***
Сириус ненавидел больницы. Он знал, что это было не очень-то понятно, если учесть, где его держали прежде. Здесь не было темно и не было холодно. Здесь была еда и даже мягкая постель. Но Сириус ничего не мог с собой поделать; он чувствовал себя загнанным, он волновался. Пусть на лицах медсестёр была вежливая улыбка, он знал, что они о нём думали. Убийца. Предатель. Пожиратель Смерти. Недостойный их заботы, которую они обязаны были предоставить. На него нацеливали палочку, к нему прикасались — всё с этой вежливой улыбочкой, но никаких слов утешения, а он ненавидел, когда незнакомцы его трогали, он снова чувствовал себя предметом, телом, тушей, не настоящим человеком. Поэтому он был очень, очень рад, когда дверь открылась, и вошёл, виновато глядя на дежурную сестру, Ремус. — Извините, я могу зайти позже, — сказал он. — Нет! — почти прокричал Сириус. В следующую секунду ему стало неловко. — Она уже заканчивает, не так ли? — он кинул взгляд на женщину средних лет. — Можете заходить, сэр, — ответила женщина, глядя на Ремуса. — Только помните, что время посещения заканчивается через полчаса, — с этими словами она ушла. — Мог бы и назвать её по имени, — сказал Ремус, усаживаясь на стул у постели Сириуса. — Я бы так и сделал, но она не представилась, — пожал плечами Сириус, поглаживая поверхность одеяла своим длинным пальцем. — Ты мог бы спросить, — произнёс очевидное Ремус. Сириус только вздохнул, избегая взгляда Ремуса. — Что не так? — наконец спросил оборотень, когда стало ясно, что открытость его друга закончилась. — Они со мной не говорят, — пробормотал Сириус. — Вообще. Они смотрят на меня и видят только убийцу. — Мне очень жаль, — опустил взгляд Ремус. — Но это не твоя вина, — Сириус пытался не казаться расстроенным. — Но и не твоя. — Судья пока не в курсе последнего. Его слова были горькой правдой, и всё же Ремус не знал, почему не ответил. Он хотел сказать: «Мне всё равно», но не сделал этого, и момент ушёл. — Где Гарри? — наконец спросил Сириус, и Ремус едва смог посмотреть в его сияющие очевидной надеждой глаза. На этот раз он не хотел отвечать. — Он у Уизли, — наконец произнёс Ремус. Он знал — его попытки выиграть время были жалки. — Я знаю, — ответил Сириус, — но я думал, может, он… — Ему нельзя. Ты всё ещё под арестом министерства, — Ремус сам вздрогнул от жёсткости прозвучавших слов. — Но вчера он здесь был… — в голосе Сириуса чувствовались обескураженность и лёгкая обида. — Да, но… то была чрезвычайная ситуация. И… и его опекун не согласен. Сириус сглотнул и на глазах Ремуса побледнел. — Е-его опекун? — он прошептал, и Ремус прекрасно понял, что именно в этих словах так ранило его друга. — Молли Уизли, — наконец пояснил он. — Она не хочет, чтобы вы виделись. Фактически, она также не хотела, чтобы я с ним встречался; она была вне себя от ярости, когда узнала, что он спускался со мной в подземелья. По-видимому, она знает о дементоре. — А я тут, блин, при чём? Когда это случилось… это было худшее событие в моей жизни. Но я же его и спас! Это вообще не считается? — Она не думает, что это твоя вина; она думает, что это я виноват, ведь я его туда привёл. Сириус проигнорировал эту проблему, сосредоточившись на себе. — Тогда почему… О. — Да, — подтвердил Ремус. — Она не верит… она думает, что я… — Да. — И мне не дадут увидеть Гарри. Ему не ответили. — Как он там? Ты не знаешь? — наконец прошептал Сириус, и сердце Ремуса заболело от жажды, от отчаяния в его голосе.***
