***
У Ремуса словно земля ушла из-под ног. Она задрожала и и закружилась, как сам его разум, неспособный более воспринимать реальность происходящего. Он открыл рот и заговорил, слыша в своём голосе странную смесь отчаяния, твёрдости и отстранённости. — Молли! Беспомощный возглас, брошенный в спину рыжеволосой ведьме, не остановил её — она проигнорировала его и продолжила идти, забирая с собой единственное, что оставил ему Сириус. Он не успел осознать, когда его ноги пришли в движение и поспешили за ней, чтобы… Он не знал, зачем. У него не было ни аргументов, ни средств манипуляции. Он попытался поймать её за руку, но сумел ухватить лишь рукав её мантии. Она обернулась к нему, подняв брови так, как могут, наверное, все матери семерых детей, и он почувствовал себя маленьким глупым мальчиком. — Ремус, — вздохнула она с тщательно выверенной дозой терпения в голосе, направленной на то, чтобы его смутить. Но за последние сутки Ремус потерял почти всё, что у него оставалось, точно всё самое дорогое, и до собственной гордости ему сейчас дела не было. Он лишь сильнее сжал в кулаке рукав Молли. — Почему вы всегда думаете о нём худшее? — выдавил он из пересохшего горла. Он не знал, откуда взялись эти слова, чего он пытался добиться, её ли он вообще спрашивал, но Молли, в любом случае, вряд ли желала отвечать. — А почему ты всегда думаешь о нём лучшее? — надулась она вместо этого. — Что вы хо… Он мой друг. — Он выпустил из рук мантию Молли, и та окинула его непонятным взглядом. — Он каждый раз доказывает мне это, и я дорого заплатил за то, что не всегда думал о нём лучшее. Однажды я поверил в худшее, и это была самая ужасная ошибка в моей жизни. — Ремус, дорогой, я вправду… — Нет! Я знаю, что вы собираетесь сказать! Что я слеп и вижу то, что хочу увидеть. Но это неправда. И да, я люблю его, но это сейчас неважно. Важно то, что он всегда заслоняет всех собой, идёт на всё, что угодно, чтобы защитить… защитить людей, которых… близких ему людей, снова и снова, и вы не правы, а я… я просто хочу, чтобы вы поняли… — Ремус, мне очень жаль, но мне пора. Она не понимала. Она ни хрена не вынесла из его слов, потому что не слушала его. А Ремус очень хотел, чтобы она услышала — и он сжал в кулаке её запястье и оттащил её назад с каким-то утробным рычанием. Молли побелела, её глаза встревоженно расширились. Ремуса привёл в чувство вполне реальный страх в её взгляде — он бросил её руку, словно обжёгшись. Старшая волшебница мелко задрожала, развернулась и практически выбежала из комнаты. Дверь за ней закрылась с тихим хлопком, эхом разлившимся по пустой комнате, словно последний удар в гонг, и Ремус остался один. Он уставился на свою руку. Всё его тело тряслось от ярости и весьма угрожающей, как он понимал, потери самообладания. Именно это всегда отталкивало от него людей, именно поэтому они часто смотрели на него так, как только что сделала Молли Уизли. С выражением безмерного страха на лице. Страха перед чудовищем. Несколько ощутимо долгих минут Ремус не шевелился — лишь стоял в тишине опустевшей комнаты с голыми каменными стенами, такими чужими ему теперь, когда здесь не было его энергичного друга. Ремус постоянно искал его присутствия ещё с самой первой встречи, ведь как бы Сириус его ни бесил, он же его и успокаивал. И он ни разу в жизни не глядел на Ремуса так, как Молли этим вечером. А теперь он ушёл, и Ремус чувствовал себя побеждённым. Обычно он хорошо контролировал свои эмоции — ему пришлось учиться этому с малых лет. Но теперь ему казалось, будто само его существование стало компромиссом, будто ему не хватало кислорода, будто его тело больше не могло сдерживать в себе гнев. В нём было столько гнева… Гнев на несносную Молли, обвинившую его в слепоте. Невообразимая ярость в отношении того, кто похитил Гарри, а с ним и все надежды Ремуса. И злость на Сириуса, сбежавшего на эшафот, покинувшего его, словно Ремус был здесь ни при чём. Словно жизнь Ремуса не стояла точно так же под угрозой. Ведь без Сириуса и Гарри она и кната стоить не будет. Он был до боли напряжён, и кожа его чесалась, словно из-под неё пыталась пробиться тёмная шерсть. Он знал, что это лишь паранойя: оборотни обращаются исключительно в