***
Немногим позже Сириус спустился на первый этаж — босой, в выцветших джинсах, с ещё влажными прядями иссиня-чёрных волос, спадающих на плечи. Ремус и Альбус уже сидели за кухонным столом с чашками горячего чая и тарелкой булочек. Они изучали длинные свитки пергамента, принесённые Альбусом — копию официального протокола, созданного особым видом Прытко-Пишущих перьев во время процесса. — Хочешь, я?.. — спросил Ремус, подняв взгляд и указав на голову друга, когда Сириус сел напротив него. Понадобилось бы только одно заклятие быстрой сушки. Но Сириус, казалось, горько улыбнулся, после чего помотал головой. — О… нет, спасибо. Всё в порядке. Ремус подавил вздох. Плясать вокруг настроения Сириуса иногда было очень нелегко. Сириус бывал злым и игривым, на удивление нежным и сердитым, виноватым и просто чертовски нарочно-раздражающим. Но самым сложным, самым пугающим, было это его состояние. Уязвимым Сириус редко бывал в школьные годы, и Ремус понимал, что дело в их положении и в том, что в эти дни в друге проснулась лёгкая тень доверия к нему. Яростное желание защитить друга было для Ремуса чем-то новым. В прошлом именно он был тем, кого опекали Сириус и Джеймс, особенно Сириус, последним покидавший хижину утром после полнолуния, первым приходивший подержать его за руку в больничное крыло, кормивший его шоколадом после, когда напряжение от превращения изматывало его. Когда он видел, как вечно беззаботный, даже слегка высокомерный плевал-я-на-всё Сириус Блэк беспокоится и заботится о нём, внутри у него воцарялась едва не более целебная для костей и мускулов, чем зелья мадам Помфри, теплота. Сириус редко расслаблялся настолько, чтобы быть или даже казаться уязвимым. Сам Ремус помнил лишь один случай, вспоминать который не хотелось. Это было, наверное, самое страшное мгновение его жизни. Страшнее полнолуния. Страшнее кучи Пожирателей, страшнее даже группы Авроров. Он всё ещё помнил, каким бледным был Сириус. Как призрак. Как труп. И запах, запах свежей — и не такой свежей — крови, сладкий, металлический, и что-то в нём на него положительно откликнулось. Сириус на плитке в пижамных штанах, его дрожащие веки, проблески сознания в глазах. Красные пятна на груди, за которую он себя хватал. Сперва Ремус подумал: «Кто?», пока не увидел в окровавленной руке Сириуса палочку, и тогда всё внезапно стало на свои места. Или не стало, ведь это был Сириус. Той ночью, ночью лечебных заклинаний, которых было недостаточно, ночью наспех наложенных бинтов, молитв и зелий-восстановителей крови, Ремус понял, что Сириус Блэк тоже ломается. Что сломать его нелегко, но, если удастся, починить будет труднее других. Чтобы унять дрожь в руках и отвлечь мозг от воспоминаний, Ремус потянулся за чайником и свежей чашкой, после чего налил другу чаю. — Спасибо, — сказал Сириус, и лёгкая теплота вернулась, и, может, Ремусу показалось, что немногим ранее на красивом лице читалась боль. — Так как наши дела? — спросил он, осторожно надевая на лицо маску спокойного безразличия, стараясь не выдавать беспокойство. — Я о том, что про Питера и всё остальное я им рассказал, но, если честно, не думаю, что это их убедило. — Возможно, не всех, — быстро возразил Ремус, с радостью концентрируясь на настоящем. — Но, думаю, некоторые начали сомневаться в версии министерства, — на самом деле он, конечно, не понимал, кого пытается успокоить: Сириуса или себя. К счастью, тогда Альбус влился в разговор, отложив свиток, который читал. — Что ж, всё, что нам пока удалось — показать им другую сторону, другую версию. Теперь нам нужно убедить их, что это не просто