Эльфы уходят за Море.

Поздним вечером Лесан лежит в своей комнате и сквозь полузабытье слушает доносящиеся с нижнего этажа, где проводится вечеринка на знакомство, музыку и смех. Его тоже приглашали туда, но парень отказался. Вместо этого он опять долго гулял по вечерним аллеям, а потом вернулся к себе и задремал. Вот уже второй день его постоянно клонит в сон. Может быть организм, почуявший долгожданный отдых, решил взять свое целиком и полностью отдаться режиму «Поели, можно и поспать», который так активно проповедовала своему сыну лягушка в мультфильме «Дюймовочка». А может быть Лесана звали сны, вдруг неожиданно полнившиеся то лесом, то серебристым туманом, то плеском морских волн, то призраками лебединых кораблей, вереницей плывущих к горизонту, за дождевую завесу… Он не скажет этого точно, он просто лежит, не в силах двинуться, одним ухом слушая звучащий жизнью шум весеннего ветра за окном, а вторым еле уловимый шелест книжных страниц за хлипкой стеной. Соседка Лесана, имени которой он так и не успел узнать с утра, тоже осталась у себя в комнате, предпочтя тихий вечер с книгой пестрой веселой вечеринке. Парень чувствует, как она тихо вздыхает, как удобнее усаживается, как прислоняется головой к стене и напевает под нос что-то нежное и неуловимо знакомое. И это его беспокоит настолько, что всякая дрема слетает, а вот желание постучаться в гости к девушке и задать какой-нибудь странный вопрос вроде: «Кто же ты такая?» наоборот нарастает и нарастает. Лесан мотает головой, пытаясь себя уговорить подождать до завтра, приводя несуразные аргументы вроде винни-пуховских («Кто ходит в гости по утрам, тот поступает мудро»), чтобы хоть как-то успокоиться, но нет. Непонятный импульс не пропадает. В конце концов парень вздыхает, сдается и идет к окну. Он решает хотя бы просто спросить: «а можно ли…?», и потом уже что-то делать. Окно соседней комнаты распахнуто настежь. Видимо не только Лесан – любитель свежего воздуха, к которому в данный сезон года прилагается еще и холод. - Соседка. – как можно громче зовет парень, когда набирается смелости. Через некоторое время из глубины комнаты рядом раздается удивленное: «Что?» - Можно в гости? Повисает молчание, в котором явственно чувствуется задумчивость. Но тихое «можно» все же достигает ушей Лесана, хотя ему кажется, что перед тем, как он услышал согласие, прошла целая вечность, и звезды сдвинулись ощутимо к горизонту. Парень перешагивает тонкий бордюрчик балкона и заглядывает в окно. В комнате девушки включен свет. На подоконнике стоит стеклянная банка с веточками, набухшими зелеными почками. Лесан удивленно смотрит на нее. - Я на улице подобрала. – объясняет тихий голос со стороны кровати. – Садовник обрезал, мне их так жалко стало, что не смогла смотреть. Парень поднимает голову и вновь сталкивается с таким знакомым глубоким дождливо-зеленым, серебристо-искристым взглядом. Девушка, уже не в утрешнем бежевом свитере, а в теплом хлопковом платье цвета темного шоколада, сидит, накрыв ноги одеялом, а на коленях толстая, открытая ближе к началу, книга. - Меня Олесь…, то есть Лесан зовут. Олесь – это по паспорту. Соседка, ранее настороженная и серьезная, вдруг закрывает ладошкой рот и тихо трясется от смеха. Из ее удивительных глаз так и сыплются серебристые искринки. Лесан заворожен и очарован, он даже ничего не говорит и никак не оправдывается, просто стоит в оконном проеме и смотрит на девушку. - Прости. – она качает головой, все еще улыбаясь. – Не сдержалась, просто необычно. А имя красивое, в нем явственно звучит лес. Я тебе свое тоже скажу, но ты обещай не называть меня им, ладно? - Ладно. – парень кивает головой. - Вот и хорошо. – она встает с кровати. – Чай будешь? Домашней засушки с чабрецом. У меня еще варенье есть, малиновое. Лесан вновь кивает, почему-то ожидая, что чайник и чашки вместе с вазочкой варенья появятся сами собой из ниоткуда, слишком необычная атмосфера витает вокруг его новой знакомой, но нет. Девушка достает из-под стола большой термос, снимает с него две компактные крышки, которые, конечно тоже чудо, но такое бытовое, становятся вполне себе неплохими кружками, что охотно демонстрирует ароматная, пахнущая летним лугом, жидкость, которая льется внутрь, исходя паром. - Тебе удобно так стоять? – замечает девушка, улыбаясь. – Чай прямо там будешь пить? Лесан вдруг понимает, что все еще завис у окна, так и не войдя внутрь. Он качает головой и улыбаясь, легко перемахивает прямо в комнату, не задев драгоценной вазы с веточками. Каждый шаг к новой знакомой почему-то отдается внутри нарастающим звоном и светом, но Лесан не боится их, не боится, что они перельются через край, ибо сейчас в нем нет краев и границ. ________________________________________________ Сосед с удивительным лесным именем и такими же лесными глазами, входит внутрь моей комнаты. Сейчас его черты совсем