***
В тот день Диагон-аллею покинула счастливая толпа. Лишь Гарри и миссис Уизли были немного огорчены. Гарри по-прежнему удручали слова Ремуса касательно его шансов на встречу с Сириусом. Однако, прощаясь, русоволосый маг с ласковой улыбкой подмигнул ему и прошептал: «Не волнуйся, что-нибудь придумаем». Поэтому Гарри не был полностью счастлив, но хотя бы мог надеяться. Миссис Уизли, с другой стороны, подозревала, что попалась на удочку Ремуса Люпина и собственной плоти и крови. Зайдя в маленькую кофейню Флориана Фортескью, увешанная сумками, она обнаружила за столом, полным горячего шоколада и печенья, своих отпрысков, Гарри и Ремуса за оживлённой беседой. Такой картины она никак не ожидала, особенно — улыбающегося черноволосого мальчика. Она впервые услышала смех Гарри, и тот прошёл прямо сквозь неё, чуть не доведя её до слёз. Тогда Ремус заметил её в дверях и понял, что первая битва выиграна. До победы в войне с её упрямством было далеко, но начало было положено. Да, он всегда казался мягким и доброжелательным, но некоторым было известно и о хитрой стороне Ремуса Люпина. Ремус же был на высоте. Вежливый, скромный, с мягким, спокойным очарованием. Он не пытался затрагивать тему Сириуса, потому что знал — для миссис Уизли она что красная тряпка для быка. Вместо этого он рассказал ей, как он рад, что Уизли приняли к себе Гарри, ведь его родственникам нельзя доверить даже канарейку. Возможно, он слегка перегнул палку, сказав, что миру нужно больше таких людей, как Уизли, которые милосердно, альтруистично выручали нуждающихся, но в итоге он мастерски сыграл двумя своими крупнейшими козырями. Альбусом Дамблдором и радостным личиком маленького Гарри Поттера. Ремус быстро понял, что, как бы то ни было, Молли Уизли питала глубочайшее уважение к Альбуса Дамблдору. Так что, когда Ремус между делом обмолвился, что в этой истории они с Альбусом с самого начала работали вместе, а особенно — в поисках Гарри, которые привели к их с Сириусом разоблачению две недели назад, Молли Уизли стала смотреть на него иначе. Ремус бесстыже нацепил на себя свою самую скромную маску и рассказал ей, что он, конечно, с готовностью предоставил после этого Альбусу помощь, когда тот в ней нуждался. Он помог бы Альбусу Дамблдору, которому был обязан жизнью, в чём угодно. Молли Уизли чудесно всё это проглотила и начала видеть в нём скорее протеже Дамблдора, нежели сообщника Сириуса Блэка. А ещё там был Гарри. Гарри, который засиял от счастья, когда Ремус рассказал ему, как Сириус по нему скучает, думает о нём, говорит о нём, как сильно-сильно его любит. Билл взял с ребятни обещание, что они сохранят всё, сказанное о Сириусе, в тайне, поскольку одно его имя, произнесённое вслух, повергало их мать в истерику. Все рыжики с энтузиазмом закивали и пообещали молчать, очевидно, радуясь, что стали почти как члены секретного общества. Отойдя вновь наполнить кружки напитком, Билл вкратце проинформировал Ремуса о событиях последних дней и поделился своим мнением: Гарри напуган, несчастен и скучает по своему крёстному. Он знал, что не способен доставить Сириуса к Гарри или Гарри к Сириусу, поэтому подумал, что Ремус сейчас — лучший выбор из возможного, и, возможно, он сообразит, как им помочь Гарри. У них мало что было на руках. Всё было сложным и запутанным, но в итоге они хотя бы составили план. Стратегией они избрали мягкое давление. Сперва надо было уговорить Молли разрешить Гарри видеться с Ремусом, что, как Билл был уверен, потребует лишь немного обаяния Ремуса и взывания к слабому месту его матери, а именно — к малышу Гарри Поттеру. Ремус же тогда, коварный подлец, послужит каналом связи между крёстным и крестником. Они надеялись, что со временем, ближе ко дню суда, Молли ослабит поводья. Они сошлись во мнении, что худшее для Гарри — неизвестность. Это стало ясно из того, как жадно Гарри впитывал каждую крупицу информации о крёстном, которую мог дать ему Ремус. Больше всего Ремус удивился тому, с какой готовностью Билл Уизли принял идею невиновности Сириуса, особенно когда его родители видели всё в настолько ином свете. Но, когда он спросил его, Билл только улыбнулся и сказал: «Ничто так не убеждает, как любовь и обожание маленького ребёнка, особенно когда я