Гарри был… ну, если честно, надо было бы сказать, что он злился. Но Гарри не особенно привык испытывать злость; раньше ему этого никогда не позволяли. Поэтому он бы сказал, что чувствовал себя беспомощным. И удручённым. И грустным. И отчаявшимся. Ему не разрешали повидаться с Сириусом. Этим утром за завтраком ему вновь понадобилось много храбрости. Он оторвал взгляд от своих хлопьев и посмотрел на мистера Уизли. Он уже доедал свою баранку и собирался уходить на работу, и Гарри знал, что надо что-то сказать сейчас, потому что не думал, что у него хватит смелости спросить миссис Уизли. Он ещё помнил те горы картошки с прошлого раза. Гарри тяжело сглотнул и попытался выдавить из себя что-то громче шёпота. — М-можно мне в-в б-больницу… сегодня? — наконец справился он и тут же опустил взгляд в тарелку, напряжённо ожидая ответ. Все за столом притихли, и Гарри напрягся ещё сильнее. «Тупица, тупица, тупица…» — отругал он себя. Не нужно было ему ничего говорить, он знал, но он очень-очень хотел увидеть Сириуса. Прожив с Уизли неделю, Гарри мог сказать лишь то, что они казались довольно добрыми. До сих пор никто из них на него не кричал и не бил его, его прекрасно кормили, и он спал в настоящей кровати, а не в чулане, и это было хорошо. Но он не чувствовал себя в безопасности. Не так, как с Сириусом. Всё было очень непохоже на то, к чему он привык, и он не понимал здешние правила. Он бы старался повторять за детьми Уизли, только вот они тоже, по-видимому, не знали правил и часто попадали в неприятности, чего Гарри очень не хотел. Миссис Уизли орала на Фреда, Джорджа и Рона, угрожала им и иногда даже раздавала лёгкие подзатыльники. Она не была похожа на дядю Вернона, но Гарри всё равно боялся. Он не хотел испытать её гнев на себе. Её лицо умело краснеть почти так же, как у его дяди. Поэтому он постоянно был настороже и старался не привлекать к себе внимания, быть как можно менее заметным. Потому что никогда не знаешь, в какую сторону повернутся события. А сейчас он сделал что-то реально тупое. Наверное, ему жить расхотелось. До этого он отклонялся от своей «будь-незаметным» стратегии лишь дважды. В первый раз он спросил миссис Уизли о Сириусе, и та уронила миску с картошкой. Это было ещё до того, как он узнал, что конкретно этот вопрос привлечёт к нему небывалое количество внимания. Во второй раз он нарушил своё правило ради Сириуса. Он просто знал, что Сириус в опасности. И если бы ему не было так бесконечно страшно, он бы даже и не подумал так себя вести. Думая о произошедшем, он до сих пор краснел и вздрагивал. Его удивляло, что тогда Уизли не заперли его на чердаке с упырём — ну, или не заткнули каким-нибудь другим пренеприятнейшим способом. Рон говорил, что он кричал и умолял их несколько часов, пока они наконец не позвали Ремуса. Но Гарри помнил только свой ужас, чувство потери, страха и беспомощности. И Гарри знал, что сделал бы это снова. Он был готов рискнуть всем, если его крёстный в опасности. Сириус стоил любого риска. И это касалось его — точнее, встреч с ним, и поэтому Гарри рискнул привлечь к себе внимание. Он понимал, что Уизли его крёстный не нравился, что они считали его плохим, что, возможно, они решат, что Гарри тоже плохой, потому что хочет с ним увидеться, но тогда они, может быть, не захотят, чтобы он остался, и он сможет быть с Сириусом. У него по-прежнему оставалась тоненькая ниточка надежды на то, что теперь они могут разрешить ему остаться с Сириусом. Всё-таки тот старый волшебник, Дамблдор, даже отвёл его в больницу к крёстному. И Гарри ждал, затаив