Симфония наших чувств

Слава не выходил из дома три дня. Если кто-то приходил и стучался, он упорно делал вид, будто в квартире никого нет. Есть вероятность, что таким образом он пропустил посылку, которую так долго ждал с АлиЭкспресса, но уж лучше это, чем по итогу столкнуться с тем, кого видеть вообще не хотелось. Принять тот факт, что тебе нравится парень — достаточно легко, особенно, если вы являетесь Славой, у которого давным-давно появились сомнения по поводу своей ориентации. По крайней мере, раньше его вообще никто не привлекал, ни парни, ни девушки, и эта симпатия к Алишеру... что ж, возможно, он мечтал о том, чтобы влюбиться в кого-нибудь, но когда этот человек является твоим учителем, а начались ваши взаимоотношения со взаимной неприязни, сложно трезво оценивать ситуацию. Слава пришел к выводу, что им нужно поговорить. Да, он сам додумался до этого, и дело даже не в сорока трех пропущенных от Алишера, трехсот восьмидесяти двух сообщений от него же, и примерно такого же количества попыток достучаться от Сани. Просто сбегать от проблемы — это неправильно, даже если проблема в нем самом. Влюбился-то именно Слава, но вот думать, что с этим делать дальше, им нужно вместе. Особенно, если Алишер так беспокоится. Да, именно Слава оказался тем, кто пришел сам и позвонил в дверной звонок. Внутри все замерло от тревоги. Возможно, в это время Алишера и не было дома, и, скорее всего, Слава подсознательно сделал так, чтобы не встретиться с ним. Это вечер пятницы, возможно, одинокий Моргенштерн засел в универе до самого поздна, ведь у него не было как таковых причин появляться дома чаще, чем раз в несколько дней. Разве что кота покормить. В тот момент, когда Слава уже собрался струсить, по ту сторону двери послышались тяжелые шаги и ругань. На мгновение наступила тишина, видимо, Алишер посмотрел в глазок, и сразу после этого дверь резко открылась; Слава едва успел отойти назад, чтобы не получить по лицу. Алишер смотрел на него удивленно, но радостно; оглядывал с головы до ног, изучал каждую складку на одежде и явно был в шаге от того, чтобы сгрести ученика в объятия, но каким-то шестым чувством понимал, что пока для этого рано, между ними слишком много недосказанностей. Он растрепанный, усталый, мешки под глазами стали еще больше, при этом голый по пояс. Слава кусает щеку изнутри, не в силах наглядеться на него, но все-таки опускает взгляд вниз и тихо здоровается. — И тебе привет, — коротко бросает Алишер. Напряжение между ними можно не только пощупать, но и ударить с локтя, сломав руку к чертовой матери. — Заходи. Алишер отходит в сторону, затем проходит вглубь квартиры. Слава настороженно смотрит на его отдаляющуюся массивную спину и тихонько закрывает за собой дверь. В квартире снова холодно и кажется, будто давно никто не живет, но он надеется, что с его присутствием тут все снова переменится. Кисару выпрыгивает из потаенного угла, ластится к ногам гостя, оставляя на штанах шерсть, мурчит приветливо, и почти сразу удаляется на кухню ужинать. Проводив кота теплым взглядом, Слава глядит на сидящего на диване Алишера и глазам своим поверить не может. В руках у Моргенштерна гитара. Та самая, которую совсем недавно Слава нашел у него в квартире, и на которой пытался что-нибудь сыграть. Чужие пальцы с любовью проходились по деревянному корпусу, их кончики осторожно задевали настроенные струны, что выдавали тихий, приятный слуху звук. Алишер улыбался. На этот раз без толики грусти. В этот момент он был действительно счастлив. Не сводя глаз с этой мягкой улыбки, Слава осторожно сел напротив него на диване, скрестив ноги вместе. Коротко взглянув на него, Алишер вновь вернулся к любованию своей