***
Когда он проснулся и моргнул, было ещё темно, и он глубже зарылся в тепло одеяла. Оно странно пахло, и тогда Гарри заметил, что он полусидел, опершись о стену, а не лежал в кровати. Секунду он не мог вспомнить, где он, а после всё встало на свои места. Уизли. Разговоры в гостиной. Всё, что там сказали. Чувство неспособности ни секунды больше это терпеть. То, как он бежал, не зная, что делать. Найденный сарай и желание передохнуть. Гарри понятия не имел ни сколько он спал, ни который был час. Но когда он увидел слабый свет, пробивавшийся через дверь, он понял, что темнота вокруг не была ночной — просто в сарае не было окон. Он мельком задумался, встали ли уже Уизли, заметили ли они, что его нет. Станут ли они его искать? Вероятно, нет. Дурсли вот точно были рады избавиться от него — он не мог представить, чтобы Уизли огорчились уходу лишнего рта. Он подтянул слои одежды до самых ушей. Его нос и щёки за ночь довольно замёрзли. Возможно, ему стоило остаться здесь ещё ненадолго — погреться, прежде чем отправляться в путь. Он подумал, что, возможно, у него получится добраться до Лондона так, как они это сделали с Сириусом. Найти грузовик, идущий в нужном направлении. Единственной проблемой было то, что он в лесу, и вокруг не было грузовиков. Значит, ему придётся немного пройти. И вдруг раздался шум. Шум снаружи. Шорох и треск. Сердце Гарри забилось быстрее, когда он понял, чем были эти звуки. Шагами. И они приближались. Они шли сюда. В сарай. Гарри крепко зажмурил глаза и поглубже зарылся в плащи. Может, если он будет очень-очень тихим и не будет двигаться, его не заметят. Дверь, скрипя, медленно отворилась. Гарри затаил дыхание. Спрятавшись под одеждой, он ждал, не осмеливаясь даже моргнуть. — Люмос, — пробормотал голос. Когда Гарри осторожно приоткрыл один глаз, сквозь слои одежды он увидел, что незнакомец включил какой-то свет. Потом этот человек вошёл, и шаги приблизились. Раздалось какое-то шарканье, и голос тихо произнёс: — Гарри? Гарри не сдвинулся с места. — Я не сделаю тебе больно, хорошо? Не нужно бояться. А потом человек чуть спустил плащи, и его голова оказалась снаружи. Гарри испуганно моргнул в тусклом свете, исходящем от палочки в руке незнакомца. Или не незнакомца — это был тот молодой парень, которого он последней ночью встретил у Уизли. По имени Билл. Билл ему улыбался, а Гарри несколько бесконечных секунд просто смотрел на него в ответ. — Я рад, что нашёл тебя, — наконец сказал Билл и сел, устроившись у противоположной стены. Ему пришлось поджать свои длинные ноги, настолько мал был сарай. — Я очень за тебя волновался. Мы все волновались, — Билл осмотрелся. — Хорошо, что ты сюда забрался. Прошлой ночью было довольно холодно, но в этом сарае хотя бы терпимо. И всё же… — он лениво взмахнул палочкой, и сырость внутри сменилась уютным теплом. — Так… так куда ты шёл? — спросил спустя момент Билл, словно поддерживая разговор, прислоняясь к стене. — Ты хотел пойти проведать Сириуса? Гарри посмотрел на него глазами-блюдцами, терзая изнутри нижнюю губу. Почти незаметно он приподнял плечо, словно пожимая им. — Ты его очень любишь, не так ли? — снова улыбнулся Билл. — Сириуса. Гарри по-прежнему молча таращился на него. — Знаю, о чём ты думаешь, — хохотнул Билл. — Зачем тебе говорить с первым встречным? — он наклонил голову и прищурился, глядя на освещённого палочкой Гарри. — Я вчера так и не представился. Думаю, это было весьма невежливо с моей стороны, — улыбнулся он. — Я знаю, что ты Гарри. Гарри Поттер. Это знают все. А я Билл Уизли. Старший брат Рона, Фреда, Джорджа и Джинни. Ну, и Чарли, и Перси тоже, — он слегка нахмурился. — Иногда даже забываю, как нас много. У тебя были братья или сёстры, пока ты жил с тётей и дядей? Гарри помотал головой. — Только Дадли, — едва слышно прошептал он. — Он твой кузен, верно? — спросил Билл. Гарри