соска, два пивка, нос по ветру, не проседай, шесть ступеней на курсах пикапа, если не даст первая, даст десятая, взять женщину проще, чем вкрутить лампочку, и – как во все остальное – в это просто было верить, пока не стало сложнее. Настоящему мужчине не нужна любовь женщины. Настоящему мужчине не нужна любовь вовсе. Никогда не мог усвоить этого толком. То ли никогда не был настоящим мужчиной, и все дальнейшее, в сущности, не удивительно, то ли инструкция для настоящий мужчин была шляпа говна, и с любым кэфом было бесполезно ставить на такой расклад. Черные птичьи глаза. У Дениса спутанные волосы курчавились со сна. Не хотел с ним спорить, никогда. Поцеловал бы его и спал в его руках, если бы еще можно было отрулить назад. - Если я хуйня бракованная, по твоим там критериям жестким, - нахуя я тебе здесь тогда? Тормози. - Палочкой потыкать? Нахуя меня выспрашивать, нахуй лезть ко мне в душу? Тормози, он тебя пошлет сейчас. - Ты заебись все понимаешь, про то, как правильно и надо там, и типа без объяснений должно быть ясно всем… только чо ты так, раз все понимаешь, потроха мне крутишь каждый раз – ты ж нарочно это делаешь все, я чо, ты думаешь, не замечаю, что ли? Он сейчас тебя выгонит нахуй и не пустит обратно, вообще, совсем, никог- - Что я делаю? - Вот это вот – блядь – Он сейчас скажет, что это конец. - ЧТО я делаю? Но он не сказал. Он не сказал. - …когда я спизданул на копейку… я хуево спизданул, ну ладно, хорошо, хуево, пиздец как хуево, наверное, - но ты разматываешь дальше, пока совсем пиздец не будет, и мы после каждого раза такого… ты – как будто… я хуй знает, я все время проебываюсь и падаю, как в турнирке на старом мк. Падаю просто мимо башни, мимо всех уровней, на самый низ. И все снова по нулям. Как будто ничего хорошего не было и вообще ничего не было такого – чтобы ну как-то уравновесить, как-то там подтвердить, мою благонадежность, да? Как притормозить это все. И мне опять пиздец далеко до тебя. И с каждым разом все дальше. И – типа. Я рад, наверное, должен быть, что мы трахаемся. И хорошо трахаемся. Но я не хочу с тобой трахаться, в тупую. И типа – ок, это не то, что правильные пацаны говорят, но я уже чо-то так блядь далековато в чащу утопал, от правильных пацанов. Насрать. Типа если тебе не – если это на поебаться только и я больше ни на что не гожусь по-твоему, я не хочу так. Может, вот это и есть пидорство самое главное, без базара. Но в пизду. А во сне мне снилось, что я лежу ебалом в луже. И ты сверху на спину наступил мне. И я не могу дышать. Стоило замолчать, расслышал, как тикали Денисовы «джишоки». Как открылась дверь в подъезд. Как за окном проехала машина. Когда говорил, казалось, что вот сейчас Денис всечет ему, кинет в него штанами с кресла и скажет: пиздуй отсюда вон, дверь захлопнешь. Но он не сказал: ничего. Ничего толком не удавалось отыскать в его лице. Влад смотрел на него и считал про себя. Раз. Два, три. Кровь шумела в ушах, пульс был за сотку. В школе на истории крутили кинец, с аварией на подводной лодке. Вода била сплошным потоком, тонули заживо, люк не смогли задраить, хотя наваливались всем миром. - Так это и есть депрессия. На что угодно рассчитывал – ни на что не рассчитывал, сорвало тормоза, - но вот этого не ожидал. С тем же успехом вообще можно было не открывать ебало, не рисковать и не выпускать то, что кипело внутри второй месяц. Выпустил. И в ответ получил все то же ничего. Птичий глянцевый блеск черных глаз. Хороших путей не было сразу, плохих уже не осталось. - Ты не упирайся, ты послушай меня нормально, так, секундочку. Влад! Влад. Я серьезно вполне. - Хорошо. - Ты