гитары, к которой он нормально не прикасался вот уже несколько лет. Надо же, пальцы все ещё прекрасно помнили аккорды к песням, сочиненным в молодости... — Нам надо поговорить. Они произносят это одновременно, смотрят друг на друга удивленно и сразу улыбаются, смущенно и тепло. Обстановка становится расслабленной, наполняется мурчанием кота, лежащего на кресле рядом, тихим бренчанием струн и размеренным дыханием. Алишер кивает. — Ты первый, — махнув дредами, пожимает он плечами. Слава долго смотрит на ранку на его губе, вспоминая недавние события, краснеет, и глубоко вздыхает. — Ну... насчет того, что я сказал. Я... ты правда мне нравишься. Ну вот, он сказал это. Слава прикрыл глаза и прижался щекой к спинке дивана; смотреть в этот момент на Алишера и его реакцию он банально не мог. С каждым последующим словом дыра в груди становилась все более необъятных размеров, тошнота подкатывала к горлу. — Я не знаю, как это случилось, но такое ощущение, будто ты понравился мне сразу, потому что это оказалось так легко признать. Я просто жил себе, жил, понял, что влюблен, и продолжил жить дальше. Ты просто такой... такой хороший, на самом деле. Даже если ведешь себя, как мудак, пытаешься строить из себя крутого, — со стороны послышался смешок, как бы говорящий, что вообще-то, я действительно крутой, и Слава сбился на мгновение, прежде чем фыркнуть и продолжить речь. — Я заглянул глубже, чем следовало, и увяз полностью в этом сраном болоте. Мне нравится, как ты выглядишь, как глупо шутишь, нравится даже, когда ты злишь меня, когда просто рядом находишься, нравится, что ты существуешь в том же измерении, что и я. Прости меня. Не выгоняй из своей жизни. Я не виноват, что влюбился в тебя, Алишер. Тебе, наверное, каждый день такое студентки говорят, но мне почему-то кажется, что они не знают тебя так, как я. Боже, это звучит так самонадеянно... Он болезненно усмехается, все еще сидя с закрытыми глазами, но не слышит ничего, кроме мурчания кота. Будто в комнате находится только он, а Алишер куда-то ушел, или просто никогда не существовал. Но проверять, так ли это, Слава не хочет — вместо этого он жмурится и кусает губы до боли. Это звучало как исповедь, а не признание в любви, но примерно так Слава себя и ощущает — чертовым грешником. Сколько они знакомы? Месяц, два? Что успело произойти между ними за это короткое время? — Слушай, я не хочу быть какой-нибудь девкой, которую ты бросишь следующим же утром, и струсил я в прошлый раз потому, что знаю, что тебе это не нужно, я уже тогда понимал, что потом окажусь один со своим разбитым сердцем. Алишер промолчал даже после этой реплики, пока Слава успел раз двадцать умереть, но в какой-то момент Марлов услышал мелодичное звучание струн. — Напой мне, — проигнориров все слова ученика, попросил Алишер. Слава открыл глаза, смотря на его безмятежное лицо удивленно. Это значило, что между ними ничего не изменится? Алишер ведь не выгнал его, даже ничего не ответил. Что ж, пусть так. Наверное, это к лучшему. Задумавшись, Слава сделал вид, будто не испытывает боли и разочарования, и, спустя долгую минуту, в один момент начал петь. Он подстроился под ритм Алишера, узнал мелодию, которую тот играет, и под натиском всех своих эмоций и переживаний даже не понял, что именно Алишер исполняет одну из песен «Manny». Слава снова закрыл глаза, растягивая заученные строчки; в какой-то момент из глаз брызнули слезы, которые он так старался подавить, но именно в этот момент, когда его чувства оказались проигнорированы, сердце буквально разбито, а игра Алишера лишь давила сильнее, маска спокойствия окончательно сломалась и рассыпалась на сотни тысяч осколков. Слава пел, пока его