версия, а вероятная версия. На следующей неделе Визенгамот слушает свидетельские показания. Их у министерства мало, но есть две проблемы. Многие свидетели, которых допросили, когда Питер взорвал улицу, были магглами. Авроры приняли у них показания, но в суде они дать их не смогут из-за Статута о секретности. Поэтому обвинитель прочитает их. Это обычно менее убедительно, но от этого сложнее доказать их ненадёжность. Возможно, мы сможем указать на неточности в показаниях, но это нам вряд ли поможет. Нужно, чтобы были свидетели, которые дадут показания в пользу Сириуса. Нужно показать им, что есть люди, желающие за него заступиться. — Удачи вам с этим, — фыркнул Сириус. — О, думаю, такие найдутся, не так ли, Ремус? — Вы же знаете: если вы думаете, что это поможет, я расскажу им всё, что надо. Только не забывайте, что люди не особо доверяют оборотням, — Ремус не смотрел на них, а изучал содержимое чашки. — Ремусу так необходимо дать показания? — шевельнулся на стуле Сириус. Ремус вздрогнул и тут же одёрнул себя. Сириус наверняка хотел только избавить его от презрительных вопросов, которыми Амбридж явно будет забрасывать его статус «тёмной твари». Наверняка? Да точно. И всё же он жалел, что тот пытается… выражать свою жалость. — Ремус может дать показания об обстоятельствах, в которых нашёл вас. О том, как ты спас Гарри и его посреди метели. Как ты не сбежал. Как хорошо ты заботился о Гарри… Ремус поднял взгляд, но не на Альбуса. Его взор зафиксировался на серо-голубых глазах по ту сторону стола. — Да. Я могу это сделать. — Конечно, есть кое-кто ещё, кто мог бы засвидетельствовать то, как хорошо Сириус заботился о Гарри, — сказал Альбус, глядя на них поверх очков. — Да? — Кто? — Гарри. На мгновение два Мародёра просто уставились на старого директора. Наконец, кинув на Сириуса встревоженный взгляд, Ремус заговорил. — Гарри? А ему вообще разрешат? Ему только восемь, и его опекун — …. — Нет. — Очевидно, исходя из того, что мы все сегодня видели, юный Гарри обладает однозначным желанием тебя защитить. Даже его вспышка гнева уже прибавила нам симпатии. Но Гарри также может подтвердить насилие над ним родственников. Насилие, от которого ты спас — … — Нет. — Сириус, — вздохнул Альбус. — Ты должен понять, насколько ситуация серьёзна. Ты — … — Думаете, я этого не знаю? — окинул его взглядом Сириус. — Думаете, люди, пытающиеся убить меня взглядами, криками и возгласами и та розовая пиранья мне ни о чём не говорят? Но я здесь по одной, и только по одной причине — ради Гарри. Я сбежал из-за него. Я выжил благодаря ему. Всё, чего я хочу — чтобы он был здоров и счастлив. Чтобы он чувствовал себя в безопасности. И вы хотите вытащить его перед залом людей, которые будут на него пялиться и заставят рассказать, как его били и унижали? Нет! Ему всего восемь лет. Он достаточно настрадался. Я хочу, чтобы ему никогда не пришлось с ужасом это вспоминать! Но Альбуса не так-то легко было от чего-то отговорить. — Сириус. Это может решить твою судьбу. Это может стать ключом к твоему освобождению. Даже если Гарри всего восемь, он — Мальчик-Который-Выжил. Его провозглашают спасителем нашего мира. Ему поверят. Если мы покажем им, что Гарри не только не боится тебя, но и любит, если он свободно расскажет свою историю, это пошатнёт мнения многих. — Нет. Это моё последнее слово. — Чисто технически, твоё согласие не обязательно. Ты не его опекун. — Альбус! Ремус увидел, как в глазах Сириуса зажглась ярость; тот уже вскочил с места, и лишь рука Ремуса, схватившая его за запястье, сдержала его. — Сириус — крёстный Гарри, Альбус. Даже если мир