***
Лидия стояла перед окном, наблюдая как моросил дождь. В Сноудине. Времена менялись. Она чувствовала это всем своим естеством. Изящная фигура стояла перед окном неподвижно, безмолвно, как живописная работа в галерее. Ее череп был завернут в платок цвета воронова крыла, ниспадающим на хрупкие плечи. Его мать всегда вела себя как королевская особа, и Санс безоговорочно приравнивал ее к благородной королеве. Клыкастая улыбка слегка расширилась, и Лидия повернулась, застав сына. — Тебе что-то нужно? Мальчик покачал головой и отстранился от стены. Он во многом пошел в своего отца. Проницательный. Наблюдательный. — Неа… На что смотришь? — спросил он, присоединяясь к ней у окна. Лидия следила, как капли стекали по стеклу. — Время течет, — загадочно промолвила она. Лидиан и В. Д. Гастер имели ужасную привычку быть загадочными во всем — и на словах, и на делах. Это было проклятие, которое преследовало ученых королевской короны. Или, может быть, это было проклятие, которое преследовало только Гастеров. — Ага… — промямлил Санс, глядя, как дождь оставлял мелкие дыры, давил белый снежок. Вслушивался, как он понуро стучал об крышу. Это противоестественно. Дождь всегда шел только в Ватерфолле. — Придет время, когда тебе потребуется принимать решения. Трудные решения. И меня не будет рядом, чтобы помочь тебе, — мрачно предупредила мать. Мальчик покачнулся на ногах и постукал пальцем по подоконнику. Что она имела в виду? Откуда ему было известно, что случится дальше. Эпидемия Грим… Чистка. Пыль, в будущем преследующая его во снах. — Какие решения? Она долго не отвечала, пока, наконец, не взглянула на него. Красные огоньки погасли. Тотчас по позвоночнику пробежал холодок. — Выбор между тем, что правильно и тем, что неправильно. Санс избегал бездонных дыр, устремив растерянный взгляд на пролившийся ливень. — Откуда мне знать, какое решение будет правильным? Лидиан положила твердую руку ему на плечо, обратив его внимание на лицо, выражавшую безусловную любовь матери, старающуюся воспитать и защитить от всех невзгод своих детей. Но Санс заметил скрытую печаль. Она будто знала. Знала, что ее отберут у него. — Это будет трудно. Легко идти на поводу неправильных поступков, ибо правильные деяния даются с трудом и преградами. Однажды ты поймёшь это, и я надеюсь, что ты будешь поступать по совести. Даже если не для себя, то хотя бы для меня. Эти слова запомнились ему надолго.***
Санс никогда в жизни не чувствовал себя так паршиво и подавленно. Даг первый заметил над ним черные тучи, поэтому не задавал лишних вопросов и не утешал. Не то чтобы Санс считал, что заслуживает утешения. Даг списал удрученное состояние товарища на Чистку. Санс всегда впадал в депрессию во время Чистки. Чего Даг не знал, и, вероятно к лучшему, так это то, что его упадок духа был вызван иной причиной, чем обычная сезонная депрессия. Скверная хандра напрямую была связана с Фриск и с выбором, который Папирус заставил его сделать. Конечно же, он выбрал своего брата, родню. А как иначе. С тех самых пор, Санс не мог оставаться с ней в одном доме. Во всяком случае, когда она не спала. Однажды вернувшись домой после ночных шатаний, скелет застал Фриск, крепко уснувшей на диване. Душу жгло газовым паяльником. Она ждала его. Намерение отнести ее обратно в комнату чесало руки, однако он нашёл в себе силы и чрезвычайную сдержанность не поддаваться внезапному побуждению. Ни опьянение, ни злость его не подстрекали, отчего он имел возможность взять себя в руки. Санс шарахался от нее, как таракан от зажегшегося света. Она часто заставляла его чувствовать себя именно так. Как некое насекомое — грязное, мерзкое, гадкое. Иногда скелет задавался вопросом, какие чувства у нее вызывало его