***
Тем вечером семья Уизли довольно тихо отпраздновала Новый год, даже несмотря на все «Филибустерские фейерверки» близнецов, на которые те за время похода на Диагон-аллею потратили почти все карманные деньги. После ужина мистер Уизли открыл бутылку Эльфийского игристого вина и налил детям сливочного пива, чтобы встретить Новый год. — А как же Гарри? — спросил Рон ближе к полуночи. — Он показался не совсем здоровым, и, когда я зашла к нему, он спал. Возможно, нам стоит дать ему отдохнуть. — Но он пропустит салют! — в ужасе вскричал Фред. — Мы можем разбудить его и узнать, хочет ли он, — сказал Билл, улыбнувшись близнецам. — Право, Билл, у него явно был жар, когда я отправила его в постель! Я не хочу, чтобы он простудился на улице — воздух ночной, морозный! — Давайте я посмотрю, — предложил мистер Уизли, погладив жену по плечу. — Если ему ещё нездоровится, я оставлю его в кровати. Артур Уизли подошёл к комнате младшего сына, которую тот теперь делил с Гарри. Он знал, что опека его жены бывает чрезмерной; та, судя по всему, быстро выделила Гарри место в своём сердце. Кто бы так не поступил на её месте? Гарри был очень милым мальчиком. Но, возможно, суета Молли вокруг него была некомфортной для ребёнка, столько всего пережившего в таком юном возрасте. Артур осторожно открыл дверь и зажёг огонь на палочке, давая свету окружить тельце их спящего маленького подопечного. Тёмная чёлка спадала ему на лицо; похоже, он крепко спал. Тогда взгляд Артура упал на предмет в расслабленной руке мальчика. Он взял его и рассмотрел. Это была фотография трёх молодых людей, и Артур сразу понял, кого именно. Даже если бы он не узнал Джеймса Поттера, которого лишь несколько раз видел в министерстве, Гарри был точной копией своего отца. Он никогда не встречал Лили Поттер, но было очевидно, кто эта молодая женщина в белом свадебном платье с улыбкой на лице. Однако больше всего его, должно быть, шокировало третье, радостно хохочущее, лицо между молодожёнами. Этого человека он тоже знал, но видел его на иной фотографии в совершенно других обстоятельствах — на такой, какими несколько месяцев был обклеен весь волшебный мир. На этом снимке, однако, Сириус Блэк не казался ни грязным, ни безумным. Он выглядел красивым, весёлым, очень молодым — ненамного старше его собственного старшего сына. Артур перевернул фотографию и прочёл слова, написанные с обратной стороны каллиграфическим почерком.Твои мама с папой в день свадьбы. Они тебя очень любили. Как и я.
Артур сделал глубокий вдох. Кто дал маленькому мальчику это фото? Дамблдор? Нет. Старый маг не стал бы признаваться в любви. Возможно, тётя-маггла Гарри? Но снимок был волшебным, а почерк казался явно мужским. Он чувствовал, что дядя мальчика так тоже бы не поступил, поэтому оставался… Ремус Люпин? Очевидный вариант, мужчина как раз приходил сегодня, и всё же… Что-то подсказывало Артуру, что эти строки написал не мистер Люпин, и это повергло его в дрожь. Он вновь перевернул фотографию, взглянул на молодую версию человека, которого считал убийцей, возможно, сумасшедшим. Он попытался осознать тот факт, что Сириус Блэк мог послать Гарри такое сообщение. Чего он пытался достичь? Надеялся ли он, что Гарри выступит в защиту своего похитителя? Или дело не в этом? Артур знал, что Молли убеждённо верила в дьявольскую натуру Блэка, в то, что он виновен в смерти её братьев и других многочисленных преступлениях, в то, что он обольститель, обманывающий людей, пытаясь заслужить их доверие — всё ради собственной выгоды. …Именно такова манера всех Блэков… По уши погрязли в тёмной магии… Они всегда делали что хотели… Ничего удивительного, что он оказался таким же! Но Артуру казалось, что причина не только в этом. Он посмотрел на фотографию улыбающихся людей, застигнутых в мгновение счастья — счастья, даже на войне. И лишь немногим спустя один из них предал двух других. Но Дамблдор, кажется, считает иначе, не так ли? Да, похоже, что так, верно? Иначе зачем бы ему выступать в защиту Блэка? Было ли это просто Дамблдоровским чувством справедливости, или же он действительно верил, что этот человек может быть невиновен? Невиновен… и заключён на семь лет в Азкабан? Где таилась правда? Оставалось только надеяться, что приближающийся суд вынесет её на свет. Артур неуверенно перевёл взгляд со спящего мальчика на фотографию и обратно. …Он был ко мне добр… Боже, я считал его таким классным! Артур положил фото рядом с мальчиком и укрыл их одеялом. Он чувствовал, что на этот раз фейерверки Гарри лучше пропустить.***