дыхание. Наконец тишину прервал кашель, за которым последовал голос миссис Уизли. — Ну… Гарри, дорогуша, не думаю, что это хорошая идея. Сердце Гарри упало. Это звучало плохо. Он уже понял, что всё, что миссис Уизли не считает хорошими идеями, обычно не сбывается. — Конечно, навещать кого-то в больнице очень любезно с твоей стороны, но не думаю, что в этом случае… не думаю, что это разрешено, — закончила она. Гарри не осмелился поднять взгляд. Его голос прозвучал как тишайший шёпот. — Н-но я был там… в-вчера. — ЧТО?! Гарри лишь слегка подпрыгнул; он привык к крикам в свою сторону. Но всё его тело напряжённо замерло, и он уставился на плавающие в тарелке хлопья, ожидая удара. Тупица, тупица, тупица… — Молли… — голос мистера Уизли был успокаивающим, но Гарри также услышал в нём лёгкое предупреждение. — Ты знал? — вскричала миссис Уизли. — Когда? Дамблдор? Во имя пресвятого Мерлина, почему он — … — Молли. На этот раз предупреждение было явным, но Гарри не осмелился поднять взгляд, подтвердить догадку, посмотрев в глаза волшебнику. Он ещё сильнее вжался в сиденье, пытаясь стать как можно меньше. Он слышал хихиканье Фреда и Джорджа. Он не понимал, что именно они сочли таким забавным, но это было для него обычным делом. Очевидно, миссис Уизли тоже не видела в этой ситуации ничего смешного. — Ешьте свой завтрак! — прикрикнула она в сторону близнецов, и те чуть притихли. — Артур, — напряжённо обратилась она к мужу. — Пойдём в гостиную. — Ешьте свой завтрак, — повторила указания миссис Уизли, встав из-за стола. — И я не хочу слышать от вас ни звука! Как только дверь в гостиную закрылась за их родителями, Фред и Джордж вскочили с мест и прижались к ней ушами. — Вернитесь на место! — сделал замечание Перси. — Вы слышали, что сказала мама. — Она сказала, что не хочет слышать от нас ни звука, — ответил Фред. — Она не говорила, что не хочет, чтобы мы слышали издаваемые ей звуки, — сказал Джордж. — Что они говорят? — приглушенно спросил Рон. — Мама говорит, что Дамблдор отвёл Гарри на встречу с чудовищем, — шёпотом передал Фред. Он совсем не казался обеспокоенным этим фактом. — Думаю, она говорит про Блэка, — поделился с братом Джордж. Фред пожал плечами, но согласно кивнул, а после продолжил комментировать. — Мама говорит, что он убил кучу людей, и что кто-то там был бы до сих пор жив, если бы не он. — Папа говорит, что Блэк спас Гарри от дементоров, — добавил Джордж моментом спустя. — ОН СУМАСШЕДШИЙ! — разнёсся по кухне крик миссис Уизли, который не услышал бы только глухой. — Ну, да… — ухмыльнулся остальным Фред. — Мама это сказала, — радостно кивнул Джордж. — Я их больше не слышу. — Наверное, папа сказал ей говорить потише. — Чёрт, — надулся Фред. — Думаешь, можно? — Осторожно. Медленно и бесшумно близнецы нажали на дверную ручку и чуть приоткрыли дверь. Голоса мистера и миссис Уизли уже не были такими громкими, но Гарри их по-прежнему слышал. По всей видимости, больше говорила миссис Уизли. — Он семь лет был в Азкабане, Артур! Невиновных в Азкабан не сажают! Я ещё могу понять, что Люпин хочет в это верить. Они были друзьями, и Блэк всегда умел очаровывать. Люди всегда тянулись к нему, не замечая опасности. Только посмотри, что он сделал с Гарри! Мальчик считает, что солнце светит у него из… — Молли! — шокированно, но со смешком прервал её мистер Уизли. Близнецы тихо фыркнули. — Даже не начинай! Ты знаешь, о чём я. Этот бедный ребёнок смотрит ему в рот, считает его спасителем, давно потерянным и вновь обретённым крёстным. Я больше не позволю ему манипулировать Гарри. — Это сложно будет объяснить Гарри. Он, кажется, очень привязан к своему «крёстному». — Да. Меня тошнит от этого! Этот ублюдок… Гарри — невинный ребёнок, он не знает правды. Но со временем он поймёт и забудет о нём. Нужно просто дать ему понять, что мы рядом. Что теперь мы одна семья. Гарри больше не мог слушать. В груди заболело, в глазах защипало, и ему срочно нужно было просто уйти. Больше не думая ни о чьём гневе, он взлетел с места и выбежал из комнаты.***