спишь сутками – - Это только сегодня… - Ты в зеркале себя видел? - Месяц хуевый был… - Тебе пиздец ебово – я слышу тебя, вот, ты высказался подробно, - почему тебе ебово-то? Ты себя вообще спрашивал? Основательно как-то? Потому что Слава спизданул что-то, что тебя вообще, к слову, слабо касалось так - - Ну вот только не надо щас – - Заткнись, не начинай даже. Если это не диагноз, по-твоему, если так и должно быть, тебя с хуяли пидорасит так? - Ну какой диагноз?.. - Ты – - Депрессия? Депрессия? - Депрессия, да. Или еще что-то – - То есть мне не может быть хуево? Если мне хуево – это так, приболел боец? Щас таблеточку сглотнет, глядишь, подлечится? - Тебе без причины хуево. Это другое. - А. - По какой – хорошо – по какой причине, реальной, ты себя должен вот так чувствовать? Из чего ты выводы вот эти сделал все? Ты вспомнить можешь, без надумывания какого-то – на чем это держится у тебя? Вот это все, что я тебя не уважаю, что я тебя выкинуть в любой момент готов, что мне не похуй, чо ты там читал? Я блядь гопник с Урала ебучего… - Ну вот ты даже сейчас врешь. Прости, конечно… - …я с Берсерком Димоном четыре года дела вел и жил в одной хате, пока он не ебнулся, я его родным братом считал, а у него школа не закончена нормально, ты чо, реально, блядь, считаешь, что я такой сноб охуевший, что меня вот это парит все? Ну так уж, для начала? Это кому во вменяемом состоянии-то, я извиняюсь, на ум придет? Мы пятый месяц встречаемся – - А. Мы встречаемся. - Ага. Ага. Охуенно. Это мне щас предъявляет, блядь, главный натурал всея Калуги, с цельнометаллическим очком, который типа «если б я узнал, что рядом со мной пидор, я б с ним контачить, конечно, не стал»… Это было после того, как на стриме посмотрел Петрова. Ну как посмотрел. До конца первой минуты вырубил. Вышла очень странная ссора, потому что сам Денис плевался весь клип, и от Петрова блевал дальше, чем видел. Если бы не вопрос из чата (если бы не Владов ответ), не посрались бы. Не мог объяснить ему, что вообще о нем не думал, когда отвечал. Это было как на разных полках. В разных мирах. «Пидорасы блядь, которым руку стыдно подавать, чтоб не законтачиться, и как мы в жопу ебемся у тебя в разных мирах?». Ничего не смог выдать в ответ, кроме «да». Денис никогда раньше так на него не злился. Вообще стало понятно, что ни разу до этого не злился: всерьез. - Мне от Калуги в Питер надо было проползти, чтоб ты забыл? - Я ничего не забываю. - Но у меня депрессия с шизой, если я так вот не могу, да? - Я ничего не забываю. Никогда. И если я тебя простил – это не значит нихуя, что ластиком все стерлось из истории и можно ее заново переписать, как тебе удобно. - Если ты меня простил, то почему опять-то все по новой? - Потому что это ты, блядь, неистово страдаешь, делаешь постное ебало и передразниваешь меня по типу «А, встречаемся?», когда ты сам же номера выдаешь такие, что только подходи, блядь. Если ты так относишься – ок, я себя веду хуево, я тебя несчастным делаю, нихуя ни на что положиться со мной нельзя, - а чо вот с этими высокими запросами, стесняюсь спросить, случается в обратку? Чо, нихуя? Я типа должен быть доволен, что ты на жертвы, блядь, пошел такие, и к двадцать, блядь, восьмом году нежданно опидорасился? - Но я же говорил… - И я не слушаю разговоры твои – мне похуй, мне похуй, ок, бога ради, - но ты ебучую дверь даже не закрыл ни разу, ты блядь за полметра от меня говоришь «ой, да я здесь с соской зависаю» - - Я не о тебе. - Нет, блядь, ты просто на мой диван жопу уронил, в моей квартире ночевал и я тебе хуй сосал, - о ком же речь была, комиссар Жув, мы распутаем это