— Знаешь, тебе стоит выбраться из дому. — Ась? — Ремус поднял недоуменный взгляд со стакана огневиски. Они сидели друг напротив друга: Ремус — на диване, Сириус — в одном из старых кресел. Сумерки пришли и ушли, и последний призрак света растворялся в небе тёмно-синего цвета, того, что исчезает с наступлением темноты. Ремус палочкой зажёг лампы и свечи, тут же создавая уютное золотистое сияние. — Сегодня канун Нового года, Лунатик, — сказал Сириус. — Я знаю, — нахмурившись, ответил Ремус. — Тебе нужно пойти его отпраздновать! Ты не обязан сидеть здесь и держать меня за ручку. Я вправду это ценю, но… Что? Ремус помотал головой с низким глухим смешком, что пробудило в Сириусе знакомую злость. — Я не ребёнок и не инвалид! — поднял он голос. — И не щенок, хотя могу понять, если ты меня с ним спутал! Но ты можешь оставить меня одного, знаешь ли! Я не сожгу твой дом и не нассу на диван! — Я этого не делаю. — Ась? Чего ты не делаешь? Не ссышь — … — Не праздную! — рявкнул Ремус довольно неожиданно. — С тех самых пор. Если хочешь знать… я так и провожу каждый Новый год. И Рождество, и Хэллоуин, кстати. Как минимум последние семь лет. — Сидишь дома и тоскуешь? — нахмурился Сириус. — Почему? Ремус посмотрел на него, как на сумасшедшего. — С кем мне праздновать, Сириус? Расскажи мне, кого из друзей брать на вечеринку? Гидеона с Фабианом? Алису с Фрэнком? Может, Марлин? Доркас? Или Джеймса и Лили?! Сириус нахмурился, внезапно почувствовав себя далеко не так уверенно. Ремус редко поднимал голос — только когда был очень расстроен. Сириус вновь осознал, как плохо знал этого, повзрослевшего, Ремуса. Ремус мало что пропустил из последних семи лет Сириуса. В Азкабане всё-таки было мало развлечений — только кошмары. Бесконечные кошмары на повторе. Но Ремус был свободен. Он был властен над своей жизнью, даже если власть эта из-за его ликантропии была ограниченной. Или это он так думал. Каково было Ремусу? Неужели он впрямь провёл последние годы в полном одиночестве? Некогда они были тремя мальчиками-подростками и пробовали всё, чтобы помочь другу. Лекарство они не могли найти, но могли облегчить его участь. И Сириус прекрасно осознавал, насколько тогда изменилось состояние Ремуса после полнолуния. Каково было Ремусу без них? Без его стаи? Он догадывался, что плохо. Чтобы это понять, требовалось лишь взглянуть на его седеющие волосы и худое тело, покрытое шрамами. Но он всегда представлял последствия как окровавленное тело Ремуса в больничной постели. Однако теперь… было кое-что ещё. Неужели Ремус изолировал себя, отвернулся от всех окружающих? Почему? Его руки тряслись, и, не зная, чем их занять, что вообще делать или говорить, он встал, переместился к окну и оглядел поля за коттеджем. — И всё же, — выдавил он из себя через секунду, пытаясь возобновить разговор. — Прошло семь лет, Лунатик. Должно быть, у тебя есть знакомые. Коллеги. Или… отношения? Тихий вздох со стороны дивана. — Да, ведь я такой экстраверт. — У тебя были друзья… Я имею в виду, кроме… нас. В школе. С некоторыми ты вместе учился. С кучей рейвенкловцев, если я правильно помню. Ты ещё был в клубе по плюй-камням. Ты не общаешься с ними? Ричард, та Катрина… И этот темноволосый парень, ушедший работать в Гринготтс, как там его?.. Ремус отвёл взгляд, словно пытаясь не смотреть ему в глаза. — Ну… мы… многие дружеские отношения после школы распадаются. — Но ты иногда встречался с Ричардом, — нахмурился Сириус. — Прежде чем… ну, ты понял. — Ну, скажем так, не так уж часто после «ну, ты понял», ясно? — выдавил Ремус, чуть поднимая голос от, как понял Сириус, плохо подавленной злости. Но Сириус всё ещё не догадался, в чём дело. — Почему? — Ну, может, потому, что они не хотели дружить с оборотнем, которого подозревали в помощи убийце и который, возможно, был заодно с ВОЛДЕМОРТОМ?! — Что?! Ремус наклонился вперёд, чтобы прошипеть последние слова, но теперь снова откинулся на спинку дивана, падая на него так, словно из него выкачали всю энергию. — Ну, а ты что думал? — устало вздохнул он. — Все знали о нашей дружбе. Когда Джеймс и Питер умерли, остался только я. Естественно, они забрали меня и допросили. Когда Волдеморт исчез, они стали усиленно охотиться на его последователей. Конечно, я был в списке