сам знал Сириуса Блэка в таком возрасте». — О да, мотоцикл, — улыбнулся тогда ему Ремус. — Многие попадали под эти чары. — Не думал, что он вспомнит, — покраснел Билл. — Боюсь, я тогда был немного надоедлив. — На самом деле, он ещё не всё помнит, — помрачнел Ремус. — У него ещё есть пробелы и чёрные дыры в памяти, особенно в хороших, счастливых воспоминаниях, которыми кормились дементоры. Но всё возвращается. Он вспомнил, что вы часто гостили у своих дядей, — упомянув братьев Прюэтт, он грустно улыбнулся юному магу. — Он сказал, вы были забавным ребёнком. — Ну что ж, это пока его память не вся вернулась, — рассмеялся Билл. Ремус не засмеялся в ответ, только ещё больше посерьёзнел. — Билл, я… мы… теперь правда ваши должники. Спасибо, что сделали это возможным, что заботитесь о Гарри. Это многое значит для меня, и, наверное, ещё больше — для Сириуса. Гарри… — он оглянулся на стол, за которым сидели, улыбаясь, Рон с Гарри и наблюдали, как близнецы пытаются стрелять друг в друга крошками от печенья из импровизированного оружия — соломки. Ремус грустно покачал головой. — Он ещё такой маленький. И он многое повидал. Его родственники… причинили ему боль. Сильную. И не только физическую. Больше всего он нуждается в чувстве защищённости. И Сириус дал ему это в те месяцы, что они провели вместе. Иногда я думаю, что лучше бы я их никогда не нашёл. А Сириус… иногда мне кажется, что лишь забота о Гарри делала его целым. Я волнуюсь за него, он такой… — Ремус осёкся, заметив выражение лица Билла, явно удивлённое и слегка встревоженное. Ремусу пришлось напомнить себе, что он сам ещё почти ребёнок. — Ему сейчас трудно, — сказал он наконец, чтобы избежать дальнейшего обсуждения проблемы. — Но, думаю, весточка от Гарри ему поможет. Билл с искренним беспокойством на лице кивнул. — А сейчас давайте покормим эту ораву и продолжим шоу. Так они и сделали.***
Когда Ремус вернулся домой, Сириус всё ещё сидел на диване, глядя на потухающий огонь. Он не сдвинулся с места и не оглянулся, когда волшебник вошёл в дверь, стряхивая налипшие на него редкие снежинки. — Здесь холодно, — сказал Ремус, снимая туфли. Сириус пожал плечами, не поднимая взгляда. — А почему ты не проследил за огнём? — Ошейник. Не могу подойти к камину. — Раньше ты попадал дровами в камин из дальнего угла общей гостиной. — С помощью магии. Ремус вздохнул, явно не настроенный общаться с надувшимся Сириусом. — Я видел Гарри. Одно это имя возымело эффект удара молнии — Сириус мгновенно развернулся. — Да? — выдохнул он. Ремус кивнул. Тогда он вскочил с дивана и с энтузиазмом подбежал к другу, словно ожидая, что из-за его спины вот-вот выйдет крестник. — Где? Когда? Как он? Что он сказал? Он спрашивал обо мне? — С ним всё хорошо, — улыбнулся Ремус, — но он, конечно, по тебе скучает и хочет тебя увидеть, — Сириус вздохнул, одновременно с беспокойством о мальчике и радостью, что его не забыли. — Это всё Билл, — объяснил Ремус. — Он свёл нас вместе. Кажется, он не разделяет убеждений своей матери и с теплом тебя вспоминает. Похоже, твой мотоцикл всё-таки чего-то стоил. — Ага, — поднял удивлённый взгляд Сириус. — Не думал, что он меня ещё даже помнит. — Тебя трудно забыть, Бродяга, — улыбнулся Ремус, и Сириус улыбнулся в ответ. Он вернулся лишь на секунду, но вернулся, этот дух их светлой дружбы, который некогда воспринимался как должное, не требовал доказательств. — Он устроил вам с Гарри встречу? А он может — … — Нет. Мне жаль, Бродяга, не без разрешения Молли. Она его опекун, она должна дать согласие на посещения. Сириус горько вздохнул, отвернувшись. — Лично мне кажется, что сюда может зайти всякий Том, Дик и Гарри*. Один хер** ко мне уже приходил, почему бы теперь не Гарри? — пробормотал он, не замечая встревоженного вида Ремуса. — Кстати, Молли разрешила мне встречаться с Гарри в Норе. Я могу повидать его завтра, меня даже на обед пригласили, — с предвкушением в голосе произнёс Ремус. Сириус почувствовал, как в грудь что-то всадили и повернули, и сделал глубокий вдох, чтобы избавиться от этого ужасного чувства. — Да? — прошептал он, не глядя на Ремуса, боясь того, что друг может увидеть в его глазах. Он знал это чувство, это маленькое чудовище, грызущее его, царапающее, разрывающее