полнолуние. Сделать его волком не могло человеческое чувство… вихрь чувств: злость, боль, страх, потеря… Слишком много всего. Он сжал руки в кулаки и зажмурился. Он понимал, что нужно сконцентрироваться на сохранении спокойствия и рационального мышления, но забывал, что значат все эти слова. И, как ни странно, какая-то детская его часть в этом омерзительном смятении по-прежнему надеялась, что он с минуты на минуту проснётся, тяжело дыша и ничего не понимая, и осознает, что ему приснился ужасный кошмар. Эта часть надеялась, что Сириус всё ещё спит у него под боком, а Гарри надёжно защищён в Норе. Что он обнаружит Сириуса совсем рядом, если протянет руку. Что в мире почти всё в порядке. Что будущее сияет разноцветными красками. Но он должен был понять ещё вчера, что всё шло слишком хорошо, чтобы быть правдой. Что это ненадолго. Это никогда долго не длилось. Возможно, ему стоило прислушаться к родителям и поступить так, как ожидалось от создания вроде него, не позволить себе завести друзей и привязаться к ним, не ожидать от жизни большего, пробираясь сквозь слёзы и боль. Возможно, ему не стоило и верить. В него. В Сириуса. Возможно, если бы он не поверил мальчику, много лет назад с улыбкой протянувшему ему руку, если бы он в тот день отвернулся, он никогда бы не познал потери и предательства, не рассыпался бы на кусочки, в которых от него ничего не осталось… — Ремус. Ремус распахнул глаза, борясь с резким головокружением, и обнаружил перед собой Альбуса, смотревшего на него своими нестареющими голубыми глазами с беспокойством на усталом морщинистом лице. Долгое мгновение пожилой колдун ничего больше не говорил, а после резко потянулся вперёд и с удивительной силой схватил Ремуса за плечи. Жест был неожиданным, и Ремус почувствовал, как отчаяние отпускает его — железная воля старшего волшебника передалась ему и склеила его обратно. — Пойдём. У нас много работы, — только и сказал Альбус. — Работы? — запнулся он удивлённо. — О, да. Полно работы. И мне нужна твоя помощь. Ему нужна твоя помощь, Ремус. Неважно, знает он об этом или нет. Ремус сглотнул и отвернулся, чтобы скрыть свои пунцовые от смущения щёки от свидетеля того, как он расклеился. Он не знал, прав ли Альбус. Не знал, вправду ли он нужен Сириусу. Но Ремус нуждался в нём. И поэтому он ни за что на свете не даст этому чёртову идиоту собой пожертвовать. Ремус больше не даст Сириусу бросить его. И уйти тоже не позволит.***
Сириус? Да, Гарри? Я незнал, что ты тут всё время. Конечно, я здесь, Гарри. Я никогда тебя не оставлю. Тебе что-нибудь нужно?***
Солнце уже заходило, когда Молли Уизли вернулась в Нору, по-прежнему слегка дрожа от всего произошедшего в министерстве. И, увидев в жёлтом солнечном свете свой странно тихий дом, она не смогла совладать с иррациональным ужасом, сдавившим ей грудь. Какое-то время назад она отослала Билла домой, чтобы тот сменил Астру Лавгуд, приглядывавшую за Роном, Джинни и близнецами. Так почему никого не было? Она ворвалась в кухню, едва не панически выкрикивая имена детей, когда её взгляд пал на записку на столе. На ней почерком Билла было написано, что они с ребятами пошли на стадион поиграть в квиддич. Тяжело опустившись на стул, она пожурила себя за глупую панику, но расслабиться не смогла — слишком многое произошло за последние двадцать четыре часа. На её мужа напали, Гарри похитили, Сириус Блэк снова сбежал. А Ремус… она всегда считала его очень вежливым молодым человеком, но сегодня он её перепугал. Чуть рассеянно она прошлась пальцами по пузырьку с воспоминанием, за который Ремус с ней едва не подрался. Он, казалось, прожигал дыру в её кармане. Она планировала отдать его Альбусу, но после визита к Артуру не встретила его и была слишком потрясена, чтобы остаться в министерстве на его поиски. Она должна была вернуться домой к детям. Она не собиралась смотреть воспоминания сама. Теперь же, вернувшись домой и потихоньку сбрасывая напряжение, она вспомнила о старом Омуте Памяти на чердаке. Он долгое время принадлежал их семье и хранился у неё после смерти братьев. Она им никогда не пользовалась, но знала, где он лежит. Молли нервно закусила губу, глядя на кружащуюся серебристую дымку во