подозреваемых. А «Пророк» был только рад осветить все подробности нашей победы: о том, как министерство брало в оборот всех тёмных магов, о подозреваемом в содействии печально знаменитому предателю Блэку оборотне! — он безрадостно хохотнул. — О, я сомневаюсь, что многие ещё помнят моё имя. Оно не украсило заголовки, в отличие от твоего. Но мои знакомые… прочитали его, и… запомнили, — он пожал плечами. — Многие не знали, что я оборотень, и… думаю, некоторые почувствовали отвращение, а некоторые просто усомнились и что-то заподозрили. Естественно, они отстранились, отдалились от меня… — Естественно? — ахнул Сириус. — Вы были друзьями! Они не должны были так думать! Как ты можешь их защищать? Его друг издал ещё один гадкий, полный презрения к себе смешок. — Ну, мы с тобой тоже были друзьями, верно? И всё же я поверил, что ты убийца. И разве не было это правдой, вокруг которой они мастерски ходили последние дни? И, разумеется, разговор о ней завёл Ремус. — Да. Ты поверил, — наконец тихо промолвил Сириус. Он согласился отчасти с неуверенностью. Он просто не хотел слишком много об этом думать. Ремус разделил с ним свой дом, и ему нравилось верить, что мотивом стало не только чувство вины. Он знал, что от недоверия должно быть куда больнее; так и было. Немного. Но это было очень странное чувство, и потом, он никогда не злился на Ремуса — только презирал себя. За то, что плохо думал о друге. За этот дурацкий «отвод глаз». За то, что доверился не тем людям и привёл к смерти Джеймса и Лили. Посадить его в Азкабан было правильным решением. Он практически убил свою единственную семью. И, оглядываясь назад, он понимал, как это выглядело в глазах Ремуса — и всех остальных. — Ты думал, что были свидетели, — пожал плечами он, не глядя Ремусу в глаза. — Чёрт, там были свидетели! Я всё понимаю. Но ты… Луни, ты был явно невиновен! Тебя оправдали! Как они все могли оттолкнуть тебя просто потому, что ты был моим другом? — Я также был оборотнем, а это — вполне себе тяжёлый и неоспоримый факт. Сириус фыркнул. — Это не зна… — Для большинства людей — значит, Сириус! Большинство не считает оборотня милым плюшевым мишкой! Ну, Сириус так тоже не думал, верно? — Ты оборотень только один день из тридцати. И не то чтобы ты для кого-то реально опасен! Ты запираешься в полнолуние! Ремус уткнулся лицом в ладони и сказал уставшим голосом: — Большинство по-прежнему не видит это в таком свете, Бродяга. Уж точно не тогда, при Сивом и — … — Ты не Сивый! — выплюнул Сириус. Как только Ремус мог даже сравнивать себя с этим монстром, который специально перемещался ближе к жертвам перед полнолунием, который пытался покусать как можно больше детей, надеясь, что родители их бросят, который крал их в противном случае… Ремус кивнул, но Сириус видел, что тот не согласен. — Как минимум одну ночь из тридцати я такой, — прошептал Ремус. Возможно, он думал, что Сириус не услышит. — Ремус… Чего Ремус не знал, так это того, что Сириус встречал Фенрира Сивого. Они встречались в его же Благородном Доме Блэков; тот был приглашён к ужину его отцом после деловой встречи. Шестнадцатилетний Сириус удивился, узнав, что их странный, зловещий гость — оборотень, поскольку его родители обычно считали себя выше общения с подобными «полуживотными», но это изменилось, когда Сивый поглядел на него с масляной улыбочкой и сказал: Думаю, у нас есть общий друг. Сириус нахмурился и оторвал взгляд от своих волованов с фазаном. — Да? Не припоминаю никого — … Улыбка Сивого только расширилась. — Насколько я понял, вы дружите с Люпином-младшим? Видите ли, я довольно близко знал его отца — так я и познакомился с сыном. Должен сказать, я нашёл его весьма… — он облизнул губы с диким блеском в глазах, — …вкусным. Бом… Бом… Бом… Из очередного жуткого воспоминания Сириуса вытащили старые напольные часы. Он ещё ощущал то тошнотворное чувство, прошедшее по телу, из-за которого только благодаря его натренированному самоконтролю его не вырвало на сотканную эльфами узорчатую скатерть матери. Бом… Бом… Бом… Он тотчас же понял, что необычная компания здесь только из-за него. Чтобы причинить ему боль и стыд, сломать его. Он до сих пор помнил веселье в глазах матери в тот момент, когда он понял, что ужинает с человеком, искалечившим его друга, приговорившим его к жизни изгоя, полной боли и страха. И то, как она купалась в отвращении сына, в его неизбежном