его острыми когтями. Ревность. Зависть. Он ощущал её довольно часто — когда после очередного курса школы видел, как миссис Поттер*** и Дейрдре Люпин обнимают своих сыновей на платформе 9 ¾, когда Джон Поттер сжимал плечо Джеймса, прижимал его к себе и ерошил его и без того непослушные волосы. Он старался не оглядываться на родителей Питера, хотя всё же задумался, живы ли они ещё и как относятся к чудесному воскрешению сына. Теперь он почувствовал это снова, и, как тогда, когда он был зеленеющим от зависти маленьким мальчиком, он посчитал отвратительным своё нежелание делиться тем, чего он, судя по всему, не заслуживал. Семьёй. Любовью, призрак которой он поймал в те месяцы, что они с Гарри провели вместе, когда Сириус поддался иллюзии истинного отцовства. Он отвратителен. Заботиться о Гарри нужно не для его собственного счастья — для Гарри. Поэтому теперь Гарри мог видеться с Ремусом, и, если это приносит Гарри счастье, это здорово, и Ремус, очевидно, тоже был счастлив, и он должен за него тоже порадоваться, и, если они поладят, возможно, он Гарри уже не понадобится, но всё это ведь не для того, чтобы он был нужен, он никогда не был, так какого хера было так трудно развернуться и улыбнуться другу, который ему только помогал во всём, он действительно презренный ублюдок… — Бродяга, — неожиданно подошёл сзади Ремус и положил руку ему на плечо. — Не будь идиотом, Бродяга. О чём, как ты думаешь, мы с Гарри говорили, пока к нам не подошла Молли Уизли? — когда Сириус не ответил, Ремус закатил глаза. — О тебе! Билл посчитал, что Гарри будет лучше, если он сможет как-нибудь связаться с тобой. Он уже пытался сбежать, потому что думал, что может найти тебя. Вот, держи. Сириус уставился на пергамент и перо, которые вручил ему Ремус, и поднял на него недоуменный виноватый взгляд. — Мерлин, Бродяга, раньше ты был сообразительнее. Сядь и напиши ему письмо! — отойдя, чтобы развести огонь, он пробормотал: — Сомневаюсь, что буду больше, чем почтальоном. Когда Сириус уже сидел за кухонным столом с пером перед пергаментом, комкая предыдущие версии письма, Ремус поставил перед ним чашку горячего чая и сел за стол напротив него с такой же. — Так что там насчёт того хера, который к тебе приходил? Царапанье пера по пергаменту прекратилось; осталась клякса. Сириус поднял взгляд. Его лицо не выражало никаких эмоций. — Люциус заходил поиздеваться и проинформировать меня, что мне осталось ровно три дня. Они назначили дату слушания. Тем вечером Сириус отказывался вновь говорить о визите Люциуса, хотя тот явно оставил на нём впечатление. Ремусу казалось, что друга плотно закрыла от него кирпичная стена в форме высокомерного бледного блондина. Сириус всегда презирал наследника Малфоев с жаждой мести, в которой было что-то более личное, нежели в тех случаях, когда дело касалось обычных Пожирателей Смерти. — Так ты снова от меня закрываешься, да? — наконец спросил раздражённый Ремус. Сириус метнул в него мрачный взгляд, один их тех, от которых по спине ползли мурашки. — Что ты от меня хочешь, Ремус? Открыть тебе все мои чёрные тайны? Я Блэк. Их много. Большинство из них — не тема для беседы за званым ужином, а если и так, то на такой ужин ты не захотел бы пойти. Брось, это не так важно. Это, конечно, были именно те слова, которые убедили Ремуса, что это действительно важно. Но он знал, что сейчас ничего не добьётся, поэтому сменил тему, и вскоре они сидели, попивая чай, в мирной тишине. Ремус записывал что-то для статьи, а Сириус тратил лишний пергамент Ремуса на будущее идеальное письмо. — Право слово, Сириус, это не любовное письмо. Гарри будет счастлив получить всё что угодно, лишь бы оно было подписано твоим именем, — с этими словами Ремус выхватил последнюю версию из рук Сириуса, пока тот и её не выбросил.***
