Dieu demystifie

      В зале было темно и тихо. Не горели факелы, не было слышно ни звука — ни дыхания, ничего.       Локи с трудом столкнул с себя тело и тяжело сел. Встряхнул волосами и поморщился от резкой боли в висках. Перед глазами расплывались радужные круги, и маг несколько раз с усилием моргнул. Разводы исчезли, уступая место полной темноте.       Он зажег в ладони маленький зеленый огонек. Отблески пламени тут же заплясали по полу, колоннам вокруг, многократно отражаясь в полированном мраморе. Локи повернул голову и посмотрел на лежащее рядом с ним тело. Пододвинулся ближе и склонился над ним.       Лицо богини смерти стремительно бледнело, на нем выделялись лишь устремленные в темноту глаза с отражавшимися на поверхности зелеными бликами. Обычные ее глаза, и ни огненных искр, неудержимого пламени — не было ни единого напоминания о той сущности, что на время воцарилась в ее теле. Ожоги затянулись и исчезли, как будто их и не было. «Кажется, она сказала, что никто не будет помнить? И зачем все это?»       Казалось, тело богини медленно растворяется в темноте, и, если подождать еще немного, от него не останется и напоминания. Дух огня покидал ее. «А вот интересно, она займет место Хель, когда доберется до царства мертвых? Не просто так же ее так назвали…»       Локи бездумно смотрел на отблеск огня в клинке ножа, торчащем в груди у его сестры. Хотя нет, не сестры, поправил он сам себя. Вернулась тяжелая тянущая боль в груди. Не сестры. Она сказала, я ей не брат. У меня нет сестры…       Нет. И не было.       Последние слова эхом отдавались у Локи в голове, когда двери в зал внезапно распахнулись, и на пороге появился Один со скипетром в руке. Зал залило ослепительным светом, и, даже зажмурившись и прикрыв глаза ладонью, Локи видел сияющую фигуру Всеотца.       Один тяжело посмотрел на мага, потом его взгляд скользнул по залу и остановился на распростертом на полу теле Хелы. В его глазах отразился блеск ножа. И только.       Сияние померкло, и Локи, отняв от лица руку, увидел толпящихся за спиной Всеотца стражников.       Бог обмана поднял голову на Одина и смог убедиться, что Хела сказала правду. На лице Всеотца не было ни намека на благодарность. Ни намека на понимание ситуации. Ни воспоминания. — Ты пришел из царства сновидений поздравить меня с победой, Всеотец? — Я пришел взять тебя под стражу. — Вместо благодарности? — Тебя благодарить не за что. — Неужели? — Локи, прищурившись, начал подниматься с пола. В руках у него снова засветились кинжалы, но Один не дал ему ими воспользоваться. Вскинув руку с зажатым в нем скипетром, он ударил мага лучом энергии, и его отбросило на пол. Локи отлетел на несколько футов.       Он не успел среагировать, только подставил под удар плечо. Руку от плеча до кончиков пальцев пронзила боль, эхом отдавшаяся в спине. Ударом об пол Локи выбило весь воздух из легких, и теперь он, скорчившись, лежал у ног Одина и хватал губами воздух, пытаясь вдохнуть.       Ничего не выражающим взглядом Всеотец посмотрел на него и повернулся к стражникам: — Поднимите его.       Два солдата приблизились к магу и за локти вздернули его на ноги. На его запястьях щелкнули замки антимагических цепей, и кожа под металлическими браслетами сейчас же покраснела.       Но Локи этого будто не заметил. Он вырвал локоть из рук стражника, не дававшего ему вновь осесть на пол, и, выпрямившись, поднял голову на Всеотца. — В чем меня обвиняют?       Один усмехнулся и повел рукой в сторону тела. — Хотя бы в убийстве своей сестры. — Хотя бы? — Да… Если тебе недостаточно трупов, которыми завален замок. Ты убил Генерала. — Я его не убивал!       Один вместо ответа махнул рукой: — Уведите.       Локи рванулся из рук стражников. — Я никого из них не убивал! Это она сделала! — Теперь это уже никто не сможет доказать, Локи. А на мертвецов можно свалить все, что угодно.       Локи перестал вырываться, и стражникам удалось скрутить ему руки; они повели его к выходу. Чувствуя молчаливое одобрение Всеотца, солдаты уже не испытывали по отношению к богу обмана привычного для всех страха. Один из них даже ткнул его в спину древком копья.       Локи от толчка едва устоял на ногах. Потом сделал один нетвердый шаг, другой, и пошел, сопровождаемый конвоем, к выходу. Один проводил его глазами. Перед самыми дверями Локи остановился и обернулся. — Я никого не убивал.       Ты не дал мне закончить.       