отсутствие. Вероятнее всего замешательство, гнев, разочарование. Она напрочь перестала его бояться. Он не должен был позволять ей испытывать к нему ничего, кроме страха. А теперь посмотрите на них. Что они наделали? Как он позволил себе зайти так далеко в своем безумном увлечении? В этом не было ее вины. Санс знал, что вся вина лежит на его плечах и… возможно, на плечах Папируса тоже. Это был заранее дохлый номер. Он потерпел неудачу в своих усилиях. Она пришла на кухню, стояла в ореоле тонкого золотистого света. Увидев ее, Санс испытал смесь противоречивых эмоций. С одной стороны, она была прекрасна, и он чувствовал, как его душа трепещет, мечется как угорелая от жажды ее общества. С другой… она была мертва. Метафорически. Взгляд на нее только напомнил ему об ужасах, с которыми она столкнется из-за него. В ее голосе звучала обида. Боль. Санс не понимал. Почему ей было обидно? Возможно, она чувствовала то же, что и он? Безумие, абсурд так думать, особенно сейчас. Когда она спросила о его отлучках, Санс хотел ей поведать о многом: В этом доме слишком много напоминаний о том, какой я неудачник. Сразу за несколькими из этих дверей находятся все памятные вещи моей матери, и я знаю, как она, должно быть, разочарована во мне сегодня. Ты здесь, и я не могу смотреть на тебя, не чувствуя, как моя душа разбивается. Я не знаю, что к тебе испытывать: все так сложно, ты не смогла бы понять. А может, она бы поняла. Санс не мог выбросить ее из головы. Разве это было возможно? С тех пор как она вошла в его жизнь, большие карие глаза следовали за ним повсюду. Скоро Чистка. Всего… через неделю. А потом — Маскарад Равноденствия. Сроки приближались — вроде так медленно и все же слишком быстро. Это был тихий ужас. Часть его хотела остаться в пузыре вне времени, где находились бы только он и Фриск, без всяких забот, тревог и прочей ерунды. Они могли бы разговаривать. Она была такой настоящей, реальной, каждое слово из ее уст было на вес золота. Как будто все, что она говорила, предназначалось для него и только для него. Расчетливая, умная, проницательная, милая и забавная вдобавок — чего ещё желать. Часть его хотела исследовать каждый ее закоулок, узнать ее получше, но на это ушла бы целая жизнь… Незачем надеяться, что ему перепадет такая благодать. Он знал, что не должен был сильно желать этого. Все, что Санс хотел, все, в чем он нуждался, все, что он лелеял — потеряно, отнято безвозвратно. Он познал горький вкус утраты, так почему как зависимый тянулся к тому же флакону? Папирус добьется своего, а Санс ничего не сможет сделать, чтобы остановить благонамеренные происки, независимо от того, как это убьет его в последствии. Ему нужно забыться. Выбросить ее из головы. Хотя бы ненадолго. Сидя в караульном посте, скелет принял решение пойти в Гриллби. В очередной раз. Ему нужно было отвлечься. Будь то выпивкой или… другими способами. Ему просто необходимо перестать думать о ней хотя бы на пять секунд, иначе он сойдет с ума. Как только смена закончилась, Санс окутал себя красным дымом и в следующий миг оказался у задней части бара. Телепортироваться в общественных местах было небезопасно. Всегда есть шанс, что кто-то увидит дым и нападет исподтишка. Такое уже случалось с Папирусом, когда он впервые вступил в королевскую гвардию. Это была одна из многих причин, по которым он предпочитал не использовать свои силы без крайней необходимости. Санс не особо ограничивал себя в магии, а просто принимал меры предосторожности. Он неторопливо вышел из переулка и огляделся. Время было позднее. Ему следовало уже вернуться домой, но Папирус не жаловался за поздние приходы, понимая, в каком пространстве нуждался брат. В кои-то веки. Он не до конца вникал, почему Папирус с лёгким