магов пока этого не признаёт. И, что не менее важно, это его суд. Он должен решать. Неровно дыша, Сириус опустился на стул. — И всё же Альбус прав, — Ремус обернулся к другу и, когда тот попытался вырвать руку, скептически глядя на Ремуса, продолжил. — Ты нужен Гарри, Сириус. Это сегодня, по крайней мере, было очевидно. Ты помнишь, что говорил ему? Что обещал ему? Ты обещал, что вы снова будете вместе, как настоящая семья! Я знаю, что Гарри будет нелегко выступать на суде. Но сегодня он уже проявил невероятную храбрость, подав голос. На сей раз ему придётся только отвечать на вопросы. Возможно, даже без зрителей. — Но… Амбридж… если она… Это ужасная женщина! Не хочу, чтобы он её даже видел! — Амбридж не станет выпытывать подробности насилия, — спокойно объяснил Дамблдор. — В её случае они станут минусом, поскольку изобразят тебя его спасителем. Она также понимает, что ей не на руку быть бестактной с маленьким мальчиком, особенно Гарри Поттером. — И всё же Гарри слишком мал… — Он хочет лишь одного — помочь тебе, Бродяга. Давай спросим его? Спросим, хочет ли он выступить на суде. Сириус безрадостно хохотнул. — Если вы его спросите, он согласится. Конечно, он согласится. Если он решит, что это поможет, он себе правую руку отрежет. Он не думает о себе. Он так и не выучил, что его желания и нужды тоже важны. — Но ты учил его этому, верно? — Пытался. — Тогда не бери свои слова обратно. Гарри хочет помочь тебе. Хочет рассказать на суде о твоей невиновности. Он только об этом и говорит. И он хочет, чтобы тебя освободили. Чтобы ты забрал его домой, — Ремус многозначительно посмотрел на Сириуса, и его друг закатил глаза. — Да, да, я понял, — он в последний раз поколебался. — Ладно. Поговорите с ним об этом. Но я хочу, чтобы с ним говорил ты, Лунатик, — он уже спокойнее взглянул на Дамблдора. — Извините, Альбус. — Нет, я понимаю. И прошу прощения за бестактность. Возможно, мы с Ремусом сможем заглянуть в Нору завтра. Тогда Ремус поговорит с юным Гарри, а я пойду убеждать Молли. Сириус сделал глубокий вдох, но после кивнул. Напряжение медленно ушло, и их разговор наконец перешёл на более лёгкие темы. Некоторое время спустя Дамблдор собрался уходить, отклонив приглашение Ремуса к ужину. Ремус пробормотал что-то о картошке и вышел достать её из подвала, не забыв кинуть Дамблдору многозначительный взгляд.***
Оставшись на кухне наедине с Сириусом, Альбус потянулся за чайником, чтобы наполнить чашку младшего волшебника. — Прости меня, пожалуйста, Сириус. Мне не стоило говорить, что ты Гарри не опекун. — Нет, — пожал плечами Сириус. — Вы сказали правду. Я не опекун Гарри, как бы сильно я этого ни желал. — После окончания суда мы сможем это исправить. — Если выиграем. — Да. Сириус кивнул и уставился на жидкость, от поворотов чайной ложки вертевшуюся воронкой. — Спасибо. Не только… ваша сегодняшняя речь… Ваше ко мне доверие многое значит для меня. — Я говорил то, что думаю. Я никогда не должен был в тебе сомневаться. — Всё нормально. Я знаю, как это выглядело, — он снова пожал плечами; тема явно доставляла ему неловкость. — Так когда вы завтра пойдёте к Уизли? — Я отправлю тебе сову после разговора с ними, — Альбус на секунду заколебался, но затем спросил то, что долго вертелось у него на уме: — Ты готов к тому, что будет потом? — Вы имеете в виду, ожидаю ли я, что Молли Уизли ворвётся сюда и поставит на колени всё здешнее зло? — попытался пошутить Сириус. — Что ж, она не застанет меня врасплох. Или вы спрашиваете, не забыл ли Ремус, что в полнолуние он превращается в маленького пушистого волчонка? Сомневаюсь. Я тоже не