презрении к себе. И отца, глумливо над ним смеявшегося… Только Регулус, казалось, ничего не понимал; четырнадцатилетний, он просто побаивался сидеть рядом со странным гостем. Бом… Бом… Бом… Это была одна из последних капель. После этого у него осталась лишь одна мысль — надо уходить, уходить прочь, пока здешняя тьма не поглотила его целиком. Но уход недёшево ему обошёлся, не так ли? У его ухода была своя цена. Сириус зажмурился, пытаясь не видеть и не чувствовать этот ужас. Это было слишком — да, иногда ему так и казалось. — Не хочешь встретить Новый год чем-нибудь кроме огневиски? — достучался до него голос Ремуса, и только тогда Сириус понял, что часы били полночь, объявляя о начале нового года. Бом… Бом… Бом… Он помотал головой. Он выбрался и создал собственную семью, не оглядываясь назад. Пока всё не распалось… нет, сейчас не время об этом думать. Ремус всё ещё был здесь. Лунатик был рядом. И он хотел, чтобы Ремус понял — он не чудовище. Он вечно пытался заставить Лунатика посмотреть на себя с его, Сириуса, точки зрения, увидеть в себе человека с ограниченными возможностями, который справляется как может, который всегда думает прежде всего о других, которого болезнь только усилила, улучшила — и терпел поражение. Но сегодня ночью, наверное, не лучший момент для этого разговора. У них будет время, не так ли? Сириус на это очень надеялся. Наконец он ответил — с глубоким вздохом. — Нет. Давай оставим шампанское, чтобы отпраздновать выигранный суд, — он взглянул в глаза другу, пытаясь ухмыльнуться. — И, думаю, нам не помешает сегодня надраться. Тогда Ремус кивнул и поднял стакан. Его улыбка казалась немного вымученной, но глаза сияли теплом. — С Новым годом, Бродяга. — С Новым годом, Лунатик, — ответил Сириус совершенно без лукавства. Когда они чокнулись, их улыбки стали шире и немного искреннее. Всё-таки наступил новый год — а мечтать не вредно.***
Гарри был рано разбужен тусклым светом из маленького оконца и размеренным храпом Рона. Его рыжеволосый друг лежал на спине, вытянув ноги и руки, а его голова чуть не свешивалась с края матраса. Его рот был широко раскрыт, и одеяло лежало рядом, скомканное. Гарри улыбнулся. Этим утром ему стало легче, словно он неделями носил тяжкий груз и наконец сбросил его часть. В первую ночь за долгое время его не мучили кошмары. Обычно они регулярно составляли ему компанию; также в его снах в последнее время часто присутствовал маленький светловолосый мальчик. Он казался его сверстником, но Гарри был уверен, что никогда его не встречал. Иногда мальчик выглядел потерянным и напуганным, но иногда он ухмылялся Гарри так, словно знал что-то неизвестное ему; тогда он больше не казался маленьким. Это было страшновато, и после таких снов у него всегда болела голова. Но не прошлой ночью. Прошлой ночью его сны были приятными и очень, очень хорошими. Закрыв глаза, Гарри попытался вспомнить сон, но в голове возникали лишь разрозненные картинки и тёплое чувство собственной нужности, желанности, чувство того, что где-то его любят. Вспомнив эти чувства, Гарри внезапно преисполнился такой тоской, что, как ему показалось, чуть не взорвался. Он потянулся к письму и фотографии, которые получил вчера, и уставился на последнюю, с силой сжимая её маленькими ручонками. Сириус. И его родители. Улыбаются ему. Смотрят на него. Любят его. Они любили его. Они были семьёй, и, когда всё закончится, Сириус придёт за ним и уведёт его домой. Гарри только жалел, что этот день ещё не наступил. Свернув письмо, он сложил его и фотографию в карман джинсов и оделся. Взгляд на часы на прикроватном столике показал, что ещё не было семи утра, но Гарри было всё равно. Он не привык поздно вставать или валяться под одеялом, как, судя по всему, очень любил делать Рон. Спать в чулане было не очень удобно, и тётя Петунья всегда его довольно грубо будила. Спустившись вниз, по звукам Гарри понял, что миссис Уизли уже встала и хлопотала на кухне. Гарри чуть не развернулся, чтобы вернуться в свою комнату, но миссис Уизли уже заметила его. — Гарри, милый, ты уже встал? Тебе лучше? Иди сюда, дай я на тебя взгляну. Миссис Уизли спустила его вниз — Гарри оставалось пройти две ступеньки — и прижала ладонь к его лбу. После она вытащила палочку и обвела ею вокруг него. — Кажется, у тебя больше нет температуры. Тебе лучше? Гарри кивнул. Всё же он и не был болен. Миссис Уизли с любовью ему улыбнулась