кивнул. — Скучаешь по нему? — вновь с теплотой в голосе спросил Билл. После этих слов Гарри на него обескураженно взглянул. С чего бы ему скучать по Дадли? Он медленно помотал головой. — Наверное, вы не так уж хорошо ладите, да? — улыбнулся Билл. Гарри снова помотал головой. — Мне тоже не всегда удавалось ладить с братьями и сёстрами, но я старший, поэтому должен за ними приглядывать. По большей части они классные ребята. Ещё они, конечно, громкие и противные, но, если узнать их получше, они окажутся нормальными, — склонив голову набок, Билл на секунду окинул Гарри взглядом. — Я знаю, что тебе неуютно в Норе, и я всё понимаю, правда, понимаю. Должно быть, здесь всё непонятно и, может быть, страшно. Для тебя всё ново, а нас так много, что ты не знаешь, куда деваться. А моя мама… Я знаю, что она порой бывает навязчива, но она хочет как лучше, и я обещаю — она никогда ничего тебе не сделает. Она никогда тебе не навредит. Как и все мы. Он посмотрел Гарри в глаза и, судя по всему, увидел в них, что не убедил того. Он вздохнул. — Ты мне не доверяешь. Я могу это понять. Ты меня не знаешь, поэтому у тебя нет причин для доверия. Могу поспорить, ты мало кому доверяешь, так? Не буду принимать это близко к сердцу, — улыбнулся он Гарри. — Но вот что я тебе скажу: я пробуду дома ещё как минимум несколько месяцев. И, пока я здесь живу, я буду и за тобой присматривать. Как старший брат. Тебе ничего не нужно делать. Можешь даже особенно со мной не говорить, если не захочешь. А если захочешь, я никому ничего не расскажу, обещаю. Как считаешь? Ты согласен? Гарри взглянул на молодого мага и моргнул. Он подумал о том, что только что услышал, и не увидел ничего плохого в том, чтобы согласиться. От него всё-таки, кажется, ничего не ожидалось. И, хотя он не знал, зачем, с его стороны было очень мило предложить ему стать кем-то вроде братьев. Казалось, он правда этого хотел. Ничего плохого, не так ли? Поэтому он кивнул. Когда Билл ничего не сказал после этого, а только продолжил расслабленно, дружелюбно ему улыбаться, Гарри задумался, не спросить ли у него то, что крутилось в голове с тех пор, как он прошлой ночью подслушал разговор Билла с родителями. Он не был уверен, что осмелится спросить. Он знал, что не должен. Но Билл тогда сказал… и сейчас снова… Он сглотнул и поспешно прошептал: — Вы… вы знаете Сириуса? Испугавшись, он поспешно глянул на Билла, но волшебник только ярко улыбнулся и кивнул. — С детства. Я был ненамного старше тебя теперешнего. Он был другом моих дядей. Фабиана и Гидеона. Они были младшими братьями моей мамы, — улыбнулся он. — Поскольку они были младше моих родителей, мне они были почти как старшие братья. Иногда я оставался у них на выходные, и они разрешали мне ложиться спать позже положенного, и мы ели всякие маггловские штуки вроде бургеров и рыбы с жареной картошкой*, а также кучу шоколада. Несколько раз с ним приходил Сириус. Тогда ему было только двадцать, и он был крутой. Я его совершенно обожествлял и бегал за ним, как преданный пёсик. Но он не возражал. Думаю, его это забавляло. У него был мотоцикл, который он так зачаровал, чтобы он летал, и однажды он меня на нём покатал, — Билл нежно улыбнулся воспоминаниям. — Он был мой герой. Гарри в восторге уставился на юного волшебника. В его животе затрепетало что-то тёплое, и он улыбнулся. Слышать, как кто-то так рассказывает о его крёстном, было невыразимо чудесно. Так, будто он действительно нравился говорящему, с улыбкой, а не гримасой. — Сириус покатал меня на метле, — радостно сообщил Гарри. — А потом он научил меня летать самому, но мы всё равно очень часто летали вместе! — Уверен, это было здорово, — улыбнулся ему Билл.***