Один отмахнулся от его слов. Пропустив мимо себя последнего стражника, он оглянулся на двери, подошел к распростертому на полу телу дочери и опустился рядом с ним на колени.       Один задолго до того, как это случилось, знал, что Хеле предначертана не своя смерть. Так уж вышло, что именно ее Хель выбрал как свою преемницу. Но всегда ему казалось, что эта смерть произойдет еще не скоро. Не сейчас. Пусть она поживет еще сотню лет. И еще. Даже сейчас ему казалось, что Хела слишком юна для того, чтобы умирать.       А ее убили. И убийцу нужно наказать.       Один попрощался со своей дочерью. Вынул из груди кинжал, прикрыл пустые черные глаза. И перед тем, как уйти, снял свой светлый плащ и накрыл им тело. На ткани выступили кровавые пятна.       За Одином захлопнулись тяжелые створки, и в зале воцарилась тишина.       Недолго так пролежала Хела. Внезапно тело под плащом заискрилось золотистым светом, сияние все разгоралось и разгоралось, а потом, вспыхнув, погасло. Больше не удерживаемая ничем, тяжелая ткань плаща с шелестом осела на пол.             *** — Это невозможно. — Ты сомневаешься в моих словах, Всеотец?       Фригга стояла напротив мужа и в ее глазах не было привычной мягкости. — Я всего лишь говорю, что ты можешь ошибаться. — Не забывай, Один, я так же мудра, как и ты, — золотистые глаза богини-матери загорелись, — не тебе судить, когда я ошибаюсь. — Локи мог околдовать тебя. — Тебе самому не странно слышать эти слова? Ты полагаешь, я бы не смогла распознать наложенное на меня заклинание? — Локи нашли рядом с ее телом. В груди у нее торчал один из его клинков. На мой взгляд, этого достаточно, чтобы осудить его. И на взгляд любого здравомыслящего аса. — Он сделал это во благо всех миров, Всеотец. Мне очень тяжело слышать, что Хела мертва, но я прошу не обвинять Локи в убийстве. Душа нашей дочери была захвачена Суртом, жаждущим смерти и отмщения. Локи отсрочил великое горе. — Один нахмурился и отвернулся. — Ты знал, что ей придется сойти в Хельхейм, и скорее всего не по своей воле! Нельзя отмахнуться от судьбы, мой царь. А Локи заслуживает не наказания, а великой благодарности. — Он убил ее, — слова тяжело повисли в воздухе.        Один горько посмотрел на верховную богиню, встретился с ней глазами и увидел в них понимание. Понимание, скорбь… и непреклонность. — А иначе он бы уничтожил все Девять миров. — Он не просто ее убил, он смотрел мне в глаза и лгал о том, что этого не делал. Лгал прямо над ее телом. — Что? — понимание во взгляде Фригги потускнело. — Он сказал мне, что не убивал сестру, не успев отойти от ее тела и на сотню шагов. Я не могу…       Его прервал судорожный вздох верховной богини. Один вопросительно посмотрел на нее, и прочел на ее лице смятение и растерянность. — Он знает.       Фригга смотрела на Одина широко раскрытыми глазами, прижав ладонь ко рту.       Лицо Всеотца окаменело. Он провел рукой по лицу и на минуту прикрыл глаза.       Он сидел на троне сгорбившись, тяжело уперев локоть в резной подлокотник. Он устал. Сейчас, когда его могла видеть только Фригга, Один был не воином, не Хранителем миров, а просто стариком. Слишком долго проходившим по этой земле. — Один…       А потом он отнял руку от лица и выпрямился. Минутная слабость прошла и перед Фриггой снова сидел сильный и непоколебимый правитель. Взгляд затвердел. — Что ж, значит, так тому и быть. — Твое решение? — Я считаю, что в таких вещах нельзя полагаться на слово матери, Фригга. — Я ему не мать! — Это не существенно. Я знаю, кем Локи является для тебя, и кем ты его считаешь.       И Локи теперь тоже знает. — Значит, его приговорят? — Да, Фригга. Локи будут судить. Уважая твою просьбу, я могу созвать совет. Но не думаю, что это сильно повлияет на его судьбу.       Верховная богиня замолчала, отвела глаза от лица Одина. Потом снова решительно посмотрела на него. — Тогда я прошу тебя позволить ему сначала дождаться пробуждения Тора.             ***       Тяжелая, окованная железом дверь на памяти Локи открывалась всего пару раз — и то эти несколько раз не несли ничего хорошего. Локи привели к одной из золотых темниц — Фригга, верно, иначе его точно заперли бы в нижнем, каменном застенке, — и втолкнули внутрь. Младший принц даже не пытался устоять на ногах и тяжело упал на теплый белый пол, успев лишь убрать из-под удара раненное Одином плечо. Золотые ячейки стены, пропустив Локи, снова сошлись за ним, восстанавливая целостность стены и отрезая Локи от остального мира на неизвестно долгое время.       