***
Проснувшись, чёрный пёс слегка задрожал. Огонь в камине затих и превратился в редкое мерцание, а в окно падал первый луч света, предвещающий начало зари. С, как казалось, болезненным усилием пёс спрыгнул с дивана и, растянувшись, сменил своё обличье на тощее тело Сириуса Блэка. Сириус встал на ноги и оглядел гостиную Ремуса, освещённую тусклым светом. Тогда-то его взгляд и упал на самого хозяина, сгорбившегося в кресле возле дивана в, судя по всему, довольно неудобной позе. Очень редко, вот как сейчас, когда лицо Ремуса было расслаблено во сне, отбросив маску спокойной вежливости, ещё можно было увидеть застенчивого, уязвимого мальчика, который привёз с собой на первый курс Хогвартса слишком большой и тяжёлый секрет для маленьких плеч. Ранним утром Сириус стоял посреди скромного обиталища друга, изучая его постаревшее лицо, новые шрамы и седеющие волосы, спадавшие тому на лицо, и им овладевало странное чувство нежности. Он этого действительно не хотел, потому что не желал быть бременем. И всё же он об этом молился, потому что альтернатива была слишком ужасной, чтобы о ней даже помышлять. Он чувствовал отвращение к этой жестокой шутке — сделать Лунатика его охранником-надзирателем. И он этого жаждал, потому что так страстно желал хоть немного человеческого общения и единения. Но больше всего он этого боялся. Потому что он чувствовал себя полностью сломленным и не хотел, чтобы Ремус видел, как он жалок на самом деле. Но теперь он был здесь. Теперь всё было по-настоящему. Он коснулся тонкой полоски кожи вокруг шеи кончиками пальцев. Это становилось привычкой, но он всё время чувствовал, как эта штука его душит. Он знал, что это происходило только у него в голове, но всё же не мог стряхнуть неудобство. Он всегда плохо переносил… заключение. Ремус пошевелился, и Сириус тут же отвернулся, неуверенный, как Ремус воспримет его наблюдение за ним, спящим. Вчера он мало обращал внимание на то, что его окружало, и, шагая по направлению к кухне, он рассеянно ощупывал том в кожаном переплёте, фотографию Ремуса с матерью, перо, лежавшее рядом со свитком пергамента, который выглядел как список покупок… Ремус всегда любил составлять списки. Он провёл кончиками пальцев по всем этим атрибутам повседневной жизни, пытаясь представить Ремуса, обитавшего здесь все те дни и ночи, что он проводил наедине с кошмарами. Чем он всё это время занимался? Как развивалась его жизнь — и развивалась ли вообще? — Ты встал, — раздался голос Ремуса, констатируя очевидное. — Только что. Уголком глаза он увидел, как Ремус провёл руками по лицу. — Чай? Или всё так же предпочитаешь кофе? Сириус повернулся к нему и сардонически поднял бровь. Лицо Ремуса вытянулось. — Мерлин, я идиот, прости, я забыл — … — Чай пойдёт, Лунатик, — он улыбнулся другу, будучи вполне уверенным, что улыбка выглядела как настоящая. Всё было лучше, когда Луни был рядом. Всегда. Ремус ещё недолго глядел на него, словно о чём-то размышляя. Затем он отвернулся, обошёл его и занялся чайником. Сириус продолжил стоять у кухонного стола. — Ты же в курсе, что можешь садиться? — спросил Ремус, не оборачиваясь. — Mi casa es su casa*. Сириус не смог подавить вырвавшийся из горла горький лающий смешок. Это побудило Ремуса оглянуться. — Что такое? — спросил он. — Ничего, — махнул рукой Сириус и, после почти незаметного секундного колебания, вытащил стул и сел. Его левое колено дрожало, и, когда взгляд Ремуса задержался на нём, он и это в себе тоже попытался подавить. Ремус разлил чай по