сердцем относился к этому делу. Разумеется, вся проблема кроилась в его эгоизме. Скорее всего, он был настолько ослеплен властью или надуманным оправданием, что не представлял себе последствия и необратимые разрушения, которые оставит после себя. Войдя в клуб, Санс отогнал мрачные мысли на задний план. Здесь неподходящее место для тяжелых размышлений. Он оглянулся и заметил Дакоту в лаунже, который с горящей похотью наблюдал, как Сисси всячески крутилась, вертелась на ярко-розовом шесте. Скелета замутило. Эта зона сточной канавы никогда не считалась его любимой. Обычно он предпочитал оставаться в баре. Иногда, пьяным до беспамятства он и сам смотрел на эротический танец, но только потому что, непристойное зрелище мельтешило прямо у него перед лицом. Однако в трезвом состоянии он почти всегда чувствовал неодобрительный взгляд матери, отчего часто засиживался в баре, чтобы скрыться от пустых глазниц. Теперь он засиживался, чтобы скрыться от глаз другой женщины. — Санс, так скоро? — спросил огненный бес, встряхивая в шейкере напиток который, как тот любил называть, «горчичным коктейлем». Текила, ликер из бузины Сен-Жермен, желтый шартрез с запахом фенхеля и пару семян горчицы. Он отдавал мускусным ароматом, а на языке разливался горьковато-сладким вкусом. Это была единственная выпивка, которую Санс приемлил. — Нас ждёт тяжёлая весна. Гриллби бесчувственно пожал плечами. — Что ж, нагреем руки, — сказал он с довольной ухмылкой. Санс бросил в бармена уничтожительный взгляд. — Ты больной на голову, — прорычал скелет, пропустив мимо ушей шутку. Гриллби хихикнул, смех его звучал как шипение огня. — Не больнее, чем ты, Скелет Санс, — парировал он, пододвигая к нему «горчицу». Санс с легкостью высушил коктейль. Гриллби быстренько приготовил еще. — Как поживает твой… тифлинг? Скелет рыкнул, схватил следующий стакан и залпом выпил. Неужели они не могут поговорить о чем-то другом? — Господи, Гриллби, ты же видишь, он не хочет слышать об этой дьявольщине. Санс стиснул зубы. Ему хорошо известен этот голос. Алиса. — Она права, я не хочу, — подтвердил скелет и жестом попросил очередную хмельную порцию. Гриллби покорно кивнул. Алиса навострила уши и села рядом, как будто его согласие было своего рода завуалированным приглашением. Ничего подобного, что бы она себе там не навоображала… но он был слишком подавлен, угашен, чтобы оттолкнуть ее. — Ты стал наведываться сюда гораздо чаще, чем обычно, Санс, — подметила гетера, опершись на руку. Скелет не удостоил ее и мимолетным взглядом, лишь незатейливо провел большим пальцем по краям стакана. Сколько там необходимо, чтобы полностью наспиртоваться? Как правило, ему требовалось около шести порций — если он правильно помнил. После надо подождать некоторое время, чтобы прочувствовать эффект, который придет в полную силу и ударит как по музыкальной тарелке. — Знаешь, я скучала по тебе, сколько бы там о тебе не распускали слухи и перешептывания. Это ничего не меняет, ведь мне давно известно, что ты совсем не такой, как скажем… тот же Дакота, — демонстративно скривилась она, протянув ему стакан, переданный ей в руки от Гриллби. Санс кивнул, ведая, что она затевала. Когда-то они играли в эти игры раньше. Он был убит горем, а она была увлечена властью. Подобные настроения перемешиваются в токсичный коктейль, но даже маленький глоток приносил нужное в те минуты упоительное удовлетворение. Какое безумие, что это было в прошлом году. Сансу казалось, что улетели три года его жизни. В аду время двигалось слишком медленно. — Знаешь… — крольчиха пригладила мех на капюшоне его куртки, когда он пригубил еще, хмыкнул и наконец обратил на нее внимание. Ледяные кубики приковались к нему, Алиса медленно приближалась. — Кажется, тебе