На следующее утро за завтраком Гарри был весь взбудоражен; у него голова кружилась от нетерпения. Прошлой ночью они допоздна болтали с Роном. Увидев, что его старший брат, которого Рон обожал даже больше, чем квиддичных игроков «Пушек Педдл», хорошо думает о печально известном Сириусе Блэке, Рон изменил своё мнение о любимом крёстном Гарри. Крепость пала, и теперь Рону был любопытен человек, которого он считал массовым убийцей и чудовищем, и который, по рассказам Гарри, был самым классным родителем на свете. Гарри изложил всё — от их приключений по дороге в край Озёр до нескольких месяцев совместной жизни в домике, и был очень рад, когда Рон слушал его, широко раскрыв глаза и завидуя тому, какой у него замечательный, потрясающий крёстный. Теперь Гарри в спешке ел хлопья, будто время до обеда пройдёт быстрее, если он поторопится с завтраком. Миссис Уизли ему улыбалась, радуясь его прекрасному аппетиту, и на мгновение он улыбнулся в ответ, пока не вспомнил, что ненавидит её. Он зарделся и склонился над тарелкой, слегка замедлившись. После завтрака миссис Уизли нагрузила их работой по дому, чему Гарри, по правде, обрадовался, потому что от этого время тоже шло быстрее. И всё же, пока Гарри кормил кур, он постоянно оглядывался на дорогу, которой он целую вечность назад впервые добирался до Норы с Ремусом. Когда он наконец увидел высокую фигуру, длинными, может, слегка усталыми шагами поднимающуюся в гору, то чуть не уронил на землю миску с зерном от волнения. Не отрываясь, едва не наступая на кур, он наблюдал, как подходит Ремус, и раскачивался на месте. Когда волшебник преодолел половину расстояния, он поставил миску на землю и побежал ему навстречу, но у границ неуверенно остановился. Он по-прежнему немного стеснялся и не знал, чего ожидать от друга крёстного, но не мог не тянуться к его нежной улыбке и добрым глазам. Закусив губу, он ждал, пока Ремус подойдёт, и расслабился, увидев ту самую улыбку сияющей на лице волшебника. — Привет, Гарри! Что ты здесь делаешь? Холодно же! Меня высматривал? — Я кормлю кур, — застенчиво ответил Гарри. Ремус улыбнулся и наклонился перед ним. — Сириус просил меня обнять тебя за него. Лицо Гарри отразило ликование; тело затрепетало от радости. Ремус слегка развёл руки в стороны, и он робко шагнул вперёд; тогда его крепче прижали к себе, и он расслабился. — Он передал мне кое-что для тебя, — прошептал Ремус ему на ухо. — Но нужно быть поосторожнее — миссис Уизли этого лучше не видеть. О, вот и она! — Мистер Люпин! Очень рада вас видеть, — быстрым шагом подошла к ним Молли Уизли, вытирая руки фартуком. — Боюсь, вы немного рано. Я только поставила в печь мясной рулет. Ремус выпрямился, но оставил руку на плече Гарри, легонько его сжимая. — Звучит аппетитно, миссис Уизли. И, пожалуйста, могу я вас попросить звать меня Ремусом? Ваши милые ребята уже так и делают, поэтому, мне кажется, это только уместно. — Конечно, — одобрительно улыбнулась хорошим манерам Ремуса миссис Уизли. — Друзья Дамблдора — наши друзья. Я Молли, как вы наверняка уже знаете. Проходите внутрь! Я попробую управиться поскорее. — О, пожалуйста, не торопитесь ради меня. Я просто подумал, что мог бы провести немного времени с Гарри до обеда. — Конечно, давайте я провожу вас в гостиную. Они прошли внутрь. Ремус и Гарри присели на диван, а миссис Уизли суетилась вокруг них, отправила детей заниматься своими заданиями и принесла чай. Гарри грыз нижнюю губу; он весь напрягся и на нервах едва не подпрыгивал на диване. Ему очень хотелось, чтобы она просто ушла и оставила уже их в покое, и Ремус мог отдать ему то, что передал Сириус. Когда у миссис Уизли закончились все адекватные поводы задержаться в гостиной, повисло неловкое молчание. Ремус спокойно помешивал чай; Гарри сидел на краю дивана, разглядывая свои вытянутые ноги и носки в коричнево-оранжевую полоску, которые достались ему от Рона. Многие вещи его нового друга имели такую расцветку. Миссис Уизли прочистила горло. — Эмм, ну, если вам не требуется моя помощь, я пригляжу за мясным рулетом. Ремус поднял на неё взгляд и вновь дружелюбно улыбнулся. — Спасибо, миссис Уизли. Превосходный чай. Когда дверь за ней закрылась (не до конца), Ремус подмигнул ему и вытащил из мантии конверт. На нём изящным почерком, как он понял, Сириуса было написано его имя, «Гарри». Его сердце забилось быстрей; казалось, Ремус принёс ему бесценное сокровище — впрочем, так оно и было. Он осторожно взял конверт и провёл пальцами по тяжёлому пергаменту, где Сириус написал его имя. — Можно мне его распечатать? — с надеждой поднял взгляд зелёных глаз Гарри. Второй маг, показалось, почти изумился, но с улыбкой кивнул. — Конечно, можно, Гарри. Оно твоё, — мгновение спустя он добавил: — Только постарайся, чтобы миссис Уизли его не видела, хорошо? Гарри с готовностью кивнул, аккуратно разорвал конверт и вытащил изнутри кусок пергамента.***