чашкам, и какое-то время они пили его в тишине. Молчание каждую минуту становилось всё более и более неловким. Ремус заёрзал на месте. — Ты правда чудесно справился с Гарри, — вырвалось у того вдруг. — Ась? — с чего бы это он? — Он действительно доверяет тебе больше всех. Это изумительно… — Он изголодался не только по еде, Лунатик, — вздохнул Сириус. — Эти ублюдки… Я должен был его убить. Если бы я был сильнее, я бы убил его. — Не думаю, что это так, — мягко возразил Ремус. — Почему? — иронично рассмеялся Сириус. — Потому что я не убийца? — И это тоже. Но основная причина — Гарри. Той ночью ты знал, кто именно был важнее всех. И ты знал, что нужно Гарри. Понимал его чувства. — Его чувства были очевидны, — дёрнул свой ошейник Сириус. — Нет, — помотал головой Ремус. — Думаю, ты понимаешь его лучше большинства, лучше, чем кто-то вроде Дамблдора или Молли, лучше, чем я. Сириус тяжело сглотнул, сопротивляясь комку в горле. Почему чёртова хрень была такой узкой? Разве не говорил Ремус, что она подстраивается под шею? — Ты знал, что они запирали его в чулане? Он там спал. За ним закрывается дверь. Мрак, полный, непроходимый мрак… Он задышал быстрее, но воздуха не хватало. Эта штука его медленно сдавливала, душила, в этом он был уверен. — Я представить не могу, как ему там было одиноко, как плохо, — сказал Ремус, и Сириус различил в его голосе море эмоций. Ветер по шее — как ледяное дыхание. Чёртова хрень сужалась. — Сириус? Она была слишком узкой, сужалась каждую секунду. Его сердце бьётся быстрее. Здесь что-то есть. С ним рядом что-то есть, а он не может выбраться. — Сириус. Он не мог вдохнуть. Его голос кричит, умоляет — бесплодно. Он взаперти. В доме Блэков по адресу площадь Гриммо, дом 12 было много тайных комнат и ходов. Этот старый дом веками принадлежал их семье. И, как и положено было в те давние дни, здесь были погреба. Тёмные, холодные, промозглые погреба. Их использовали в разных целях. Как склады, как жильё для домовых эльфов, как хранилище для запасов спиртных напитков его отца… и для наказания старшего сына Вальпурги Блэк. Ему было шесть. В тот первый раз. Мать поймала его за разговором с маленькой светловолосой девочкой. Она была в ярости от того, что он говорил с магглой. Он пытался оправдаться, объяснить ей, что он не знал, что девочка не была ведьмой. Как он мог догадаться, когда девочка была совсем не похожа на магглов из рассказов родителей? Она не вела себя как животное, не казалась тупой и не пыталась нанести ему вред. На самом деле, она была очень добра и даже поделилась с ним парой карамелек, которые несла с собой. Они были со вкусом клубники, которой сама девочка и пахла. Поскольку его обучали дома, ему не с кем было играть, кроме младшего брата. Все его кузины были старше него и слишком важничали, а кузины Беллы он даже побаивался. Поэтому он приятно удивился, найдя человека, с которым можно поговорить, сидя на стене в саду и болтая ногами. Так скучно было всё время безвылазно сидеть дома! И он честно не понимал, почему так важно было не заговаривать с девочкой только потому, что она маггла. Это он и сказал матери. Вальпурга Блэк не закатила истерику, как делала зачастую, когда он не слушался. Нет, она только взглянула на него с широкой улыбкой, а глаза её блестели. — Кричер! — позвала она своего самого верного домового эльфа, и когда уродливый маленький карлик тут же появился, она приказала ему, не глядя на сына: — Покажи Сириусу, каково это — быть взаперти, Кричер. Он должен научиться ценить