— Как тогда получилось, что тебе можно меня посещать? — поинтересовался Сириус после пары секунд неловкого молчания. — Они не могут запрещать тебе встречи с твоим адвокатом. Или с его ассистентом, — пожал плечами Ремус. — Это я. — Серьёзно? — удивился Сириус. Когда Дамблдор это предложил, Ремус тоже сперва удивлялся, но это казалось достаточно разумным. — Да. Я помогу Дамблдору с поиском материалов и… буду свидетельствовать и всё прочее. Таким образом мы оба сможем видеться с тобой… если ты, конечно, не против, — вопросительно взглянул на него Ремус. — Не против ли я, что ты приложишь свой восхитительный разум к моему освобождению? — если бы это сказал кто-то другой, Ремус бы решил, что ему льстят, но так он был уверен, что Сириус просто констатировал очевидный для него факт. — Я не знаю никого, кому я бы охотнее поручил это дело, — заверил Сириус с необычайной открытостью на лице. — Я доверяю тебе, Лунатик, я всегда — … — он оборвал фразу, ужаснувшись. Ремус хотел сказать, что всё в порядке, что это было неважно, но он не мог, потому что «всегда» было неправдой. Был один очень знаковый раз, когда Сириус не доверился Ремусу. Как легко мы забываем… Но, правда, в чём разница? Всё, чего добился Сириус своим недоверием — семь лет, проведённых в Азкабане. Странно было вешать ярлык, если, глядя логически, становилось понятно, что исход куда сильнее ранил самого Сириуса. — Я должен был всегда… — прошептал Сириус, и взгляд его, направленный на Ремуса, был полон сожаления. — Я должен был всегда доверять тебе. И после той невообразимой херни, которую я натворил, мне остаётся только спросить, хочешь ли ты мне теперь доверять… Его взгляд был неуверенным и совсем немного уязвимым, и Ремус немедленно ответил ему ободрительной улыбкой. — Конечно, хочу, Бродяга, — его тон слегка смягчился, и он продолжил, — и, на всякий случай, в коридоре всегда стоят два аврора. Сириус на секунду оцепенел, но Ремус продолжал улыбаться ему, и спустя момент он выдавил из себя стеснённый смешок. — Ну, тогда ты точно в безопасности, — он попытался ответить ему с той же лёгкостью, и кого-нибудь другого она, скорее всего, обманула бы. Ремус вздохнул и встретился взглядом с широко раскрытыми искренними глазами Сириуса. — Всё будет хорошо, Бродяга. Пусть не сразу, но всё будет хорошо. И Ремус очень хотел в это верить прямо здесь и сейчас.***
Гарри спрятался за своей кроватью, в той комнате, которую он делил с Роном. По его щекам бежали слёзы, и каждый его вдох отдавался болью в лёгких. Было больно, так сильно больно… …чудовище… убил кучу людей… кто-то там был бы жив, если бы не он… О чём говорила миссис Уизли? О его родителях? Или о ком-то ещё? Но это была неправда… это была неправда! Она всё не так поняла, как раньше Ремус. Сириус не был чудовищем. Не был. Не был… Невиновных в Азкабан не сажают!.. ОН СУМАСШЕДШИЙ!.. Зачем она говорила такое про Сириуса? Почему они все его так ненавидели? Он думал, что теперь всё будет хорошо. Он думал, что Сириус скоро будет в безопасности, что