Эльфы уходят за Море.

Я сижу в своей маленькой санаторной палате, основное пространство которой занимает узкая кровать с деревянными спинками, застеленная чистым бельем в зеленый цветочек и покрывалом с неопределенными коричневатыми узорами. Обнимаю руками белую подушку, смотрю то на свою раскрытую сумку (из нее торчит уголок книги, которую я втиснула в самый последний момент перед отъездом) у противоположной стены рядом с небольшим и очень старым письменным столом, то на закрытую дверь в маленький балкончик, рядом с окном. И думаю, чего я так напугалась. Конечно неожиданности. До последнего момента я даже и не размышляла над тем, что в соседней комнате тоже кто-то может жить и тоже может выйти на балкон подышать свежим воздухом и оглядеть окрестности, например. Но раньше меня такая встреча не остановила бы и не смутила особенно. Я хоть и социопатична временами, но не боюсь людей и вполне способна сказать: «здравствуйте», «доброго дня», «до свидания» и всякое такое легкое приветственное. А тут… Наверно меня напугало его лицо. Я иногда встречаю такие лица, и каждый раз, глядя на них, вздрагиваю, будто бы по меня прошибает током. Мне почему-то хочется плакать и смеяться, бежать на встречу и стоять столбом, распахнуть руки, чтобы обнять. Лицо незнакомца, встреченного на балконе, не было красивым в том понимании и виде, в котором это распространено среди людей, но чем больше я на него смотрела, тем больше я тонула в нем, очаровывалась, постепенно погружаясь все глубже и глубже. Это ощущение было сродни тому, когда часами разглядываешь многоуровневые узоры, фракталы, миниатюры, орнамент, которые издалека кажутся вроде бы простыми, но это лишь на краткий миг, а если начать всматриваться и изучать, то пропадешь надолго. Вот здесь было очень похоже. Черты лица моего вероятного соседа по балкону не были статичными, они постоянно неуловимо менялись, углублялись, заострялись, становясь пугающе нечеловеческими, и напоминая то узоры древесной коры, то изгибы веток, то острые и плавные грани листьев, то словно бы прятались за дымкой невзрачности, и мне в тот момент вдруг подумалось, что я увидела две грани внешности этого незнакомца: то, какой он есть на самом деле и то, каким видят его окружающие, способные узреть лишь статику и привычно объяснимую обычность. Но то, что особенно отличало и выделяло его – глаза, полные густой зелени. Таких зеленых ярких глаз, будто бы сияющих изнутри и чуть искрящих золотинками на самом дне, я еще ни у кого не видела. И только потом, уже очнувшись у себя в комнате, прижимаясь спиной к закрытой двери, я вспомнила, что у моего соседа вообще-то были еще и русые, чуть волнящиеся волосы ниже плеч, зеленая толстовка с большими карманами и обычные джинсы неопределенно серого оттенка. Еще я помнила, что что-то сказала в момент нашей встречи, какое-то очень важное яркое слово, будто бы объясняющее все. Но от переизбытка чувств, от ощущения зыбкости происходящего, как бывает, когда просыпаешься, это слово, все еще вертевшееся на кончике языка, не хотело ни как облечься во что-то внятное и четкое. Некоторое время я прислушивалась к происходящему за стеной. Судя по скрипу кровати и после уже тишине, мой соседушка лег почивать. Почему-то не захотелось его тревожить, поэтому разбирала и раскладывала я вещи в комнате и в микроскопической ванной, тихо ступая на цыпочках.