своё положение. Кричер поклонился так низко, что задел носом пол, а потом с удивительной силой потащил Сириуса в сторону кухни. На кухне Сириус был всего несколько раз — его матери обычно не нравилось, когда он там слонялся, это было слишком низко, а пищу можно было употреблять только в столовой. Он никогда не открывал тяжёлой деревянной двери в конце комнаты. Она всегда была заперта. Но именно туда Кричер сейчас его тащил. Сириус особо не возражал, вот только пальцы больно впивались ему в руку. Всё же он был любопытным мальчиком, а это точно было лучше, чем маяться от скуки. По крайней мере, так он думал, пока Кричер не втолкнул его за дверь, заставив его споткнуться, и не захлопнул её за ним, оставляя его в абсолютно непроницаемой темноте. Он услышал, как задвинули затвор, и с колотящимся сердцем осмотрелся, пытаясь различить во тьме предметы, но их здесь не было. Протянув во мраке руку, он попытался нащупать дверь, потом — её ручку, но ничего, кроме шершавой деревянной поверхности, там не было. — Кричер? — неуверенно позвал он. — Кричер! Кричер, иди сюда, выпусти меня! В темноте он попытался нашарить фонарь, или факел, или свечу, но нащупал только паутину и что-то, похожее на дохлую мышь, отчего он закричал. — Кричер! Кричер, здесь нет света! Выпусти меня! Я сказал тебе меня выпустить! Это приказ! Кричер! КРИЧЕР!.. Дубри? — позвал маленький мальчик другого эльфа-домовика. — Дубри, ты мне нужен, иди сюда! Дубри! Ничего не произошло. Никто не пришёл. Никто не ответил. Его оставили одного в незнакомой темноте, сквозь которую его глаза ничего не видели. Каменная, похоже, стена возле двери казалась грубой и была довольно влажной. Чуть дальше, на расстоянии его руки, было что-то вроде чулана. Всё казалось сырым и грязным. Он понятия не имел, насколько велика эта комната, но боялся её изучать. Он боялся, что не сможет найти дорогу назад к ступенькам и двери, которая, хоть и была закрыта на замок, была его единственным ориентиром. Он сел, повернувшись к ней спиной, и уставился в темноту. Он не знал, как долго просидел так, пока что-то не услышал. Какое-то шуршание. Ослеплённый страхом, он повернулся к двери, в панике начал стучать по ней и царапать её. Он был уверен, что чувствовал на своей шее дыхание, что кто-то к нему тянулся… — Кричер! Дубри! Пустите! Пожалуйста, выпустите меня! Мама! Помоги, здесь что-то есть! Помоги! Выпусти! ВЫПУСТИ! Сириус барабанил по двери и кричал, пока не охрип, пока руки не засвербели адски. Наконец он сжался в углу, где дверь точно скоро откроется, пожалуйста, скорее. За ним скоро должны были прийти и выпустить. Он поджал колени к груди, обнял голову руками и зарыдал. Измученный, он почти уснул, когда дверь открылась, и Кричер вытащил его и доставил в гостиную, где сидела за чашкой чая его мать. — Надеюсь, теперь ты понял, что у всех твоих привилегий есть цена, Сириус. Ты всегда должен вести себя соответственно статусу. Ты — Блэк, Сириус! Возможно, теперь ты больше будешь ценить всё, чем ты окружён. Или ты хочешь провести ещё немного времени в погребе? Сириус бешено замотал головой, и его мать показалась довольной. И действительно, до следующего его похода в ту темноту прошло почти полгода, но посещения с годами становились всё более частыми. Мать нащупала его больную мозоль и знала, как её использовать. Даже позже, когда он уже нанёс свой «коронный удар» и был отсортирован в Гриффиндор, когда для него изобрели более жестокие методы наказания, она любила возвращаться к истокам и запирать