всё будет в порядке, и, наверное, они снова смогут быть вместе… Он хотел, чтобы всё было как раньше! Этот бедный ребёнок смотрит ему в рот, считает его спасителем, давно потерянным и вновь обретённым крёстным… Но он спас его! Сириус спас его! Он забрал его от Дурслей. Он сказал, что они неправильно с ним обращались. И он спас его ещё раз, он нашёл его посреди метели, когда в мире больше ничего не осталось, Сириус его нашёл. Тогда ему было так одиноко — вот как сейчас. Сейчас ему было так ужасно одиноко, и он хотел, чтобы Сириус пришёл, и взял его на руки, и унёс отсюда… …ублюдок… Меня тошнит от этого!.. И он был его крёстным! Сириус сам так сказал, и Ремус сказал, что это правда. Тогда почему Уизли говорили совсем другое? Сириус был всем, что у него только было, всем, что он когда-либо имел! И теперь его заберут, и он никогда больше его не увидит, и он снова останется один, а они не понимали, никто не понимал, кроме Сириуса… …не знает правды… он забудет о нём… теперь мы одна семья… Никогда. Он никогда не забудет Сириуса. Не забудет, как он его обнимал, как ерошил его волосы и улыбался ему. И он никогда не забудет о том утре, когда он сказал ему, что любит его как сына, что хочет, чтобы они были семьёй. Он никогда-никогда в жизни этого не забудет! Гарри заплакал сильнее, и он пытался остановиться, потому что знал, что плакать плохо, но это не помогло. Только не здесь… Но он не мог. Он просто не мог остановиться. Из его груди вырывались рыдания, и было больно! Он сжался в комочек, съёжился, насколько мог, прижал колени к груди, словно пытаясь сдавить эту боль. И он выплеснул всё, потому что не мог сдержать все слёзы, всю боль. Он попытался не думать об этом, и просто сконцентрировался на этой боли, и позволил себе уйти куда-то далеко.***
Ремус кинул взгляд на наручные часы, и Сириус понял, что не хотел, чтобы он уходил так скоро. Да, им было немного неловко пытаться возродить былую дружбу после семи лет порознь, во время которых один заслуженно ненавидел второго. Но он даже мысли об одиночестве не мог вынести. Он больше не был в той тёмной и сырой камере, и он был за это благодарен, но он оставался узником и знал, что не имел права голоса в вопросах, его касающихся. Это делало его ужасно беспомощным, и единственное, что он мог предпринять — не выдавать зарождающуюся внутри панику. — Так… как именно мы это сделаем? — слова вышли наружу в спешке; он чуть не запутался в слогах. — Сделаем что? — сконфуженно поднял взгляд Ремус. — Всю эту защиту меня. Ты что-то говорил про поиск материалов и свидетельство, — что угодно, чтобы Ремус продолжал говорить, чтобы не уходил… ещё чуть-чуть… — Что насчёт Питера? Из него что-нибудь вытрясли? — Ничего полезного, — Ремус нахмурился; на лицо его пала тень. — Он по-прежнему всё отрицает. Он говорит, что ты был Хранителем Тайны, предателем и шпионом Волдеморта. Что ты попытался его убить и в процессе взорвал всех тех магглов. А он прятался в своей анимагической форме потому, что не знал, кому доверять, и, конечно же, был сражён тоской по друзьям, — последние слова были выплюнуты с презрением. — Не такая уж и плохая история, если не знать Питера. — Он бы никогда не подумал справиться самостоятельно, — заметил Сириус. — Именно. Сириус уронил голову на подушку. Он ещё не набрал ни свою прежнюю силу, ни даже ту, которой он располагал после Азкабана. — Я всё ещё поверить не могу, что мы его так сильно недооценили, — тихо произнёс он. — Поверить не могу, что он так мастерски обыграл меня. Я