и погладила его по непослушным волосам, пытаясь их уложить. Гарри попытался не дёргаться. Тётя Петунья тоже терпеть не могла его упрямых волос, и приручить их ей тоже так и не удалось. — Я сделаю тебе что-нибудь на завтрак. Сомневаюсь, что остальные скоро встанут — они довольно поздно ушли спать. Ты всегда сможешь позавтракать с ними второй раз. Думаю, яичница с ветчиной подойдёт, — Гарри уже отвели за кухонный стол, так что отвертеться шансов не было. — Хочешь чаю или тыквенного сока, дорогуша? — Сока, пожалуйста, — застенчиво ответил Гарри, садясь за дальний конец стола. Он отчаянно желал, чтобы один из кучи других Уизли наконец спустился вниз, но все они наверняка спали допоздна, и теперь ему приходилось быть наедине с миссис Уизли, отчего ему всегда было неловко. Она просто была такой непредсказуемой! В одно мгновение она могла улыбаться ему и накладывать очередную добавку, которая в него не влезет, а в следующее — кричать, пока Гарри не уверится, что сейчас его голова взорвётся, или говорить обидные вещи о его крёстном. И, даже когда она была доброй, Гарри это не нравилось. Он действительно не хотел, чтобы ему нравилась миссис Уизли, и порой думал, что ему бы больше нравилось, если бы он ей тоже не нравился или хотя бы был безразличен. Поэтому, когда она спросила его, как ему спалось и не разбудили ли его какие-то штуки под названием «Фили-бурстеры», он старался дать вежливые и минимально подозрительные ответы, надеясь, что тогда она не станет кричать или обвинять Сириуса в чём-то ещё вроде плохой погоды или дыры, проделанной Фредом и Джорджем в крыше чердака. Некоторое время спустя их почти односторонняя беседа, к счастью, была прервана стуком в окно. — О, Гарри, дорогой, не принесёшь почту? — спросила миссис Уизли, держа в руках кучу ветчины. — Это просто сова с «Пророком». Мне ещё нужно взглянуть, нет ли больше яиц. Вернусь через минуту. Гарри послушно подошёл к окну, открыл его и отвязал газету с бешено мельтешащими картинками. Когда сова улетела, Гарри закрыл окно, не давая войти холодному утреннему воздуху. Тогда его взгляд упал на первую страницу, и он застыл как вкопанный с бешено колотящимся сердцем. В центре первой страницы было огромное фото мужчины с безумным видом. Он уже видел его раньше — то был его крёстный, Сириус, похожий на человека, которого он впервые встретил в парке в Литтл Уингинге. Для Гарри это, казалось, было вечность назад. Но, увидев заголовок, он всерьёз забыл, как дышать. «Первый день суда над Блэком назначен на завтра! — Волшебное сообщество ожидает скорого вердикта о виновности» Секунду Гарри просто пялился на движущееся фото крёстного с цепями вокруг рук и тела, с длинными чёрными волосами, спадающими на измождённое лицо. Он выглядел безумным, и некогда Гарри мог посчитать его опасным. Но сейчас он видел лишь израненного, отчаянного человека, которого любил, как отца. Гарри захотелось плакать, но он не мог упустить возможность больше узнать о происходящем. …Прошлой ночью Министерство официально объявило: после сенсационной поимки Сириуса Блэка, жестокого массового убийцы и преданного последователя Вы-Знаете-Кого, дата перекрёстного суда перенесена на более раннее время. Прошлым летом Блэк сбежал из тюрьмы Азкабан при необъяснимых и по-прежнему неизвестных обстоятельствах, наверняка включающих в себя чёрную — под стать его фамилии — магию. Будучи в бегах, он совершил похищение восьмилетнего Гарри Поттера, знаменитого спасителя волшебного мира, из дома его родственников, попутно чуть не убив дядю мальчика. После долгого странствия, во время которого Блэку месяцами удавалось избегать правоохранительных органов, команда авроров наконец смогла поймать опасного и, по слухам, безумного убийцу, и освободить бедного, измученного ребёнка из его грязных лап. Заявление министра, Корнелиуса Фаджа, сделанное перед Рождеством, в котором он открыл, что судить Блэка за его преступления будут через суд, было воспринято не без удивления. Даже более удивительно, что не кто иной, как Альбус Дамблдор, директор Хогвартса, Школы Чародейства и Волшебства, глава Международной Конфедерации магов, занял место адвоката Блэка. По каким причинам Дамблдор, в прошлом — самый грозный противник Вы-Знаете-Кого, предложил свою помощь одному из наиболее ужасных преступников нашего времени, можно только догадываться, однако ходят слухи, что ассистент Дамблдора — не