Сириус смотрел на самую отвратительную вещь, которую он когда-либо видел. Он ненавидел это. Ненавидел. А Лунатик, конечно, глядел на него с этим его «я-терпеливый-родитель» выражением лица, молча предлагая ему попробовать вести себя согласно его возрасту. Мало кто знал, что на самом деле Сириус часто не мог с ходу вспомнить свой возраст. Возможно, всё из-за того, что только вчера ему было двадцать один, но, опять-таки, вчера было вечность назад. Или, возможно, потому, что он не праздновал свой день рождения аккурат семь лет. Начиная с двенадцатого дня рождения Сириуса, вечеринки по этому поводу каждый год становились всё более грандиозными и сумасшедшими. Джеймс всегда… Сириус украдкой зажмурился. Ему действительно нужно было заканчивать с этим. Он должен был это принять. И всё начиналось здесь. С этой вещи. Всё начиналось с инвалидного кресла. Если единственным способом уйти отсюда НЕ в Азкабан было сесть в это уродство и позволить катать себя, как слабоумного, он должен был это сделать. Он не мог позволить себе не проглатывать свою гордость снова, и снова, и снова. Потому что он не думал, что действительно переживёт ещё один раз в Азкабане. Да, он смог не сойти там с ума, хотя бы частично, но это было не что иное, как удача, пара магических трюков и куча презрения к себе. И это не значило, что то время не было кошмаром. Каждый. Божий. День. И он был благодарен. Он был так чертовски благодарен, что не смог убедить друга не рисковать своей жизнью и существованием, помогая ему, что сам себе был противен. И поэтому он должен был улыбаться и терпеть. Терпеть все эти мелочи, которые разъедали его чувство собственного достоинства, его сраную личность. Он был слаб. Он вздрогнул. Он снова был слабым, жалким дерьмом. Конечно, он и сам это знал, но все старательно продолжали ему напоминать. Но он терпел. Ему только казалось, что над улыбкой надо ещё поработать. Потому что это была его роль, та, которую он всегда играл, и он не мог оплошать сейчас, позволить всем видеть, как он на самом деле запутался. Поэтому он с усилием сел и пробормотал пару колкостей, пытаясь не показывать хотя бы свою голую задницу. Не то чтобы Ремус не видел её раньше сотни раз, но это было тогда, когда он бродил по их спальне или баловался в душе, а не высвобождался из простого серого больничного платья, пытаясь усадить свои ослабшие конечности в инвалидное кресло. А затем он взял в руки тёмно-синюю робу и внезапно почувствовал, что сейчас ему придётся побороть глупые слёзы. Это был Ремус, и он, как всегда, смог сказать жизненно важную малость, дать что-то бесконечно значимое. Сириус знал — пусть Ремус и отрицал бы, что делает нечто подобное, скорее всего, смущённо краснея в процессе, он тщательно продумывал такие моменты. Выбирал то, что понравится другу. Возможно, он не понимал тот глубокий смысл, который видел в этом жесте его друг, но забота, вдумчивость, попытки хоть немного наладить обстановку для Ремуса были почти инстинктивны. Так, такой простой вещью, он показал Сириусу, что для него тот по-прежнему был Бродягой. По-прежнему был собой. И за это — даже больше, чем за распахнутые перед ним двери дома Лунатика — Сириус не мог не любить Ремуса Люпина. Он надел робу. Та идеально подошла. Но Лунатику она просто «под руку подвернулась». Конечно. Он не смог сдержать маленькую улыбку. Но она исчезла в следующую секунду, когда в комнату вошли трое мужчин, не постучав и едва не увидев его ещё более уязвимым, чем сейчас, в одежде. Одного звали Кингсли Шеклболт, и ещё один выглядел смутно знакомым, но Сириус не мог вспомнить имя. Все трое, конечно, были аврорами. Профессия, на которую Сириус, некогда новый, многообещающий талант для команды, тоже учился. Теперь он был подозреваемым, виновным, преступником. Теперь он был их работой. — Мы пришли сюда, чтобы сопроводить вас и подозреваемого до границ, — объявил Ремусу смутно знакомый аврор. Сириус закатил глаза. Теперь он вспомнил. Арчибальд Смит, довольно противный хаффлпаффец, учился