его в том погребе. И он презирал себя за свой страх, за то, что она в итоге всё же добивалась его мольбы о пощаде. Он до сих пор не знал, как выглядел тот погреб и что в нём было. Для него это было просто воплощением западни. — Сириус! Сириус, дёрнувшись, развернулся; сердце колотилось о рёбра. Ремус стоял рядом, протянув к нему руку, но не дотрагиваясь до него. — Сириус! Это всего лишь я… — голос Ремуса звучал неуверенно, вопрошающе. — Я зову тебя уже минуту. Ты как будто меня не слышал… — Я… прости, я, наверное… задумался… ненадолго, — он рассмеялся и помотал головой, разрывая связь между их взглядами. Ремус продолжил смотреть на него. Не купился. — Сириус, что с тобой? — Ничего особенного, — Мерлин, почему его голос звучал так напряжённо? Он попытался улыбнуться. — Вкусный чай, — он сделал ещё один глоток. — О чём ты задумался? — мягко поинтересовался Ремус. — О… обо всяком. О школе, — промямлил он, прячась за чашкой. Он не мог взглянуть в ответ на обеспокоенного друга. Он усилил хватку и свернул свободную ладонь в кулак, чтобы не тянуться к ошейнику снова. — Зачем ты всегда это делаешь? — наконец спросил Ремус, словно разрываясь между болью и злостью. — Я не… о чём ты? — спросил Сириус, тщательно стараясь не допускать появления на своём лице эмоций. — Об этом! — в голосе Ремуса звучали сдерживаемые слёзы. — Ты всегда это делаешь! Отворачиваешься, делаешь вид, что всё в порядке. В школе мы все закатывали глаза и ржали с твоих повадок, и скоро ты отвлекал нас чем-то классным, поразительным или невероятно тупым. Но это не было «ничем особенным», верно? Никогда. Ты просто был так умён, что делал вид, что скрываешь что-то дурацкое, неважное, когда на самом деле ты. Скрывал. Всю. Свою. Сраную. ЖИЗНЬ!***
Гарри отвели в комнату, которую он делил с Роном, так как миссис Уизли настояла, что он точно устал после всего случившегося. На самом деле, в основном он был только голоден, но не осмелился ничего сказать. Теперь он сидел на кровати, пытаясь понять хоть что-то в этой ситуации. Он не до конца был уверен, верил ли он словам Билла о том, что его родители не будут его бить, хотя, приходилось признать, они до этого ещё не доходили. И они точно не морили его голодом. И миссис Уизли разрешала ему лишь немного помогать по хозяйству в том, что не было очень сложным, и всегда ставила его в пару с одним из своих детей, чаще всего — с Роном. Так что, возможно, они отличались от Дурслей. Но ему здесь по-прежнему не нравилось. И он знал, что это, наверное, делало его ужасным, неблагодарным уродом. Потому что он знал, что от него ожидалась благодарность. Так было всегда. Благодарность за еду, за постель, за одежду, которую ему дали. Но он не хотел быть благодарным. Он хотел накричать на них, что они были неправы, неправы, НЕПРАВЫ! И он хотел увидеть Сириуса. Пока Сириус спал пять дней подряд, он жутко боялся. Он боялся, что тот уже не проснётся. Боялся, что он уйдёт навсегда, как ушли его родители. Когда Сириус наконец проснулся, он испытал сильнейшее облегчение, счастье, но когда он взял его на руки, он увидел, что тот ещё очень усталый, даже после того, как так долго проспал. Он волновался за Сириуса. Он хотел проверить, в порядке ли он. Что, если ему был нужен Гарри? Но Уизли его не отпускали, и он это НЕНАВИДЕЛ! Он ненавидел ИХ! Ладно. Билл вроде был добрый. Но все остальные!.. Ну, Рон был не такой уж и плохой. А близнецы, пусть абсолютно сумасшедшие, на самом деле, вероятно, не были ужасными. И Джинни. Ну, он ничего не