Когда в дверь снова позвонили — и получаса не прошло с ухода Ремуса — Сириус вздохнул. Что это такое? У Люциуса что, система оповещения стояла? Настроенная на время, когда он в доме один? — Убирайся! — крикнул он через плечо, не потрудившись встать. — Я выслушал всю твою чушь. Право, сегодня не обязательно снова пересчитывать способы выражения твоей ублюдочности, благодарю покорно! — Очень жаль слышать, — ответил в дверях Альбус Дамблдор. — Альбус! — мгновенно развернулся Сириус. — Я думал, это… не вы. — Тогда, учитывая обстоятельства, я рад, — шутливо поднял бровь Дамблдор с весельем во взгляде. — Могу я полюбопытствовать, какого любителя выражать ублюдочность ты ожидал? — Не очень важного, — со вздохом помотал головой Сириус. Дамблдор ещё секунду его разглядывал, но тему закрыл. — Могу я предложить вам чашечку чая? Помнится, вам нравился чай Ремуса. — И сейчас нравится. Спасибо тебе большое, Сириус, очень любезно с твоей стороны. Сириус кивнул и приступил к работе. — Так что вас сюда привело? Это из-за суда? Я уже слышал, что дату перенесли на пораньше. — Ты уже знаешь? — переспросил Дамблдор слегка удивлённо, что бывало нечасто. — Лично меня министерство уведомило этим утром. Сириус только уклончиво пожал плечами. Ему стало интересно, не думал ли Дамблдор молча в этот момент его проклясть, но в итоге решил, что не надо, зная, что упрямство Сириуса непоколебимо. Или, возможно, будучи его адвокатом, посчитал это неэтичным. А может, он уже знал ответ на невысказанный вопрос. Всё-таки это был Альбус Дамблдор. Спинка стула скрипнула под весом старого волшебника, и Сириус почувствовал сфокусированный на нём напряжённый взгляд голубых глаз, в которые он не смотрел. — Ну, кроме того, чтобы навестить вас, это действительно главная причина моего визита. Всё-таки у нас мало времени, и я бы хотел, чтобы ты был готов. Сириус поставил уже наполненные чашки и чайник на стол, после чего сел и начал помешивать напиток. — Ну, думаю, сначала допросят меня, не так ли? — он поднял взгляд на своего давнего учителя, вновь чувствуя себя учеником. Иногда Дамблдор оказывал такой эффект. — И я просто расскажу им, как всё было тогда. С Джеймсом и Лили. И тогда… они допросят его? Питера, — последнее имя он выплюнул с такой неохотой, как сова — корм. — Скорее всего, — кивнул Дамблдор. — Но тебя обвиняют не только в том, что произошло во времена террора Волдеморта, хотя это будет сложнее всего опровергнуть. Ещё есть дело о похищении Гарри и, конечно, твой побег из тюрьмы. Ты должен понять, что для многих людей, даже для членов Визенгамота, это не более, чем формальность. Тебя не судили, поэтому будут судить сейчас, но в основном они и так считают тебя виновным. Ты должен быть готов к этому и не терять самообладание. Сириус скорчил гримасу и сжал зубы. — То есть вы хотите, чтобы я был хорошим пёсиком. — Можно и так сказать, — поднял одну из серебристых бровей Дамблдор. — Я понимаю твою злость, Сириус, но плевки в их лица только подтвердят их мнение о тебе. Не думаю, что нужно напоминать тебе о последствиях в том случае, если мы не пошатнём их убеждения. — Азкабан, — Сириус выплюнул это, как нечто отвратительное. — Или, поскольку ты однажды уже сбежал, они остановятся на Поцелуе. Во рту внезапно пересохло. Сириус сглотнул. — Мы, конечно, проследим, чтобы до этого не дошло, — сказал Дамблдор, на этот раз мягче, — но необходимо, чтобы ты понимал всю серьёзность ситуации, — он остановился. — Я сегодня говорил с Кингсли, и он сказал, что Скримджер почуял неладное в деле с Питером. Он думает, что тот вскоре может сознаться. Питер явно напуган и по-прежнему отрицает, что он был Хранителем Тайны и виновным во взрыве, убившем тех двенадцать человек, но, кажется, сам себе противоречит. Скримджер не очень терпелив, но это делает его хорошим следователем. Сириус кивнул. Он не хотел думать о Питере. Он даже не хотел напоминать себе о его существовании, но знал, что иначе никак нельзя. Они не виделись с утра первого дня после смерти Джеймса и Лили. И не разговаривали. Он