в Хогвартсе на курс раньше их самих. Позже он присоединился к ним в школе авроров, провалив вступительные экзамены попыткой ранее. На Джеймса и Сириуса он, казалось, был сильно обижен, наверное, за все те квиддичные матчи, которые они у него выиграли, и за их раздражающие попытки привлечь к себе внимание на уроках, несмотря на которые, они оставались одними из лучших учеников, когда сам Арчибальд — или «Лысый**», как его, с появившимися в двадцать лет залысинами, окрестил Джеймс, испытывал трудности. Сириус прямо-таки ощущал, как Лысому нравилось происходящее сейчас. Слева кто-то тихо кашлянул. Сириус повернулся в ту сторону и увидел, что звук издал Шеклболт. — Мы будем ждать снаружи, пока вы с мистером Блэком не соберётесь, — сказал он, а после кинул в сторону Ремуса многозначительный взгляд. — Не могли бы вы на секунду присоединиться к нам, мистер Люпин? — сказал он чуть неуклюже, и Сириус мельком задумался — почему. Ремус согласно качнул головой. Кивком молча указав на дверь, Шеклболт направил коллег к выходу из комнаты. Лысый, казалось, хотел запротивиться, но, очевидно, главным был Шеклболт. Хвала Мерлину за слабые утешения.***
— Она говорит, что он плохой. Билл слегка поморщился. Ему действительно придётся попросить мать прекратить мусолить тему Сириуса Блэка, наказания всея человечества, или Гарри никогда им не доверится. Он улыбнулся маленькому мальчику, извиняясь. — Я знаю. На самом деле, довольно много людей так считают, — Билл сделал паузу, обдумывая, как лучше объяснить ребёнку такую сложную вещь. — Несколько лет назад, когда ты ещё был совсем маленький, шла война, и происходило много плохого. Большая часть людей очень боялась и не знала, кому ещё можно доверять. Были люди, которые делали очень плохие вещи, убивали людей, и Сириуса считают одним из них. Над этим Дамблдор… ты знаешь Дамблдора, верно? — он взглянул на мальчика за подтверждением. Гарри робко кивнул, и он продолжил. — Над этим они с Ремусом Люпином сейчас работают. Будет настоящий суд, и они выступят в его защиту, попробуют доказать другим волшебникам, что он не делал этих плохих вещей. — Почему они не могут просто поверить ему? — тихо спросил Гарри с явной отчаянной мольбой в голосе. — Потому что многие факты подсказывают им, что он виновен, — попытался объяснить Билл. — А эти другие люди не знают его так, как ты, и поэтому верят тому, что кажется им наиболее правдоподобным. Так понятнее? Гарри на секунду задумался. Может, и понятнее, но это всё равно казалось несправедливым. Он уклончиво пожал плечами. Некоторое время поразглядывав свои ботинки, он снова неуверенно поднял взгляд. — Билл? — Хм? — Ты веришь, что он сделал эти плохие вещи? Билл подавил в себе желание вздохнуть. Он понимал, что его ответ на этот вопрос решит, как Гарри, начиная с этого дня, будет относиться к нему. Если он хотел помочь мальчику — а он хотел, то придётся заслужить его доверие. Значит, он не сможет увильнуть от прямого ответа, и он был уверен, что ложь Гарри распознает. Нужно было осторожничать со словами, притом это был вопрос, которым он часто задавался последние несколько часов. Во что он верил? Он рассказал Гарри, что в детстве Сириус был его героем, что было правдой. Вспоминая его глазами себя десятилетнего, он в жизни бы не поверил, что этот человек способен на то, в чём его обвиняли. Но Биллу было уже не десять лет, и он знал, что факты указывали на Сириуса. Он знал, что были свидетели. Знал, что у того была некая магическая связь с Поттерами, которую он должен был предать, чтобы Сами-Знаете-Кто их нашёл. Но также он был юным волшебником-идеалистом и верил, что каждый должен иметь право защитить себя. И его очень злило, что никто не дал этого шанса Сириусу Блэку. И ещё это шестое чувство пятой точки — не аргумент для Визенгамота, но то, к чему Билл прислушивался. — Знаешь, — наконец