нужно отвлечься, — промурлыкала она. Санс сузил глазницы. Гриллби подмигнул, отвернулся и ушел в тень. Скелет закатил огоньки. Мне нужно отвлечься… но не так. Я пообещал себе. Только не с ней. Это была последняя трезвая мысль. Разум затуманивался, слова, мораль теряли всякий смысл. Она продолжала говорить, пока он горбился над стойкой. — Тебе должно быть сейчас очень тяжело, так ведь? — маленькие руки расположились у него на спине, поглаживая, разминая кости. Ни для кого не было секретом, как Чистка влияла на настроение братьев. — Я могу помочь снять напряжение… с твоих плеч. — Санс сделал глоток, мысли его блуждали в потемках. Ощущение чужих пальцев на ребрах было нежеланным, но он не предпринял ни малейшего усилия, чтобы остановить мягкие касания. Где-то в голове мелькнуло, что он заслуживал Алису, а не Фриск. — Алиса… мы не можем больше этого делать— — Почему же? Мне нравится быть твоей маленькой шлюшкой, — прошептала она. Санс поморщился. Он не был из тех, кто платил проституткам. Возможно, это было как-то связано с черным взглядом его матери. Однажды к нему пришла Алиса, привлеченная разговором и любопытством. Это случилось еще до скандала с Андайн. В отличие от других посетителей, он тривиально уединялся в баре. Тогда скелет переживал очередную потерю. Дружба пошла коту под хвост из-за амбиций Папируса. У ада есть множество способов губить людей, протаскивать их на дно, опускать головы в безнадежности. В конце концов их странные отношения немного вышли из-под контроля, и Папирус запретил ему ходить в Гриллби, потому что был убежден, что Санс сношался с проститутками. Он не был полностью неправ, но их постельные дела не подразумевали эксплуатационный характер. Но чего греха таить. Он использовал ее как средство отвлечения от напасти, а она — как способ почувствовать себя сильнее, откинуть опостылевшую беззащитность. В конце концов, если вы способны соблазнить самых могущественных монстров в Подземелье, то значит у вас имеется крепкая хватка и убедительная привлекательность. Санс ее не осуждал. Трудно приходится самым уязвимым в Сноудине. Он тоже хотел бы чувствовать себя сильнее, окажись он в ее шкуре. Очевидно, она все еще желала этого чувства. Очевидно, она никогда не прекращала желать, особенно после того, как он превратил Андайн в пыльную труху. — Мы давно все прекратили, — угрюмо напомнил он, пока Алиса гладила его плечи. Санс продолжал пить горчицу. Взор размывался, мутнел. Она что-то напевала и участливо кивала, надув губы. — Мы не должны были прекращать. Это была наша самая большая ошибка. — Что ей от него надо? Хотела ли она, чтобы он вытащил ее из Гриллби? Скелет допил стакан, и голова раскололась от тоски. Похрен, какая разница? Я и так нарушил обещание, еще одно мне ничего не стоит. Алиса права. Ему взаправду нужно отвлечься. Может, трахнув ее, он, конечном счете, абстрагируется от мыслей о Фриск. Может, все, что ему нужно — это хороший секс? — Знаешь… — пробормотал он, окончательно растворившись в алкогольном опьянении, когда ее шаловливые ручки скользнули вниз по грудной клетке, и она в разнузданности своеволия положила голову ему на плечо. Позвоночник задрожал, жаркий вздох защекотал шею. — От одной ночки ничего плохого не случится. Ликующая крольчиха, не медля ни секунды, вгрызлась в его позвонок.***
