Девочка с севера

      В один момент Жан сдавил горлышко чашки с такой силой, что толстое закаленное стекло не вынесло напора и разлетелось на несколько маленьких осколков, залив все пространство вокруг горячим чаем. Через несколько минут он перевел взгляд на небольшие кровавые порезы на руках, от чего злость стала медленно утихать.       — Простите… — ошарашенный взгляд парня переметнулся на слуг, которые в свою очередь начали быстро метаться по помещению.       — Сиди!       Слуги-йома и духи принялись наперебой убирать устроенный беспорядок, а провинившегося Жана немедленно транспортировали на большой соседний диван, где с действенным усердием промыли уже не так сильно кровоточащие ранки, проверив их на предмет осколков. Далее они обработали антисептиком поврежденные места, наложили пару швов на особо глубокие порезы, еще раз залили все антисептическим средством, тщательно подсушили, наложили тампоны с гелем для быстрого заживления и забинтовали.       — Нянюшка Уль, — протянул довольный Жан, смотря в зеленые глаза напротив.       — Кошак нервный. — Жан грубо фыркнул в ответ на оскорбление, отрастив длинные седые усы и несколько густых шерстяных клоков на своем лице. Уль же в ответ протянул руки в смирительном жесте и закатил глаза.       — Ну все, все. — парень присел рядом и продолжил со спокойствием: — Ребенок спит, и до вечера точно спать будет.       — Можно я сравняю эту клоаку с землей?       — Нельзя, котик, нельзя. Иначе, сам знаешь.       — Знаешь. Инферно и прочие «радости». — слова сопровождались кислой миной парня, которая сменилась при виде небольшого хрустального подноса. — О, чай…       — Чай. — напротив пары села молодая пепельноволосая женщина. По ее выражению лица было ясно, что та чем-то недовольна. — Поубивала бы… Мне теперь самой транквилизаторы горстями жрать, чтобы не сорваться.       — Да уж, — со стороны отвечающего парня послышался короткий смешок и хмыканье, — Эмоции хлестали по всему Дому.       — Кстати, вы заметили, что там было? Меня едва не снесло.       — Уль? — Жан поднял взгляд на обоих собеседников. Зеленоглазый, наименованный Улем, почесал нос краем указательного пальца, медленно качнул головой, отчего густые длинные волосы закрыли добрую половину лица, и тихо произнес:       — Страх. Дикий, до паники. Отвращение к себе. В ее глазах буквально читается: «Я — грязь». Отчаяние, боль, пустота, равнодушие. И при всем этом — дикое желание жить, — с последней произнесенной фразой тот выдохнул и, переместив взгляд с пола на женщину и парня, уселся поудобней.       — Кошмарное сочетание, — признали оба собеседника, удовлетворительно покачав головами в унисон.       — Она боится мужчин, — женщина удручающе вздохнула, — И ее пугает такой тип, как у нас, — европеоидная раса со светлыми волосами. Зато сама девочка симпатичная. Выглядит как метис японки с европейцем.       — Ты заметила вшей, когда смыла с нее тонны грязи?       Девушка отрицательно помотала головой. Ее радовал тот факт, что девочка хоть и выглядела ужасно, не успела обзавестись живностью на теле, волосах. Она точно знала, что заболевшую малышку били, насиловали, и в принципе относились ужасно.       — Ненавижу Средневековье, особенно такое — бессмысленно жестокое и мерзкое.       — Увы… И такое тоже будет. — далее последовало длительное молчание, что означало всеобщее согласие. — А как ты ее нашел?       Жан медленно пошарил взглядом по стоящему рядом с насиженным диваном столику, после чего умоляюще взглянул на зеленоглазого блондина, сидящего рядом с ним. Тот раздраженно вздохнул и, достав из кармана домашнего махрового халата небольшую темно-синюю пачку и зажигалку, взял из нее темно-коричневую сигарету и, раскурив ее, вложил в губы Жана. В тот же миг он жадно затянулся, выдыхая носом дым.       — Услышал. Вообще мониторил ту клоаку — и вот… — мужчина жестом указал на место, где должна была находиться найденная девчонка, после чего запрокинул голову наверх, — Жуткий мир, если честно. В шаге от инферно.       — Ты бы сразу на Дно Миров пошел. Вот, где красота…       — Да знаю я, просто… — Жан помолчал несколько секунд, с удовольствием дымя на все помещение и несколько неловко придерживая толстую сигарету. — Просто если бы я не спас ее, никогда бы не простил себя. Она уж точно не заслужила такого лишь из-за того, что родилась не такой, как все.       — Кстати говоря, кто ее родители? Сейчас она — сирота, а вообще?       — А вообще… хорошо бы она сама рассказала — но потом, когда обживется. Она сказала странное слово.       — Тайя? — пепельноволосая помедлила с ответом, зарывшись рукой в густые волосы, пытаясь максимально четко объяснить значение слова, — Похоже, так они называют европеоидов и считают их чем-то не слишком хорошим. Чуждым и опасным.       — А учитывая нашу внешность…       — Угу. Местные аборигены — это такие лютые монголоиды, все самые неприятные черты в кучу. Плюс, местность не очень — теплый сезон едва ли пятая часть года, грязь, скученность. — на последних словах он стал загибать пальцы, — Город. Поселение. Заброшенная колония, судя по всему. Дичают они уже с тысячу лет.       — Ого.       — Ну да. Таи. Не чешись, а покажи Улю, — девушка сразу прекратила свое занятие после встречи с насмешливым взглядом и протянула кисти в сторону вышеназванного. Парень решил ответить на немой вопрос Рауля. — Дитя в панике погрызло и исцарапало ее. Так-то ничего не будет, но это точно неприятно.       — Давай лучше промою и смажу, — узнав суть проблемы, мужчина выдохнул и задумался, — Зубы и ногти ей толком точно никто не чистил.       — Давай.       Пока зеленоглазый тщательно обрабатывал небольшие ссадины на руках пепельноволосой, оставшиеся после старательной помывки найденной девчонки, Жан спроектировал еще одну сигарету, подпалил ее и, довольно щурясь, выдыхал дым.       — Кошатина.       — Ага. Но приятно же… — в ответ тот услышал лишь недовольное фырканье и расплылся в насмешливой ухмылке. — Ветошь на девочке явно фабричного производства, возможно автоматы какие-то еще работают. Но мало кто понимает их действие, больше поклоняются. Для своих лет она чудовищно худая и неухоженная.       — А сколько ей?       — От восьми до двенадцати, точно не скажу. Но даже так у нее чудовищный недовес, куча физических и моральных травм, заболеваний, вероятно, инфекций. Да и выглядит как типичная жертва концлагерей.       — Тебе, наверное, видней.       — Сейчас обижусь.       — Ладно не дуйся, — он вновь закатил глаза.       — Да, мне видней, и все же… Это всего лишь маленький ребенок. И мы должны хотя бы попробовать чем-то помочь ей.       -Уже помогаем. Обошлось без ампутации конечностей на руках и ногах и общих проблем от сильного переохлаждения. — за репликой последовало общее молчание, которое никому не казалось дискомфортным. Кто-то пил недавно заваренный зеленый чай, заботливо принесенный поцарапанной девушкой, кто-то курил.       — Наверное, ей надо игрушку.       — А потом и зверушку. Кота? — и вновь начались своеобразные «дебаты» на тему девушки. Все они стремились хоть чем-то скрасить ее жизнь. И все из элементарного чувства жалости в сторону маленькой избитой сиротки.       — Собаку. Нужно безусловно любящее и преданное животное, — говорящая девушка в задумчивости прислонила руку к подбородку и продолжила, — Этого ребенка в жизни точно никто никогда не любил.       — Надо бы кого еще позвать. Того, кто Видит.       — Надо. И поскорее. Не нравится мне ее аура.       — Мне тоже, — с этим заявлением смогли согласиться все, — Но пусть хоть немного окрепнет телом и духом.       — Это может значительно повлиять на то, как скоро она окрепнет, — в данном вопросе парень точно знал больше остальных, потому его мнение учитывалось в первую очередь. Он вновь небрежно кинул очередную сигару в пепельницу и задался странным вопросом: — Ее часом по спине или почкам не били?       — Все может быть. Есть следы?       — У нее есть проблемы с контролем собственных потребностей. И кровь.       -Пусть ребенок просто начнет хоть немного доверять нам. — девушка отвела взгляд в сторону, вспоминая недавние события, в которые она так же вовлеклась по вине ребенка, — Помывка прошла… Экзотично.       — Такого стриптиза я точно еще не видел. — парень пустил смешок в сжатую ладонь, после чего получил несильную затрещину от пепельноволосой.       — И не увидишь больше. Извращенец.       — Я блонди, мне положено.       — Я же говорю, извращенец. — после небольшого спора в комнате послышался дружный веселый смех. Хорошо, что даже в таких обстоятельствах они смогли найти что-то не столь удручающее. И, тем не менее, стоило решить, что дальше делать с девочкой.       — Ладно — шутки в сторону. Что первоочередное?       — Место, где она, наконец, сможет ощущать себя комфортно. Та комната пока что слишком велика ей. Может палатку там поставить? Будет как своя норка.       — Это мысль. Еще надо игрушку — попроще и мягкую. Но лучше всего будет найти ей зверя.       — Это да. Что-то еще?       — Кормиться будем коллективно. Пить она пила, но лишь потому что она не слишком соображала. Теперь девочка может и отказаться. Кстати говоря, а как зовут ребенка?       — Еинэ. Рассказать, как это с местного переводится?       — Судя по ее виду, это что-то не очень хорошее.       — Еще бы, — нервно согласилась девушка, махнув головой, — это переводится как «катышек» или «катышок», — зеленоглазый задумчиво почесал кончик носа, не совсем понимая, что имеет в виду девушка.       — Я не силен в понятиях. Что это?       — То, что накатывается на одежде… И есть еще одно значение.       — То есть ребенка назвали как что-то ненужное, малозначимое?       — И до кучи гадкое. — пепельновлосая в отвращении скривила лицо, задумавшись о втором значении слова, — Милую девочку добрые родители нарекли «какашкой»… — Жан с забавляющейся улыбкой полюбовался, как Рауль ловит ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба, и добил бедного парня:       — Причем девочка считает (если я ее правильно прочел), что все правильно.       — Ужас какой.       — В некоторых культурах специально называли детей похуже. Вроде бы, это оберегало от бед.       — Странно это… — Все согласились с Улем, после чего просидели в общей комнате до позднего вечера, обговаривая важные детали содержания девочки. Потом пепельноволосая откланялась, а пара ушла к себе, отдыхать.