нездешние, от чего по загривку бегают мурашки, но не от страха, а от странного чувства узнавания и… родности, которые поют внутри меня единую симфонию, но ускользают, чуть я начинаю тянуться к ним мыслью, чтобы изучить. Я чувствую, как вновь утопаю в таком знакомом очаровании его лица, исследуя каждую черточку и ощущая себя одной строчкой из песни Флер: «И смотреть – не насмотреться, и дышать – не надышаться». Конечно очень хочется протянуть руки и потрогать моего гостя, убедиться, что это он на самом деле, настоящий, что не сон, но я все же останавливаю себя, лишь левая рука единожды дергается от импульса подняться. Я не знаю, сколько времени, мы, застыв на расстоянии примерно метр, неотрывно смотрим друг на друга, потому что сил отвести взгляд у меня не хватает, да и не хочется. Хочется просто сиять и плакать… Спустя одно большое мгновение, промелькнувшее словно солнечный луч в лесной чаще, я замечаю, что чай в моих руках остыл, да и комната совсем выстужена. Это более-менее возвращает меня в реальность и запоздало включает внутреннюю гостеприимную хозяйку, которая вытаскивает из всех потайных кармашков сумки запрятанные печенья, пряники, банку малинового варенья и конфеты, которые я вообще-то берегла для тех дней, когда в столовой будут кормить совсем не вкусно, но сейчас это не имеет особого значения. Все богатство мы раскладываем на покрывале и усаживаемся с двух сторон, облокотившись спинами о стену. Что удивительно, неловкой паузы, частого гостя моих нежданных бесед с незнакомцами, на сей раз не возникает. Нам вдруг сразу находится, о чем поговорить, и пусть темой становятся какие-то простые вещи, вроде собственных впечатлений от этого места и общего желания найти отсюда дорогу к морю, которая по обмолвкам местного сторожа, начинается где-то в лесу. Ведь по сути сейчас более важно то, что мы сидим рядом и разговариваем, это до сих пор кажется мне удивительным чудом, как и наша встреча. Голос у моего собеседника теплый и напоминает солнечный свет. Иногда, когда я его слушаю, прикрыв глаза, мне кажется в его звучание отдаленным эхом вплетается музыка, которую я не могу ни как уловить явно, от чего она кажется мне еще более прекрасной и очаровывающей. Глаза Лесана зелены и глубоки, а когда он улыбается, чуть прищуривая их, они наполняются золотистыми искорками, и я, больше скорее подсознательно, с замиранием, жду момента, когда этот свет и цвет выплеснет оттуда наружу. Волосы его, на первый взгляд древесно-русые, от света неяркой потолочной лампы отливают сдержанными оттенками темного золота, древнего золота, как бы прозвучало в строчках одного пророческого стихотворения, которое в последнее время часто вертелось на языке. Как бы не старалась, я не могу отвести глаз от его лица надолго. Но он не испытывает от этого дискомфорт, смотрит открыто и прямо, а во взгляде его сквозит тепло. Я впервые за несколько дней столько улыбаюсь и смеюсь, на сердце так легко, а сон, который преследовал меня с самого утра, куда-то улетучился, оставив вместо себя ясный чистый разум. Как-то незаметно мы съедаем упаковку печенья «к кофе» (что иронично, с чаем) и половину банки варенья, а полуторалитровый термос пустеет, оставляя на дне потемневшие веточки чабреца и ягоды шиповника. - Мне… пора наверно. – произносит Лесан-Олесь, будто бы очнувшись ото сна, оглядывается вокруг себя и смотрит в окно, где по-прежнему темно и водят хороводы звезды над пробуждающейся весенней землей. Я бы хотела попросить его остаться, потому что знаю, у нас еще много того, о чем говорить и говорить, но в силу собственного воспитания, не могу, и лишь отвечаю, давая в своих словах пространство для действий: - Как ты сам хочешь. А он, чуть повернув голову, просто смотрит на меня, и во взгляде его тоска, настолько знакомая, что я просто молчу, чувствуя ее. Лесан все же встает, прощается, благодарит, уже остановившись у окна, а я улыбаюсь в ответ искренне, киваю, махаю рукой и вздыхаю лишь тогда, когда он уходит к себе. Выключаю свет, подхожу ко все еще открытому окну и смотрю на санаторный двор, аллеи и лес, виднеющийся невдалеке за воротами, только дорогу перейти. Мне вдруг в голову приходит очень смешная мысль: «Вот и ты дожила до того возраста, когда к тебе кавалеры через окно залезают». Я тихо смеюсь вслух от этой догадки, высунувшись по пояс из окна, чтобы подставить свою голову звездному свету. На соседнем балконе стоит Лесан, улыбается, больше глазами, потому что они чуть сияют в такт небесным светилам, и произносит: - Я кажется узнал, как буду звать тебя. Лучик. Я замираю и удивленно смотрю на него, а он продолжает, подходя ближе к перегородке: - Лучик, я вот что понял. Хочу остаться с тобой. Я вдруг чувствую в этих его словах, как мне на раскрытых ладонях протягивают живое трепещущее беззащитное сердце, и все, что я могу сделать в ответ – протянуть на встречу свое.