задумался, каково это будет — столкнуться со знакомым лицом, зная, что перед ним человек, разрушивший жизни их всех. Джеймса, Лили, Гарри, Ремуса… и его самого. Как ни странно, раньше бы он подумал, что, если бы Питер кого-то из них и убил, это был бы он — не то чтобы он когда-либо представлял себе, что Питер кого-то убьёт. Они были друзьями, пусть и, наверное, наименее близкими из их компании. Иногда Сириус шутил на тему влюблённости Питера в Джеймса — настолько тот его обожал. Сириусом он также восхищался, но с большей завистью и меньшей привязанностью. Он хотел быть таким, как Сириус, потому что хотел сблизиться с Джеймсом, «золотым мальчиком». Сириус знал, что в глубине души Питер ревновал к нему, но всегда только посмеивался над этим. То был маленький Питер, и его пылкость едва не умиляла, подобно преданности щенка. Но теперь он понимал, что Питер всегда думал, что, будь он красивее, богаче или, возможно, даже чистокровнее, Джеймс выбрал бы его. Он никогда не понимал, что выбор здесь вовсе ни при чём. Братьев не выбирают. Всё было очевидно с первого взгляда. В первый раз на поезд до Хогвартса его провожала мать, и, пока она полоскала ему мозги и читала напутственные лекции, он стоял с безэмоциональным выражением лица, а внутри него всё горело. И тогда его разозлённый взгляд встретился со взглядом другого черноволосого мальчика, сходство которого с ним на этом и заканчивалось. Мальчик радостно смеялся; на нём была маггловская одежда, и его мать обнимала его. А затем Джеймс Поттер подмигнул ему через плечо матери. Они уставились друг на друга, и Сириус улыбнулся ему в ответ; и, когда они забрались в поезд, в одно и то же купе, всё уже было решено. А они и словом не обмолвились. Даже после этого Сириусу и Джеймсу часто не нужны были слова, чтобы понять друг друга, и Сириус знал, что Питера этот тайный язык удручал, что ему хотелось быть в него посвящённым. В отличие от Ремуса, он не понимал, что это был не код, а нечто, что они и сами не могли объяснить. Теперь Сириус и впрямь раздумывал, ненавидел ли его Питер на самом деле, было ли заключение Сириуса для него удобным или то была его месть. Но он по-прежнему не мог уразуметь, как Питер смог предать Джеймса, того самого человека, которого он любил больше всех. Часть его хотела взглянуть ему в лицо, наорать на него, придушить, требуя ответы. А другая его часть хотела никогда больше его не видеть. — Я бы убил его, — сказал он тихо, почти себе под нос. — Если бы всё пошло иначе… Я мог стать убийцей. Ремус думает, что я не такой, но это было… не знаю, совпадение. Я бы убил… Питера. И я не… не уверен, что пожалел бы. — Питер никогда не побеждал тебя в поединке. Под давлением у него получалось из рук вон плохо. Не вижу, как он мог превзойти тебя в тот день, если твои намерения были истинны. Ты никогда не применял Непростительные, Сириус. Это сложнее, чем многим кажется. — Я знаю. Но что говорит вам, что у меня бы не вышло? — Всё, что я о тебе знаю.***
В подлости вселенной Гарри даже не сомневался, поэтому, естественно, миссис Уизли должна была вернуться в гостиную под тем или иным предлогом прямо в тот момент, когда Гарри распечатал толстый конверт, и, конечно, прежде чем он успел прочитать первую строчку. Он успел быстро всё спрятать в подоле полученного на Рождество большого ему по размеру свитера, но после возможности прочитать письмо не возникло, поскольку миссис Уизли продолжала кидать на него сконфуженные, а затем — подозрительные взгляды, потому что он от нетерпения заметно дрожал. Обед, наверное, был вкусный — Гарри не мог по этому поводу ничего сказать, он только жевал и глотал, слишком озабоченный, чтобы различить вкус. Ему нравилось присутствие Ремуса, но он и этим не мог насладиться, потому что письмо прожигало дыру в кармане. После обеда Ремус снова обнял его — на прощание — и сказал ему не вешать нос, потому что всё в конце концов будет хорошо. Словно стремясь его замучить, миссис Уизли нашла тысячу и одно занятие для детей, включая игру во взрывающиеся карты, которую Гарри каждый раз с треском проигрывал. Наконец Гарри метнулся в ванную и дрожащими пальцами вынул письмо. Пергамент уже был слегка помят, и он распрямил его у себя на коленях. Он чуть не