прервал он тишину, последовавшую за вопросом Гарри, — некоторые говорят, что если хочешь узнать, хороший ли кто-то человек, нужно выслушать мнение ребёнка. Дети и собаки, кажется, о них так говорят, — слегка улыбнулся он. — И я знаю, что ты считаешь Сириуса хорошим человеком. — Я знаю, что он хороший! — выпалил Гарри более яростно, чем Билл ожидал. — Он не убийца! Он добрый и весёлый, и он жарит блинчики, и рассказывает мне сказки, и моет мне голову, и он даже не ругался, когда меня стошнило на его ботинки… — Гарри умолк, покраснев. От этого воспоминания ему явно стало неловко. Билл скрыл улыбку, но затем вновь посерьёзнел. — Как видишь, я уже давно не общался с Сириусом, и я не знаю его так хорошо, как ты. Но я доверяю твоему мнению, Гарри. И если ты говоришь мне, что он хороший парень, я тебе верю. И, увидев, как по лицу Гарри расплылась ярчайшая из улыбок, Билл понял, что сделал правильный выбор.***
Ремус уставился на тонкий чёрный кожаный ошейник у себя в руках и сглотнул. — Только закрепите его надёжно, Люпин, — сказал Шеклболт, протягивая ему эту ужасную вещь. — Почему я? — спросил Ремус, и аврор взглянул на него, нахмурившись. — Я думал, таким образом он будет не так… унижен. Но если вы хотите, чтобы я сделал это сам, просто скажите. — Нет. Нет, если иначе никак… я это сделаю, — его голос немного дрожал, и он пожурил себя за это. Не время было колебаться. Он всегда считал, что если что-то надо сделать, то это лучше не откладывать. Всё-таки он ещё в достаточно юном возрасте узнал, что некоторых вещей невозможно избежать, и ни возмущения, ни жалобы не помогали. Поэтому ему придётся просто пойти и сказать другу — наверное, самому гордому человеку, которого он только знал — что ему надо носить ошейник, как собаке. Это казалось жестокой шуткой. Они всегда смеялись над тем, как радостно Сириусу было находиться в своём животном альтер-эго, но никто из них никогда не считал Бродягу похожим на питомца. Свободный, сильный, гордый, он был создан для того, чтобы бродить по Запретному лесу в компании волка, а теперь… Ремус зажмурился, хотя картина, которую он не желал видеть, была у него в голове. Сириус был слаб. И недокормлен. И Ремус видел, что ему до сих пор сложно было стоять на ногах. Но было что-то ещё, и он не был уверен, всегда это было с Сириусом, а он заметил только сейчас, подсознательно ища это в нём, или же семь лет в Азкабане разрушили стены, выстроенные Сириусом для того, чтобы скрыть ото всех открытые раны на душе. Или и то, и другое, что казалось наиболее правдоподобным. А хуже всего было то, что Сириус, похоже, чувствовал, что теряет контроль над своей жизнью, и Ремус очень боялся, что однажды он не выдержит. Потому что так уже случалось, и в тот день Ремус увидел самое страшное зрелище в своей жизни. Вся та кровь… Ремус вздрогнул. Нет, он не мог позволить этому произойти, он должен был защитить друга. Он должен был провести их обоих через это, и всё начиналось здесь. С этой вещи. С чёртова ошейника. Ремус сделал глубокий вдох и вернулся в комнату. Когда он объяснил, что надо было сделать, Сириус отреагировал предсказуемо — с громким возмущением. Ремус спокойно и терпеливо, как и всегда в их отношениях, выдержал поток ругательств друга. А после Сириус замялся, а этого не должно было произойти, хотя бы не так скоро, и он извинился, что редко можно было услышать от Сириуса Блэка. Он сказал, мол, был благодарен. Благодарен Ремусу за то, что тот стал его новым надсмотрщиком. А затем поднял вверх волосы и обнажил шею. Так он выглядел настолько уязвимым, что на секунду перед глазами Ремуса вновь предстал ребёнок-Сириус, запертый в доме, полном злобы, рождённый со слишком большим сердцем.***