голос предательски дрожал, а щеки горели от слез. Он пел и не видел улыбки на чужих губах, не видел огонька во взгляде карих глаз, что смотрели на него с нежностью, восхищением и победоносной радостью. Во время второго куплета игра резко прекратилась. Шмыгнув носом, Слава вытер глаза и открыл их. Алишер убрал гитару на пол, взглянул на своего ученика лукаво, и совсем не выглядел так, будто только что разбил кому-то сердце. Он резко поддался вперед, оказываясь к Славе настолько близко, что их дыхание опаляло лица друг друга, затем обхватил его влажные щеки руками, ласково стирая слезы с уголков глаз, которые смотрели на него с диким непониманием и яростной надеждой. Оглядев лицо Славы так, будто до этого никогда не видел, или же наоборот, посмотрев на него с другой стороны, Алишер потянулся вперед и порывисто поцеловал своего ученика. Чувственно, нежно, одними действиями высказывая все, что таилось в душе все это время. Алишер целовал Славу так, как еще никого и никогда; он целовал его с любовью. Затем прижался к его лбу своим, преданно заглянул в блестящие от слез глаза, с улыбкой заявил: — Я, сука, так и знал, что «Manny» — это ты, — и, не дав Славе переварить услышанное, вновь поцеловал его, перед этим хрипло прошептав в самые губы: — Ты мне тоже нравишься. — Тебе не больно? — вспомнив о ране, обеспокоенно поинтересовался Слава, отпрянув в сторону и не дав себя поцеловать. — Совсем нет, — умиленно улыбнулся Алишер. Боже, этот малыш такой замечательный. Тесно прижимаясь на узком диване, они терзали губы друг друга яростными поцелуями и не могли вдоволь насладиться близостью. Едва успевая вдыхать, Слава поддавался напору со стороны Алишера, обнимал его за шею и притягивал ближе к себе, сам заваливаясь на спину; они будто оказались в прошлом, именно в том моменте, когда Слава струсил и убежал в ванную, но на этот раз оба прекрасно понимали, что готовы перейти ту грань, которая все еще разделяла их, готовы стать кем-то большим, чем учитель и ученик. От каждого прикосновения, хоть и через ткань одежды, возбуждение росло с новой силой. Слава прогнулся в спине, прижался к оголенной груди Алишера собственной, царапнул плечо в порыве страсти. У него голова кружилась, мысли путались. Столько всего произошло за один вечер. Но при всем этом где-то внутри таились сомнения, и Алишер прекрасно это почувствовал. Он отстранился от Славы, улыбнулся добро, погладил по бедру и потянул низ чужой футболки вверх. — Знаешь, — начал говорить он при этом. — При первой встрече мне захотелось тебе въебать, потому что ты вел себя непозволительно дерзко со мной. Стянув вещь и бросив ее в кота, который тут же скрылся за пределами другой комнаты, Алишер припал губами к груди ученика, покрывая ее поцелуями-укусами, и поднимаясь выше. — Но спустя какое-то время я понял, что... — лизнув дрогнувший кадык, Алишер улыбнулся и горячо выдохнул в ухо Марлова. — Должен добавить к этому слову букву «ы», чтобы получилось «выебать». Он тихо посмеялся, когда Слава раздраженно ударил его пяткой по пояснице, и ласково поцеловал в висок, пока тот возмущался: — Зато мне что тогда, что сейчас хочется тебя ударить. Кажется, Слава благодаря этой шутке почувствовал себя в своей тарелке. — Тебе нравится, когда грубо? — как бы невзначай поинтересовался Алишер, на что Марлов сразу затих и неуверенно произнес: — Я не знаю. У меня вообще нет опыта в... этом. Не желая видеть самодовольства на лице Алишера, он закрыл горящее лицо руками, вместе с тем чувствуя, как дорожка из поцелуев начинает переходить вниз. Когда губы Моргенштерна оказались на уровне живота, он услышал лукавое: — Тогда сейчас и узнаем. И выпал из реальности на целую ночь.