знал о Джинни, но думал, что она нормальная. Он не так много времени провёл с мистером Уизли, потому что тот каждое утро уходил на работу, но, если подумать, он всегда казался спокойным и довольно дружелюбным, хотя иногда странноватым. Нет, его внутренности узлом скручивала именно миссис Уизли. Она всегда делала штуки, из-за которых казалась милой, но она такой не была. Она была несправедливой, и тупой, и ничего не понимала! Она могла делать столько горячего шоколада, сколько ей хотелось, но она никогда не будет такой хорошей и просто правильной, как Сириус. Она настаивала на том, чтобы ненавидеть его крёстного, и, так как Гарри знал, что Сириус — самый лучший на свете, он решил, что будет в ответ ненавидеть миссис Уизли.***
Сириус застыл столбом, уставившись на него, и на секунду Ремусу почти стало смешно. Он никогда не видел Сириуса таким. Бледным, с глазами-блюдцами, с чуть не отвисшей челюстью. Но после по телу Сириуса пробежала дрожь, и Ремус почувствовал что-то максимально далёкое от веселья. Он снова потянулся к другу, резко нуждаясь в том, чтобы обнять его — или поднять его дух, он точно не знал. Но Сириус отшатнулся, вырвав руку из хватки Ремуса с такой силой, что споткнулся, отходя. Срань. Он не хотел, чтобы так получилось. Что с ним не так? Из них двоих он должен быть более вдумчивым, терпеливым. — О чём ты говоришь? — спросил Сириус потустороннним голосом. Ремус сделал глубокий вдох. Лучше бы ему правильно это объяснить. — Когда ты забрал Гарри, я отправился на поиски. Я не наткнулся на тебя случайно. Я вас искал. Сириус только смотрел на него. Очевидно, об этом он догадался и сам. — Я перепробовал всё. Я… я, наверное, вскоре стал одержим, — он хохотнул, но Сириус продолжил на него пялиться. — Я побывал всюду, пытаясь найти подсказку. Я поговорил с Андромедой. И я отправился на Гриммо. Я… если можно так сказать, встретил твою мать. Сириус на секунду прикрыл глаза. — Там в холле ещё висит эта картина? — спросил он с горьким смешком. — Да. И там был домовый эльф, и… Мерлин, Сириус, я в жизни не был в таком отвратительном месте! Как ты не сошёл с ума, пока жил там? — Никак, — он вновь опустился на стул с нечитаемым выражением лица. — Поэтому я и ушёл, помнишь? — Почему ты никогда нам не рассказывал? — он должен был знать. — Мы бы поддержали, мы бы помогли… — Вы не могли помочь! — выплюнул Сириус. — Вы были просто парой маленьких мальчиков! Думаешь, вы смогли бы остановить моего отца? Думаешь, я не пробовал? — голос Сириуса дрогнул на последнем слове, и сердце Ремуса больно сжалось. — Они были моими родителями, — прошипел Сириус, — и имели право на всё, что им захочется. Ремус взглянул на друга с беспомощной тоской. — Мы могли попросить помощи… Дамблдор… МакГонагалл… Тогда Сириус рассмеялся. — Это были Блэки, Ремус! Им бы и убийство с рук сошло! Возможно, такое и было, я бы не зарекался. Ты хоть осознаёшь, какая власть была в руках у моего отца? — Но мы всё равно могли поддержать, мы могли… — Что? Пожалеть меня? — жёстко вопросил Сириус, вновь вскакивая и начиная ходить туда-сюда. — Вы меня когда-нибудь жалели? — ответил Ремус, тоже становясь всё злее. — Вы меня поддерживали, вы хранили мою тайну. Ты не думал, что мне тоже было страшно? Не думал, что я боялся, что если вы от меня и не отвернётесь, то останетесь моими друзьями только из жалости и милости? — То было другое! — Почему же? — Потому что ты не виноват в том, что ты оборотень! — крикнул Сириус, поворачиваясь к нему. Ремус застыл. Секунду, пока