Стражники почти все вышли из подземелья, оставив на охрану лишь двоих. Низкий грохот затворяемых дверей и скрежет ключа в замке были последними звуками, долетевшими до Локи из того, внешнего мира, из которого он был внезапно и резко выкинут.       Локи так и остался лежать на полу, только перевернулся на спину. Вот что странно, пронеслось у него в голове, никакого страха по отношению к нему никто больше не испытывал. По пути в темницу процессии на встречу попадались слуги, провожавшие бога обмана глазами, но во взглядах, устремленных на него, не было привычного страха — лишь удивление и любопытство. Как будто это был уже не Локи, а кто-то другой. Пойманный на охоте редкий зверь, которого решили не убивать, а оставить на потеху в зверинце. «Ведь так и есть, если задуматься. Очень точное выражение».       Впрочем, Локи всегда выражался точно.       От этой мысли у Локи внутри все сжалось в комок. Голос Хелы снова зазвучал в голове, произнося слова, навсегда врезавшиеся ему в память.       Один тебе не отец. Твой настоящий отец — Лафей. Ты мне не брат.       Больно было где-то внутри, что-то в груди сжалось в комок и не отпускало. Локи невидящим взглядом смотрел в белый потолок камеры. Он уже не чувствовал боли ни в обожженных запястьях, ни в раненом плече. Осталась только эта тупая, пустая боль в груди.       От смертельной раны. Всегда перед смертью на поле битвы чувствуешь только боль от смертельного удара.       Да. Локи умер. Ничего не значило то, что он все еще лежал здесь, на полу, продолжал дышать, мыслить, что-то чувствовать. Его не было, потому что Локи, который существовал раньше, был мертв. И все, кого он знал, и кто окружал его на протяжении всей его жизни, тоже умерли. И отец, величественный и грозный; и мать, справедливая и мягкая. Их больше не было в жизни маленького бога огня (ведь он когда-то был просто богом огня), они все ушли, оставив его одного в этой чистой белой темнице. Все ушли.       Они все ушли и бросили его! Почему?! Он же столько сделал для них?! Разве он не заслужил благодарности? Не заслужил хоть чего-нибудь?!       Локи захотелось завыть. Ярость и боль, тоска и страх смешались бы в этом вое, он бы взлетел к небу, и его бы услышали даже самые далекие Сир и Сириус.       Но кричать имеет смысл, если есть, кому кричать. Если есть кто-то, кто услышит и откликнется. А отвечать Локи было некому.       Поэтому он не стал кричать, а тихо поднялся с пола и перешел в угол камеры, подальше от прохода и прозрачной стены, и сел в углу. Сел и закрыл глаза. Он никогда не делал того, в чем не было смысла.       На него навалилась усталость, накрыла его своей тяжелой мутно-зеленой волной и придавила ко дну. Бой с демоном, шокирующее известие, ранение и непонимание. Локи не понимал, что происходит. После того, что ему открылось, он просто не мог воспринимать реальность так, как раньше, потому что это знание было несовместимо с миром, в котором он жил до этого. Вокруг него разворачивались какие-то события, а он не успевал следить за ними, не понимал того, что успел заметить.       Да и не хотел. Не хотел думать, потому что каждая мысль вела к одной, колоссальной, давившей на его мозг изнутри. Саднящей, как открытая рана, от самого легкого движения…       Думать не хотелось. Хотелось все забыть. Хотелось проснуться сейчас в своей комнате, и чтобы все, что произошло, оказалось просто сном… Нет.       Локи мог лгать кому угодно, мог лгать всем, но сам себя он обманывать не мог.       Жить во лжи? Дальше, и всю жизнь? Не зная, что тебе лгут те, перед ложью которых ты был беззащитен, потому что верил беззаветно, без оглядки. И не зная этой боли потери всех, кто был тебе нужен.       Но, с другой стороны, подумал Локи и даже усмехнулся своей мысли, хотя, казалось, он уже никогда не сможет улыбнуться. С другой стороны, он не так уж и много потерял.       Он заставил себя подумать эту мысль еще раз, четко проговаривая у себя в голове каждое слово. Да…       Для Локи никогда не было секретом, что Один не любит его, и это нисколько его не беспокоило.       Раньше. Но ведь это совсем разные вещи: быть нелюбимым сыном или приёмным трофеем, разве не так? Ведь не так?       Может, все-таки лучше знать? Нет.       Знаете, что такое Рагнарок? Это расплата за ошибки. А он не дал всем заплатить по счетам. Дал отсрочку. Которую не заслуживали.       Лучше Один просто оставил его умирать в том храме.       Лучше для всех.