флакончике. Возможно, это важно. Возможно, так она поймёт, что происходит и что уже произошло. Принести Омут Памяти в гостиную и перелить туда серебристую жидкость оказалось делом пары минут. Но Молли снова заколебалась. На мгновение она задумалась, готова ли она увидеть, скорее всего, воистину ужасные, отборные события, память о которых скрыл Сириус Блэк. Но это было ей нужно, чтобы защитить семью, и она отбросила все сомнения, собрала силу воли в кулак и с глубоким вдохом нырнула в Омут. Она оказалась во мраке старого разрушенного дома, судя по всему, в чьей-то бывшей гостиной. Теперь стены здесь были покрыты копотью, а всё вокруг поросло пылью и паутиной. Повсюду валялся мусор. И вдруг Молли испуганно закричала, увидев прямо перед собой в темноте медленно пробиравшегося по обломкам человека в маске. Пожирателя Смерти. — Я знаю, что ты здесь, Блэк! Ты от меня не уйдёшь! — выкрикнул мужчина в маске, выискивая что-то взглядом. — Думал, мы тебя не найдём? Думал, будешь за нами шпионить? Твоя башка дорого стоит, и я планирую на ней нажиться! За этим утверждением последовал злобный смех, и стало до ужаса ясно, что Пожиратель весьма наслаждается ситуацией. Мелко дрожа, Молли осмотрелась в поисках Блэка, но не нашла его. Она знала, что это лишь воспоминание, что колдун в маске её не видит и ей не навредит, но не могла преодолеть свой невообразимый страх, от которого стыла кровь в жилах. — Хочешь, чтобы я рассказал, что стало с твоим маленьким братиком, Блэк? — спросил насмешливо волшебник. — Хочешь знать, что мы с ним сделали? Он шагнул к центру комнаты, и внезапно в него из дальнего угла, из-за перевёрнутого дивана, полетели заклятия. Пожиратель вновь рассмеялся, укрывшись за массивным шкафом. Несмотря на дрожь в коленях, Молли медленно, но решительно широким кругом перебралась к противоположной стене, чтобы лично увидеть посылавшего проклятия. В темноте она различила силуэт сгорбленного человека, который спиной прижимался к выцветшей обивке перевёрнутого дивана, повернув голову к оппоненту. Молли не видела его лица, но иррациональный страх мешал ей подойти ближе. Она знала, что перед ней Сириус Блэк, и почти ощущала исходящую от него мощную, кипящую ярость, слыша его тяжёлое дыхание, видя его побелевшие костяшки сжимающих палочку пальцев. — Знаешь, Убивающего заклятия мало предателям, правда? — протянул тогда Пожиратель, продолжая глумиться над братом Блэка. Блэк послал ещё проклятий. Яркие, как молнии, они сверхъестественно подсвечивали почерневшие обломки стен и мебели. Его противник не был впечатлён. — Время изысканных пыток далеко не прошло, Блэк. И Тёмный Лорд знает их все, — промурлыкал он, явно наслаждаясь этой мыслью. Больше заклятий. Больше хохота. Пожиратель Смерти пытался разозлить Блэка настолько, чтобы тот ошибся и, например, вышел из-за укрытия. — Он всегда был таким слабаком, наверняка кричал и плакал, — усмехнулся маг, и Молли почувствовала, что не может больше этого вынести. Она хотела лишь уйти. Она понятия не имела, зачем Блэк утаил это воспоминание… Но вдруг ошибся сам Пожиратель Смерти. Возможно, это самоуверенность сделала его беспечным. Он попал под обстрел Блэка, и волшебник тотчас же метнул в него молниеносными чарами. Обездвиженный, колдун упал. Мгновением позже Блэк вскочил на ноги, перепрыгнул через перевёрнутый диван и схватил мужчину за ворот, направив палочку ему на горло. Затем он сорвал с Пожирателя маску. — Долохов! — прошипел Блэк, и кровь застыла в жилах Молли. Время на мгновение будто остановилось. В бледном лунном свете, проходившем сквозь бреши в крыше, Молли чётко видела их лица. Старший колдун, будущий убийца её братьев, насмехался над победителем дуэли, совсем юным Сириусом Блэком. Помилуй, Мерлин — Блэку было не больше восемнадцати-девятнадцати! Совсем ещё ребёнок! — Говори всё, что знаешь! — потребовал Сириус, сморщив лицо от боли, глядя на мужчину полными ненависти глазами. Да, он, очевидно, люто ненавидел поверженного мага. — Это был ты?! Ты убил его?! — выдавил он сквозь водоворот эмоций, и на глазах Молли выступили слёзы от этих ноток в его голосе. Но Долохов лишь ухмыльнулся. — Говори! — проревел Сириус. — С чего бы? — Потому что иначе я убью