кто иной, как старый школьный друг Блэка, Ремус Люпин, зарегистрированный оборотень — взял большую сумму из семейного сейфа Блэков в Гринготтсе несколько дней назад. Было объявлено, что место главы Визенгамота займёт давно в нём состоящая Амелия Боунс. Прокурором будет представитель министерства Долорес Амбридж. Остаётся только надеяться, что в этот раз с делом Блэка наконец будет покончено. По слухам, министерство впрямь нацелено на Поцелуй… Гарри не всё понял из прочитанного. Все слова и предложения были очень странные и длинные. Министерство хотело кого-то поцеловать? Что такое Визенгамот, Гринготтс и Международная Конфедерация магов? И где это Ремус зарегистрирован? И почему он оборотень? Это какой-то код волшебников? И что там было про спасителя волшебного мира? Он попытался прочитать все снова, но яснее не стало. Но он всё же понял достаточно, чтобы до ужаса взволноваться. Теперь в него точно никакой завтрак не полезет. Завтра Сириуса начнут судить! И все эти противные вещи, которые о нём говорили… Жестокий убийца… безумен… похищение… Это всё неправда! Всё это — ложь! Сириус его не похищал! Его не мучили, и дядю Вернона не так уж и сильно покалечили, верно? И Сириус не был в этом виноват! Он только пытался защитить Гарри! Он должен был им объяснить! Но как он мог… никто его никогда не слушал, никто ему никогда не верил… Шаги на лестнице прервали бешеный полёт мыслей Гарри. Он оторвал взгляд от газеты и увидел, как высокий сонный парень с длинными рыжими волосами вошёл на кухню. Билл. Молодой волшебник сказал, что верит Гарри, не так ли? И он написал Ремусу, чтобы Гарри мог с ним встретиться. Он сказал, что будет присматривать за Гарри, как настоящий брат… Сможет ли он ему помочь? Когда Билл увидел его застывшим со слезами в огромных зелёных глазах возле окна, он нахмурился и тут же к нему подошёл. — Гарри? — он наклонился, чтобы лучше его видеть. — Что случилось? — затем его взгляд пал на газету. — Что, во имя святого Мерлина… завтра? Я думал, суд будет через пару недель! — он вытащил из руки Гарри газету и начал читать. — Билл? Тут сказано, что Сириус меня похитил… Это неправда! Он спросил меня, хочу ли я с ним уйти. Я не хотел оставаться у Дурслей! Я всегда хотел только жить с Сириусом! — Я знаю, Гарри, — рассеянно улыбнулся Билл. — Да, но… — отчаянно дрожал Гарри. — Но что, если они не поверят… Сириусу… что, если они посадят его назад в тюрьму? Я должен объяснить им, что они неправы, я не могу… я не могу им просто рассказать? — Я не уверен… — извиняясь, взглянул на него Билл. — Не знаю, разрешат ли тебе выступить перед Визенгамотом. Всё-таки ты ещё очень юн. — А мне нельзя пойти? Если там Сириус… я хочу его увидеть! Пожалуйста, Билл, ПОЖАЛУЙСТА! Гарри закусил губу и с мольбой посмотрел на старшего мальчика. Билл вздохнул. — Посмотрим, что я смогу сделать, ладно? Но знай — мама скажет, что только через её труп. Гарри кивнул, чувствуя, что разрывается между смирением и надеждой. — Что именно только через мой труп? — спросила появившаяся в дверях с корзинкой, полной яиц, миссис Уизли. — Шоколад на завтрак, — весело ответил Билл. — Хотя я по-прежнему утверждаю, что это лучший способ начать день. — Билл, право, иногда можно подумать, что ты ещё маленький ребёнок. Гарри нужен здоровый, питательный завтрак! Гарри недоуменно поглядел на старшего мальчика, но Билл только подмигнул и одними губами шепнул: «Не волнуйся». И Гарри в ответ улыбнулся ему маленькой, чуть беспокойной, но полной надежды улыбкой.***
Примерно в то же время, когда Гарри узнал о предстоящем суде над крёстным, Альбус Дамблдор вышел из камина в кабинете Руфуса Скримджера. У главы Аврората был один из немногих министерских каминов, напрямую подключенных к каминной сети. Высокий мужчина с причёской, напоминающей львиную гриву, стоял у окна, глядя на иллюзорное туманное раннее утро Лондона. — Руфус, — заговорил Дамблдор, когда тот не обернулся, словно не слышал его появления. — Вы вызывали меня по срочному вопросу? Старый аврор глубоко вздохнул. — Да. И, конечно, обязанность сообщить вам плохие новости он взвалил на меня. Думаю, вам нужно быть готовым к тому, что из списка рассылки рождественских открыток вас вычеркнут. В настоящий момент он к вам не очень благосклонен, что о чём-то говорит. Дамблдор поднял бровь, но в остальном его лицо сохраняло извечное спокойствие и лёгкое веселье. — Полагаю, вы