Когда они добрались до гостиничного номера, Алиса практически набросилась на Санса как голодная волчица, прижала к двери с безрассудной самоотверженностью, будто ждала годами, чтобы наконец добраться до лакомого кусочка. Он застонал и откинул голову, пока она кусала и посасывала его шею. Руки скользнули к ее заднице и крепко сжали. Крольчиха томно издала стон и потерлась об него, нащупывая набухающую выпуклость магии в штанах. Дыхание было горячим и тяжелым, и она замурлыкала от наслаждения, когда он укусил ее нежную шею острыми клыками. Алиса отпрянула и, хихикая, начала раздеваться. Санс прислонился к двери, проводя языком по зубам и наблюдая за ней. — Нравится вид? Санс стиснул зубы и фыркнул. — Ммм, — выдал он нерешительно, сняв куртку и кинув на пол, после сбросил ботинки. Прелестница неторопливо, растягивая кураж подошла к нему в пикантном женское белье, состоящим из красных стринг и кружевного лифчика, который практически не скрывал ее груди. Он поймал себя на рассеянной мысли, как это откровенное белье выглядело бы на ней.… Нет, стоп… Стоп, я сказал. Она… нет. Просто трахни Алису. Она хочет тебя, просто трахни ее и забудь о Фриск хоть ненадолго. Крольчиха поднесла руку к его промежности, легонько сжала, обдав возбужденным дыханием челюсть. Не встретив сопротивления партнера, толкнула его на кровать и стянула штаны. Санс запрокинул голову назад и закрыл глазницы, когда Алиса обхватила его член. Зашипел от плотского удовольствия, почувствовав как она скользнула теплым языком. Голова ее закачалась взад-вперед в отчаянной попытке доставить ему усладу. Поникшие персиковые уши дернулись, их слегка потянули, и она застонала, послав в крестец приятные вибрации. Санс чуть выгнулся, когда она схватила его за бедра и погрузила член полностью до горла. Алиса знала свое дело. Не зря она славилась как самая популярная и востребованная шлюха у Гриллби. Но она разыскивала его. Санс не отрицал, что ее внимание тешило его самолюбие. Отсутствие необходимости усердно работать ради чего-то вроде секса всегда было ему на руку. Кроме того, он нуждался в этом. Черт, как он нуждался в этом. После того дерьма, что учудил Папирус, ему необходимо было отвлечься от непрерывных мыслей о Фриск Де Ла Нуар. — Черт, — пробормотал он, и крольчиха одобрительно с новым рвением углубилась в оральных ласках. «Мы полностью и окончательно проебались», — хрипло усмехнулся скелет дурацкой шутке, что сам же себе и сморозил. Он посмотрел вниз на Алису, глядевшей на него голубыми, затуманенными интимной близостью, глазами… и на секунду ему показалось, что она исчезла.… И ее месте сидела Фриск, там, внизу. Нет! Санс запаниковал и оттолкнул ее — на него накатила холодная волна вины, отрезвляя не хуже нашатырного спирта. — Санс? — встала шокированная крольчиха, наблюдая, как он с усилием воли рассеял горячую магию, натянув штаны. Господи, как он докатился, что сходил с ума по какому-то человеку? Что он делает? Этого не может быть. Фриск… Санс ненавидел себя. Он не должен был использовать Алису для облегчения своего уныния. Узнай, что он совершил, Фриск возненавидит его. Плевать. Нет, похуй. Похуй! Она… Папирус все равно ее прикончит, я не должен, я не… ДА ЧТО СО МНОЙ НЕ ТАК?! — Мы это уже проходили, Алиса, — сказал он, стирая пот с черепа. Заебись. Я даже не могу нормально потрахаться без того, чтобы не хандрить над Фриск. У меня точно крыша поехала. — Санс, подожди, нет… Это все из-за твоей дуры домохозяйки? Скелет сжал зубы. Кто знал, что правда звучит так оглушительно. С тех пор как Фриск вошла в его жизнь, он сразу попал под ее очарование женственности, но не желал признавался в этом самому себе. Все, о чем он думал, это о том, что произошло между ними в Столице, на крыше, на кухне, где они готовили куриные крылья. Папирус гребаный эгоист, озабоченный, чтобы стать лучшим их лучших, и слепой как крот, наотрез отказывающийся признавать, что копает не могилу, а пригодную для жилья нору. Андайн насыпала соль в его неуверенность. Теперь Санс собирался расплачиваться рассудком из-за проблем брата с эго. Нет, это Фриск собиралась расплачиваться своей жизнью. О Боже. Понадеялся, что