тебя! — прошипел он с такой ненавидящей яростью, что Молли чуть ему не поверила. Долохов на это не повёлся — лишь рассмеялся. — Ты всего лишь жалкий мальчишка! Ты не сможешь! Сириус скривился и отвёл палочку назад. На мгновение оба замерли, а затем Сириус прошипел: — Круцио! Шокированная, Молли застыла столбом. Долохова отбросило назад, но заклятие было слишком слабым. Пожиратель заржал, лёжа на полу. — Ты даже более жалок, чем твой брат! Он тоже не мог это сделать! Ты знаешь, что его вырвало, когда его впервые заставили пытать маггла? Салазар, он рыдал! Ты знаешь, как он плакал и умолял нас? Знаешь, что Тёмный Лорд с ним — … — КРУЦИО! На этот раз Долохов закричал. Он всё кричал и кричал, а Сириус просто стоял над ним, со злобой во взгляде уставившись на извивавшегося мужчину, направив палочку на него. Когда он опустил её, Долохов замолчал, тяжело дыша, и Молли облегчённо выдохнула. Наконец-то. — Не думал, что ты на это способен, — чуть кашлянув, усмехнулся Долохов. — Нарушать правила, пытать людей… Возможно, ты больше похож на своего отца, чем я думал. Кажется, мы завербовали не того брата… — Говори, что произошло с Регулусом! — Не знаю, — усмехнулся Долохов. Палочка задрожала в руке молодого парня, но гнев из голоса не исчез. — КРУЦИО! Волшебник вновь корчился от боли, пока подросток не опустил палочку. — А ты что думал? — прохрипел Пожиратель. — Никто не смеет бросать Тёмного Лорда. Никто. Даже такой кусок дерьма, как твой брат! Долохов снова заржал, и юное лицо Сириуса от бешенства чуть не озверело. Он вновь отвёл руку назад и занёс над Долоховым палочку, но тот уклонился от удара. Круциатус, должно быть, отменил действие Ступефая. В юношу полетела смертоносная зелёная молния и пронеслась на волоске от него — Сириус отпрыгнул. А после раздался громкий хлопок: Долохов дезаппарировал. В комнате внезапно воцарилась тишина. Юный Сириус обмяк и упал на колени, дыша так, словно пробежал марафон. Он сжал руки в кулаки и опёрся ими о пол, явно не думая о грязи на нём. Из его горла вырвался душераздирающий всхлип. И, пока его тело тряслось в конвульсиях от боли и тоски, Молли стояла и беспомощно на него смотрела. Он был так молод. Едва ли старше её первенца. Он не должен был оказаться здесь в такой ситуации — никто не должен был. Ни он, ни её братья, ни один из тех почти-детей, которых Альбус завербовал в армию против Того-Кого-Нельзя-Называть. Молли почувствовала, как по её щекам покатились слёзы — было больно наблюдать за слишком хорошо знакомой тоской на лице мальчика. А после воспоминание растворилось, и Молли оказалась в родильной палате. Воспоминание сменилось и стало радостнее на вид. На койке здесь лежала молодая рыжеволосая женщина, вполне здоровая и сияющая от счастья. Сириус стоял у её постели рядом со встрёпанным черноволосым молодым колдуном, в котором Молли узнала Джеймса Поттера, державшим на руках новорождённого малыша в пелёнках. Гарри. То был день, когда Гарри родился. На глазах Молли выступили слёзы иного характера. Она шагнула вперёд одновременно с Джеймсом, который протянул Сириусу в руки младенца. Молли перевела взгляд от новорождённого мальчика к лицу молодого человека и прочла в его глазах счастье и тот восторг, которым сиял её муж после рождения Билла. — Я хочу, чтобы ты стал его крёстным отцом, — не мигая, смотрел на мужчину, на своего друга, Джеймс Поттер. Лицо его было открытой книгой эмоций, полной любви, гордости, волнения. — Ты — мой истинный брат, пусть и не кровный, Бродяга, моя семья. Я знаю — если что-то случится с нами, со мной и Лили, ты будешь заботиться о нём, как о собственном сыне. Сириус, глядевший на него с чуть отвисшей челюстью, сморгнул слёзы, что набежали ему на глаза, и опустил голову. Молли не сдержала улыбки, глядя на молодёжь, пытавшуюся сопротивляться своим более чем очевидным эмоциям. Она видела взгляд, которым смотрел всё ещё очень юный Сириус на малыша у себя на руках, как на неповторимое чудо. И Молли его понимала. Она чувствовала то же самое с каждым рождением ребёнка, маленького нового человечка, впервые задышавшего, такого прекрасного, такого беспомощного, такого своего. Сириус разглядывал кроху-мальчика, гладил тёмный пушок на его