забыл. — Если я правильно понимаю, вы с Джеймсом и Питером стали анимагами ещё в школе, чтобы помочь Ремусу с превращениями. — Да. Так ему легче. У него есть компания, стая, и это его успокаивает. Тогда он меньше кидается на себя. Поэтому в это полнолуние я буду с ним, — Сириус выглядел решительно готовым защищать Ремуса. — Я понимаю, что ты хочешь быть рядом с другом, и уважаю тебя за это. Поэтому я попытался убедить министерство расширить границы твоего заключения до размеров участка Ремуса, или хотя бы включить в них его подвал. К сожалению, прошение было отклонено. — О чём вы? — со злостью вскричал Сириус. — Я думал, что мне нельзя покидать дом. Почему тогда я не могу пойти в подвал? — Потому что единственный вход в подвал снаружи. Глаза младшего мага запылали яростью. — Что?! Но… Ради Мерлина, вы встроили в дом новую спальню! Дверь-то вы наверняка можете сделать? — Более чем. Но министр чётко всё обозначил. Мне очень жаль, Сириус. — Жаль? Это… они не могут так поступить! Лунатик поймёт, что я здесь. Он взбесится. Я его стая, а Лунатик способен пройти сквозь пламя, чтобы добраться до стаи. — Я знаю, — мрачно кивнул Дамблдор. — Я не могу покинуть дом. Лунатик не сможет не почувствовать. Он меня учует, и, если не сможет до меня добраться, покалечит себя. — Я знаю. — Нет! Вы не понимаете! Будет очень плохо! Я не могу стать причиной! Я видел, что случается, когда волк злится. Вы знаете, что случилось. Они не могут заставить… — Сириус посмотрел на Дамблдора, и в его глазах вновь загорелась отчаянная ярость с лёгкой примесью безумия. — Заберите меня в Азкабан. — Я не могу, Сириус, даже если бы захотел, — вздохнул Дамблдор. — Ты привязан к этому дому.***
Сириус почувствовал, как его наполнил ледяной страх. Должно было быть хоть что-то. Что-то, что он мог сделать. — Он может умереть, — прошептал он. Из-за него Ремус умрёт. Он убьёт своего лучшего — единственного — друга. Кто проклял его жизнь? Неужели все, кого он любит, обречены на смерть из-за него? — Сириус. Очень маловероятно, что до этого дойдёт, особенно если ты превратишься в животное. Важно, чтобы Ремус не учуял поблизости человека. Но каждое превращение для него опасно, и ты это знаешь. И да, в этот раз Ремусу придётся нелегко, но ему бывало и хуже. — Из-за меня, — стальным голосом констатировал Сириус. — О чём ты? — Ему бывало хуже из-за меня. Бесконечная беспомощность овладела Сириусом, словно его несло по течению, и он не мог изменить судьбу, не мог пошевелиться… — Нельзя так, Сириус, — снова вздохнул Дамблдор. — Ты не можешь отвечать за всё, что происходит вокруг. Ты не можешь всё проконтролировать, как бы тебе этого ни хотелось. Поверь, мне в своё время тяжело дался этот урок. Сириус горько, лающе усмехнулся. — Вряд ли это меня утешит, когда я следующим утром буду оттирать его с пола. Хотя это не буду я, верно? Даже если он там будет мёртвый лежать, я ничего не смогу сделать, потому что не смогу пройти в дверь, — он указал костлявым пальцем на входную дверь. И вдруг в нём загорелась идея, и он повернул голову к двери. Выход был, не так ли? Ему надо было только дать им повод. Прежде чем Альбус успел что-то сказать, отреагировать, Сириус метнулся через всю комнату. Но в тот момент, когда он потянулся к дверной ручке, а Альбус выкрикнул его имя, дверь распахнулась с обратной стороны, и Сириус столкнулся лицом к лицу с тем самым оборотнем, которого хотел защитить любой ценой. Ремус обхватил руками плечи Сириуса, отталкивая того назад. — И что ты делаешь? С ума сошёл? Сириус уставился в расширенные глаза друга. — Я — … — Ты совсем башкой