дело, ебта! - Я этого не говорил. - Да? А как так получилось, что пять минут назад это все-таки было, но не обо мне? Кто-то в край, по ходу, запизделся, и это я вру много, да? Ой ты ебушки, блядь. Замечательно. - Я не помню даже, когда – - Когда пельмени лепили с тобой. - Два ме- два месяца назад? Реально? Ты два месяца это помнишь – - Я ничо не забываю, вполне серьезно. - …и вот щас сказал впервые – - Я тебе и до, и после, Владислав, говорил достаточно. - Ты ничего мне не сказал. Ничего. - …Ты ж сам переживаешь, я цепляюсь там к тебе, непонятно чо хочу от тебя – ну кто б догадался-то, самостоятельно, что такой хуйни нести не надо. Раз уж, блядь, не думать не получается… - Ты два месяца на меня злишься. - Я не злюсь на тебя… - Два месяца, что я что-то сказал там. - Что-то. Что-то. - …Никита был с пацанами, на студии, там Антоха Ами был, ребята, чо я сказать должен был – - Как насчет нихуя, блядь? Пиздец. Ты опять говорить будешь - да? – что я не знаю чего хочу от тебя, что мы сремся через раз, я доебываюсь до тебя, бедного, но это ж блядь уже издевательство какое-то. Это не в какие ворота-то уже. Как насчет нихуя? Вот просто блядь нихуя не говорить, если не можешь, как есть – просто не говорить, блядь, про придуманных телок, сосок, пидорасов ебаных, с которыми тебе рядом стоять зашкварно – - …я не так сказал… - Может, мы меньше сейчас разговариваем. Хорошо, мы меньше сейчас разговариваем. Ок. Допустим. Может, я не хочу, блядь, больше разговаривать с человеком, который при первой же возможности плюнет мне в ебало, если уж до того. - Я не… - Тебя не переделаешь? Без вопросов. Ты такой, какой есть, бессмысленно, если так уже, от взрослых людей требовать чего-то, чего они не могут дать, они не обещали, в конце концов, как-то там под тебя подстраиваться… под меня подстраиваться... ты двадцать восемь лет как-то прожил по своим каким-то там понятиям – ок. Ок. Тут или сразу нахуй, или брать, как есть. Но я-то должен что? Ты чего хочешь от меня? Я выворачивать, блядь, душу – так ты там говорил? По-пидорски, скажи еще – - Я никогда – - …я выворачивать, блядь, душу, чтобы завтра мне туда насрали, не хочу. Не могу. Я, прости, тщательно довольно к себе отношусь, да? Как бы, выебоны, не выебоны – похуй. Я сложный дохуя. Со мной рядом невыносимо. Поебать. Мне свои двадцать семь тоже как-то пришлось прожить, и не хотелось бы сворачиваться раньше срока. - Ты сказать хочешь щас – - Я ничего не хочу, Влад… - Хочешь сказать, твоя депрессия – тоже из-за меня? - Ну какой человек в здравом уме-то это вот так услышал бы? Ну о чем ты? - У тебя получается, что здравых здесь и нет, ни одного. - Отличная компания подобралась, да. Если вдуматься. - А ты не думал никогда – ну… что твоя депрессия... Когда ты говоришь, что это – депрессия. Это вообще все, чо ты не хочешь знать там? Что тебе настроенье портит? Я не – погоди – я видел, как ты болеешь, не вопрос. Но ты не думал никогда – можешь послать, когда договорю, хули уже, - но ты не думал, что ты просто, ну – привык? Что все, что там тебе не нравится, с чем ты не хочешь связываться, - это, ну, депрессия, и все, спасибо, кому я должен, всем прощаю? Когда страшно тебе, когда лениво, когда альбом не пишется? Когда меня не хочешь слышать нихуя, и у меня тоже депрессия, если я чо-то не то сказал, и мне лечиться надо, а не тебе мозга ебать? Мне таблеточку, тебе таблеточку, и какие вопросы-то: о здоровье надо заботиться, здоровье превыше всего… - Ты нихуя об этом не знаешь. - Так я не знаю или тоже приболел? Чо-то запутался. Не знаю ничего об этом – типа я здоров? Так получается? А если я здоров, то – - Тогда