голове, маленькие ручонки и нос-кнопочку, и в его взгляде Молли видела тот же восторг. И вдруг малыш моргнул и уставился на своего новоиспечённого крёстного ярчайшими зелёными глазами, которые Молли только видела. Сириус посмотрел на Джеймса влажными глазами. — Джеймс, — произнёс он с лёгкой хрипотцой. И, очевидно, больше слов не понадобилось. Затем он нашёл взглядом вторую обладательницу зелёных глаз. — Лили. Ты тоже этого хочешь? — спросил он, явно сомневаясь в доверии жены лучшего друга к нему. Но юная рыжеволосая ведьма лишь улыбнулась ему. — Да, Сириус. Я в тебе ни капли не сомневаюсь. Ты — тот, кому я, в случае чего, безоговорочно доверю своего сына. Сириус прикрыл глаза и склонил голову. — Спасибо. Я позабочусь о нём. Я никому не позволю его тронуть. Никогда. Обещаю. Молли смотрела на высокого, худого юношу, совсем ещё мальчишку, переполненного эмоциями в день, который, как она понимала, наверняка стал самым счастливым днём в жизни Лили и Джеймса. И Сириус был там. Он стоял с ними рядом, держал маленького Гарри, был частью их семьи. Молли мягко подёргали за плечо; она выпала из транса, обернулась и увидела позади себя Артура, который смотрел на неё со смесью усталости, любви и понимания во взгляде. — Нам пора. Пойдём, — сказал он. — Думаю, ты уже насмотрелась. Взглянув на троицу молодых людей, практически светившихся счастьем, передававших друг другу новорождённого, в последний раз, Молли отошла, и, схватив руку мужа, поднялась над воспоминанием, и вернулась обратно в свою гостиную со слезами на глазах.***
Жалко просто что я не с тобой. Понимаю, Гарри. Но я пока не знаю, когда смогу за тобой прийти. Я знаю. Что Что ты там делаешь? Возникли некоторые проблемы, Гарри. Пока ещё не решено, разрешат ли тебе со мной остаться. Но Но почему? Я думал Выявились некоторые трудности. Э Это из-за меня? Только не переживай. Я постараюсь разрешить все проблемы в кратчайшие сроки. А будет Всё будет хорошо, да? Очень на это надеюсь. Хорошо. Извини Сириус? Да? Я Я тебя люблю. Да, я знаю, Гарри.***
Северус Снейп широким шагом бороздил коридоры Хогвартса, школы Чародейства и Волшебства, нахмурив брови и сжав зубы. Альбус послал ему просьбу зайти к нему в кабинет. Северус был очень раздражён, когда Минерва пришла к нему с этим. Было уже поздно, а последние дни были весьма утомительны. Разве он не помог им уже с лихвой? Всё-таки у него была реальная работа, он Блэку в няньки не нанимался. Невыставленные отметки, неподготовленные уроки… Но Минерва настаивала, что Альбусу нужна помощь в деле первейшей важности. Судя по всему, мелкий Поттер ухитрился уйти куда-то с незнакомцем. Его не особенно удивило, что Блэк, этот невыносимый, требующий постоянного внимания идиот, отправился за похитителем сопляка, даже не дожидаясь оправдательного вердикта, который многие люди — и Северус в их числе — старательно добывали этому снобу. Конечно, такие вещи Сириуса Блэка не волновали. Зачем? Можно ведь воспользоваться возможностью погеройствовать, устроить драматический театр с цирковыми трюками. Пусть кто-то другой расхлёбывает заваренную им кашу. К сожалению, Альбус, по всей видимости, по-прежнему страдал от своего глупейшего чувства вины по отношению к Блэку, и поэтому Северус вновь оказался в положении человека, от которого ожидают спасения того, на чьё благополучие ему плевать с высокой колокольни. Поэтому Северус, идя по коридору к скрытому входу в кабинет директора, считал свою тихую ярость вполне оправданной. — Я думала, ты будешь хоть немного взволнованным. Северус резко повернул голову. Он чуть не забыл, что рядом с ним напряжённо шла Минерва. — Вы прекрасно знаете, что никаких тёплых чувств по отношению к Блэку я не питаю, — процедил он сквозь сжатые зубы. — Я говорю о ребёнке, — ответила она, подняв брови, словно сказала очевидную вещь. Ребёнок. Ребёнок Поттера. Конечно, он также был сыном Лили, но судя по фотографиям и воспоминаниям, которые видел Северус, мальчик являлся миниатюрной копией своего отца. Исключая глаза. Но всё остальное в нём кричало о Джеймсе Поттере, словно даже после смерти Поттер желал напомнить Северусу, что Лили выбрала не его. Что единственное, что оставила после себя его любимая женщина, было запятнано, осквернено человеком, которого он всегда будет люто ненавидеть. — Мне казалось, директор звал меня не для того, чтобы я рыдал в три ручья и сетовал на события, течения которых эмоциональные всплески не изменят, — жёстко отрезал он. — Есть разница между выражением беспокойства, сочувствия, и «рыданием в три ручья», Северус. Возможно, когда-нибудь ты её почувствуешь. С этими словами Минерва обогнала его, подошла к паре горгулий, охраняющих кабинет директора, и произнесла последний из всех тех нелепых паролей, которые придумывал Альбус.***