двинулся, сука? Ты в курсе, что могло случиться, если бы ты прошёл через эту дверь? Сириус скривился, всё ещё готовый подорваться. — В этом всё и дело. — Дело в том, что ты возвращаешься в Азкабан? Что ты вздумал?! Так устал от моей компании, что хочешь назад к дементорам?! Сириус обмяк. — Завтра ночью полнолуние. Ремус посмотрел на него так, будто он объявил, что земля круглая. — Я в курсе, идиот. Не то чтобы я мог забыть. — Министерство не пускает меня к тебе. Выражение лица Ремуса не дрогнуло. — Ты знал?! — вскрикнул Сириус. Злость в нём снова разгоралась. — Нет. Но не могу сказать, что удивлён. Однако я всё ещё не понимаю, зачем тебе выбегать через дверь. — Ты… Я буду здесь, Лунатик. Поблизости, но не с тобой. — Я знаю. — Как вы все можете ничего не делать? Я один за него волнуюсь? — прокричал Сириус, вновь поворачиваясь к Дамблдору. — Нет, не один. Но Ремус сильный, и последние полнолуния он справлялся, хотя они проходили нелегко. Я поговорил с министерской целительницей, поскольку Поппи Фадж не доверяет. Я просил её зайти к вам послезавтра. Если что-то случится, она сможет помочь Ремусу. Ремус склонил голову перед старшим волшебником. — Спасибо, Альбус. Я это очень ценю. Дамблдор кивнул. — Не буду злоупотреблять вашим гостеприимством. Я сообщу о времени, в которое мы сможем нанести Уизли визит. Когда за директором закрылась дверь, Ремус оттолкнул Сириуса к кухонному столу. — Садись и не двигайся, слышишь меня? Поверить не могу! Ты вообще думаешь, прежде чем что-то сделать? Сириус сгорбился на стуле. Послезавтра хотя бы придёт медиведьма. Он знал, что это максимальная помощь, которую он получит. Которую получит Ремус. Благополучие оборотней не стояло высоко среди приоритетов министерства. Но это не значило, что ему должно это нравиться. — Ненавижу быть причиной твоей боли. Не хочу… только не снова.***
Ремус наблюдал за Сириусом, сидевшим в позе побеждённого, и с усилием пытался затолкать все воспоминания и чувства назад, глубоко-глубоко внутрь, где они не будут напоминать ему о себе. Доверие и предательство, симпатия и отвращение к себе, надежда и разбитое сердце… Кровь и боль. Его. И Сириуса. Он оттолкнул всё это. Такова его судьба. Она была такой с той самой ночи, столь давней, что всё, что было прежде, казалось полузабытым сном. Историей какого-то другого мальчика, однажды им услышанной. Серебристый лунный свет падал на одеяло сквозь окно в его спальне. Он по-прежнему не спал; предвкушение мешало ему заснуть. Завтра ему исполнится пять лет, и мама пообещала ему большой торт и праздник для всех его окрестных друзей. И ещё будут подарки! Он задумался, получит ли он наконец детскую метлу, которую так давно хотел. Даже у Регги Каттермоля, того, что жил ниже по улице, уже была такая, но мама Ремуса вечно волновалась, что с ним что-то случится. Но завтра ему исполнится пять, а все пятилетние мальчики уже взрослые — они идут в школу! Ремус хотел пить — или, может, просто искал повод снова вылезти из постели. Он выполз из-под одеяла, слез с большой кровати с балдахином и прокрался по лестнице на кухню. Чтобы достать до шкафчика со стаканами, ему пришлось залезть на один из кухонных стульев, но Ремус умел вести себя тихо и незаметно. Пришлось научиться — с такой-то вечно волнительной мамой. Держа стакан с водой обеими руками, он посмотрел на улицу сквозь стекло задней двери. Серебристая луна раскрасила огромный, простиравшийся до самого леса сад загадочным свечением. Так красиво. Так волшебно. Вдруг он увидел маленькие разноцветные огоньки, танцевавшие вокруг розовых кустов в дальнем конце сада. Заинтересовавшись, Ремус