в воздухе ещё звенели эхом слова Сириуса, Ремус просто пялился, широко раскрыв глаза, на друга, который, судя по тому, как он глядел на него, понятия не имел, что только что сказал. — Сириус… — осторожно начал Ремус. — Что бы твои родители ни делали, что бы они ни говорили, ты в этом тоже не виноват! — Я знаю, — отвёл взгляд Сириус. — Нет. Нет, я так не думаю, — возразил Ремус, неуверенно подходя к нему. — Я знаю, что мой отец был ублюдком, ладно? — зло произнёс Сириус, огибая друга, и Ремус слышал в его голосе упрямство. — Я знаю, что моя мать была отвратительной гарпией! — Расскажи мне, что происходило, — тихо сказал Ремус. — Расскажи, что они делали. — Это уже неважно. Это было давно. — Это важно, Сириус. Мне это важно! Сириус тяжело дышал, как зверь в ловушке; его кулаки сжимались почти ритмично. — Он бил тебя? Твой отец. Он бил тебя? — Он меня никогда не трогал, — Сириус схватился за горло, потянул за ошейник, но, очевидно, даже не заметил, что делает. — Может, пощёчиной-другой он меня за все эти годы и наградил… когда был настолько пьян, что идти ровно не мог. Но это было редко. И нет, кроме этого он меня не трогал, — он хохотнул, и это был худший звук, когда-либо услышанный Ремусом. — У него ведь были другие методы! Он был магом и гордился этим! — Что он делал? — Что ты хочешь услышать? — почти гневно выплюнул Сириус. — Как он раздевал меня взмахом палочки? Как я наклонялся, а он меня лупил? Или как он медленно сдавливал мне горло, а я открывал рот, как рыба, пока не посинею? Или ты хочешь услышать, как они запирали меня в погребе? В первый раз мне было шесть, и я чуть не спятил. Но это мелочи по сравнению с тем, что я получил, когда вернулся домой после первого курса. Они кинули меня туда на несколько дней, и я был уверен, что про меня забыли. Ты хочешь знать, как я от жажды слизывал воду с каменных стен? Или как я думал, что вокруг меня в темноте что-то ходит? Как я царапал дверь, пока ногти не сломались, а из пальцев не пошла кровь, потому что монстры приближались, пытались добраться до меня, напали бы, как только я закрою глаза или моргну?! Мне было двенадцать! Ремус был слишком шокирован, чтобы ответить; он осознал, что одно дело — представлять худшее, другое — слышать, как ужасно всё было на самом деле. Сириус всё равно, казалось, ответа не ожидал. Он смотрел вдаль с безэмоциональным выражением лица, обернув ладонь вокруг полоски кожи на шее. — Когда они наконец меня выпустили, я пообещал им всё, что они хотели услышать. Что я отсортируюсь заново. Что я не буду гриффиндорцем. Что я не храбрый. Я пообещал им, что в следующем году подружусь с правильными людьми. Что я буду идеальным маленьким слизеринцем. И я пообещал им, что никогда больше с вами не заговорю… что вы — ничто… магглолюбцы и грязнокровки. Так я боялся. Так я был слаб! Это было слишком, и в два быстрых шага Ремус пересёк пространство между ними и сжал друга в крепких объятиях. Сириус застыл столбом, но не отстранился. — Я предал тебя, — прошептал он без выражения. — Я уже тогда предал тебя. Ремус не отпускал, только продолжал держать друга, ни слова не говоря, и некоторое время спустя тело Сириуса обмякло, и он слегка прильнул к Ремусу. — Нет, — прошептал в ответ Ремус. — Когда ты вернулся на второй курс, мы всё ещё были друзьями. Ты узнал, что я оборотень, и мы всё ещё были друзьями. — Я пообещал им. — Ты не виноват, — пробормотал Ремус, не зная, что ещё сказать. — Ты никогда не был виноват.***