— Во всём виноват этот жуткий, бессердечный ублюдок… — прорыдала Молли Уизли. — Он забил ему голову всякой дурью, он заставил его думать, что он никому, кроме него, не нужен… — Мы не знаем, почему Гарри сбежал, — со вздохом возразил Артур. Но он выглядел не без причины взволнованным. — Гораздо важнее, чтобы мы его нашли. Альбус Дамблдор, который только что вышел из огромного кухонного камина, мрачно кивнул. Дела были плохи. Много опасностей поджидало бы любого восьмилетнего мальчика в такой ситуации, но Гарри Поттер подвергался дополнительному риску. — Вы сказали, он ушёл прошлой ночью? — поинтересовался он задумчиво. Он пытался понять, что заставило маленького ребёнка сбежать посреди ночи. — Скорее всего, ранним утром. В последний раз его видел Билл. Мальчик шёл спать. Это было где-то в два часа ночи. — Где вы уже искали? — Я поспрашивал соседей, — ответил Артур, — но, что неудивительно, его никто не видел. Если он ушёл так рано, все, наверное, ещё спали. Билл сейчас ищет его в ле… — Он нашёл его! Нашёл! Четыре маленьких рыжика вбежали в комнату через заднюю дверь. За ними влетело что-то, напоминавшее огромную серебристую птицу. Серебристая, похоже, сова села на высокую спинку одного из кухонных стульев. Дети с любопытством разглядывали её. — Я нашёл его. Он в порядке. Мы вернёмся домой, когда будем готовы. Не волнуйся, мам! — сказала сова голосом Билла. Затем она превратилась в серебристый туман и растворилась в воздухе. — Что он имеет в виду под «когда будем готовы»? — вскрикнула Молли Уизли. Артур успокаивающе погладил её по спине. — Его нашли, и он в порядке. Это самое главное, верно? — Именно так, — согласился Дамблдор. — И, если я правильно помню, Билл всегда хорошо ладил с маленькими детьми, когда был старостой школы. Вполне возможно, что он легче завоюет доверие Гарри, чем кто-либо старше, — улыбнулся он Молли. — А теперь, почему бы нам не побеседовать об этом за чашечкой чая? Мне бы она точно не помешала. Молли Уизли кивнула и тут же занялась чайником. Потом она посмотрела на детей, которые по-прежнему толпились на кухне, с любопытством глядя то на Альбуса Дамблдора, то на родителей. — Идите покормите кур, — поручила она. — А курятник надо почистить! Чего вы ждёте? Ступайте! — Но мам! — Это рабство! — Это противозаконно! — Я точно уверен, что в конституции так написано! — Мы хотим знать, что случилось! — А я хочу жить тихо и мирно. Как жаль, что не все наши желания осуществимы! Альбус хохотнул, глядя, как рыжеволосая толпа с ворчанием удалилась из кухни.***
Всё внутри Сириуса бушевало. Он ничего больше не желал — только сорвать эту хрень с шеи и кинуть через комнату. Он не смог подавить рефлекс, и его рука потянулась к горлу уцепиться за неё, ослабить её, сделать хоть что-то, но он остановил себя и лишь дотронулся до новой своей узды. До ошейника. Он сглотнул, пытаясь выровнять дыхание, стараясь, чтобы его не вырвало. Чёрт, ему нужно было возобладать над собой! — Ты в порядке? Стоявший сзади Ремус мягко положил руки ему на плечи. Рациональная часть его мозга понимала, что этот жест — попытка утешить, но дикий испуганный разум не вынес прикосновения. Он вырвался и в несколько заплетающихся шагов пересёк комнату. Дойдя до окна, он опёрся на подоконник, прерывисто, беспомощно дыша. Он не мог. Почему он не мог?.. Возьми себя в руки, идиот! Окно выходило на большой внутренний двор. Там было несколько деревьев. Их голые ветви тянулись к угрюмому серому небу. Там были высыпанные камнями дорожки и плямбы грязного газона. Порыв ветра задел ветви, и стайка птичек взлетела в пасмурное небо. Слишком большие для голубей. Вороны. Как он им завидовал… Он сглотнул. Ещё глубокий вдох, теперь — спокойнее. — Сириус? — Я… всё хорошо. Извини. Просто… Я уже в порядке. Ремус развернул для него инвалидное кресло, и, на секунду зажмурившись, Сириус дал себе опуститься в него. Он почувствовал, как по запястьям и щиколоткам побежали чары, и заставил себя продолжать ритмично дышать. Он