обезумел от радостного предвкушения и потребности прочитать сообщение крёстного. Дом Люпина, 30 декабря 1988 Гарри. Как ты, щеночек? Всё хорошо? Мне так жаль, что я не могу сейчас оказаться с тобой рядом, но Ремус сказал мне, что ты в порядке и потихоньку привыкаешь к жизни с Уизли. Не знаю, правда ли это; может, он просто не хочет, чтобы я волновался. Надеюсь, с тобой всё хорошо. Знаю, тебе, должно быть, страшно. Но Уизли — хорошая семья. Они не навредят тебе, Гарри. Я уверен. Но если вдруг я не прав, скажи мне, хорошо? Не пытайся быть храбрым, понимаешь меня? Сразу говори, если что-то не так! Я сейчас дома у Ремуса, но привязан к нему, скажем так, магией, поэтому покинуть дом не могу. Это моя собственная маленькая тюрьма, но она лучше Азкабана, поэтому я не могу жаловаться. И не буду. Я никогда бы не подумал, что Ремус пойдёт на это ради меня, и я ему благодарен. Он даже согласился передать это письмо. Фактически, это была как бы его идея. Кажется, с годами он стал только изворотливее. Думаю, ему идёт. Гарри, я хочу, чтобы ты знал — ему можно доверять, ладно? Я знаю, ты, должно быть, напуган всем тем ужасом, что происходил с тобой последние пару недель, и могу тебя понять, но теперь ты в безопасности. И Ремус будет приглядывать за тобой, пока я не смогу снова делать это сам. Обещаю, я не сдамся! Меня будут судить, и тогда я смогу доказать свою невиновность. И, когда всё это закончится, я приду за тобой. Мы станем семьёй, Гарри. Мы уже семья. Для меня ты — мой самый настоящий сын, и я буду бороться, чтобы мы были вместе. Я люблю тебя, Гарри. Пожалуйста, будь осторожен! Я буду на связи — через Ремуса. Не могу описать, как я завидую ему, способному видеть тебя, говорить с тобой лично. Но, пожалуйста, рассказывай ему всё, что хочешь сказать мне; он передаст мне твои слова. В это письмо я вкладываю то, что хотел отдать тебе уже долгое время. Эта фотография была снята в один из самых счастливых дней моей жизни. Это свадьба твоих родителей. Теперь ты можешь посмотреть, как выглядели твои мама с папой. Ну, я там тоже есть. Я был шафером. Так что, может быть, ты меня не забудешь, а заскучаешь по мне — сможешь взглянуть на фото. Я ещё так много всего хочу сказать тебе, но Ремус теряет терпение. Он напоминает, что в следующий раз я могу написать другое письмо, и я обязательно так и сделаю! Я люблю тебя, Гарри. Не забывай это, окей? Твой крёстный, Сириус P. S. Кажется, я получил рождественский подарок от тебя. Я нашёл в снегу свёрток, но забыл о нём, а потом нашёл в кармане мантии. Мне он ужасно понравился! Он очень красивый. Твои подарки всё ещё дома — как минимум те, которые я успел раздобыть перед всем, что произошло. Они ждут тебя. Мы отпразднуем Рождество, когда вернёмся. Когда снова будем дома. Гарри свернулся калачиком на сиденье унитаза, прижимая к груди письмо так, как хотел бы прижаться к Сириусу. Радость и счастье наполнили его до краёв. Сириус его не забыл. Он по-прежнему любил его и хотел быть его семьёй. Он будет бороться за него, за Гарри! Он считал его… сыном. Гарри позволил этому слову поплыть, закружиться в сознании. Сын. Я ему как сын. Он почувствовал, как его внутренности завязались тугим узлом. Сириус хотел забрать его домой. Стать его семьёй. Гарри ещё витал в своих мыслях, когда, выйдя из ванной, чуть не врезался в миссис Уизли, которая стояла по другую сторону двери. Гарри в страхе замер. Она знала о письме! — Гарри, милый, ты в порядке? — она нежно коснулась его лба. — Ты был там довольно долго, и ты весь красный. Может, пойдёшь в постель? Я принесу тебе бульона. Гарри только тупо кивнул, а затем быстро поднялся в комнату, которую делил с Роном. Той ночью, лёжа в кровати, он прижимал к груди смятый кусок пергамента. Он потерял счёт количеству раз, которые перечитывал слова крёстного. Он уже выучил письмо наизусть и прокручивал в голове свои любимые отрывки снова и снова, глядя на фотографию, переданную ему Сириусом. На ней был мужчина с такими же, как у него, упрямыми чёрными волосами, который радостно улыбался, как Чеширский кот, с любовью глядя на рыжеволосую молодую женщину, которая сияла от счастья. Её щёки покрывал красивый румянец, зелёные глаза искрились. Между ними, выглядывая из-за плеч, поместилась молодая смеющаяся версия его крёстного, чьи глаза светились радостью за этих двоих людей, его друзей. Гарри долго разглядывая фото и наконец заснул с твёрдой уверенностью, что эти люди его любили, и один из них ещё был с ним. И он был счастлив. Впервые за, казалось, целую вечность — как минимум с той рождественской ярмарки, так круто подкосившей их жизни — он был счастлив, и сны его были полны смеющихся глаз, и любви, и семьи.***