говорите о Корнелиусе? — Да. Я говорю о министре. — И что за ужасные новости у него для меня на этот раз? — Петтигрю. Он мёртв. Лицо Дамблдора не выразило никакой реакции, кроме намёка на печаль. — Правда? — спросил он через мгновение. — Бедный Питер. Он пропустил всё самое важное в жизни. — И это всё, что вы можете сказать? Что он прошляпил свою жизнь? — Мне всегда казалось, что при любых обстоятельствах момент сочувствия и сожаления — меньшее, чем можно почтить погасшую жизнь. Не сомневайтесь, моим следующим вопросом будет: «Как это случилось прямо здесь, в самом министерстве, под охраной его сотрудников?». Конечно, я предполагаю, что его смерть произошла не по естественным причинам. — Вы верно предполагаете, — сухо ответил Скримджер. Ему не понравился намёк на его — или, как минимум, его подчинённых — возможную вину. Не так уж и много влияния и контроля у него было над событиями в министерстве. — Он был убит, предположительно, прошлой ночью. Авадой Кедаврой. Свидетелей нет. К охранникам, судя по всему, мастерски применили Обливиэйт. — Я понял, — всё же ничего удивительного. — Должен спросить: он как-либо сменил показания с нашего последнего разговора? — Вы хотите знать, не признался ли он во всём и не выставил ли Блэка невинным ягнёнком, каким его, похоже, видите вы? Нет. Он обвинял во всём вашего клиента до самого последнего вздоха — или до самого последнего увиденного кем-либо вздоха. Для Блэка картина не очень. Если вам интересно моё мнение, завтра всё быстро закончится. — У меня было такое впечатление, что вы считаете Петтигрю виновным, — мягко улыбнулся аврору Дамблдор. Скримджер издал лающий смешок. — О, он явно был виновен! Взрослый человек, нелегальный анимаг, семь лет напролёт проживший в обличье крысы? Ставлю на что угодно — он виновен. Но это не значит, что Блэк невинен. Это только значит, что они могли быть заодно. — Ну, думаю, нам следует подождать и посмотреть, к каким заключениям придёт Визенгамот благодаря показаниям свидетелей. — Свидетелей? — фыркнул Скримджер. — Знаю я свидетелей. У Блэка нет шансов выйти сухим из воды, — желтоватые глаза Аврора встретились с голубыми — второго мага и несколько секунд за ним наблюдали. — И вы должны это понимать. Вы очень влиятельны, но даже вы, при всей вашей власти, не сможете снять петлю с его шеи. — О, — безмятежно улыбнулся Альбус Дамблдор, — я и не планировал.***
Завтрак у Уизли был необычайно напряжённым. Когда же старший сын Молли Уизли предложил помочь ей вымыть посуду, она действительно что-то заподозрила. И правильно сделала, как она думала после — Билл наконец открыл рот и сказал: — Я хочу пойти с Гарри на суд Сириуса Блэка. Повернувшись к своему несущему ерунду, предположительно, взрослому и разумному сыну, Молли попыталась успокоиться, сделав глубокий вдох, но эффект не продлился и половины первого её высказывания. — ЧТО ты хочешь сделать?! Откуда, во имя Мерлиновых ТРУСОВ, такие мысли?! Ты С УМА СОШЁЛ? Конечно, тебе нельзя взять Гарри на суд Блэка! А ещё тебе нельзя ограбить Гринготтс и УСЫНОВИТЬ ДЕМЕНТОРА! — Но я не хочу делать того, что ты предлагаешь, — почти дерзко ответил Билл. — Воровать у будущего начальства глупо, а дементоры… скользкие. — Ну, идея взять восьмилетнего напуганного маленького мальчика на СУД НАД УБИЙЦЕЙ точно так же не обсуждается! Серьёзно, Билл, чем ты думаешь? — Я думал, что спрошу тебя, потому что он жалобно об этом умолял! Молли со свистом вдохнула воздух через нос. — Как… как он узнал?.. — О, ради Мерлина, мам! Ему восемь, не три! Он умеет читать! — с этими словами Билл шлёпнул перед ней на стол «Пророк». Прямо в центре было фото одичавшего, абсолютно сумасшедше выглядящего Сириуса Блэка — почти и не скажешь, что это тот красивый молодой человек, много лет назад ходивший на вечеринки её братьев. Как кто-то мог, глядя на это лицо, считать этого парня хорошим — она не могла понять. — Что ж, он не может пойти. Такие вещи не для детских глаз, Билл, я даже не хочу, чтобы ТЫ туда шёл! — Что ж, я совершеннолетний, поэтому ты едва ли можешь мне запретить. Ты не можешь оберегать нас от жестоких или неприятных вещей всю жизнь. И, знаешь ли, некоторым бы показалось, что понаблюдать за сферой законов нашей страны — хороший урок. Не то чтобы она очень хорошо работала, правда… — Но не в возрасте Гарри! Он слишком мал! И ты хочешь, чтобы он увидел именно суд над Блэком?! Этот человек