— Как ты это не видишь! — раздражённый, Билл Уизли плюхнулся на стул на кухне. — Я вижу это, Билл. Я вижу, как Гарри практически обожествляет Блэка. И это чуть не сводит меня с ума! Но это не так необычно. Я читала об этом в «Ведьминском Еженедельнике». Жертвы часто привязываются к своим похитителям, особенно если они ещё очень юны. Если Гарри не был счастлив у тёти с дядей, даже понятнее, как он впечатлился. А Блэки умеют манипулировать, контролировать, влиять. Ты не знал его отца. Орион Блэк был большой шишкой в обществе. Ты не поверишь, какие слухи о нём ходили, даже если правдой была только половина. И его мать! — вздрогнула миссис Уизли. — Я встречала её всего пару раз, но, клянусь, у неё был дурной глаз. Все они были тёмные. Посмотри на его кузину, которая кончила Азкабаном, провозгласив себя самым верным слугой Сам-Знаешь-Кого! Он просто лучше это скрывал. Наверняка хотел громко выйти из тени. Он всегда устраивал ужасные драматические сцены. У этого рода безумие в крови, попомни мои слова, Билл! — И что? Дурная кровь себя проявит? Это звучит жутко похоже на слова этих чистокровных идиотов, мам! — Не смеши меня, это совершенно другое, — миссис Уизли продолжала греметь сковородками и кастрюлями, готовя обед. — Я о семье. Всё идёт оттуда. Хотя всё их кровосмешение на пользу точно не пошло. Ты знал, что Вальпурга и Орион были кузенами? Воистину «Чистота навеки»… чистое зло! — Ладно, тебе не нравятся Блэки. Это я понимаю, они не похожи на классных ребят. Но я по-прежнему считаю, что если Гарри так защищает Сириуса и так о нём тревожится, значит, он наверняка как-то хорошо на него повлиял. Миссис Уизли улыбнулась сыну. — Знаешь, солнышко, это очень мило, что ты всё ещё видишь мир в таком хорошем свете, но, боюсь, это не всегда так. Билл ляпнул головой о стол. — Окей, — сказал он, сохраняя лицо лежащим на поверхности стола. — Я на секунду приму, что что ты намертво упёрлась в то, что Сириус Блэк — злой, бессердечный негодяй. Но что насчёт Гарри? Он несчастен и напуган. Ты причиняешь ему боль такими словами. Ты можешь перестать хотя бы ради него? — Я не говорю с ним о преступлениях этого человека! Он слишком маленький, чтобы такое слышать. — Но ты говоришь другие вещи, как вчера. И тебе не нужно говорить об этом с ним; он всё слышит. Мерлин, мама, я прожил в этом доме достаточно, чтобы знать, что секреты здесь долго не живут! — Кто-то должен дать Гарри понять, что им манипулировали, или он никогда не выберется из его хватки. — Он не сможет! Ты не видишь? Даже если ты права насчёт Блэка, так ты только сильнее оттолкнёшь Гарри! Я тебе отвечаю, если ты продолжишь в том же духе, он никогда тебе не доверится. Фактически, я думаю, что ты уже серьёзно накосячила. — И что ты мне предлагаешь с этим сделать? — Позволить ему навестить Сириуса. — Ты с ума сошёл! Даже если бы он не был таким влиятельным ублюдком, он по-прежнему преступник под стражей. Плохая компания для восьмилетнего ребёнка! Билл вздохнул. Он знал, что она не уступит. — Нам нужно что-то сделать. Ты не можешь насовсем запереть его здесь, это ему не поможет. Миссис Уизли, судя по всему, задумалась над этим. — Ладно, в этом ты, может, и прав. Возможно, нам стоит завтра совершить маленькую прогулку по магазинам на Диагон-аллею. Это должно разгрузить мозг. Билл нахмурился. Он не это имел в виду. Но секундой позже в его глазах почти заметно зажглась искра. — Знаешь, мама, думаю, это классная идея!***