мог это сделать. Он должен был. Ремус подошёл к двери и открыл её. — Мы готовы. Он услышал, как за спиной вошли Авроры, и как Лысый констатировал своё непонимание тактичного поведения Шеклболта. — Шоу должно продолжаться, верно? — со смешком спросил он. — Но я бы проверил, хорошо ли оборотень закрепил ошейник на своей дворняжке. — Мне всё равно, что ты бы сделал, Смит. Я здесь главный, и ты будешь делать то, что я скажу, — голос Шеклболта был низким, тон — опасным, и для лысеющего аврора это не значило ничего хорошего. — А сейчас я говорю тебе обращаться к ассистенту адвоката как положено. И хорошо бы ты помнил — пока мистер Блэк не осуждён, он невиновен. — Да ладно, ты ведь шутишь? Конечно, он виновен! Он семь лет сидел в Азкабане! Так как Сириус больше ничего не услышал ни от него, ни от Шеклболта, аврор, должно быть, заткнул подчинённого взглядом. Он молча похлопал Шеклболту. Значит, в их команде остался хоть кто-то порядочный. — Не то чтобы я этим горжусь, — обронил он, когда Ремус развернул кресло и прокатил его мимо усмехающегося аврора, — но я могу отследить своих чистокровных предков на тридцать поколений назад. Говорю тебе сразу — моя мать не очень-то была бы рада услышать, что она родила «дворняжку***». Конечно, это значило бы, что я купился на это, но всё же, если бы ты сказал ей это в лицо… Но опять-таки, она же умерла, и всем теперь плевать. Я бы сказал, к счастью для тебя. Ремус хохотнул; уголком глаза он увидел, что Шеклболт сдерживал улыбку. Если высоко держать голову, может, он не утонет. Он знал, что провоцировать людей, которые будут пристально за ним следить несколько недель — не самая лучшая идея, но Лысый Смит уже давно, с незапамятных времён был безнадёжным случаем. О, старые добрые времена!.. И он мог слегка напомнить ему о них во время этого испытания… ну, надо же было ему как-то убить время, не так ли?***
— Так как поживает юный Гарри? — Очевидно, не очень хорошо, — вздохнул Артур Уизли. — О, он хороший мальчик, — возразила миссис Уизли, пусть никто и не утверждал обратного. — Маленький ангел просто травмирован. Кто не был бы после всего, через что он прошёл? — Вы говорите о месяцах, проведённых им с Сириусом Блэком? — поднял бровь Дамблдор. — Конечно. — Должен заметить, у меня не сложилось такого впечатления, что жизнь с мистером Блэком дурно повлияла на Гарри. На самом деле он, похоже, к нему довольно сильно привязался. — Блэк всегда хорошо умел манипулировать людьми и обманывать их, завоёвывать их доверие, чтобы, когда они повернутся спиной, всадить им нож в спину, — с каменным лицом ответила Молли. — Я знаю, — тепло улыбнулся ей Дамблдор, — что вы потерпели огромные потери во время войны, Молли, и я понимаю, что вы вините Сириуса Блэка. Но его вина не была доказана. Его даже не судили. — Я знаю то, что мне известно, Альбус. Дамблдор кивнул и сделал глоток чая, а после сменил тему. — На самом деле, тревожность и застенчивость Гарри может быть результатом кое-чего другого, — на секунду он запнулся. — Я уже говорил вам, что не хотел отправлять Гарри назад к родственникам. Чего я вам прямо не рассказал, так это того, что есть подозрение, что родственники Гарри не заботились о нём надлежащим образом. Возможно, имело место насилие. — Что?! — вскрикнул Артур. — Гарри явно слишком стесняется говорить об этом больше, чем нужно для выражения желания к ним не возвращаться, а остаться с крёстным. Но Сириус рассказал мне, что видел, как дядя ударил его в лицо, и что тело мальчика было покрыто синяками. Глаза Молли с подозрением сощурились. — Блэк так сказал вам? — переспросила она. — Да. Также мистер Люпин, посетив их дом, доложил, что спальней Гарри служил чулан. Лицо Молли при этом нахмурилось. Уизли и сами были небогатой семьёй, но даже в её доме с ограниченной жилплощадью ни одному из её детей не приходилось спать в