его похитил! — Так говоришь ты, но Гарри это отрицает. Если ты его не отпустишь, он закатит истерику. Я правда не вижу, в чём проблема! — Возможно, дать Гарри пойти — действительно неплохая идея. — Артур! — в ярости обернулась Молли. Но муж только смотрел на неё со спокойным, серьёзным выражением лица. — Ты сама говорила, Молли, что Гарри обожествляет крёстного. Возможно, увидеть реальность на суде поможет ему взглянуть на всё под другим углом и лучше понять ситуацию. — Ему восемь лет! — Который, очевидно, повидал куда больше обычного ребёнка его возраста. Кроме того, с ним будем мы с Биллом. — И ТЫ хочешь пойти на суд?! Разве тебе не надо на работу? — Я могу взять ещё отгул. Я… я не планировал присутствовать на суде, как ты знаешь, я не большой любитель подобных вещей, но в этом случае… Думаю, мне полезно будет увидеть кое-что собственными глазами. — Но Гарри… — попыталась Молли снова. — Это может травмировать такого малыша. — Возможно, — вздохнул Артур, — но в данном случае всех может травмировать именно то, что мы его не пустим. Включая Гарри. Он и так встревожен. Всё, что он делал за завтраком — перекладывал еду с одного края тарелки на другой. — Гарри почти никогда ничего не просит, мама. Если ты хочешь, чтобы он доверял нам и чувствовал себя среди нас менее неловко, думаю, стоит пойти ему навстречу. — Очень хорошо, — недовольно буркнула Молли. — Если вы двое считаете, что знаете всё лучше меня… — она развернулась и начала грохотать кастрюлями и сковородками, — …в конце концов, я всего-то ращу семерых детей, что мне понимать… — бормотала она себе под нос. Артур обогнул стол и обнял жену со спины. — И ты превосходно это делаешь. Но ты сама сказала, что Гарри не похож на других детей. Он повидал и пережил более жестокие, ужасные вещи, чем позволительно ребёнку его возраста. Но ты не можешь этого отменить. Мы должны помочь ему с этим справиться. — Хмммф. — Дай нам попробовать. Не думаю, что от этого кому-то будет сильно хуже. — Ладно, — вздохнула Молли. — Ладно! Он может пойти. Но вы будете с ним всё время, и ноги его не будет рядом с Блэком! И, если там окажется слишком отвратительно или мерзко, вы отведёте его домой. И — … — Да. Мы хорошо о нём позаботимся. С ним ничего не случится. Обещаю! — У меня просто по-прежнему мурашки по коже бегут, когда я вспоминаю, что случилось с ним, когда он в прошлый раз там был, — прошептала Молли. — Я знаю. Но в этот раз всё будет иначе. Там будет много авроров, работников министерства, и он будет со мной и Биллом. В этот раз он не столкнётся с дементорами. — Я не этого боюсь. Я боюсь, что он столкнётся с куда более ужасным, опасным чудовищем.***
В другом месте, в волшебном доме, полном роскоши и величия, в кресле с высокой спинкой перед потрескивающим пламенем в камине — без него в кабинете было бы темно — восседал Люциус Малфой. То было ещё очень раннее утро, но Люциус Малфой был не из тех, кто одобрял сон допоздна. Через час над особняком Малфоев встанет солнце, и Люциус узнает, осуществятся ли его планы. Он был уверен в себе. Он никогда не проигрывал. Право, всё дело в гибкости и стратегии. В том, чтобы правильно расставить фигуры, в том, чтобы продумывать ходы наперёд и всё же быть на всякий случай достаточно уступчивым. Урезать потери, жертвовать пешками, не подставляя себя под угрозу, и в конце побеждать. В этой игре Люциус Малфой был мастер. А конкретно эта партия с конкретно этим оппонентом началась давным-давно, и её возобновление наполняло Люциуса предвкушением. Он был уверен — в этот раз он будет уничтожен. А лучшим было то, что это был просто необходимый ход в воистину большой игре. Он насладится крушением противника, но прямо перед этим сообщит ему, что он тоже был всего лишь пешкой. Средством для достижения цели. О, этим он насладится ещё больше. — Выглядишь весьма довольным, — прозвучал из тьмы голос, и, когда Люциус повернул голову, он увидел, как на свет вышла полупрозрачная фигура. Он нахмурился. — Не стоит тебе выпивать слишком много энергии, когда не нужно. Сомневаюсь, что я должен тебе напоминать — если он умрёт, сделка разорвана. — Тогда лучше бы тебе поторопиться и принести мне то, чего я хочу, Люциус. Я устал ждать, и я устал быть привязанным к книжке твоего жалкого отпрыска. — Не беспокойся. Я позаботился о последней помехе. Завтра мы увидим, как этот ублюдок отправится в ад, и тогда нас ничто не остановит.