имею в виду… это был Питер. Ремус не сразу ответил. — Мы все его недооценивали, потому что он всегда рассчитывал на нашу помощь. И он сыграл на наших страхах. Шла война, а мы были кучкой напуганных детей. И подозрение было везде. — Когда-то я думал, что мы неуловимы, — прошептал Сириус. — Правда? — что-то в его голосе заставило Сириуса поднять взгляд. Он не мог определить, что, но оно прозвучало почти как боль, или, может, сожаление. Но он уже не успел ничего сказать, не успел задать толком не сформулированный вопрос, потому что в дверь постучали. А после она открылась, и он встретился с морщинистым лицом Альбуса Дамблдора.***
Гарри проснулся от внезапной боли в руке. Он лежал, свернувшись калачиком, на правом боку на полу. Кто-то над ним пошевелился, и Гарри напрягся. Тогда он заметил, что рука болела оттого, что он её отлежал — он спал так, вероятно, довольно долго. Он попытался убрать из-под себя неподвижную конечность и сесть, чтобы посмотреть, кто это сейчас тронул его за плечо (он отдёрнулся от этой руки; пульс ускорился). — Всё в порядке, Гарри. Всё хорошо, милый. Это просто я, — миссис Уизли. В её голосе было беспокойство, но, как всегда, было и что-то ещё, что он никак не мог распознать, что его пугало — он не знал, что она от него скрывала. — Давай, поднимайся, Гарри. Тебе, должно быть, неудобно, — она взяла его за руку; её руки были нежны, но прикосновение, тем не менее, заставило его вздрогнуть. — Почему ты убежал, солнышко? Ты даже не закончил свой завтрак. Она злилась на него? Она сказала им есть завтрак. Не разговаривать. Но, возможно, это также значило «оставайтесь на кухне», и он чувствовал, что это так и было, но он не мог ни секунды больше там оставаться, слушать это всё. Он поднялся, сел на кровать и почувствовал, как матрас прогнулся под весом присевшей рядом миссис Уизли. — Извините, — он решил, что это от него и ожидалось. — За что ты извиняешься, Гарри? Он ненавидел этот вопрос. На него так легко было неправильно ответить. Так трудно было додуматься до правильного ответа. Что она хотела услышать? Наверное, лучше всего было ответить расплывчато. — За то, что разозлил вас, — прошептал он. — Извините, — ещё один раз никому не мог навредить. — Я не злюсь на тебя, Гарри, — она продолжала это повторять, но Гарри это не могло убедить. — Я злюсь на того, кто это с тобой сделал. — Что? — Я знаю, это сложно понять. Я знаю, что иногда он, наверное, даже был к тебе добр, но на самом деле он нехороший человек, — её голос был мягким и сладким, как мёд, и он его ненавидел — он казался ядом. — Он натворил много ужасных вещей; он опасен. И поэтому мы не хотим, чтобы ты с ним встречался. Ты всё поймёшь, когда немного подрастёшь. Гарри зажмурился и попытался не слушать. Вместо этого он попытался представить себя на метле в безопасных объятиях Сириуса.***
Дамблдор вошёл в комнату и лёгким движением руки закрыл за собой дверь. — Здравствуй, Сириус. Как ты сегодня? Сириус пожал плечами, и Ремус снова увидел то усилие, которое он прилагал, чтобы убедить окружающих в том, что он в порядке, когда он был максимально далёк от этого. Он был похож на маггловский пазл — если знаешь, что здесь должно быть, всё становится очевидным. — Я не любитель больниц, — сказал Сириус своим будничным тоном, — но, думаю, это лучше, чем тюремная камера. — Уверен, что персонал святого Мунго был бы очень рад твоему заключению, — хохотнул Дамблдор. — Так вы подумали о нашем разговоре? — спросил Ремус, с намёком приподнимая бровь. Он ощущал на