Они безмолвно поднялись по винтовой лестнице, и двери в кабинет Дамблдора открылись автоматически, пропустили их и с тихим звуком закрылись за ними. На первый взгляд комната казалась пустой, но после они увидели, как разгорается в камине огонь, и услышали чей-то разговор с директором. — Честно говоря, не уверен, что назвать министра помпезным корыстным дураком — лучшее, что ты мог сделать, чтобы убедить его в нашей правоте, Ремус, — донёсся до него с противоположной стороны комнаты отчасти весёлый голос Альбуса, только что вышедшего из зелёного пламени. Мгновением позже следом за ним из камина вышел второй высокий мужчина, очевидно, его собеседник. Люпин не обратил внимания ни на обстановку в комнате, ни на людей вокруг — он прошёл за Дамблдором к столу с неприкрытой яростью на лице. — Какая разница, что я сделал, если он никогда не увидит нашей правоты, потому что не видит ничего дальше собственного носа?! — зло выплюнул оборотень. — Поверить не могу, что настолько тупой человек имеет так много власти! Наверное, впервые в жизни он был согласен с Люпином. — Всё именно так и есть. За долгие годы жизни я отметил, что зачастую степень умственных способностей обратно пропорциональна власти в руках их обладателя. Стряхнув со своей робы щепотку пепла, Альбус устало сел за стол и обратил ничуть не удивлённый взгляд к посетителям. — О, Минерва, Северус. Очень рад вас видеть. Пожалуйста, присоединяйтесь. Мы с Ремусом только что вернулись из министерства. Северус решил не отвечать на очевидное утверждение и просто подошёл ближе к столу директора, вежливо кивнув ему. Минерва села на один из стульев возле стола. — Разговор с министром дал какие-то результаты? — спросила она, будто гневной тирады Люпина было недостаточно, чтобы ответить на этот вопрос самой. — Боюсь, что нет. — Он собирается послать дементоров на поиски Гарри и Сириуса! — перебил Люпин со злостью. — Ведь в прошлый раз это так хорошо закончилось! Взлохматив свою причёску дрожащей рукой, оборотень продолжил ходить из стороны в сторону, удивительно напоминая загнанного зверя, в которого он превращался раз в месяц. Глаза Минервы поражённо округлились при словах Люпина. Она перевела взгляд на Альбуса, который утвердительно кивнул. Северус же едва ли удивился полученной информации. Министр был идиотом, влюблённым в своё положение в обществе, готовым на всё, лишь бы его сохранить. Такие приоритеты полезных решений обычно не порождали. — Это действительно не кажется многообещающей идеей, — заметил он, подняв бровь. — В прошлый раз они его не нашли. Люпин резко обернулся и пронзил его горящим взглядом карих глаз. В них было столько плохо скрытых эмоций, что Северус сглотнул и сделал некоторое усилие, чтобы устоять и не попятиться от него. Уж слишком сильно взгляд волшебника напоминал взгляд волка, с которым Северусу некогда не повезло столкнуться. — Один из дементоров напал на Гарри прямо в министерстве и пытался высосать его душу, — прошипел в его адрес Люпин. — Очень надеюсь, что они их действительно не найдут! — Я только что сказал, что вероятность этого крайне мала. — Да-да. Как будто тебе не наплевать. — Просто некоторые не подчиняются своим низшим инстинктам, Люпин. Сомневаюсь, что театр, который ты устроил, чем-то поможет твоей стае, — ответил Северус, не скрывая насмешки в голосе. — Мне казалось, что меня вызвали сюда в более продуктивных целях, нежели заламывание рук и оплакивание ужасной катастрофы, вновь настигшей великого Сириуса Блэка. — И вы, несомненно, правы, Северус, — произнёс Альбус, обращая их внимание на себя. — Для начала, я уверен, что Сириус при любых экстренных