прижался лицом к холодному стеклу, чтобы получше их рассмотреть, но они были слишком далеко. Он потянулся к дверной ручке и выскользнул в сад. Найти дорогу было легко — луна освещала путь. Тени сгущались, лес на краю участка был окутан темнотой, но Ремус смотрел только на танцующие огоньки. Подойдя поближе, он увидел, что огоньки на самом деле были маленькими человечками с разноцветными крыльями, которые роились вокруг кустов, казалось, играя в шумную игру. Ремус зачарованно наблюдал. Внезапно лёгкий ветер всколыхнул листья деревьев. Раздался шорох, и маленькие сверкающие создания прервали игру, заметались туда-сюда. А после они в мгновение ока перелетели через изгородь и исчезли в соседних садах. Что-то вновь зашуршало, и Ремус вздрогнул. Сад внезапно перестал казаться волшебным. И вдруг он услышал рык. За ним проследовало какое-то царапанье, а после шуршание стало громче, приблизилось, и тогда Ремус очень испугался и побежал назад к дому так быстро, как позволяли его маленькие ножки. И внезапно рычание раздалось позади него, и что-то ударило его так сильно, что он упал на землю, и из его лёгких вышел весь воздух, и стало больно. Больно. БОЛЬНО. И он ЗАКРИЧАЛ. Он пытался вырваться, но что-то тяжёлое прижимало его к земле, и сверху горели чьи-то жёлтые глаза, и у него кружилась голова, и было СТРАШНО. И ещё было больно, так сильно, что он едва мог пошевелиться, и он хотел к маме! Он очень сильно хотел к маме, но не мог позвать. Получался только шёпот, и что, если мама его не услышит?.. Больше Ремус ничего не помнил. Он не помнил последовавших дней, но знал, что на его дне рождения не было торта, и праздника тоже так никогда и не случилось, даже потом. Ему не подарили детскую метлу, и он больше никогда не играл с Регги Каттермолем. Но такова была его жизнь, всегда такой была, и жаловаться не было смысла, и в возмутительно идиотских затеях Сириуса его тоже не было. Да, очень похоже на Сириуса — прыгать с разгона в пекло, сначала делая, а уже потом думая о последствиях…***
Вечерело. На самом деле, вечер становился настолько поздним, что его уже нельзя было и назвать вечером. Чай безмолвно сменился огневиски, и, когда Сириус объявил, что ему нужно вдрызг нажраться, Ремус, как ни странно, не высказал и слова против. По-видимому, не только на Сириуса события дня навалились тяжёлым грузом. Ремус глубоко выдохнул. — День был длинный. И я знаю, что для тебя он был нелёгкий. Авроры… и Амбридж… но… мне бы очень хотелось, чтобы ты наконец начал думать, прежде чем что-то сделать. Ты хоть знаешь, какую бы версию состряпало министерство, если бы ты переступил через порог? Они бы сказали, что ты пытался сбежать! Что это — доказательство твоей вины. И потом, что… — Я знаю, Ремус. Всё? — Ты всегда так поступаешь. Делаешь что-то, а о последствиях не думаешь. — Возможно, мне просто плевать на последствия, — ответил Сириус, кидая на друга хмурый взгляд. — Не думаю, — помотал головой Ремус. — Как же рождественская ярмарка? — О чём ты? — сдвинул брови Сириус. — Ты повёл Гарри на рождественскую ярмарку, хотя тебя могли поймать. Не говори мне, что тебе было плевать. Глаза Сириуса сверкнули весельем. — Я тебя правильно понял? Ты злишься, что я упростил тебе поиски? — Я говорю, что это было совершенно безответственно! Сириус кивнул. Казалось, он задумался над этой мыслью. — Ты имеешь в виду, что я, сбежавший преступник, обязан был вести себя ответственнее? — В отношении Гарри — да! — Ах да, правило номер 14 из кодекса похитителей. Постоянно следить, чтобы жертва была надёжно спрятана. Да, это очень ответственно. — Хватит