Мужчина сидел на кровати и жалел себя. Комната была мала, как и окно. Матрас был бугорчатый, одеяло дурно пахло. Стены были абсолютно белые и совсем не помогали убить время. Всё это оставляло его разуму достаточно возможностей, чтобы придумать ужасные видения, в которых друзья делают с ним не менее ужасные вещи. И другие. Других он боялся гораздо больше. Может, Сириус и считал себя пугающим, устрашающим в те моменты, когда давал волю своей ярости, но он никогда не видел его и его последователей недовольными. Питер всхлипнул. Он не знал, чем заслужил это. Руфус Скримджер и этот Гэвин Робертс заломали ему руки. Он не мог думать, когда они бомбардировали его вопросами со всех сторон — у него кружилась голова. Он думал, что, если он просто продолжит обвинять Сириуса, которого все и так хотели видеть плохим парнем, он сможет выпутаться из этой передряги, как выпутывался из многих проблем. Он не выглядел подозрительным. Люди никогда не задерживали на нём внимание. Он ненавидел этот факт, будучи школьником, вечно завидовал Джеймсу и Сириусу, которым всё давалось легко: учёба, квиддич, общение с девушками. Они всегда были в центре внимания. Даже Ремус, едва ли особо заметный, всегда казался с ними на короткой ноге. Он смеялся в правильных местах, когда Питер снова не понимал шутку. Он смешил их своим остроумием, а не неуклюжестью. Но позже Питер понял все преимущества положения недооценённого. Никто никогда не подозревал маленького безобидного Питера. Он хохотнул. Да, он задал им жару, он перехитрил их всех, даже всемогущего Дамблдора! Конечно, ему было жаль Джеймса. Он был его другом, на самом деле обожал его. Но после школы Джеймс изменился; кроме того, он — как и Сириус — не понимал, что взрослая жизнь совсем другая. Звание Мародёра вне Хогвартса ничего не значило. Они больше не были самыми крутыми, здесь были другие короли, более, намного более могущественные, которые могли стереть в порошок мизинцем. А у него было много последователей. Борьба против них с каждым днём казалась всё глупее. Они не были магглорождёнными, им нечего было бояться. Даже Ремуса, оборотня, приняли бы, наверное, он был бы куда свободнее под властью Тёмного Лорда. Конечно, была ещё Лили, но он никогда полностью не понимал, что в ней такого особенного. Она была хорошенькой, с этим он бы согласился, но в мире много красивых девушек. Женился на грязнокровке в те времена — сам напросился. А Сириус! У него было всё! У него была богатая, влиятельная семья, а он высокомерно от неё открестился. Как можно быть таким тупым? Питер вырос в маленькой квартирке, делил комнату с младшей сестрой. Мечтой его детства был домовый эльф! Нет, Сириус выкопал себе могилу, когда порвал с семьёй. А Ремус… Ну, ничего так и не случилось с Ремусом, верно? Его жизнь, на самом деле, сложилась лучше всех. Сам Питер провёл семь лет в обличье крысы! Им бы не помешало для разнообразия подумать, кому реально не повезло. А теперь он уже провёл больше недели в этой камере на скучной еде, которой его кормили, которой никогда не было достаточно, когда Сириус вёл прекрасную жизнь в доме Ремуса, насколько он слышал. Разве это справедливо? Он был сбежавшим преступником! Живот Питера заурчал при мысли о шоколадном печенье с орехами, которое раньше готовил Ремус. Что бы он не отдал сейчас ради шоколада! Вот как всегда, они веселились, хорошо проводили время, а он мог тут хоть сгнить, наверняка каждый день худея на стоун! Питер лежал на кровати, затерянный в море жалости к себе. Он так и не услышал, как дверь открылась. Если до него и донеслись тихие слова, было уже слишком поздно. На мгновение, отражаясь от белых стен, камеру заполнил зелёный свет. Когда дверь вновь закрылась, в комнате было темно и тихо. Даже свистящего дыхания толстяка на постели не было слышно.