чулане. Ограниченные финансовые возможности — не причина лишать ребёнка необходимого! — Ну, пожалуй, в этом вы полностью правы, — решительно сказала она. — Эти люди не способны растить такого ребёнка, как Гарри. Он такой чувствительный! Он особенный, и ему нужно много внимания. Но… в общем, я бы не доверяла тому, что говорит Блэк. Наш сын Рональд сегодня утром рассказал мне, что Гарри говорил, что дядя несколько раз его бил, когда тот плохо себя вёл. Я не одобряю таких воспитательных методов. Но это вполне в духе Блэка — раздуть слона из мухи. Он бы что угодно сказал, лишь бы лучше выглядеть в чужих глазах, и он явно очень убедительный лгун. Альбус Дамблдор со вздохом кивнул.***
Они переместились с помощью порт-ключа. Его лучший друг в инвалидном кресле, трое авроров и он сам. Сириус снова затих, позволив распоряжаться собой. Ремус слегка волновался, как отреагирует Сириус на его достаточно скромное жилище, но лицо того ничего не выражало. Кингсли с двумя остальными быстро осмотрели комнаты коттеджа, чтобы убедиться, что всё везде как положено. Несколько последних дней дом уже подвергался тщательным проверкам, поэтому это, казалось, больше было формальностью. Альбус магически добавил ещё одну спальню рядом с Ремусовой спальней-кабинетом, которая на самом деле была кабинетом с кроватью внутри. Ремус обставил новую комнату Сириуса и попытался украсить её гриффиндорскими цветами, чувствуя себя глуповато. Но он понятия не имел о нынешних предпочтениях Сириуса, и это, конечно, тоже было глупо, потому что Сириус жил в тёмной грязной камере семь лет и вряд ли много времени уделял развитию предпочтений касательно дизайна интерьера. Ремус вздохнул. Да, он нервничал. Он пытался напомнить себе, что в прошлом жил с Сириусом семь лет, но он прекрасно знал, что то было совсем другое. С тех пор всё очень изменилось. Он привык к уединению и не называл его одиночеством. Зачастую он недели проводил сам по себе, избегая людей, чтобы не приходилось терпеть их полные жалости или отвращения взгляды. У него по-прежнему оставалось несколько друзей, но они были из тех, с кем сохраняют связь, а не из тех, с кем ходят в паб за углом выпить пива. Не то чтобы у него за углом был паб; всё-таки он жил посреди пустоши не без причины. Ему нравилось быть одному. Он мог читать, писать и искать информацию, и никто его не прерывал. Ни о ком не нужно было думать. А теперь будет ещё Сириус. И авроры, караулящие его дом днём и ночью. И всё было нормально — он ведь не мог дать другу вернуться в Азкабан. Не после того, как он позволил ему гнить там семь лет. Не после того, как он увидел последствия этого. Не после того, как понял, что у Сириуса Блэка было больше плохих, ужасных, отвратительных воспоминаний, чем у всех, кого он только знал. Предложить свой дом в качестве новой тюрьмы для друга казалось естественным решением. Всё было задумано так, чтобы не дать ему вернуться в свой ночной кошмар. Но теперь, когда Сириус сидел на диване, потерянный и измученный, теперь, когда он наблюдал, как друг рассеянно теребил пальцами сраный ошейник, который Кингсли активировал, когда они перекатили Сириуса через порог… Сейчас он внезапно засомневался в разумности своего решения, и должен был признать, что он боялся. Они с Сириусом больше друг друга не знали. Прошедшие годы оставили между ними огромную пропасть, которую он ощутил лишь теперь, оставшись наедине с другом. И он знал, что надо строить мост, и он правда хотел это сделать. Но сейчас он понятия не имел, с чего начать. Ремус видел, как его друг превратился в лохматого чёрного пса и свернулся калачиком между диванных подушек. И ему пришлось задуматься, сделал ли он это оттого, что в форме Бродяги чувствовал себя защищённее, стало ли это азкабанской привычкой или же он просто считал этот облик более уместным теперь, когда носил ошейник.