прикрываться сарказмом. Ты всегда такой. Делаешь всё, что хочешь, что кажется тебе весёлым. Никогда не думаешь. Просто делаешь. — На самом деле есть куча вещей, которые кажутся мне смешными, но я их не делаю. И да, потому, что я перед этим думаю. Просто ты никогда об этом не узнаёшь. В ответ Ремус только поднял левую бровь. И долил себе ещё виски. Сириус сомневался, что это хорошая идея — Ремус никогда не был в ладах с алкоголем. — Он никогда туда не ходил, Ремус, — посерьёзнел он. — Он никогда не веселился. Я думал, среди всех этих магглов нас никто не заметит. И ты бы не нашёл нас, если бы не знал к тому времени о нашем доме. И мы от тебя оторвались, верно, Лунатик? Как ты, кстати, это сделал? Не зная, где конкретно наш дом? — Через каминную сеть. — О, — озадачился Сириус. — Тогда почему ты не сделал этого раньше? — Я не знал, подсоединён ли ваш камин. Не был уверен, существует ли он вообще. — Что?! — выпучил глаза Сириус. — Ты переместился в камин, существование которого стояло под вопросом? Не зная, сможешь ли из него выйти? И ты распекаешь меня за безответственность! — Я хотя бы рисковал только собственной жизнью, — пробормотал Ремус, но Сириус услышал и тут же растерял всё своё веселье. — И что ты имеешь в виду? Когда это я рисковал чужой жизнью? Гарри вовсе не был в опасности! — Забудь, — отмахнулся Ремус. Но Сириуса не так-то легко было унять. — Нет. Скажи мне, когда это я безответственно рисковал чужой жизнью просто ради смеха! Ремус посмотрел на него. В его взгляде затаилось что-то, напоминающее давнюю рану. — Северус, — тихо произнёс он. Сириус замер. Несколько долгих мгновений они ничего не говорили. — Да, — наконец сказал Сириус. — Понимаю, о чём ты, — он осушил стакан и поставил его на стол. — Я устал. Думаю, пойду спать, — напряжённый, он поднялся и кивнул Ремусу, избегая его взгляда. — Спокойной ночи, Ремус. — Спокойной ночи… Ремус с тяжёлым сердцем пронаблюдал, как Сириус поднялся по лестнице. Он ведь сказал правду, не так ли? Тогда почему он чувствовал себя виноватым? Жертвой был он. Его доверие предали. Сириус пытался воспользоваться его бедой. И рисковал его жизнью. Его и Северуса Снейпа. Агония. Болью пронизано само его существование. Больше ничего нет. Только боль. Из боли состоит его мир, и на мгновение он спрашивает себя, почему он так удивлён. Он помнит боль. Такое уже было. Такая боль была и раньше, но ненадолго. Не настолько. И что-то ещё изменилось. Стало совсем другим. Он стонет. — Он просыпается. — Думаешь, он помнит? — Не знаю. Не спрашивай его, Пит. Два голоса, но он ждёт третьего. Кого-то не хватает. Нежных рук. Ласкового шёпота. Почему его нет? — Ч-что? — хрипит он. — Всё хорошо. Ты поправишься, Лунатик. Нелёгкая выдалась ночка. Джеймс. В его голосе… облегчение… и злость. В его мозгу рождается мысль. Что-то наверняка случилось. Нет… что-то точно случилось. Он помнит… ярость. Невероятную ярость. Желание разорвать на куски. И запах. Запах человека. Его глаза мигом открываются. От света больно, но ему всё равно. Везде больно, но ему всё равно. На лице Джеймса — уродливая опухшая ссадина. — Нет! — стонет он. — Пожалуйста… нет! — он с усилием пытается сесть. — Ш-ш-ш, Лунатик. Не двигайся. Ты потерял много крови. Мадам Помфри — … — Я?.. Страх. Невозможный ужас. Где Сириус? Почему Сириуса нет? Пожалуйста, только не Сириус. — Тебе придётся остаться ещё как минимум на ночь, — сообщает Джеймс. — Сириус! — выдавливает он из себя жалкий всхлип. Лицо Джеймса мрачнеет от злости. О Мерлин, только не это! — Он у Дамблдора. Значит, не умер? Не умер, но… — Он не… Я его не