ты просто хуйню несешь – ты этого ответа добиваешься? - Я видел, что ты понял. Что это не хуйня все. И что тебе не поебать, я тоже видел. - На твое счастье. - Вряд ли. - Влад, ты чо хочешь от меня? - Ничего. И дохуя. Дохуя хочу от тебя. Толку-то? Все равно ничо не будет. А так классно было бы, если б – ну. Да в пизду. - Я не – - Если бы ты мне дал - ну хотя бы пол-шанса. - Влад… - Похуй на КПСС, на всю хуйню, на то, что я сказал. Это все, чо я хотел от тебя. С самого начала. Денис что-то хотел сказать, но осекся. Снова повисла пауза. Влад на нервах нашарил бутылку у кровати и ебнул большой глоток для храбрости. По горлу потекло. И Денис придвинулся ближе, чтобы стереть водку ладонью. Выпал от его прикосновения, мгновенно, устал себе удивляться. Были совсем рядом, жалел, что нельзя с него снять футболку. Он тяжело дышал. Влад потянулся, чтоб его поцеловать. Денис увернулся, но прижался лбом к его виску. Гладил Влада по затылку: щекотно слегка, кончиками пальцев. Потом Влад услышал: - Ну хочешь, въеби мне? - Не хочу. Так растерялся, что даже отодвинулся. - Я не – я никогда не – - Да все нормально. - Нихуя. Нихуя. Я никогда тебе въебать не хочу. Я не знаю, кто – кто у тебя – - Меньше надо слушать чужие разговоры. - Ты меня извини конечно, но без всяких разговоров очень трудно не заметить. Он повел плечами, видно было, что ему не по себе. Влад старался не думать о его исполосованной спине. Хотел обнять его. Слишком хорошо понимал, что не стоит. - Я не знаю, как это вышло и чо у вас творилось. Но я б никогда так не сделал. - Ты очень много сомнительных выводов делаешь. - Если б ты мне сказал, кто это, я б его блядь за КАДом зарыл. И я типа – я что-то могу спиздануть. Сгоряча. Ты тоже иногда, умеешь, накинуть угля. Но я никогда не хочу, чтоб тебе было хуево. Я хочу, чтоб нормально было. Я просто иногда не знаю, как сделать так. - Я никогда не знаю. Целовались в темноте, пока не уснули, у обоих губы были горькие, и Денис мягко обнял его ногами за пояс, Влад не стал раздевать его, ни на что не было сил, утром не застал его в постели, открыл свежее сообщение в личке: «Дубликат ключа возьми под зеркалом». Пока ждал его, почистил кофеварку. Запустил, когда Денис вернулся: она капризничала весь февраль и отказывалась видеть капсулу, а тут запустилась с первого раза. Спорили вполсилы про сайфер Поха, поехали жрать в Фарш, Денис проводил его на вокзал. К следующему приезду купил кальян: сделал вид, что выбирает в подарок сестре, и модель, и табак, когда с Владом советовался, Влад повелся. Сам не сделал ни тяжки, когда Влад забил, зато рассказывал про новую идею. Про две турнирных сетки, на втором сезоне РНБ. - Я чо думал, собственно: а ты же вел сезон – ну, у себя, в Калуге? Он два месяца, как не тренил, и поднимать его в воздух стало сильно легче. Когда он откидывался на матрас и опускал веки, Влад сбивался с темпа, потому что отвлекался и засматривался. Увез у него Макиавелли, пытался читать с карандашом и кидал вопросики в личку. Ебашил свой парт – новый парт, исправленный парт, исправленный вторая версия, с новой фичей, с куском на эм, с заменой вступления, - день за днем, как маньяк. Еще неделя оставалась до сообщения в конфе от Вальчи. Чейни спросил о готовности, выставил дату на ивент. Вальчинский написал: «Готов как никогда» «Ждем фанфики под бит опять или что-нибудь посущественней?» «Да не, какие фанфики. Только хардкорная мужская жопоеба. Похоронил-стайл» Влад пробежал сообщенье глазами, прикекнул и глотнул чайку. Пора было открывать стрим. Надо было закрыть дверь в подсобку. И он понял, что не может встать из кресла.