себе взгляд Сириуса; он знал, что тот ненавидел чувствовать себя лишним. Наверное, он и так чувствовал себя отрезанным от всего мира после семи лет в том аду. — Да, — повернулся к Ремусу Альбус. — Я проверил это с помощью нескольких источников, и, думаю, это сработает. Если ты, конечно, уверен? — взгляд ярко-голубых глаз словно пронзал душу Ремуса насквозь. Был ли он уверен? Да. Другого выхода не было. Он бы не позволил этому случиться иначе. — Да, — решительно подтвердил он. С кровати раздался кашель, и, когда Ремус повернулся к ней, он встретился с раздражённым взглядом Сириуса. — Я вам не мешаю? — спросил Сириус, и Ремус весьма удивился когда-то хорошо знакомому саркастичному тону. — Прости нас за такую беспардонность, Сириус, — улыбнулся Альбус. — Мы с Ремусом обсудили несколько вариантов, касающихся твоего дальнейшего местонахождения до суда и во время его. Сам суд не начнётся раньше, чем через несколько недель, и ты не сможешь всё это время провести в Мунго. Если Фадж таки добьётся своего, ты вернёшься в Азкабан как можно скорее. Он, кажется, боится, что ты снова сбежишь. Существует регламент о порядке судебного процесса. Я хочу, чтобы ты взглянул на этот документ, — с этими словами Альбус протянул Сириусу лист пергамента. Ощутимо сглотнув, Сириус взял его и начал читать.Регламент о порядке судебного процесса над магом, арт. 92: I. После ареста и на время судебного процесса подсудимый обязан оставаться в Азкабане. Исключение может быть сделано в том случае, если процедура окажет неприемлемое влияние на подсудимого, и иной маг готов и способен поручиться за подсудимого и предоставить узнику место для постоянного нахождения. II. Волшебник, предоставляющий данные условия, должен достичь совершеннолетнего возраста и обладать достаточным магическим образованием [«Выше Ожидаемого» на уровне Ж. А. Б. А. по предметам «Чары» и «Защита от тёмных искусств» либо эквивалент]. Ранее судимые или подозреваемые в настоящее время волшебники не подпадают под определение. Прямые родственники подсудимого не подпадают под определение. III. Свобода перемещения подсудимого должна быть в должной степени ограничена. В этих целях министерство предоставит магический ошейник, который гарантирует, что подсудимый не покинет место своего пребывания. Любые дополнительные границы и защита должны быть установлены представителем министерства. IV. Подсудимому запрещается использовать волшебную палочку, смешивать зелья либо использовать иные виды волшебства. V. Во время домашнего ареста место нахождения подсудимого должно постоянно охраняться как минимум одним аврором. Ответственный маг должен в любое время позволять представителю министерства посещать своё место проживания. VI. В случае нарушения ответственным магом или подсудимым вышеописанной инструкции подсудимый отправляется в Азкабан без последующего рассмотрения вопроса.
Лицо Сириуса побледнело, рука с пергаментом опустилась на одеяло. Его мелкая дрожь была почти неразличима. Ремусу пришлось отдать должное его выдержке, ведь он точно знал одно: Сириус до смерти боялся возвращения в Азкабан. — Так они вернут меня туда, — тихо начал Сириус. — Когда меня отправляют? — Нет, — ответил Дамблдор. Голова Сириуса тут же поднялась, и на секунду Ремус встретился с ним взглядом. В его глазах не было ни надежды, ни мольбы — только чистый страх, грозящийся его поглотить. — Тебя не вернут туда, — сказал Ремус, пытаясь сохранять в голосе спокойствие. — Тогда куда… — Ты останешься со мной, — твёрдо объявил Ремус.