укусил? — Что? Нет! Ты никого не укусил. — Но я помню… волк, он был злой. Там кто-то был. Джеймс отрывисто кивает. — Был. Северус. Сириус рассказал ему, как забраться в хижину. И тогда открывается бездонная чернота, и он падает, и он кричит. И вся боль уходит на задний план перед сердцем, разбивающимся на тысячи осколков. Ремус положил голову на ладони. Он должен был это забыть. Это было так давно, они были детьми, и Сириус… был беспечным. Он ничего этим не добивался. Он просто не подумал. И ничего страшного не случилось. Ну, ничего, что могло бы случиться. Северус попытался пробраться в хижину, но Джеймс оттащил его в последний момент. Прежде чем Ремус — волк — успел… И Сириус об этом жалел, он знал, что тот наверняка жалел. Иначе бы он не зашёл так далеко. Едва не слишком далеко. Сириус на плитке в ванной. Кровавое месиво на запястьях. Планировал ли он это? Ремус не был уверен, какой ответ ему понравился бы больше. Что Сириус чуть не убил себя из-за жуткой неосторожности, или что Сириус знал, что делает. Что Сириус хотел умереть.***
В комнате было темно — лишь серебристый лунный свет падал на одеяло. Сириус стоял молча, неподвижно, глядя в окно на поля и леса, под покровом ночи распростёршиеся за коттеджем Ремуса. Лунный свет выглядел мирным, как всегда, очень мирным. Бывали и раньше ночи, когда он просто глядел в окно. Запертый в комнате, как зверёк в клетке. Он был один. Всегда один. Если везло. Луна и звёзды… Некогда они были ночными друзьями затерявшегося во тьме маленького мальчика. Затем он повстречал Ремуса, и луна стала противником. Холодным, безразличным, висящим в небе врагом, наносящим вред его другу. Но они были вместе, и они поклялись никогда не сдаваться. Они взяли реванш, смогли перехитрить судьбу, превратить беду в забаву. Они стали королями собственной вселенной. А потом всё изменилось за одну ночь. В ночь, когда полная луна вновь висела на небосводе. Хотя он её и не видел. Нет, той ночью он был глубоко в подземельях Хогвартса. И ни дня с тех пор не прошло, чтобы он об этом не жалел. Не жалел о том, что попытался забраться в личный кабинет Слизнорта. О том, что попался Слизнорту во время попытки. О том, что получил наказание, которое должен был отработать на следующей вечеринке клуба Слизней. О том, что на некоторых, самых раздражающих тамошних особей напустил настоящих слизней. О том, что назад шёл по коридорам, широко улыбаясь и чувствуя себя неуловимым. О том, что был таким чертовски беспечным. Ситуация переменилась в мгновение ока. Его окружили. Он зажмурил глаза, пытаясь отогнать воспоминания. Тёмный коридор. Удерживающие его руки. Смех. Острая боль. Всё остальное. Злость. Стыд. Борьба, рывки, шипение. Всё зря. Кровь, прилившая к ушам. И Нюниус. Дразнящий его. И Люциус… Нет. О нём думать было нельзя. И той ночью всё изменилось. Маски были сброшены, и те две личности, которые он так старательно разделял, расплылись, смешались и стали одним уродливым куском плоти. Он не станет умолять. И, что бы они ни говорили, ни слезы не прольёт. А они всё пытались его заставить… Он никому не желал смерти. Даже и близко. Верно? Возможно, какое-то мгновение. Пока он лежал там, неспособный шевельнуться. Но этого — никогда. Он бы никогда не навредил Ремусу. Он всегда хотел лишь защитить его. До сих пор. Но, равно как и той ночью много лет назад, из его рук вновь вырвали поводья, и ему оставалось лишь беспомощно следить за развитием событий. Этого не могло произойти снова. Ремус. Сириус должен был уберечь его. И, что бы тот ни говорил, это не имело значения. Потому что Ремус его простил. Он сам так сказал.