Сириус казался вымотанным, как человек после выплеска эмоций, и Ремус провёл его на второй этаж и показал его комнату. Сириус улыбнулся ему, увидев её расцветку — улыбнулся по-настоящему, искренне, и Ремус подумал, что, возможно, всё ещё образуется. Возможно, это ужасное положение его друга станет ему способом выплеснуть накопившуюся внутри черноту. Сириус растянулся на красном одеяле, и Ремус на секунду присел на кровать у него в ногах. — Ремус? — Хм? — Пообещай мне кое-что?.. — Что угодно. — Не боишься, что я попрошу чего-нибудь непристойного? — Что угодно, — улыбнулся Ремус. Сириус улыбнулся другу в ответ, а после словно протрезвел. — Никогда не позволяй ему туда вернуться. Что бы для этого ни потребовалось, никогда не отдавай его в лапы этим ублюдкам. — Не буду, — спокойно встретил его взгляд Ремус. — Только через мой труп. На самом деле, прежде чем до этого дойдёт, я позабочусь, чтобы трупом стал Вернон Дурсль. Сириус по-настоящему ухмыльнулся его словам. — Угрозы смерти от Ремуса Люпина? Никогда бы не подумал, что доживу до этого дня. Ремус выглядел почти обиженным. — Знаешь, я тоже умею применять физическую силу, когда выпадает случай! — Что-то я в этом сомневаюсь, если ты используешь выражение «применять физическую силу» в значении «побить кого-то». — Я его ударил! — объявил Ремус. И мощь, с которой он это сделал, лишь немного была подпорчена лёгким румянцем, покрывшим его щёки. — Ты ударил Дурсля? — с изумлением уставился на него Сириус. — Ты, Ремус Люпин, реально кого-то ударил. Ремус надулся и упрямо скрестил руки на груди. — Чья бы корова мычала. Насколько я знаю, ты его хорошенько отметелил. Лицо Сириуса скорчилось в мрачной гримасе. — Недостаточно. Даже и близко не столько, сколько этот ублюдок заслужил. Ремус смягчился и секунду молча глядел на друга. — Спасибо, — наконец сказал он. — За что? — вопросительно поднял брови Сириус. — За то, что забрал его оттуда. Ты многим рискнул. Сириус помотал головой. — Дело всегда было в нём, Ремус, — поглядел он на друга. — Меня бы там вообще не было, если бы не Гарри. Я только о нём и думал. Без Гарри я бы никогда не выбрался из Азкабана, — он заколебался, а после встретился взглядом с Ремусом и вновь показался тому двенадцатилетним. — Ты поверишь… если я тебе скажу, что видел Джеймса, ты сочтёшь меня сумасшедшим? — прошептал он. Ремус уставился на него со смесью жалости и неуверенности во взгляде. — Тоска — сильное чувство, Сириус. Я знаю, как близки вы были, и понятно, что… — Я семь лет был в Азкабане, Ремус. — Я знаю, и понимаю, что твой разум мог от этого слегка запутаться. Сириус вздохнул. — Нет, — повторил он. — Я имею в виду, что я был в Азкабане семь лет. Ты никогда не задумывался, почему я сбежал сейчас? После стольких лет? — Ну… на самом деле, да. — Я видел Джеймса. Во сне. Он… он сказал, что я обещал позаботиться о Гарри, спросил, почему я этого не сделал, и показал, что с ним произошло из-за того, что я не справился. — Возможно, это была связь, — нахмурился Ремус, задумавшись. — Дамблдор говорил, что ты можешь чувствовать, когда Гарри в опасности, что, возможно, у вас даже есть какая-то ментальная связь. — Возможно… Ремус видел, что на самом деле такой ответ Сириуса не устраивал, и понимал его лучше, чем хотел признавать. Увидеть Джеймса снова. И Лили. Он бы многое за это отдал. Он потянулся и взял друга за руку, и в этот раз тот не отшатнулся. Его глаза закрылись, и он засыпал. — Луни… — пробормотал он. Ремус улыбнулся. — Я с тобой, Бродяга, — прошептал он. — Всё хорошо. Я с тобой. Но он знал, что Сириус уже слишком глубоко уснул, чтобы его слышать.