обстоятельствах сможет за себя постоять. В отличие от Гарри. Мы не знаем, в каких целях его похитили из министерства, и не можем быть уверены, что ему не причинят вреда. — Есть какие-то предположения, кто это мог быть? — спросила Минерва. — Нет. Но я не сомневаюсь, что похитителю, кем бы он ни был, Гарри нужен живым — по крайней мере, сейчас. Иначе он не пошёл бы на такие крайние меры, как кража ребёнка из министерства. И это даёт нам некоторый запас времени, — Альбус откинулся на спинку стула, сцепив перед собой пальцы. — Вопрос вот в чём: каковы мотивы данного похищения?.. Пока никакого выкупа не требуют, но нельзя отбрасывать этот вариант. После оправдания Сириус однозначно стал богачом. — Но Гарри похитили ещё до этого, — возразил Люпин. — А процесс нужно было спланировать заранее. Как он тогда понял, что Сириус не угодит в Азкабан или, — он ощутимо сглотнул, — ещё похуже? — У Гарри есть родственники, — с сомнением произнесла Минерва. — Но, думаю, они даже не знали, где его искать. — Она повернулась к директору с растущим волнением на лице. — Альбус. Вы ведь не… не думаете, что это был… он? Северус замер, по его спине пробежала дрожь. Он. Очевидно, кого Минерва имела в виду. Тёмный Лорд. Но такого не могло произойти. Потому что Северус был уверен, что он узнал бы о возвращении своего господина первым. Так или иначе. Он поймал себя на потирании внутренней стороны левого предплечья поверх толстого слоя одежды и резко поднял взгляд, чувствуя себя очень неуютно. Три пары глаз уставились на него в ответ. Северус тотчас же выпрямился. — Я не получал никакой информации о том, что Тёмный Лорд… — он оборвал предложение, не желая произносить слово «вернулся». — А с чего ты решил, что получил бы её? — с подозрением оглядел его Люпин. — Есть некоторые… признаки, — злобно ответил Северус. — Я всё ещё поддерживаю контакт с некоторыми его бывшими последователями. — Ты имеешь в виду Пожирателей Смерти, — почти яростно выплюнул Люпин. — Да, я заметил, как вы с Малфоем хорошо спелись. — Не твоё дело, с кем я поддерживаю отношения, — выпалил Северус. — Вообще-то моё, если ты общаешься с больными ублюдками вроде Люциуса Малфоя, — прошипел Люпин. — Ты знаешь, что было между ними двумя. Дальнейшие уточнения не потребовались. Северус сглотнул ком в горле и оттолкнул вернувшиеся воспоминания. — Вы говорите о Люциусе и Сириусе? — лоб Альбуса сморщился ещё больше в редком недоумении. — Не знал, что у них были какие-то взаимоотношения помимо очевидных семейных уз. И я всегда думал, что Сириус предпочитал общаться с семьёй поменьше. Директор перевёл вопросительный взгляд с Люпина на Северуса. Люпин стоял бледный и молчаливый. — Похоже, Люциус… — Это личное! — твёрдо перебил его Люпин. — Достаточно того, что Люциус Малфой ненавидит Сириуса. Я не знаю, по каким причинам, и уверен, что Сириус тоже не в курсе, — Люпин замялся, прежде чем снова обратить взгляд к Северусу. Его глаза слегка сузились, а на лице появилось нечитаемое выражение. — Думаешь, он мог быть к этому причастен? Он… чёрт, Северус, ты ничего от нас не скрываешь? Всё как обычно… — Естественно, Люпин, я лично похитил сопляка, — фыркнул Северус. — Ведь я так восхищался его отцом, что просто не мог упустить его миниатюрную копию. — Я этого не… — Или, может быть, ты считаешь, что я хочу принести мальчишку в жертву своему хозяину на алтаре в безумном ритуале с целью вернуть его к жизни? — Я просто спро… — Я знаю, что ты спросил, Люпин, и с учётом того, что последние пару дней я провёл в мерзкой голове… — Хватит! — прогремел в комнате голос Минервы. Она стала перед столом директора, гневно позирая на них. Её щёки побагровели. — Восьмилетний мальчик пропал. Он явно находится в смертельной опасности. Это не шуточки. И, как бы вы сейчас ни сопротивлялись, факт остаётся фактом: мы должны действовать сообща, если хотим найти Гарри, пока не стало слишком поздно. Повисла гулкая тишина. — Минерва права, — наконец заговорил директор, и в его голосе не было ни капли обычной безмятежности. Он посмотрел на Северуса. — Никто никого не обвиняет. — Он перевёл взгляд на Люпина, который едва не кипел от злости, если верить его крепко сжатым кулакам и напряжённой шее. — Но