сможет забыть о больших карих глазах на одну ночь! — Она не дура, — предупредил скелет и, осторожно подвинув ее, поднял куртку с пола. Алиса нахмурилась. — Да что на тебя нашло? Только не говори мне, что у тебя адская лихорадка— — Нет у меня никакой адской лихорадки— — Я думала, ты другой, — грустно усмехнулась она. Санс стиснул челюсти, натягивая куртку. Бедная Алиса. Привыкшая девочка, что ее используют, лавировала в бурном море похоти как кораблик в руках подлых мерзавцев, таких как Санс. Мудак. Фриск… Фриск помогла бы ей стать лучше. — Ты думала, что я другой… Не знаю даже, зачем я согласился, — Он так и не понял, почему нравился Алисе. Его нельзя было назвать милым парнем. Наверное, причина заключалась в его равнодушии к власти. Может быть, она думала, что если ляжет в постель к влиятельному монстру в Сноудине, то пошлет Гриллби прощальный поцелуй. Фриск хотела бы для нее лучшей жизни, и Санс обнаружил, что чуть ли не заглядывал ей в рот, чтобы узнать ее желания. Блять. Алиса внимательно вглядывалась в его задумчивые, печальные и сердитые огоньки, пока он считал про себя золото. — Ты любишь ее, так ведь? Санс усмехнулся и помахал деньгами, отдав больше, чем ей нужно от такой работы, даже при том, что она не работала на данный момент… просто, так было правильно. Так было по совести. Кроме того, может, она наконец бросит все и добьётся чего-нибудь хорошего в своей жизни. И тут ее слова стукнули его палкой как пиньяту. Так вот что Санс чувствовал по отношению к Фриск? Любил ли он ее? Нет… нет. Нет, это была не любовь. Он просто… никогда не хотел причинять ей боль или видеть ее страдания. Он просто хотел любоваться ее улыбками, слушать ее сладкий смех.… — Любовь — это говно на постном масле. Вот, держи. Она хотела бы, чтобы ты убралась оттуда. Убралась от Гриллби, — скелет всучил ей в руки золото. Глаза Алисы прослезились, она проглотила комок в горле. Санс оглянулся на тихий всхлип, вздохнул, надел ботинки и сунул бумажник в карман. Секс не заставит его чувствовать себя лучше. Если уж на то пошло, на утро ему стало бы только хуже. Он бросил последний взгляд на одевавшуюся Алису, в ее стеклянных глазах не было ничего, кроме замешательства. Не сказав больше ни слова, он повернулся и вышел из комнаты. Возможно, ему следовало извиниться. Санс никогда не просил прощения, но может ему стоило. Хоть раз. Проходя мимо стойки, скелет заметил Шарлотту, сидевшую за столом. Она смерила его с притворным безразличием, но было ясно как день, что в ней клокочилось осуждение. Он переступил с ноги на ногу и покачал головой. — Ничего не было… не говорите Фр-Мокси, что я был здесь. Отельерша сузила глаза. — Какая разница, узнает она или нет? Санс отступил назад. Никто не разговаривал с ним в дерзком тоне. Все в этом городе стали приобретать смелость, благодаря Фриск Де Ла Нуар (Прим. имя Мокси значит «отважная»). В душе зародилась глупая ревность, что он оказался не единственным, кто поддался ее влиянию. Она не должна узнать. Это будет… А хотя действительно какая разница? Возможно, ей лучше вернуться к мысли, что он страшный, жалкий демон… Нет. Его эгоистичная натура была слишком напугана этой идеей и отторгала её, отметала взашей. Ни за что! — Просто, пожалуйста, держите язык за зубами, — прорычал он. Шарлотта сдержала возмущенный протест и вздохнула. — Хорошо… она не услышит от меня ни слова, но что бы ни происходило между вами, я советую вам проветрить голову и прийти в себя, пока это не стало достоянием гласности. И поверьте мне, сэр, так и будет, — высказала она резкую назидательность и затемнилась в кабинете. Санс, стиснув клыки, покачнулся на ногах, как будто Шарлотта ударила его в живот. Почему казалось, что мир разваливался на части?