мы также должны просмотреть все варианты. — Он снова обратил взгляд к Северусу. — У меня нет никаких оснований полагать, что Тёмный Лорд вернулся, и я уверен, что у вас тоже. Я согласен, что Люциус Малфой питает к Блэку… необычную неприязнь. Но он состоит в Визенгамоте и был на суде во время дачи показаний. Поэтому он не мог похитить в это время мальчишку. — У него могли быть сообщники, — прорычал Люпин, и Северус нахмурился. Такая возможность была, но она казалась неправдоподобной. Люциус захотел бы лично управлять процессом. Он не оставил бы реализацию собственного плана другому человеку. — У Малфоя к Сириусу извращённый интерес, — беспокойно продолжил Люпин. — Он приходил к нему в коттедж в моё отсутствие. Он мог похитить Гарри, чтобы вывести Сириуса из себя. — Я знаю, что ты, Люпин, считаешь, что мир вертится вокруг Блэка, но не все разделяют твоё мнение, — фыркнул Северус и повернулся к Альбусу. — Кто бы ни похитил мальчишку, он серьёзно рисковал. — Это, конечно, правда, но у нас слишком мало улик, чтобы на этом основании кого-то вычёркивать, — Альбус осмотрел Северуса серьёзным взглядом. — Как думаешь, Люциус Малфой может быть к этому причастен? Что-то в голове Северуса шевельнулось: какая-то мысль, зарытая глубоко в подсознании. У него не получалось её выудить. Она возникла спонтанно и моментально исчезла, словно он о чём-то забыл… «В какой-то мере это даже поэтично. В попытках защитить своё драгоценное сокровище он его разрушит.» Эти слова были сказаны в ночь, никому конкретно не адресованы. Он помнил чуть наклонённую голову Люциуса, его спину, повёрнутую к Северусу на пороге, лёгкую улыбку в уголках его рта. Он был словно кот, словивший мышь, которая об этом даже не подозревала. Северус точно не знал, почему вдруг вспомнил об этом. Почему это показалось ему важным. Да, Люциус навестил его в тот вечер, когда Альбус попросил его о легилименции. ничего необычного. Да, возможно, он спросил его, являются ли слухи о предстоящем заседании правдой. В этом тоже ничего такого не было. Всё-таки Люциус любил узнавать обо всём первым и всегда знал, что интересного происходит в волшебном мире. Они вежливо побеседовали за чашечкой чая, поговорили о том, в чём будет заключаться новый метод Дамблдора, о его шансах на успех, о том, как неприятно иметь дело с Блэком… А потом Люциус ушёл. «В какой-то мере это даже поэтично. В попытках защитить своё драгоценное сокровище он его разрушит.» В чём заключался смысл этих слов? Тогда Северус решил, что Люциус говорит о Дамблдоре. Что так он выражает уверенность в том, что новый план старого козла не сработает и Блэк всё равно угодит в Азкабан. Но что тогда он нашёл в этом поэтичного? Что Люциусу до чувств Альбуса Дамблдора? С другой стороны, Блэком Люциус был странно одержим. Уж не думал ли он, что это Блэк разрушит своё «драгоценное сокровище»? Почему? Не имел ли он в виду мальчишку? Если уж на то пошло, откуда Люциус вообще узнал, что Северус находится в Паучьем тупике? — Это очень маловероятно, но расследовать такой вариант стоит. Я могу завтра зайти в поместье Малфоев. — Я пойду с тобой. Северус повернулся к Люпину, подняв брови так высоко, что мускулы лица заболели. — Ты что, умом тронулся от постоянного воя на луну? — Речь идёт о моей семье. — Это, несомненно, трогательно, Люпин. Но я очень сомневаюсь, что Люциус поверит, что я вступил в клуб блохастых шавок. Взгляд, адресованный ему Люпином, весьма впечатлял.***
В тёмном подземелье древнего особняка Люциус Малфой разглядывал лежавшего на полу перед ним мужчину. Урода. Голого. Окровавленного. Грязного. Дыхание Люциуса ускорилось и участилось. Член стоял колом. Снова. Кожа покрылась потом, роба с высоким воротником неудобно прилипала к телу. Он почувствовал, как его глаз дёрнулся, и попытался совладать с бурлящими эмоциями, сохранить иллюзию самообладания. Мужчина на полу поднял голову; его чёрные локоны раздвинулись и обнажили лицо, по-прежнему свободное от синяков, покрывавших всё остальное его тело. Лишь тонкая струйка крови скатывалась из уголка его рта. Но взгляд, адресованный им Люциусу, был полон презрения. В нём не было и намёка на покорность. — Это всё, на что ты способен? — протянул он.